Новая женщина, или Кругосветка на колесах

– Надо поесть. Пейте чай, пока не остыл. Выудил немного меду к рисовым лепешкам. Мир не без добрых людей. Я и сам оголодал.

Улыбнулся, сел напротив, пили чай. Он снова заговорил по-человечески, без армейского напора. После нескольких глотков горячего чая можно простить ему вспышку мужской агрессии.

– Благодарю вас, капитан. Нет слов, ей-Богу, от всего сердца.

– Понимаю. Как там у Шекспира? Пол-королевства за горячий чай?

– А вам идет военная форма.

– Погоны красят мужчину? Но скажите, пожалуйста, как вас угораздило…

Он сидел на полу, свободно вытянув ноги в грязных сапогах, а я жалась к деревянному столбу, кутаясь в его шинель. Стало теплее. Нахлынуло чувство, похожее на то, что я впервые в жизни испытала с А., когда ощущаешь мужское плечо, есть на кого положиться, вот и теперь можно предаться в руки мужественного и надежного человека, даже несмотря на подозрения (его) в причастности (моей) к британской разведке (бред)…

Небольшой резной дворец с высокой ступенчатой крышей. Возможно, в нем жила какая-нибудь принцесса Турандот. Внутри устроен храм, на красных деревянных полках сидят в позе лотоса тысяча будд. Сидят так же безмятежно, как в жаркой Бирме, им не холодно в этой темной стуже. Умиротворенные до призрения к нам, ничтожным, они везде и своими взглядами сопровождают по периметру всего коридора, от входа до выхода. Выход там же, где и вход. Нарушать извечный порядок нельзя. Можно двигаться только вперед, справа налево, только вперед, оборачиваться нельзя. И правильно. Разве мы в силах изменить то, что совершили… В Китае провинившихся бьют палками по животу…

– Вы мой ангел-хранитель.

– Не преувеличивайте, куда мне…

Туман… Жизненные горизонты заволокло туманом. В воздухе так много влаги, что нет места для слез. На душе тяжелый камень. Под утро мороз. Рыба замерзла вместе с рекой. Он вытащил несколько ледяных рыбин и бросил их в котел.

– Китайская рыба к морозам не привычна… а мы ее – опаньки – за жабры… Не бойся, птичка, еще день-два, улетим отсюда поближе к свету…

«Новая Женщина» Март 1895. Мэри Берри пишет нам из Китая. Война загнала меня черт знает куда. Клипер, то есть дырявое корыто времен капитана Дрейка, с несколькими пассажирами до Шанхая не дошел. А берег, на который я ступила, – не иначе как поднебесные хляби. Китайцы иностранных языков не понимают совсем, и на все вопросы один ответ: Пу-йо (Нет!) – всякий раз отпихивают резкими звуками, выставляя руки вперед, чтобы не смела приближаться. В прибрежном городишке попался обанкротившийся негоциант из Гонконга (так он представился, без имени) и кое-что прояснил, насмешливо поглаживая мой велосипед.

– Конечно, европейцы неплохо смыслят в таких вот механических штуковинах, но совершенные невежды в древней литературе, да и как иначе, ведь они не знают китайской речи. У вас уважают тех, кто сдал экзамены по фабрикам, банкам и торговле. У нас человек становится ученым, если он знает все труды мудрого Кун Фу-Цзы. Колеса вы крутить умеете, но, в сравнении с нами, плаваете по мелководью, как мелкая рыбешка, а мы уважаем глубину.

Этот китаец, неплохо говоривший по-английски, долго и доходчиво толковал о том, насколько я невежественна. Земной шар – никак не может быть шаром, поэтому пытаться объехать его вокруг бессмысленная затея. Такое мне слышать на Востоке уже приходилось.

