Нагретый песок приморского рая. Роман

Однако, Сеймуру не долго пришлось быть не стрункой, ему навстречу шел Мирза муаллим. Милый старец, идеальный образ дедушки всех Бакинских ребят. Каждый раз, заметив деда всех Бакинских, Сеймур напрашивался на приветствия, которое звучало как поздравления деда Мороза.

Мирза муаллим был писателем и выдающимся государственным деятелем. Подобные описания его деятельности Сеймур слышал от отца – Идрис Мансуровича: « Это смелый человек, сынок. Он очень любит свой родной язык»

– Здравствуйте, Мирза муаллим! – Громко и отчетливо поздоровался Сеймур.

– Здравствуй, сынок! – Приветствия старца слились с улыбкой, выдав его человеческую душевность.

– На дачу собрались? – Спросил писатель, с легкостью догадываясь о намерениях, судя по набитому микроавтобусу.

– Да, Мирза муаллим, на дачу едем, – вытянувшись стрункой и сияя как кухонная утварь, Сеймур рапортовал знаменитому соседу.

– Кто твой отец, сынок? – Также чарующе, улыбаясь, спросил писатель.

Идрис мой папа! – Гордо заявил Сеймур.

– Вы живете в этом подъезде? – Спросил Мирза муаллим, явно перебирая в голове жильцов данного подъезда.

– Да! – радуясь столь продолжительному диалогу, ответил Сеймур.

– А кто твой дед? – спросил подростка Мирза муаллим, ввергнув, тем самым, мальчика в глубокую паузу.

Сеймур захлопал глаза.

– Ну да ладно, передавай отцу мои приветствия, и будьте осторожны в дороге.

Раскланявшись перед подростком, дедушка Мирза, вероятнее всего, так и не смог догадаться о происхождении этого мальчика. Старец зашагал дальше, размерено кланяясь всем, кто выходил ему на встречу.

Сеймур, проводив взглядом приятного старца, подошел к машине.

– Давай помогу тебе, Сеймурчик, предложил свои услуги водитель микроавтобуса дядя Вагиф, которого каждое лето присылал дядя Сеймура, брат матери, дядя Акрам. Вагиф подхватив у Сеймура изрядно помятые банки, разместил их в машине.

– Ну что, Фархад, я пойду? – Спросил брат у брата.

– Куда? – Спросил Фархад.

– Надо! В одно место! – требовательно заявил Сеймур.

– Опять что надумал, Сеймур, – не менее требовательно спросил старший брат.

– Я быстро! Ты же обещал, что это последняя моя сетка, – Сеймур припомнил брату уговор.

– Ладно, канай, только быстро. Одна нога там, а другая здесь, – снисходительность брата получилось грубой.

Сеймур на всех парах понесся из своего двора в новый двор, который находился в нескольких шагах от их подъезда. Это был один большой двор одного центрального жилого комплекса в центре Баку. Просто, по обыкновению застройщиков города, какой – то дом строится чуть раньше, а какой – то чуть позже. И в итоге, дома различаются своим стилем и новизной. В Баку всегда старались строить красиво и плотно – кружком, чтобы спастись от привычного Апшеронского ветра. Дворы домов казались смежными, и получались общими, и только дети пытались разделять свои игровые территории всякими условностями и границами. Дом, в котором жил Сеймур, очерчивался двумя улицами – Низами и Хагани. Здание дома было приметным, как оригинальное архитектурное строение и известно, как место, где жили одни знаменитости своего времени. Этот дом было принято называть именем певца знаменитого на весь мир.

Он проживал в этом доме, и пользовался большим уважением у соседей. Плоды его популярности достались не только ему одному, но и каждому, кто жил рядом с ним. Говорят, популярность тоже имеет тень, под которой во вторую очередь после семьи живут соседи.

Выбежав из своего двора, Сеймур вбежал в новый двор, где у него было важное дело. Быстро миновав футбольное поле (громко сказано, просто игровое пространство), Сеймур приблизился к стене, где его ждала незаконченная партия игры в крестики нолики, затеянная им и ею.

Девочка, которая с ним затеяла эту игру, была умной и красивой. Она сама подошла к Сеймуру и, предложила сыграть с ней в партию игры, мальчику, которого недолюбливали многие его сверстницы. За его вредность, которую он проявлял, как только кто- то из девочек заводил речь о его волосах.

