Царëвы для меня – это неприятная нервная тахикардия и Динка. Мелкая, тощая, жалкая, бесцветная дурёха. Нас связывает один неприятный секрет. То, что я бы очень не хотел, чтобы выплыло. Мне, правда, стыдно… Чем я становлюсь старше, тем мне хреновее из-за того эпизода.

– Раф, ты чего? Возвращением кузнечика впечатлился? – с сарказмом ухмыляется брат.

Кузнечик, да. Все звали еë потом так…

Нам было по тринадцать, когда мы виделись в последний раз. Брат не знает об этом. Не знает никто. Она промолчала.

– Даниэль, Рафаэль… – задумчиво смотрит результаты наших тестов тьютор.

Мы со старшим братом очень похожи. Хотя разница у нас в три года. Темноглазые. Практически с идентичными чертами лица. И даже одинаковая ухмылка на одну сторону. И, несмотря на то, что дед нам обоим выбрал ангельские имена, мы далеко не ангелы. Скорее – наоборот.

– У вас обоих очень мощное "персоналити". Особенно у тебя Рафаэль. Но это тебе скорее мешает в достижениях. Ты чувствуешь себя особенным и без достижений. Это печально.

– Каждый чувствует себя особенным, – пожимаю я плечами.

– Если ты действительно уникальный – прояви это.

– Зачем? Мне достаточно знать самому.

– Но ты же можешь достигать большего.

– Дайте мне мотивацию! Какой смысл рвать пятую точку, чтобы кому-то что-то доказать?

– Я дам тебе мотивацию, – скрипучий голос деда сзади.

Судя по интонации, я встрял!

– У меня не было никаких привилегий, я достиг всего сам, поднявшись из нищеты. И думал, буду ступенью, чтобы мои потомки достигли большего. Но мальчик Рафаэль решил просто лечь на "ступеньку" и любоваться видом?

– Дед! – подскакиваю я, разворачиваясь к нему.

Тьютор тактично оставляет нас, забирая тесты.

– Ты бросил всë, чем занимался, несмотря на то, что достигал успеха играючи. Бальные танцы, шахматы, плавание, скрипку…

– Это становилось скучно, – перебивая, оправдываюсь я.

– Молчи! – беззвучно говорит Дан, качая мне головой.

– А что тебе весело? – ползут вверх брови деда.

Набираю в грудь воздуха, чтобы ответить, но ни один ответ деду не понравится. И я затыкаюсь, ничего не сказав.

– Ну? – требовательно. – Швыряться моими деньгами? Покер-турниры? Тусовки? Игры твои позорные на девочек?

Опускаю взгляд.

– Покер – это интеллектуальная игра, – зажмуриваюсь я.

– Четыреста тысяч ты просадил в покер за прошлый месяц. Вынужден констатировать, что с интеллектом у тебя беда.

– Форс-мажор! В позапрошлом я выиграл двести.

– Не позорься, – скептически смотрит на меня дед.

– Окей, – вздыхаю.

– Никаких больше привилегий. Они тебя испортили. На твоей карте теперь лимит, и я внимательно слежу за успехами.

– Какой лимит? – сглатываю я.

– Очень скромный, Раф, очень. Научись использовать деньги с умом. И я жду свершений. Иначе, зарабатывать на Оксфорд будешь покером.

Да, черт возьми!

– Даниэль, удачи на собеседовании, мой мальчик. Не подведи меня.

Дед уходит. Встречаемся с Даном взглядами. Сегодня он уезжает в Лондон, к родителям. У него собеседование на факультет бизнеса в Оксфорде. Дед готов оплачивать обучение. Он считает это выгодным вложением. Дан – любимчик. Будет ли такая возможность у меня – большой вопрос.

– Дан, пока ты будешь в отъезде, дай мне свои права, – прошу у него.

Восемнадцати мне еще нет, но я прекрасно гоняю с его доками. Гаишники по фотке трехлетней давности нас не различают.

– Держи, – протягивает мне, доставая из заднего кармана. – Не спались только. И, Раф… Не забудь загнать её в химчистку после своих запилов.

Стоя перед зеркалом у входной двери синхронно поправляем галстуки.