– Каждый раз объясняю невеждам с Запада, что земля похожа на пухлую рисовую лепешку и располагается на спине Небесного Дельфина. Когда Дельфина смешат зведы, он мигает глазом, и от этого происходят землетрясения. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять что Китай – срединное царство, причем самое значительное, поэтому сюда, к центру, так стремятся люди из других земель. На нашей карте нет Америки и Африки, потому что нам они не интересны. Когда Кун Фу-Цзы спросили, зачем с далекого Запада приходят к нам люди, он сказал: долго сидеть утомительно. Вот где мудрость: надо будет – сами придут, а нам не по нраву долгие походы. На чужбине китаец даже обувь починить не может, по себе знаю. У ваших сапожников ни материалов, ни инструмента порядочного нет, ни понимания, что такое удобная обувь. То, в чем ходите вы, для нас загадка, – как можно таскать на ногах такие колодки? А ваша еда? Всю жизнь едите молоко, словно малые дети. Откуда же разум возьмется? Чем вы думали, когда ехали сюда? Я так вам скажу: от берега не отдаляйтесь. На побережье к чужакам привыкли, а во внутреннем Китае пучеглазых считают демонами, пугаются и могут подсунуть отравленный рис или даже забросать горящими факелами. Так что туда вообще не суйтесь. Японцы, конечно, хуже отравленного риса, но это несчастье временное. Как пришли, так и уйдут.

Я надеялась, что мой советчик поможет устроиться на ночлег, а он привел меня к местному начальству, толстому китайцу в шелковом халате и красной шапке, который потребовал у меня паспорт. Оказывается, иностранцам требуется местный паспорт для пребывания в Китае. У меня такового не имеется, стало быть, я проникла на территорию, да еще и воюющую, незаконно, поэтому он обязан взять меня под стражу и выяснить, не шпионка ли я, – так объяснил крики красной шапки мой провожатый. Потом меня втолкнули в темный чулан и велели тихо сидеть до утра. Вероятно, под личиной «негоцианта» скрывался истинный патриот, который счел за лучшее передать меня в руки представителю власти.

В чулане воняло тухлой рыбой. Я мечтала задушить «негоцианта» собственными руками, нервы на пределе, но все-таки задремала, сидя на холодном полу. Внезапно громкие выстрелы и крики. В чулане нашлось слуховое окно, через которое пробивался хоть какой-то свет. А потом начался кошмар и ужас… Ужас войны, который запомнился обрывками крови и грязи. Трудно поверить, что это не дурной сон, а реальность. Не знаю, хватит ли у меня сил и найду ли верные слова, чтобы донести увиденное и пережитое до читателей.

Хладнокровная жестокость японцев, зараженных духом самураев, не знает границ. С трудом припоминаю, как очутилась на улице и увидела человека, приколоченного к дверям соседнего дома. Лихорадило, началась рвота. Уперлась головой и ладонями в стену дома напротив. Казалось, вместе с блевотиной вытекут глаза. Опустилась на землю, как пустой мешок. Когда пришла в себя, поняла, что велосипеда нет. Ничего нет. При мне осталось только то, что было спрятано во внутренних карманах жилета. Потом кто-то схватил меня, накрыл шинелью и потащил куда-то… Очнулась в госпитале Красного Креста в Шанхае, откуда и пишу вам это письмо. Надеюсь, самое страшное позади. Ваша М.Б.

Дневник Мэри. 5 апреля. Утром в иллюминаторе каюты увидела две высокие скалы, покрытые зеленью и приземистыми темными соснами. Началась Япония – миниатюрная страна, где на густой россыпи островов живут миниатюрные люди. Первый японец на берегу – таможенник на причале, в отвратительно сидящем немецком мундире и форменной фуражке с никелированной хризантемой. Дальше пошли такие же карикатурные персонажи, одетые в европейскую одежду, которая совершенно не подходит им по фигуре. Твидовые костюмчики, английские пальтишки, черные фрачные пиджаки с белыми манишками, ботиночки моего размера. Труднее всего им привыкнуть к обуви, как и китайцам. Западные мундиры и костюмы, говорит Ш., появились одновременно с японской конституцией всего несколько лет назад, поэтому «еще не притерлись», как и конституция.

Ездили в Токио, Киото, Нагойю, Камакуре, Кавагойу, Яйзе. Двое суток провели в Игу, на родине ниндзя. Многовато за 10 дней, зато названия какие экзотические.