Игра была не закончена. Она началась днем позже. Сеймур понял, что соперник серьезный и поэтому долго думал. Зейнаб, так звали девочку, не дождалась и ушла. Ее вызвала мать. А Сеймур остался думать, и думал он больше о том, почему она предложила ему, а ни какому-нибудь отличнику. Ее большие карие глаза повсюду преследовали Сеймура, как не осознанное желание видеть их постоянно. Зейнаб имела привычку заглядывать прямо в глаза, и ласково просить исполнить ее желание. И тогда, с Сеймуром что- то происходило, чему он не сопротивлялся. Ему нравилось тому не сопротивляться.

Ход был за ним. Он должен был поставить крестик. Накануне, она говорила, что тоже уедет на дачу и, если не успеет отметиться у стены, то доиграет с ним после каникул – в сентябре.

Сеймур опять задумался сильно, не знал, где поставить крестик, чтобы прихватить Зейнаб, и применить двойную комбинацию выигрыша.

У парня зачесалась голова от упорного мыслительного процесса.

«Да ну ее, буду я здесь напрягаться, наверное, сама уже носится по берегу моря, купается, а я здесь ходы продумываю» – подумав, Сеймур отошел от стены, и посмотрел на балкон, где проживала Зейнаб. Окна балкона Зейнаб были плотно закрыты. « Уехали» – успокоился Сеймур. « Вот и я пойду, приедет, вот тогда и доиграем, авось, за лето расслабится – отупеет, вот я ее и обыграю» – злорадствуя, Сеймур побежал обратно в свой двор.

Пробегая мимо больших тутовников, Сеймур взглянул на кроны деревьев. Большие, зрелые плоды дерева поманили Сеймура к себе. Он быстро взобрался по дереву наверх, достигнув заветной высоты, Сеймур сорвал несколько крупных ягод и запихал их себе в рот. Проживав их, он еще раз взглянул на балкон Зейнаб, для того, чтобы окончательно убедиться, что он не ошибся в ее отсутствии. Убедившись в своей правоте, Сеймур слез с дерева, и понесся домой к машине.

Временное прощание с двором состоялось. И не только с двором, но и с мыслью, что Сеймуру кто- то сильно нравится.

Мама уже была внизу. Беседовала с тетей Джейран, соседкой с четвертого подъезда. Пожилая Бакинская аристократка, была украшением двора и являлась примером для подражания.

Сеймур всегда прекращал играть, если Джейран ханум появлялась во дворе. Он в ней видел добрую фею из сказки, которая никогда не наказывает.

Добрый и осветленный взгляд мог привести в смиренное состояние любого ребенка, даже Сеймура. Одеяние тети Джейран всегда впечатляли своим изяществом и присутствием вкуса. Элегантно сшитые платья темного цвета, всегда сочетались с чем- то белым, и с чем – то прозрачным. Прозрачная шаль, как обязательный атрибут ее гардероба, непременно присутствовал на ее шее. Джейран ханум была женой академика, о котором Сеймур знал только по вывеске, висевшей над входом во двор. Там их было несколько – мраморных и красивых.

– Ну что, Сеймурчик, уезжаешь?! – Возрадовалась добрая фея. – На даче тебе будет, где разгуляться. А то каждый раз, когда ты взбираешься на эти деревья и пытаешься чудить, у меня сердце в пятки уходит. Так что веди себя хорошо – смирно. Договорились?! – Тетя Джейран ждала ответа.

– Хорошо! Даю слово! – Не смотря в глаза соседки, ответил Сеймур.

– И читай по – больше, речь надо развивать, – посоветовала пожилая аристократка.

Попрощавшись, Джейран ханум ушла, оставив приятное впечатление в сознании подростков и их матери…

Фархад, обвив руками шею матери, стал что – то шептать ей на ухо.

«Наверное, просит маму сесть рядом с водителем. Ну, нетушки, мама мне обещала» – настраивал Сеймур себя, на битву с братом за место в пилотской кабине.

– Мама, ты же мне обещала?! – громко заявил Сеймур, пытаясь перебить нашептывание брата на ухо матери.

– Что я тебе обещала, сынок? – Спросила Хиджран.