Выхожу проводить брата. Через живую изгородь встречаюсь мельком взглядом со светловолосой девушкой. Мой взгляд залипает. Интересная девочка… Даже не смотря на пирсинг в губе, берцы и комбинезон-милитари, которое я, к слову сказать, терпеть не могу. Яркая, стройная. Ловлю что-то знакомое в разлëте её темных бровей.

Сердце, вдруг, сбиваясь с ритма, мощным толчком швыряет кровь мне в лицо.

– Динка?.. – открываю я ошарашенно рот.

Да ну!

Она. Точно. Глаза ее – светло-голубая радужка обведена темно-синей каймой. Как у змеи. И взгляд… Далеко не восхищенный как раньше. Скорее – наоборот.

– Как жизнь, ангел? – прищуривается она, заносчиво вздергивая подбородок.

– А… нормально, – теряюсь я от неожиданности.

– Хм. Исправим…

Глава 1 – "Травматолог" и ответочка

Дина

Дагер. Я ждала этой встречи. Нет, правда ждала! Это как встреча с детским кошмаром. Чтобы закрыть этот, как его – гештальт!

Кошмаром была моя детская влюбленность в него. И вот… Разглядываю. И – да: хотелось бы чтобы он был некрасив, тощ, прыщав. Долбанулся бы разок головой, и подшаркивал ножкой. Но – нет. Все еще красив, гад. Возмужал, вытянулся, оброс мясцом. Холенный. И все такие же роскошные густые ресницы.

– Как дела, ангел? – поднимаю на него свирепый взгляд.

Рафаэль! О, боже. Мне казалось, имени красивее быть не может.

– Эм… нормально, – растерянно пялится на меня.

– Хм.

Нормально – это плохо. Надо тебе подрихтовать карму.

– Исправим! – дергаю с вызовом бровями.

Я теперь далеко не нежный цветочек, каким была в нашу последнюю встречу. Спорт такое дело – он воспитывает монстров.

Отворачиваясь, иду в дом. Чувствую на спине его взгляд. Не ожидал, да, что я тоже могу вырасти красивой девочкой?

В тринадцать я была убожеством. Очень худая, белобрысая, бледная. Почти не ела. Мой тренер по гимнастике пророчил мне славу. И мама была одержима этой идеей. Я сидела на жёсткой диете сколько себя помню.

На мой тринадцатый день рождения все ели роскошный торт, а я крохотное пирожное из спорт-пита с отвратительным вкусом подсластителя. Как-то так!

Не детство, а сплошные травмы. И теперь я опытный «травматолог».

Хлопаю дверью.

Зачем ты, Боже, даешь столько красоты таким засранцам? Ну зачем?! Учишь нас любить не за внешность? Со мной переборщил, я, кажется, разучилась совсем.

. Две девушки из клининга моют окна. Мама указывает прислуге наманикюренным пальцем на цветы, от которых следует избавиться.

– Орхидеи – это уже not in trend! Уберите.

Стягиваю со стола кусок сыра. Все равно терять уже нечего. Из сборной по художественной гимнастике я вылетела. Как и из школы олимпийского резерва.

Плевать, собственно!

– Дина! – раздраженно. – Уйди из кухни! Сколько можно есть? Желудок! Скоро себя не поднимешь! Посмотри как ты разжирела!

Да, я набрала пять. Это критично. При моем росте в сто шестьдесят семь, я должна весить сорок два. Сорок семь это финиш! Зато теперь у меня есть грудь! Вау.

Тайком прихватываю ещё один кусок. Сыр – это божественно!

На выходе оборачиваюсь, наблюдая за тем, как мама ест сыр сама. Складывая вместе несколько кусков из нарезки своими пухлыми пальцами.

Да-а-а! Ей можно, мне – нет. Я же еë мечта. И должна взять золотую медаль, которую не смогла она. Но ничего не выйдет… Поэтому, закрыв от удовольствия глаза, я ем сыр. Да здравствует грудь!

– Что это? – разглядываю школьную форму, которую развешивает на напольной вешалке девушка-курьер.

– Имиджмейкеры "Швейцарии" разработали несколько новых стильных луков для учащихся. Это новинки. Хотите выбрать сами?

– О, черт! "Швейцария"?! Мам!

Я проучилась там полгода. Потом попала в сборную. Так себе место.