Я называю его Шума, он меня Цыпа. Спрашиваю, почему Цыпа? – Из любви к орнитологии. Говорит, что в Японии впервые, но многое знает из верных источников, русские моряки шутят: то-яма, то-канава, а мне нравится в Японии, что она успокаивает человека среднего роста, никто над ним не громоздится, и на женщин можно смотреть сверху вниз, как и полагается мужчине. Ваши феминистки бросают вызов естественному миропорядку, а поле сражения – каждый отдельный мужчина, так значит, и я? Хочешь со мною сражаться?

Не понимаю, шутит он или нет. Мне сейчас не до шуток. Я серьезна до невозможности.

– Я не хочу сражаться. Мне с тобой хорошо, спокойно, очень хорошо, как никогда…

СОН капитана Шумахера: Ночь тиха, туман на море, звезд и вовсе не видать. Ники с Йоко на татами нежно, сладко говорят: Милая… – Хоккайдо? – Я тебя… – Хонсю?! – За твою… – Сикоку?!! – Я тебя… – Кюсю!!!

«ТОПОР» Мэри Берри из Японии. В госпитале Красного Креста, где я лечилась от кишечной инфекции, был англичанин, который провел немало времени в загадочной для нас Японии. «Необходимо время, чтобы понять эту страну. Я пробыл там в общей сложности около восьми лет, и мое мнение слишком поверхностно. Родовитые японцы держатся своего круга, не приглашают в свой дом и не знакомят инострацев со своими женами. Те по-прежнему сидят дома и занимаются сугубо женскими делами; все следуют старинному правилу, когда жена садится за стол только после того, как накормит мужа.»

Значит ли это, что я вообще не видела Японию, если провела там всего три недели? «В таком случае вы могли видеть Японию лишь мельком» – говорит мисс Чизфилд, американская миссионерка, которая заведует христианской школой для девочек. Она пригласила меня участвовать в чайной церемонии. Тридцать пять девочек разного возраста, от двенадцати до девятнадцати, сели на коврики полукругом, сложив кукольные, словно фарфоровые ладони на коленях. Сиротки счастливы быть воспитанницами мисс Чизфилд. В противном случае их ожидает горестное рабство на какой-нибудь новой японской фабрике или у хозяйки, предлагающей «покорных жен» для иностранных моряков.

После чая в школе мне показали окрестности Йокогамы. На просторном дворе у храма видели процессию. Женщины, одетые в белое, сопровождали, мелко ступая ногами, белый паланкин, который несли четверо мужчин. Это были похороны. Здесь, как и в Индии, траурный цвет белый. Ближайшие родственники должны быть в белом, а соболезнующие набрасывают на плечи белый шарф, кланяются и поют тихую заунывную песню. Плачущих не видно, в отличие от Индии, где даже нанимают плакальщиков.

Дневник Мэри. В знаменитом саду камней всегда найдется местечко, откуда видно все разом. Шума показал такой пятачок и оставил меня в саду, пока ходил по делам. Я присела на скамейку, сложенную из камней, достала блокнот, стала записывать важное, чтобы не забыть, увлеклась, не заметила, как за спиной встали люди. Хихикают – оборачиваюсь – засмеялись в голос, показывая на блокнот – похожи на садовников, с граблями. Не сразу поняла, что смеются над нашим строчным письмом: ни то ни се, черт знает что…

Мы с Ш. поначалу много беседовали. Мне надо много еще узнать и понять.

– Что такое свобода? Как по-вашему ?

– Свобода, в житейском понимании, отсутствие всяких обязательств. Что хочу – то и делаю и ни за что не несу ответственности.

– Разве это возможно?

– Каждый решает сам, здесь советы постороннего неуместны.

– Выходит, для семейных людей свобода невозможна?

– Семейные узы – это путы, бесчисленные обязательства. Кстати сказать, на языке самого северного европейского народ, на исландском, семья так и называется fjоlskylda, то есть многочисленные путы.

– На исландском? Сколько языков вы знаете?

– Прилично знаю совсем немного. Несколько европейских и китайский мандарин.

– А по-русски говорите?

– Да, моя матушка русская.

– Я тоже знаю по-русски, немного…

– Неужели?

– Моя мама тоже русская. Была русская.

Показывал сад, рассказывал про буддизм: б. не навязывает мысль, а будит ее, в отличие от догматов хр. церкви, заставляет думать, рассуждать.