– Что я сяду впереди, рядом с водителем, – почти обиженно сказал Сеймур.

– Мам! Мам! Я должен сесть рядом с водителем, я старше, – теребил Фархад мать, обняв ее за талию.

– Никто не сядет! Я сама поеду впереди, а вы располагайтесь в салоне и удерживайте вещи, чтобы не расползлись.

Фархад подчинился первым, и запрыгнул в салон. И там занял мягкое место на матрасе, у окна.

– Мам! Я ласты забыл и маску тоже, – вдруг осенило Сеймура. – Дай ключи! – Сеймур засуетился.

– Все нормально, сынок, – успокоила Хиджран сына. – Фархад все давно уже спустил вниз, и они лежат в машине.

Фархад хитро смеялся, сидя в машине.

– И глубокометр взял?! – тихо спросил брата Сеймур. Обида и чувство благодарности граничили, но не пересекались.

– Конечно, взял, буду глубину измерять, чтобы ты не утонул, – зло пошутил Фархад.

– Не говори глупости, Фархад, – Хиджран пожурила старшего.

– Все, Сеймур, садись, – скомандовала строгая мама мальчиков. – Пора, а то жарко становится, под самое пекло попадем.

Дядя Вагиф завел двигатель.

Лето, каким оно бывает обычно для Бакинских ребят, началось – море и песок под ногами.

Часть 2

В пути

Ветер – в лицо и ни одной мысли о плохом…

Машина выехала на улицу – Хагани. Политой водой, она дышала свежестью. По обыкновению, летом Бакинские улицы будили прохладным душем, поливая их из поливочных машин. Видимо, были и те, кто любил все улицы сразу, заботливо умывая их по утрам. А Сеймур любил только свою и соседнюю улицу, грубо называемую Торговой. Его представления о большом мире ограничивались пределами этих двух центральных улиц Баку.

Сеймур решил открыть окно микроавтобуса, чтобы воочию наслаждаться видами города, точнее, своей улицей, которую знал наизусть и даже на ощупь. Он даже знал, кто, где работает, а не то, что, кто, где живет.

– Привет, дядя Паша! – громко крикнул Сеймур вахтеру «Клуба моряков», который дремал, у входа в клуб, не смущаясь прохожих людей и работников клуба. Он это делал всегда, особенно, после полива улицы.

Проснувшись, мужчина отмахнулся от приветствия подростка.

– Ты его уже достал! – заметил Фархад, удобно расположившийся на матраце.

– Ты ему так и не купил папирос, вот поэтому он с тобой даже здороваться не хочет. И меня гоняет.

– Забыл, – виновато ответил Сеймур.

– А бесплатно на утренние сеансы шнырять не забываешь, представляясь его внуком. Платить надо вовремя, Сеймур, халявщиков нигде не любят, – Фархад, как бывалый наставник, как всегда, был убедительным.

Сеймур, мучаясь совестью, посмотрел на удаляющего от его взора, бывшего моториста Каспийского пароходства. Дядя Паша был на пенсии, и любил лишние деньги, но в виде папирос и бутылочки прохладного пива.

– Обязательно отнесу! – заверил брата Сеймур. – Вернемся с дачи, я куплю ему папирос.

– Конечно, отдай, а то видел афиши…, хорошие зарубежные фильмы будут идти, – Фархад был старше, и от того мог мудро рассуждать.

Отстояв на светофоре, несколько минут, микроавтобус тронулся по задуманному маршруту, вдоль сада 26- ти Бакинских Комиссаров. Большой мемориальный комплекс, возведенный и строго охраняемый Советским государством, как дань памяти двадцати шести мужчинам зверски замученных, расстрелянных темными силами мирового империализма за свободу и независимость города, в котором многим из них не довелось даже родиться, и даже не суждено было провести свое детство. Небывалая редкость человеческой натуры – любить всех без разбора, невзирая на веру и расовую принадлежность. Вопрос только был в том, почему не интернационалисты, а комиссары.