– Не смей ругаться! Ты что – девка из подворотни?! – шипит мама.

– Я не хочу в "Швейцарию".

– Не хотеть, Дина, надо пить на соревнованиях.

– Откуда я могла подумать, что мне подмешают допинг? – от обиды голос мой срывается.

Мама, игнорируя, разворачивается к костюмам.

– Этот… Этот… И этот. Достаточно. Долго ты там не задержишься. Это на время, пока мы не опротестует твою дисквалификацию с соревнований.

Да как её опротестуешь, то??

Ухожу к себе наверх. В комнате душно. Открываю балкон. Волна холодного освежающего ветра бьет в лицо.

Напротив моего балкона, балкон Дагера. Я часто зависала здесь, в надежде увидеть его. Открываю шкаф. Там ящик с моими старыми игрушками. Перебираю их. Надо бы кому-нибудь отдать. Выкинуть мне жалко.

О, рогатка! Выменяла у кого-то из мальчишек. Не знаю зачем. Хотелось попробовать пострелять, наверное. Отыскиваю на дне коробки шестигранный кубик от игры в нарды. И развлекаясь заряжаю его в рогатку.

Натягиваю. Щелкнуть бы им в лоб Дагеру. Посмеиваясь над идеей поднимаю глаза и прицел. Ой.

Мой взгляд встречается с ним. Чуть растерявшись, продолжаю держать прицел натянутым.

– Царëва, не гони! – делает шаг назад Раф. – Ты чего?

Я конечно же не собираюсь стрелять. Но его испуг как бальзам на душу. И я ухмыляясь демонстративно натягиваю резинку сильнее и прицеливаюсь точнее.

– Дина!!! – рявкает снизу мама.

Вздрагиваю и мой палец срывается! Щелчок.

– Оо! Мать твою! – хватается он за скулу.

Черт-черт-черт! Я же не хотела!

– Идиотка отмороженная! Боже! Аааа!

Залетаю в комнату, закрываю дверь на балкон.

Сердце истошно колотится. Я выстрелила человеку в лицо. Ужас какой. Ну ладно – почти человеку. И все же – божья тварь, как никак!

Руки трясутся.

*****

Рафаэль

Поставив руки на зеркало, разглядываю след от метеорита на своей скуле. Ссадина приличная, до самого уха. Отекла и вздулась. Болит адски!

Хорошо, что вскользь. Три сантиметра выше и прямиком в глаз. Что у неё в голове?!

Хочется из принципа вздрючить её судебным иском. Больная…

Обработав рану, заклеиваю бежевым пластырем. Закидываю пару таблеток обезболивающего.

Кручу в руках телефон, палец зависает над номером нашего адвоката. Но что-то не позволяет мне нажать вызов. Вот всегда так… Не могу таким образом решать проблемы с девицами.

Ладно, убогая, живи. Будем считать, что в расчете. Но пару ласковых я тебе скажу, конечно.

Раздраженно сдергиваю пиджак, надеваю черный "худак", капюшон. Решительно иду в сторону их дома. Перехватившись руками за газовую трубу, что идет над изгородью, перепрыгиваю через кусты.

Мышцы вибрирую от адреналина.

Я не любитель драться. Умею. Но терпеть не могу. Драка – это отсутствие аргументов и роспись в своем бессилии. А у меня всегда есть аргументы! Но сейчас хочется всечь в ответ.

Иду по газону, первая поросль весенней травы мнется под кроссовками.

Я нарушаю границы вашей частной собственности? Да! Потому что вы нарушили границы моей целостности.

Останавливаюсь напротив панорамного окна гостиной. Шторы сняты, свет внутри горит. Я словно смотрю в огромный экран телевизора.

Дина в золотистом гимнастическом купальнике, в позе скорпиона. Открыв рот, забываю зачем пришёл. Еë тело изогнуто так, что я машинально наклоняю голову к плечу, чтобы рассмотреть все детали.

Ого… Вау. Вот это да! Разве тело на такое способно?

Меняя стойку, встает на руки, гибкие ноги вырисовывают в воздухе изящные узоры. Толчок, какой-то сложный пируэт и она уже на ногах.