– Смотрите на мир шире, а на жизнь глубже. Цель человека не в том, чтобы жить в достатке и умереть в собственной постели.

В чем же она, цель жизни? Не договорили. Хочу, чтоб объяснил.

«Бруклин Экспресс» Впервые в жизни я видела войну, ужасы войны между ближайшими соседями, Китаем и Японией, правители которых не щадят собственных подданных, а жесткость к соперникам беспредельна. Я видела китайца, прибитого штыком к дверям дома, а рядом лежали трупы членов его семьи. Я пала духом и заболела. В госпитале Красного Креста, куда я попала, рассказывали о зверствах японцев на континенте. В Корее они вырезали всех женщин, оказавшихся во время осады в королевском дворце. Зачем?! Оказывается, не могли отличить королеву от придворных дам – все женщины были одеты и причесаны одинаково. После налета принялись искать королеву Мин, отпихивая ногами еще теплые неповинных женщин, а когда нашли, изрубили ее тело вклочья, с победными самурайскими воплями. В конце концов облили останки керосином и всех сожгли.

Британцы настаивали, чтобы я немедленно покинула зону военных действий и отправилась домой, но во мне взыграл американский дух и я решила ехать на фронт, чтобы люди получили информацию из первых рук. Я решила, что стану военным журналистом, чтобы рассказывать правду о бесчинствах японской армии. Пришлось изменить маршрут и двигаться на север, вместо того чтобы сразу добраться до порта в Японии, откуда идут пароходы в Америку.

Русские офицеры, лечившие раны в том же госпитале, познакомили меня с военным репортером из Франции. Он устроил для меня аккредитацию и подписал паспорт у японского командования. С этим отважным человеком я проехала от Шанхая до Порт-Артура, где осенью японцы устроили настоящую резню, уничтожив практически все население города. Множество убитых не были преданы земле, потому что не осталось живых, способных рыть могилы.

Наблюдая жизнь в юго-восточной Азии, я пришла к трагическому выводу о том, что желтая раса – воплощенная жестокость, здесь не щадят никого. Знаю, что того же мнения придерживаются супруги Макларит, путешествующие по тому же маршруту, что и я. Однажды я решилась просить о снисхождении для несчастной женщины, которую приговорили к смертной казни. Толстощекий мандарин, который единолично вынес приговор и любезно пригласил меня на «показную кару шен-чи» (буквально 36 кусков), защипел и заклокотал от гнева: если я из тех, кто жалеет преступников, мне не место рядом с честными людьми – приглашение на казнь отменяется! Не знаю, в чем вина той женщины, но резать человека на 36 кусков, начиная с ушей и языка… нет слов… Как страшно жить в этой Азии, люди!

«Путешествия по Странам и Континентам» Д. Макларита. Сама Поднебесная богата ценными минералами, нефтью и волокнистыми травами. А вот об ее жителях у нас сложилось следующее мнение: это слабая раса, как в умственном так и в нравственном аспекте. Опиум, алкоголь и всяческие болезни, нам не знакомые, наложили свой тяжелый отпечаток на миллионы жителей этих земель. В человеческих отношениях и торговле туземцы крайне недобросовестны. Рыцарства или уважения друг к другу и к женщинам просто не существует. Лишь одна женщина в мире может заставить китайцев склонить голову – императрица Цыси. Но и сама августейшая дама – жертва китайских традиций. Те, кто видел ее, говорят, что королева с трудом переставляет ноги, с детства изуродованные обувью на четыре размера меньше обычной ступни. В Китае ценится маленькая ножка, по их мнению, один из признаков благородного происхождения. Вполне вероятно, что постоянная боль в ногах явилась причиной скверного и беспощадного нрава этой правительницы.

Жестокие до крайности, китайцы культивируют свирепость, хотя на поверку – отъявленные трусы, тем не менее, когда их число намного превышает силу противника, самые ужасные существа. Очевидно, что пока Китаем управляет сам Китай, совершенствования или продвижения в цивилизации и коммерческих отраслях происходить не будет.