Жители Баку тоже не остались в долгу – свою большую любовь к убиенным за правое дело, они увековечили в камне, на который, запретили себе даже дышать, не говоря уже о том, чтобы ступать на него ногами. И со всей серьезностью желали наказание тому, кто решится на подобное кощунство. Самая большая и ухоженная могила города Баку – была круглой как тарелка и черная как сама скорбь. В центре этой скорбной тарелки, удерживая в руках не тухнущей факел, и находясь в полусогнутой позе, сидел один из убиенных, очень походящий по колориту на местных мужчин. Комплекс скорби находился в самом центре города, где жители чаще радовались, нежели горевали. Всему свое место и время, которое течет и меняется.

Фархад покинув належанное место – ловко перебрался к Сеймуру и высунул голову из окна.

– Слушай, Сеймур, как только поравняемся с тем ментом, который стоит у дороги, крикни ему, что-нибудь глупое.

– А что надо крикнуть?! – настойчиво спросил Сеймур, понимая, что дистанция сокращается, а глупое еще не готово.

– Фархад издал клич дозорного племени, вероятнее всего, индейского. Стал махать рукой и скалить милиционеру свои крупные детские зубы.

Сеймуру тоже удалось издать звук, но не так образно как он удался у брата. Его клич оказался действительно глупым и внезапным, похожим на вопль человека – мальчика страдающего всяческими умственными нарушениями. Взъерошенные волосы и гримаса, скорченная наспех, привлекли внимание не только постового мемориального комплекса, но и простых прохожих Бакинцев, решивших, что кому – то душевно плохо.

– Сеймур! Что с тобой? – Хиджран одернула сына за ногу. – Перестань позорить нас. А ты, Фархад, вернись на свое место.

Проводив взглядом, угрожающе машущего свернутой газетой милиционера, Фархад и Сеймур втянули две братские головы обратно в салон микроавтобуса.

– Фархад! А почему мы кричали ему? – Недоумевая об их поступке, спросил Сеймур.

– На днях этот мент гонялся за мной, – гордо заявил Фархад.

– Зачем?! – спросил Сеймур, испуганно насторожившись от слов брата.

– Мы с Игорем поспорили, что я пробегу по мрамору мемориала, за три рубля, – улыбаясь, как не пойманный победитель, Фархад провожал взглядом милиционера с газетой.

– Да ты что, Фархад?! – застыл Сеймур от вести брата, мысленно пережив оплаченный подвиг брата.

– И тебя не поймали? – Впечатления Сеймура не угасали.

– Как видишь, и куда ему за мной угнаться, ты посмотри на его задницу и живот, – сказал Фархад, радуясь обстоятельству, что он быстрее и моложе.

– Но он тебя запомнил, потом может тебя поймать, и отвести в милицию, – Сеймур перечислил все вероятные варианты наказания брата, и пережил их один без брата.

– Ничего не будет, забудет за два месяца, – Фархад успокоил брата и себя, прежде всего.

– Какой ты смелый, Фархад, а я даже боюсь приблизиться к граниту, – Сеймур, сидя в машине, уносящей его к морю, на дачу, испугался воображаемой сцены незаконного восхождения на мраморный настил мемориала.

– Ничего страшного в этом нет, – успокоил младшего брата Фархад. – Пару шагов вперед, а потом даже интересно, можно проскользить по мрамору, если только в сандалиях.

– Не знаю Фархад, как-то стыдно, там же герои лежат, – Сеймур восполнился ответственностью. – И потом, там такая печальная музыка играет, мне очень нравится. Я всегда слушаю ее до конца.

– Ну и слушай, а я буду бегать, зато ласты купил самые дорогие, – Фархад поднял матрац и достал одну пару ласт, с гордостью рассматривая их.

– А остальные деньги, откуда? – с удивлением и чуть с любопытством, как находить деньги, спросил Сеймур.

Хитро улыбнувшись, Фархад шепотом ответил брату: «Бутылки увели из ресторана».

– Из «Ширвана»? – так же тихо изумился Сеймур, как Фархад тихо поделился с братом своим дерзким поступком.

– И сколько забрали? – приблизившись почти вплотную к брату, боясь, что Хиджран услышит, спросил Сеймур.

– 10 ящиков по 20 штук, – нашептал Фархад брату на ухо.

– Сколько?! – Опешивши, спросил Сеймур.

Будучи не расположенным к точным наукам, Сеймур с трудом пытался подсчитать прибыль.

Но цифра прибыли никак не выводилась у Сеймура в голове.

– Это 20 рублей, умник! – Фархад с насмешкой прекратил математические решения брата.