Меня сложно удивить. Моя партнерша по бальным танцам была очень гибкой. Но Кузнечик просто нереальная…

Тренер тянет её, стоящую у стены в шпагат, выворачивая ногу уже, кажется, в обратную сторону.

Дина морщится, хватаясь за связку на бедре. Выкручиваясь из рук тренера, сдергивает полотенце, вытирает лицо.

Тренер, жестикулируя, отчитывает её за что-то. Шлепает небрежно по красивому бедру.

Через стекло встречаемся взглядами с Диной. Оу… В её взгляде – упрямое гневное пламя!

Ну красивая получилась девочка, чего уж. Кто бы мог подумать?

Швыряет полотенцем в мою сторону. Оно влажно шмякается о стекло и, потом, на пол.

Какого черта я пришёл-то? Не полюбоваться же?

Пульсирующая боль, о которой я забыл на мгновение, напоминает – зачем.

"Иди сюда! " – требовательно машу ей пальцами.

Неприличные и выразительный жест в мою сторону. Делает глоток воды, немного выливает на макушку, вода стекает, оставляя темные пятна на купальнике. И, отворачиваясь, снова изгибается в какой-то умопомрачительной инопланетянской позе.

«Очнись!» – даю себе мысленно по щеке.

Что поделать? Я падок на изящество.

Но как-то же надо щелкнуть ей в ответ? Иначе, в следующий раз она выстрелит мне в упор из дробовика.

Настойчиво и раздраженно стучу медным резным молоточком, висящим на двери. Мама Динки открывает дверь. Не самая приятная дама, надо сказать. Немолодая, грузная, со стеклянным надменным взглядом и вечным недовольством на поплывшем, но отполированном косметикой лице.

– Даниэль? – изображая прохладное удивление путает меня с братом.

– Рафаэль, – поправляю я. – Здравствуйте, Зоя Леонидовна. Можно Дину?

Пытливо водит пальцами по массивному ожерелью на шее.

– Диночка занимается, – ледяная дежурная улыбка словно приклеена.

– Я вижу, но мне срочно.

– Мы не прерываем тренировок, Рафаэль, – категорично, но типа доброжелательно.

– Когда заканчивается её тренировка? – также прохладно и вежливо улыбаюсь я в ответ.

– Сегодня уже поздно, в десять. И… Она рано ложится спать. Что-то, может, передать?

Достаю из кармана пластиковый кубик, которым она мне выстрелила в лицо.

– Да. Она кое-что забыла у меня сегодня в комнате, – мстительно улыбаюсь я. – Передайте.

Отдаю кубик.

У её мамаши фрик-контрол за дочуркой. Раньше Динка бы грандиозно выхватила за любые движи с мальчиками. Надеюсь, ничего не изменилось, Кузнечик!

– Что? – ползут вверх филигранно нарисованные брови Зои Леонидовны. – В какой комнате?!

– В моей, – бросаю взгляд на свои окна. – Рад, что вы вернулись, кстати.

Изображаю голливудскую улыбку со скабрезной ноткой.

– Диночка красавица! – блаженно зажмуриваюсь я. – Привет ей!

Машу Динке пальцами в окно.

Держись от меня подальше, шибанутая. Иначе, я так накручу твою мать, что она тебя в хиджаб упакует и на цепь прикует.

Дверь закрывается перед моим носом. Ух!

– Дина! – рявкает разъярённо Зоя Леонидовна. – А ну-ка иди сюда!

Бинго! Такая вот ответочка, неадекватная! Посиди пару недель "на цепи".

Глава 2 – Алаверды

Дина

Мой ужин – зелёный чай и киви. Одна штука. Уже несколько лет. На завтрак – сто грамм йогурта с чайной ложкой меда. Если кто-то считает, что мы добираем в обед, то сильно ошибается. Яичный белок с огурцом сложно назвать полноценной едой.

Но бывают неплохие дни, когда мне можно немного гречки с грудкой. Не часто. Мой тренер утверждает, что я склонна к полноте. Гораздо чаще бывают хреновые дни, когда на обед мне достается только стакан протеина и таблетка витаминов. Потому что я – "жирная корова!".

Считается, что мы привыкаем голодать. И нам это перестает доставлять дискомфорт. Бред. Есть хочется всегда. Усталость тоже чувствуется всегда.