Экзекуция, которую соседняя Япония совершила в отношении Китая, вряд ли может называться войной. Действие это носило совершенно односторонний характер, как набег саранчи. Когда вмешались русские, несколько экстремистов-анархистов из Йокогамы, Токио и других крупных городов стали угрожать и ополчились против белого человека и его законной собственности, однако, как только «международная потасовка» закончилась подписанием мирного договора, жизнь вошла в размеренное русло и мы, велосипедисты, занялись привычным делом, т.е. взялись за руль. Японцы пока еще мало смыслят в нашем спорте, и главная причина тому – отсутствие собственного производства машин. Все, что здесь двигается благодаря мотору, сделано руками англо-саксов. Вместо благодарности нас упорно называют словом «чужаки», что в понимании японца или китайца равнозначно врагу.

Клубный отель «Клюшка», расположенный всего в одном квартале от пассажирского пирса Йокогамы, можно назвать штаб-квартирой американцев на японском архипелаге. Поскольку мы с миссис Макларит представляем крупную чикагскую газету, мы стали своими в кругу журналистов, где лидируют американцы. В гостевой книге клуба мы видели запись, недавно сделанную рукой нашей приятной знакомицы мисс Берри. Британский журналист, выкуривший со мной вечернюю сигару, сообщил, что беседовал с ней в госпитале Красного Креста в Шанхае. Мы дружно выпили за то, чтобы Мэри окончательно выздоровела и благополучно добралась до Нью-Йорка. Но первый тост был, разумеется, за мою драгоценную супругу.

«Беспечный Ездок» М.Берри из Японии. Главное разочарование – Токио, самый многолюдный город, население около 2 млн. человек. Грязь и деловая суета – таково лицо новой столицы Японии, несмотря на просторные улицы и новомодную технику. Над головой, словно горизонтальная паутина, висят кабели разного калибра. Кажется, такого количества телефонных, телеграфных и других проводов нет даже в Нью-Йорке, а сама «цитадель» напоминает пещеру одноглазого Циклопа и нагоняет страх и тоску.

Главное очарование – Фудзи, священная гора японцев. Когда снежная шапка тает, ее склоны начинают пестреть белыми вертикальными нитями. Позванивая колокольчиками, к вершине идут паломники в белых одеждах. Среди них ни одной женщины. Легенда гласит, что Фудзи-сан, богиня горы, пробуждается, если ее тревожит мелкая поступь женщин, хватает их за волосы и тащит в пасть вулкана. Похоже, что японцы страдают женофобией.

Так и не удалось увидеть солнце в Стране Восходящего Солнца. Над головой серое беспросветное небо. Кругом – туман, однако у японцев имеется замена солнцу – их император. Человека с усиками и напряженным от недовольства лицом они почитают как солнечное божество. Императору нравится велосипед. Говорят, новым видом спорта его увлек председатель Клуба Надежных Рулевых м-р Корби из британской миссии в Токио, который давал «солнечному божеству» уроки езды на вело.

В качестве ответа чопорному собранию английских роялистов был основан Клуб Безнадежных Рулевых, учрежденный веселыми шотландцами в Йокогаме. Туда может записаться всякий, кто не способен проехать более 50 ярдов, не свалившись с велосипеда. Естественно, что второй клуб пользуется гораздо большей популярностью у «чужаков», нежели первый, но женщинам вход туда воспрещен, как и в любой другой английский клуб.

«Вести Иокогамы» (перевод с японского Гоогре-сан) Год назад сюда пришел молодой человек, который начал свое турне из Варшавы, в Российской Империи, буквально с пустыми карманами, на пари, что любыми неправдами сумеет вернуться в начальный пункт. Слабая публика, читайте – женщины, взяли за ручку его, как сиротку, и поили, кормили, укладывали в кровать, а пресса освещала его продвижение на ее страницах. Великие пароходные линии океана думали, что реклама, которую им дал этот неслыханный молодой придурок, стоила проездного билета, который они ему предоставили.