– И куда сдали, Фархад?

– Вартану, мужу Нины из ларька « Армянская вода», – спокойно ответил Фархад уже пережив все страхи за содеянное.– За все мы должны были получить 20 рублей. Но Вартан знал, что они краденные, и даже у кого он тоже знал, и потому предложил за все 15 рублей. И я согласился.

– А Газанфар? Он что, потом, не искал тележку с бутылками? – спросил Сеймур.

Газанфар – почти молодой, но хромой грузчик ресторана « Ширван», живущий там же – на рабочем месте, хотя у себя на родине, за 70 км от Баку он имел свой дом и родителей. Не обладая особым желанием учиться, и быть интересным, Газанфар знал свое дело хорошо – как сделать собственность ресторана неучтенной, и как продать ту же собственность самому ресторану за деньги. Фархада Газанфар не жаловал – больно трепал его за уши, особенно, когда заставал его за хищением бывшей ресторанной собственности. И Фархад относился к нему удивительно странно, тоже по своему – мстил ему за распухшие уши. Газанфар прятал «неучтенку», а Фархад с друзьями находил ее и наживался. Единственная тема разговоров грузчика и Фархада в периоды относительного их перемирия, была тема, как получилось, что семья Рагимовых стала проживать в таком известном дворе, где живут одни артисты и писатели. Газанфару удавалось это спросить только у одного Фархада, ибо только Фархад уделял Газанфару, в отличие от других его сверстников, хоть какое- то внимание.

– « Твоя семья не должна была жить в таком доме» – с нескрываемой завистью часто повторял грузчик. « Вы не заслуживаете такого права. Твой отец же не писатель и не поэт, и даже не артист. Как вы там очутились?» Газанфар хорошо знал всех проживающих в знаменитом дворе. Знал, потому что не скрывал свое желание когда-нибудь купить квартиру в знатном доме, и переехать из своей коморки в квартиру какого-нибудь писателя.

«Каждому своё!» – отвечал ему Фархад, как правило, сохраняя дистанцию, стоя на верхнем этаже, куда Газанфар в силу своей физической несостоятельности, не мог быстро добежать. – «Тебе грузчик, жить в коморке и мечтать о дворце, а мне с братом жить там, где мы родились. И еще, мы знаем то, как не надо жить – среди бутылок и ресторанных объедков». Слова, уничтожающие личность Газанфара, пробуждали в нем желание охотиться за подростком из знаменитого двора. Война продолжалась.

– А что, Газанфар?! – ухмыльнулся Фархад.

– Он как всегда уедался халявной ресторанной едой у себя в коморке, – спрятав ласту, ответил Фархад. – Конечно, искал, побежал к Вартану, прямиком, выяснять, кто и когда, что ему сдавал.

– А Вартан, что? – спросил Сеймур, желая знать продолжение дерзкой истории брата.

– А, что Вартан. Ему все равно кто ему, что сдает, главное, чтобы ему выгодно было, – по- взрослому мыслил Фархад.

И пусть теперь этот хромой черт Газанфар, отдувается за все это, в следующий раз руки не будет распускать. Козел! А то, как завидит, так сразу матерится.

– А когда ты это сделал? – Спросил Сеймур.

– Три дня тому назад, – не чувствуя вину за содеянное, ответил Фархад.

– Значит, у тебя теперь есть 15 рублей?! – торжественно произнес сумму денег Сеймур, мысленно приписав их в общий братский бюджет.

– Откуда 15 рублей?! – Возмущенно ответил Фархад. – Ты думаешь, мне это одному удалось бы без помощи. Я был не один. Эльхан и Саша были со мной. Вот и поделили на троих. По пятаку на брата.

У Фархада уже были друзья – Эльхан и Саша. Они каждый день встречались, чтобы, что-то предпринимать и что—то сбывать. Уходили куда- то и возвращались радостными и возбужденными, или прибегали, откуда-то очень взволнованными, или слишком напуганными. Это была дружба – командная дружба мальчиков.

У Сеймура не было конкретных друзей. Он еще играл в детские игры. Чаще с мальчиками, и реже с девочками. Ссорился с мальчиками и обижал девочек, не понимая еще, что скоро с девочками будет интереснее. Рос быстро, а развивался как – то по своему – медленно и игриво.