Официально, рекомендованный нам рацион гораздо шире, но, поверьте мне, внутри системы, никого не волнуют рекомендации. Только результат!

Киви… Ненавижу. Больше чем киви, я ненавижу только маму. По сравнению с ними отдыхает даже Дагер! Хотя он тоже входит в десятку.

Разрезав киви пополам, десертной ложечкой ем кислую мякоть, глядя маме в глаза. Она пьет чай с сыром и хрустящей булкой. Я чувствую запах, сглатываю слюну.

– Тебе не стыдно?

– Он соврал.

Мама бросает взгляд на кубик, лежащий на столе.

– Я его помню. Вот эту трещину. Твой отец играл им в нарды. Это наша вещь.

– Я не была у Дагера.

– Ты жалкая и нелепая, Дина. Что с тобой?? Я в твоем возрасте не позволяла себе так запускать себя! Столько лет работать на результат, и за два месяца всë спустить на нет. Еда и прыщавые подростки? Серьезно? Это важнее "золота"?

У Дагера идеальная кожа, так что это она зря. Да и подростком назвать его можно едва ли. Но речь, конечно, не об этом. Засранец подставил меня…

– Я не хочу возвращаться в гимнастику.

– А что ты еще можешь?! Ты и есть гимнастика. Нигде больше ты уже не выстрелишь.

К несчастью, она права. Я не умею больше ничего. Образование моë было благополучно слито. Через классы скакала я формально. Парочку проскочив вообще экстерном. И только тренировалась.

Немного спасали книги.

– Без гимнастики ты ничтожество. А там… Там ты можешь быть королевой! Лучшей! Ты уже на закате карьеры, а за спиной одно… серебро! – уничижительно.

Попробуй возьми это серебро!

– Я устала.

– Спину давай, – рассерженно цедит мама. – Устала она… Я на тебя всю свою жизнь потратила! Я устала, я! – с надрывом всхлипывает она, доставая из холодильника пластырь. – Гадина… Где ты только еду берешь? Повернись!

Задираю худи, поворачиваюсь к ней спиной. Она наклеивает мне регенерирующий пластырь на позвоночник чуть выше поясницы.

Лишний вес у гимнастки – это всегда травмы. Впрочем, как и его дефицит. Гимнастика – это в принципе травмы.

– Смотреть не могу на тебя! – небрежный толчок кулаком в ягодицу.

– А на себя можешь? – не выдерживаю я. – Вкусная булка?

– У меня гормональный сбой. На нервной почве! – яростно. – А у тебя что?!

А у меня аменорея на фоне дефицита веса. Но ей плевать. Она даже рада, что я дольше буду в форме. Подумаешь, задержка развития. Цель оправдывает средства.

– Пошла вон! Спать!

Наконец-то.

Несёт пластырь обратно. Незаметно кидаю ей в чай таблетку быстрорастворимого снотворного стыренного из еë ванной.

– Спокойной ночи.

– Телефон, – холодно требует она.

Оставляю на столе. Интернет – это поощрение. А я сегодня наказана за "визит" к Дагеру. По дороге к себе наверх вытягиваю случайную книгу из стеллажа. Мураками…

Спасибо тебе, дизайнер, за подходящую по цвету к нашему интерьеру обложку. Книги заказывались именно так. Падаю на кровать, открываю пролог.

Через двадцать минут слышу звук ключа в замочной скважине. Заперта. Выхожу на балкон. Смотрю в темноту.

За пределами моего маленького гимнастического мирка, я не знаю реальности. Я не понимаю, как там жить. Чем заниматься. Откуда брать деньги.

Изоляция превратила меня в динозавра.

Тренировки, соревнования, мама, еë амбиции, сука-тренер, люто ненавидящие тебя соперницы, культивируемая зависть, голод, боль, усталость, унижения – "ленивая, жирная, кривая, тупая корова, бездарь!".

Всë остальное растворилось с момента моего поступления в "олимпийку".

Люблю ли я гимнастику? Еë не любит никто из тех, кто вкусил среду. Когда знаешь цену и изнанку этой эстетике.

Не люблю Но, увы, у меня кроме неё ничего больше нет.

Хватит! Переодеваюсь в черное.