И теперь мы переоделись на другой чудак, на этот раз женщина, и она смакует женскую одежду следующего столетия. Вчерашний день, на балконе своего отеля, она была объектом любопытства. Женщина с неприятным лицом и спиной, что подсказывает, по дедуктивной теории мистера Хормса, что она была зависима от швейной машины или машины велосипед. Ее собственный костюм убирает сомнение. Легкая облегающая блуза с глубоким вырезом бледно-синего цвета, панталоны ткани саржа, темные чулки на ровных ногах и большие белые туфли со шнурком обозначают современного велосипедиста. Лицо загорелое, и в его чертах скрытая сила воли, молчим про агрессивную независимость, которая подготовила японского человека к тому, что женщина не была обыкновенный пассажир. Велосипедист был представлен как Мэйри Бэйри, и когда она говорила, можно было узнать даже на значительном расстоянии, что она родом из земли поклонников звезд и полосок. Мы узнали, что французские люди тоже не равнодушны такому орнаменту, они дали ей самый дорогой прием. Деньги за ее фото с велосипедом на фоне статуи Свободы собрали 200 франков. Еще 100 фр в день рекламщики платили за листовки, восхваляющие душистое мыло и пилюли Джонсон. Еще она рекламирует фирменную обувь как свидетельство долговечности (те самые белые туфли). И когда она поехала по сокращенному проходу из Каира в Иокогаму, 10 000 человек устроили, должно быть, королевское прощание, она так говорит. Мы думаем, она преувеличивает. Некоторые женщины делают это все время.

Такие чужестранные люди приезжают в регулярной процессии. Другой чужак уже начал свой путь, защищенный газетами и рекламой, и может скоро найти дорогу сюда и тоже хотеть взять много денег. Часто рассчесывать песок на одном берегу – разумно ли это?

«Новый Взгляд» Мери Берри с борта лайнера «Виктория», Тихий океан. Нашим читательницам прекрасно известна Нелли Блай, которая объехала Землю за семьдесят два дня и установила мировой рекорд. Она путешествовала с комфортом, в каютах и купе первого класса. В отличие от нее, я выбрала трудный путь – путешествие на велосипеде, чего до меня не сделала ни одна женщина. Сейчас, когда большая часть пути одолена, можно подвести некоторые итоги. К слову сказать, корабль, на который Блай села в Нью-Йорке в 1889 году, тоже назывался «Виктория», но то было германское судно, названное в честь Виктории Августы, жены императора Вильгельма II, мы же идем сейчас на «Виктории» британской.

Решилась я на circumnavigation, как говорит высоколобый капитан нашей «Виктории», год назад, весной 1894 года, узнав о пари, которое заключили два джентльмена. Они поспорили, что женщине не под силу объехать земной шар на колесах. Мне понравилась крупная ставка (точную сумму я раскрою только после прибытия в Нью-Йорк), и я предложила этим господам отдать ее мне, после того как я завершу мой пробег. Они сразу согласились. Вероятно, были уверены, что ничего у меня не выйдет. Мне же оставалось только взять пару уроков езды на вело и отправиться в путь.

Выехав из Бостона на велосипеде, я обязалась выполнить некоторые условия, поставленные участниками пари, к которым присоединились и другие игроки, что составило две группы фанов. Меня обязали зарабатывать деньги любым законным способом и пользоваться этими деньгами по моему усмотрению, но вернуться в Бостон с суммой не менее той, что была предоставлена мне участники пари – 150 долларов. Кроме того, регистрироваться по пути следования у американских консулов и говорить только по-английски.

Теперь несколько слов о том, благодаря чему мое путешествие на колесах осуществилось. Во-первых, это бриджи, в длинной юбке далеко не уедешь. Мужчины продолжают критиковать женщин за «неподобающую нежному полу одежду», но, к счастью, в Европе очень многие уже расстались с этим предубеждением, доказательство чему – более двадцати предложений руки и сердца, которые я получила в разных уголках Старого Света. Во-вторых, это интерес к Новой Женщине, прогрессивным идеям и стремлению бороться за свои права. Наибольшую поддержку мне оказали женщины Парижа, среди которых было много русских, путешествующих самостоятельно и мыслящих по-новому. Они организовали мои лекции в Хрустальном дворце. Там я убедилась, что французы – самая патриотическая нация в мире. Зал взрывался овацией всякий раз, услышав от меня Vive la France! – приветствие, которому научили меня французские подруги.