Фархад для брата был примером для подражания. Смелость брата его вдохновляла, а вот дерзость Фархада его иногда тревожила.

Сеймур был чувственным ребенком, и лучше ощущал, что есть за гранью разумного, а что есть за гранью опасного. Но в дерзости он уступал старшему брату и, поэтому оставался в его тени.

– А у тебя еще остались деньги? – многозначительно спросил Сеймур брата.

– А что? – спросил старший.

– Да так, просто спросил, – ответил Сеймур, имея в глазах желание, заполучить тысяча вещей.

Фархад улыбнулся и стал шарить по карманам. Через мгновение, у него в руках появилась пятирублевая купюра.

– Видел?! – гордо заявил Фархад.

– Вот это да! – громко произнес Сеймур, как сразу получил оплеуху от старшего брата.

– Молчи! А то мама увидит, потом объясняй, откуда, что, – грозно произнес Фархад.

– Хорошо, хорошо, – тихо и совсем не обидевшись на оплеуху, произнес Сеймур.

– Так что, мороженым и газировкой мы уже обеспеченны. – Фархад владел ситуацией как старший по возрасту и как самый богатый по деньгам, – А будешь слушаться меня, дам тебе попробовать пиво.

– Пиво?! – Сеймур успел своевременно прикрыть рот и не выронить компрометирующее слово.

Глаза Сеймура сияли, а рот был прикрыт.

– Фархад! А ты что уже пробовал!? – Еле сдерживая эмоции, спросил Сеймур.

– Да, недавно, с ребятами, – довольно, словно ощущая вкус запретного напитка, ответил Фархад.

– И как? – Сеймур вплотную подполз к брату.

– Да так, что-то непонятное, – ответил Фархад любопытному брату, – И солоновато и горьковато одновременно. Но зато потом, приятно кружится голова.– Его лучше холодным пить, а то, как говорят мужики, оно не холодным, как моча.

– Фу! Как моча?! – воспротивился Сеймур. – Я пить не буду.

– Вот ты зануда, Сеймур! – Буркнул Фархад. – Как моча, но не моча, в самом деле. Разницу улавливаешь? И потом, ты что мочу пил?

– Не пил, но знаю что она противная, – виновато ответил Сеймур, – понимая, что перебил впечатления брата.

– Ладно, приедем на дачу разберемся, – авторитетно заключил Фархад. – Только не разболтай маме о деньгах, а то я тебя знаю, ходишь, ходишь, а потом начинаешь к маме тереться, на ухо что-то шептать.

– Честное слово даю, Фархад, не скажу я маме ничего, – Сеймур, не переставая, мотал шевелюрой, заверяя брата в своей преданности.

– Фархад! – Громко, перекрикивая шум работающего двигателя, Хиджран позвала сына.

– Что мам? – Отозвался старший сын.

Хиджран смотрела сыну прямо в глаза. Они так часто общались. Процедура уже была испытанная. Хиджран пыталась по глазам сына понять, что он затеял, а сын пытался, не отводя глаз, скрыть свои мысли и не обнаружить свои замыслы.

С Сеймуром было легче, тот только хлопал глазами, стараясь при этом, избегать строгих глаз матери.

– Фархад! Все в порядке? – гипнотизируя сына, спросила Хиджран.

– Да, мам! Все хорошо, – не отводя глаз, ответил Фархад.

– Сеймур?! – произнесла Хиджран.

Сеймур попытался быть стойким как брат, но ему это не удалось. Опять захлопал и забегал. Хиджран, как всегда, все поняла. – «Надо приглядывать» – подумала Хиджран.

Машина заехала под черногородский мост. Сеймур высунулся из окна, чтобы помахать грузовому поезду. Фархад улыбнулся брату, поняв, что махать некому.

– Пойдем на море сразу? – спросил Сеймур брата.

– Посмотрим, если мама отпустит, – ответил Фархад, высматривая в окне микроавтобуса группу мальчиков стоящих у светофора.

Еще мгновение и голова Фархада уже торчала в окне машины, и он выкрикнул; – Эй Козлы! Фраера вонючие! Чего стоите?

Сеймур тоже попытался повторить нечто подобное за братом, но тот его остановил, преградил ему дорогу, точнее его желанию высунуть голову и выкрикнуть нечто неприличное. И это все неприличное излилось в салон микроавтобуса.