Нужно попробовать выйти из моего мирка. И мой переезд обратно домой – это шанс. Дверь заперта – ерунда. Более цепкую обезьянку, чем я сложно найти. Я почти что ниндзя!

Открываю свою шкатулку, там парочка драгоценностей и отцовские Ролексы. Забираю их. Мне кажется, их проще продать.

Зашнуровываю кроссовки, надеваю капюшон. Спускаюсь по балкону вниз. На улице моросит. Пальцы соскальзывают с балюстрады. Повисаю на одной руке. Оттолкнувшись, прыгаю на газон. Свет в гостиной горит. Мама уснула прямо на диване перед плазмой.

Оглядываю дом. Это дом отца. Он давно бросил нас. Много лет живёт где-то на Бали. Мы не общаемся. Но сумму на мое содержание отправляет исправно и ждет от мамы отчеты, что они идут на меня. Я даже не знаю сколько там. Карманных денег у меня нет. Это бы отняло мамину власть надо мной. А значит, исключено.

Магнитного ключа от ворот у меня нет тоже. Забор у нас монолитный и высокий. Даже если я выберусь, обратно уже не попаду.

Но Марк Давидович Дагер, дед Рафаэля, не теряет надежды выкупить наш дом, поэтому не возводит забор между нами. А у мамы на это, просто-напросто, нет лишних денег и такой потребности.

Тенью протискиваюсь через густую живую изгородь.

Запинаюсь о груду каких-то баллончиков. Они с жестяным звоном рассыпаются, под ногами.

Черт!

Присаживаюсь. У Дагеров охрана. Не спалиться бы. Поднимаю баллончик – "фасадный декор».

Охранник на воротах – это минус. Но есть и плюс – у них удобный забор со шпилями-пиками наверху. Есть за что уцепиться. И если быть аккуратной, то и не напороться на них.

Бросаю мстительный взгляд на балкон Рафаэля. Подставил, оставив меня без телефона. Прячусь в тень, наблюдая как он выходит из дома. Поднимает лицо, ловя ладонью мелкие капельки мороси. Надевает капюшон и уходит в гараж.

Поднимаю глаза. Балкон приоткрыт. Была я у тебя, значит, да?

***

Рафаэль

Уже к утру возвращаюсь домой. Открыв с пульта одну из трёх штор в гараже тихо заезжаю внутрь. Кидаю сонному охраннику ключи.

– Лех, протри её немного, чтобы без палева.

– Да она в грязи вся!

– Да? – отклоняюсь, оглядывая тачку.

Низ и правда весь уляпан.

– Выгони тогда машину деда на улицу, чтобы он в гараж не заходил. А как уедет, эту на мойку.

Вкладываю в его нагрудный карман купюру. Это за то, что покрывает меня.

– Сделаем! – с энтузиазмом.

Дед меня распнëт, если узнаёт, что я катаюсь с правами брата.

Смотрю на часы. Он очень рано встает. Через час примерно будет на ногах. Тихо поднимаюсь по лестнице, захожу в комнату. Балконная дверь нараспашку, холодно, жуть. Я же совсем немного приоткрыл. Закрываю её, щелкаю рубильником, включая свет.

Подхожу к зеркальному шкафу, синяк фиолетовым ореолом выплыл за пределы пластыря. Овал лица немного деформировался от отека. Боль стала тупее, но распространилась на пол лица.

Проснется Серафима, попрошу какое-нибудь её чудодейственное средство.

Взгляд мой неожиданно ловит что-то непривычное. Я не сразу понимаю – что. Перевожу его на отражение моей дизайнерской стены со встроенной туда объёмной скульптурой скрипки.

Подумав, что наглючило, зажмуриваюсь. Распахиваю глаза, оборачиваюсь. Вдоль всей стены за кроватью, прямо поверх скульптуры: " А здесь была я! Правда?"

В моих ушах начинает звенеть. Не веря своим глазам, подхожу ближе, веду пальцами по гипсу, впитавшему темно-фиолетовую краску.

"Правда? " Немного не вошла. Поэтому буква "а" и вопросительный знак ярчат на бежевой шторе. А буква "д" на охренительно дорогом футляре моей скрипки, которая стоит в углу, на постаменте. Футляр был открыт. Но вандалка, судя по всему, не рискнула оставить росчерк на самом инструменте и закрыла его, перед тем как оставить автограф.