– Козлы….! – У Сеймура не получилось, машина миновала светофор на скорости.

– Сеймур! Когда ты прекратишь паясничать, – Сказала Хиджран, при этом, пристально посмотрев на старшего брата. – Фархад! Ты же старше, что ты себе позволяешь!? Зачем ты обругал детей!? Ты их знаешь, или они тебе что-то сделали?

– Нет, мам, – виновато ответил Фархад.

– Тогда зачем обругал?! Ответь мне! – Хиджран настойчиво смотрела на сына.

– Просто так, мам, – кратко ответил Фархад, усугубляя тем самым свою вину, ввиду отсутствия явных причин на выкрик непристойностей в адрес совершенно незнакомых ребят.

– А ты что повторяешь?! – Хиджран обратилась к младшему сыну, который уже успел отползти к своему матрацу.

Младший смотрел перед собой, опустив голову, изредка поглядывая на старшего брата.

Хиджран отвернулась и, не видя своих сыновей, произнесла,

– Я вас накажу! Я решила, что вас надо проучить. Вот приедем на дачу, и вы сегодня море не увидите.

За спиной матери молча, сидели два сына и смотрели в окна, каждый со своими мыслями, но с одним желанием быть прощенными и попасть к морю.

Время всегда на стороне детей – их быстро прощают, потому, что сильно любят.

– Хиджран ханум. – тихо обратился водитель Вагиф. – Это от них не зависит. Они мальчики. Они всех сверстников делят на две части – это с кем можно дружить и с кем надо подраться. Это у нас в крови. Такова природа мужчин. Друзья и недруги.

– О чем это Вы, Вагиф? – Спросила Хиджран, чуть не поняв мысль Вагифа.

– Я о том, что задиристость у мальчиков явление обычное, даже я сказал бы, что это в порядке вещей. – Завидев сверстника, мальчики сразу могут определить возраст. Что – то им подсказывает о силе и слабости сверстника. – Это как в природе не размер клыков, а бойцовский дух ставит точку в схватке. – А я заметил, что Фархад у Вас дерзкий и духом сильный, настоящий лидер.– У него по жизни не будет проблем, чтобы отстоять свое.

– У него точно не будут…, а вот у меня, они с ним уже и сейчас есть. В школе на него жалуются, соседи тоже не отстают от учителей – постоянно выговаривают мне. – Его поступки, всегда решительные и дерзкие, как у взрослых людей. А ему всего 13 лет, – сокрушалась Хиджран

– Знаю я все про него, я же вас каждый год перевожу, вижу, как он меняется. – Вы его просто часто ласкайте и не ругайте много. – Строгость не всегда полезна. У меня у самого три мальчика. Знаю, каково с ними. Но есть хороший метод, – Вагиф на секунду обернулся на детей, чтобы не выдать родительский секрет и продолжил мысль:

– Не скрывать любовь к своим детям, даже, когда отчитываешь их за содеянные шалости, – У моей жены есть золотая фраза, которой она каждый раз завершает свой воспитательный процесс с нашими мальчиками.

«Не огорчайте меня, пожалуйста, вы же знаете, как я вас люблю» – Вагиф улыбнулся, ощущая прилив чувств к своим детям и жене.

Хиджран не возразила, и тоже улыбнулась, а потом задумалась. Пауза получилось содержательной. Вагиф мысленно умилялся своими близкими, а Хиджран не могла представить себе, как это у нее может получиться – проявлять любовь и выказывать строгость одновременно.

Дорога увлекала микроавтобус своей широтой и ровностью. Машина неслась с ветерком. Московский проспект был основной артерией, которая питала побережье Каспия отдыхающими горожанами. По двум сторонам широкого проспекта располагались жилые дома, а местами встречались промышленные объекты – заводы и фабрики. Дома людей были маленькими и большими, красивыми и неприметными, как и заводы- были значимыми и не совсем престижными, но все равно, все они были полезными для тех, кто в них работал и удобными, для тех, кто рядом жил – радость для ног и продолжительность сна. А впрочем, кому как.

Сеймуру стало скучно обозревать не совсем ему понятные объекты промышленного назначения, и он перебрался ближе к брату – на его сторону обозрения.