Шокированно и тупо ещё раз читаю фиолетовую надпись. В цвет синяку выбирала, зараза? Как она сюда попала?! Балкон…

В бешенстве пинаю футбольный мяч, выкатившийся из под кровати. И немного неудачно мажу, попадая не в центр, а ниже. Закручиваясь, он подлетает выше. Отбивается от лепнины на стене, меняя ещё сильнее траекторию.

– Черт! – выставляю локоть, чтобы защитить лицо.

Но мой же кулак от удара мяча по руке, прилетает мне ровнëхонько по ссадине.

– Аааа!!!! – в глазах вспышка, закрываю ладонями лицо. – Царëва!

Конец тебе… Вот теперь – бойся!

В ярости швыряю на пол сорванную куртку. В крутышку решила поиграть? Я тебе поиграю.

Подгоняемый болью слетаю с лестницы вниз, чуть не сбив с ног только что проснувшуюся Серафиму.

– Рафи! – хватается она за сердце. – Что случилось, мой мальчик??

Натягиваю шизанутую дикую улыбку во все тридцать два.

– Взбодрился немного с утра! Все хорошо.

Перемахиваю снова через изгородь, на их участок. Разбегаюсь и, на адреналине, прыгаю вверх, хватаясь за балюстрады её балкона. Подтягиваюсь. Ладони скользят. Но во мне сейчас столько дури, что это меня не остановит. Минута мучений, и я наверху. Тихо открываю балкон.

Та же ошибка, Кузнечик!

Теперь и я, и ты будем свои балконы закрывать.

Чудовище спит, сладко свернувшись под одеялом. Голые точеные плечики притягивают взгляд.

И – да: когда я рвался сюда, мне хотелось вмазать ей как следует чем-нибудь убойным по симпатичной мордахе. Но это не мои методы. Слишком грубо. Да и невыносимая боль, уже не рвет нервы. Отпускает. Эта эмоция замещается другой. Я вспоминаю еë "скорпиона"…

С девочками кулаками не воюют. Тем более с такими конфетными. Я нагну тебя изящнее, Царëва!

Сдергиваю худак, снимаю кроссовки. Расстегиваю рубашку. И медленно… очень аккуратно… чтобы не разбудить, ложусь с ней рядом.

Ерзает. Я замираю, позволяя ей опять уснуть поглубже. И когда она начинает ровно сопеть, с мстительным кайфом обнимаю и закрываю глаза. Пахнет чудовище чудесно! И даже проведенная в приятной компании ночь никак не влияет на реакции моего тела на этот запах.

Включаю телефон. Поправляю прядь с еë лица. Беззвучно делаю несколько снимков нас в обнимочку. Прячу телефон в карман. Нет, это не весь нагиб.

На её тумбочке будильник. Перевожу его на три часа позже. И, закрыв глаза, расслабляюсь. Меня быстро вырубает после бессонной ночи.

Но так же быстро и врубает обратно от вопля её маман:

– Дина!!!

Мы подлетаем на кровати как от сирены.

Динка в шоке прижимает к себе одеяло, хлопая на меня глазами. Переводит взгляд на стоящую в дверях мать. Лицо той так наливается кровью, что по цвету уже близко к фиолетовому.

Такое вот алаверды, Царëва.

– Пожалуй, мне пора!

С кайфом впечатываюсь губами в щеку ошарашенной Динки. И, подхватив свои вещи, сваливаю мимо маман, по лестнице вниз.

Наверху армагедон!

Два-один, чудовище. Тормози. Со мной игры плохи!

***

Дина

Моя щека горит от пощёчины, в глазах искры. Во рту привкус крови. Пока мать орëт, трясущимися руками натягиваю одежду. Меня срывает на истерику от произошедшего и её воплей.

– Ааа!!! – рявкаю ей в лицо.

Сбегаю вниз по лестнице и, хватая кочергу от камина, крушу к чертям стену с моими кубками и медалями.

– Что ты делаешь?! – вопит она, застывая на лестнице.

– Ненавижу! Ненавижу!!! – раскрутившись, швыряю кочергу.

– Истеричка!