– Фархад! А что это за здание, такое большое и длинное? – Спросил Сеймур, уткнувшись лицом в плечо брата.

– Винзавод, – ответил Фархад.

– А что там выпускают? – спросил младший.

– Вино, наверное, – неуверенно ответил Фархад. Будучи еще не взрослым и неискушенным знатоком питейной продукции, старший брат исходил от простого, от знакомого ему слова.

– А лимонад? Там выпускают? – Сеймур желал газировки, и вопрос был уместен.

– Может быть, и выпускают, там же бутылок много и на лимонад думаю, хватает, – задумчиво ответил Фархад.

– Их, наверное, много?

– Вот бы их все сдать, А… Фархад? – Довольный своей идеей Сеймур спросил брата.

– Ты что чокнулся!? Как ты это себе представляешь, Фархад хихикнул, и постучал кулачком по голове младшего брата.

– А что если одолжить у Газанфара на несколько дней тележку и сдавать понемногу? Я думаю, получилось бы за несколько дней вывезти и заработать, – Сеймур смотрел на брата в надежде на похвалу.

– Ты точно ничего не соображаешь, – жестко ответил Фархад. – Ты представляешь, что это надо украсть, а не одолжить или попросить. Это воровство. За это могут и в тюрьму посадить. Смотри сколько там охраны, это тебе не хромой Газанфар, у этих, наверное, и пистолеты есть, и собаки сторожевые бегают. И потом, Сеймур, запомни, мы с ребятами не воры – мы мстители. Этот хромой черт Газанфар, просто совсем обнаглел и зажрался, вот поэтому пусть знает свое место и пусть делится. Двор наш и все что в нем – наше.

Фархад был преисполнен уверенностью, продолжать вершить правосудие у себя во дворе и своими, даже очень выгодными, методами.

– Фархад, я хочу пить! Купи газировки, – спрятав глаза, Сеймур обратился к брату.

– Напрасно я тебе сказал о деньгах, теперь ты меня замучаешь своими просьбами. – Я же тебе сказал, на даче будем тратить, чтобы мама не узнала. – Лучше ползи к маме, и попроси купить лимонад, пока из города не выехали, а за городом все дорого, жалко переплачивать, – Фархад ткнул локтем и велел брату исполнить его указание.

– А почему я, а ни ты? – Справедливо возмутился Сеймур.

– Потому что у тебя лучше, получается, разжалобить маму, – слегка улыбнувшись, почти с насмешкой, ответил Фархад.

– Сам такой! Жалкий! – буркнул Сеймур и стал перекочевывать свое тело к водительскому месту, где мама и дядя Вагиф обсуждали учебу его детей.

– Мам! Фархад хочет пить! – Сеймур хитрил, и притом, по крупному. Не желал растрачивать количество своих личных просьб.

– А ты сынок, не хочешь? – Спросила Хиджран.

– Я не очень. Фархад больше.

Сеймур вздрагивал. Его дергал за ногу Фархад, расслышавший хитрый ход брата.

– А у Фархада что языка нет? – спросила, улыбаясь Хиджран.

– Просто он дальше от тебя находится, чем я, вот и попросил меня сказать тебе. – Буйная шевелюра Сеймура зависла между матерью и Вагифом в ожидании ответа на маленькую хитрость, придуманную наспех и не совсем обдуманно.

Хиджран и Вагиф громко рассмеялись. Машина стала отклоняться к обочине, к ларьку прохладительных напитков. Дядя Вагиф вышел и ушел.

Въехав под Багировский мост, машина на мгновение попала в темень.

Сеймур напрягся, сжимая в руках свой «Дюшес» – бутылку лимонада. Этот промежуток моста ему никогда не нравился, как и сам весь мост. Будучи каменным и большим, мост вселял чувство тяжести и страха быть придавленным. Единственное, что радовало Сеймура это каменные звездочки, высеченные по всему периметру моста. Они вносили некую веселость в тело этого монстра.

Говорят его построили из- за постоянной лужи, которая образовывалась каждый раз, когда на Баку обрушивался дождь и лужа была такой большой, что машины не могли проехать, и ждали, когда она высохнет. А потом решили по этому месту провести железную дорогу, и получился Багировский мост, дорога для машин, а мост для поездов.