– Отдай мне мои деньги! Вот это, – поднимаю я с пола серебряную медаль и швыряю ей в ноги, – премия четыре миллиона вместе со спонсорскими, а вот эта, – швыряю ещё одну, – три с половиной. Отдай мои деньги, я хочу отсюда уйти!

– Деньги тебе отдать?! – смеется в ярости мать. – А ты знаешь сколько стоит делать из тебя, бездарщины, чемпионку?! Твои деньги все вложены! В тебя!

– Это неправда!

Размазываю по щекам слезы.

Мама хватает с камина кожаную папку. Вырывает оттуда бумаги.

– Ты знаешь, что это, моя дорогая? – трясет ими в воздухе. – Это извещение твоего неприкаянного папеньки о том, что как только тебе исполнится восемнадцать, он прекращает выплачивать те копейки, что шлет и продает Дагерам этот дом! Ты задумывалась откуда на это все деньги? На твоего тренера, школы твои, поездки, врачей мастер-классы в Лондоне, Праге, Токио?! Хоть приблизительно представляешь цену всему этому?!

Нет. Я не представляю.

– От тебя же не требуется ничего, кроме результатов! Мы скоро останемся на улице! А впереди у тебя – шанс взять золото и щедрую премию! И где ты будешь завтра, если не сделаешь этого, а?!

Шокированно смотрю на шелестящие бумаги. Я столько лет впахивала и, в результате, у меня ничего нет? Зачем тогда?…

– Ты будешь на улице! Нищей, никчёмной, никому не нужной!

– Где мои деньги?… – хватаясь за горло шепчу я.

– Их нет! Они все потрачены! Надо пахать, дорогая моя! – язвительно. – До восемнадцати у тебя только один шанс. Давай! Хватит жрать! Хватит таскаться! Работай!

Швыряет бумаги мне в лицо. Закрывая глаза, чувствую как они шоркаются по моей коже.

– Белла Арнольдовна будет приезжать к тебе в школу после уроков, – тон становится спокойный и холодный. – Вам выделят зал для тренировок. Надеюсь, у тебя хватит мозгов в твоей крошечной милой головке расставить приоритеты ПРАВИЛЬНО! – рявкает она напоследок.

Поправляет манерно прическу.

Обессиленно сдергиваю с дивана плед, выхожу на улицу. Накинув на плечи, ухожу на задний двор. Там пожарная стальная лестница. Поднявшись на пролëт, укутываюсь и сажусь. Прижимаюсь горящей щекой к перилам.

Завтра мама уедет на неделю решать вопросы с моей дисквалификацией. Она мой агент до совершеннолетия. А я отправляюсь в интернат, пока она решает все эти вопросы.

– Доброе утро!

Поднимаю заплаканные глаза. Дед Дагера в длинном халате с кружкой в руке.

– Здравствуйте, Марк Давидович.

– Не сидели бы Вы, юная барышня, на холодном. Вам еще детей рожать.

– Мне, Марк Давидович, это непринципиально. Боюсь, материнство мне не грозит, – зачем-то откровенничаю я.

Марк Давидович приятный старичок.

– Глупости. Бог даст, дети будут.

– Бог мне уже дал маму, – куксюсь я.

– А что это у Вас, Диночка, с лицом? – приглядывается тревожно внимательнее.

– Что? – смущаюсь.

Отводит взгляд, поджимая губы. Тут же догадываюсь – что у меня с лицом.

– Ерунда! –улыбаюсь я. – Это карма. Нечаянно разбила лицо одному человеку. Вселенная шмякнула мне в ответ.

Мы неловко молчим.

– Марк Давидович, а Вы покупаете наш дом? – решаюсь я на вопрос, мама могла и соврать.

Пожимает плечами.

– Я уже купил его, деточка. Но еще некоторое время он будет в аренде у вас. Только пусть это будет нашим с тобой секретом. Этот дом – подарок для одного из моих внуков.

– Ясно… Конечно.

– Хорошего дня, Дина.

– И Вам, Марк Давидович, – выдавливаю из себя улыбку.

Мой дом будет принадлежать ангельскому подонку? Его рейтинг в списке моих антипатий неумолимо растет.

– Дина! – слышу крик мамы. – Белла Арнольдовна приехала. Где ты прячешься, негодяйка?!

С отвращением в душе бреду домой.