Из Франции я сразу же отправила на свой банковский счет в Бостоне честно заработанные 150 долларов, чтобы гарантировать выполнение одного из условий пари. По дороге из Парижа в Германию, меня пытались атаковать разбойники в масках, узнавшие, видимо, из газет о моих успешных выступлениях. Один из нападавших вставил палку в колесо моего вело, другой столкнул на пустынную дорогу и стал обыскивать мой саквояж. Злодеи не подозревали, что американские подруги снабдили меня наганом, который лежал во внутреннем кармане жилета (отдельное спасибо моему нью-йоркскому портному!). Увидев оружие, другой негодяй бросил на землю саквояж, но первый ловко атаковал меня сзади. Удача всё же была на моей стороне – я успела выстрелить в воздух, и через несколько мгновений из-за деревьев появились охотники. Злодеи трусливо бежали, прихватив какую-то мелочь. Я была спасена и нашла приют на ближайшей ферме, в доме одного из охотников – Vive la France!

Затем было много прекрасных встреч, бесед и приключений в Европе, России, на Святой Земле и в сирийской пустыне, в Каире, на Цейлоне и, конечно, в Индии, о чем я много писала для американских газет и журналов. Принимали меня хорошо, однако серьезно заработать удалось только во Франции и России, где женским вопросом интересуются всерьез. В Британской Империи, от Индии до Гонконга, много христианских миссионеров, которые не одобряют женщин, крутящих педали в бриджах, тем не менее, повсюду я находила радушие, мой энтузиазм не угасал, пока я не попала в Китай.

Впервые я увидела настоящие бои на земле и на море. У позиции Гасан китайцы заминировали большую территорию, чтобы остановить японцев. На беду, об этом не знали китайские полки, которые шли для подкрепления, и напоролись на свои же мины. В результате, по данным японского штаба, в тот день пять тысяч китайцев погибли и двадцать два японца были ранены. На следующий день я была арестована и брошена в японскую тюрьму. Меня обвинили в шпионаже и должны были расстрелять. До американского консула было слишком далеко. Британцы просто отмахнулись, напомнив, что предупреждали меня об опасности. Помогли русские, которые базируются в Порт-Артуре и подтягивают в бухту свою эскадру.

Дневник Мэри. 13 апреля 1895 г. Из страны желтолицых в страну кранокожих. Беспрестанно тошнит. Ночами выхожу на палубу подышать. Вокруг ни души. Снизу и сверху темнота. Небо и море сливаются в бескрайнюю черную кляксу. Когда любишь, мысли постоянно крутятся вокруг одного человека. Новый опыт. Растерянность. Невозможность сосредоточиться на работе.

– Помнишь, рекомендательное письмо, которое ты дал мне в Германии? Там были русские слова, я это поняла.

Молчание.

– Ты жил в России?

– Где я только ни жил…

Никаких подробностей о себе. Здесь мы квиты.

– Всю жизнь провел в дороге и умер в Таганроге…

– Кто?

– Не помню… Вертиться в голове с тех пор, как ты рассказала про Таганрог. У Пушкина есть что-то такое.

– По сравнению с китайским болотом Таганрог – райский уголок.

– Может, стоит вернуться? Отсюда туда ближе, чем до Нью-Йорка.

– Нет, мне нравится совсем другая жизнь.

– На верхней палубе современного лайнера? Под спокойную музыку?

– Мне нравится пить чай из маленьких форфоровых чашечек под цветущими деревьями. Рядом с тобой. Но ты исчезаешь, потом внезапно появляешься. Не даешь прямых ответов на…

– Люди пьют чай, потом прощаются, уплывают на пароходе, возвращаются на велосипеде. Снова пьют чай. Задают вопросы и не получают ответов. Круговорот событий в природе.

– Такова жизнь?

Задумался, прежде чем ответить. Серьезно:

– Жизнь – это когда точно знаешь, за что можешь умереть.

– Не надо о смерти. Будешь мне писать?

– Не знаю. Оставишь адрес?

– Конечно.

– Тогда вот что…

Вручил мне – почти торжественно – блокнот в твердой кожаной обложке, исписанный вдоль и поперек.

– Сбереги это для меня. Секретов тут нет. Может, когда-нибудь книга получится.

– Значит, увидимся еще?

– Найду тебя, Бог даст. А ты гляди, не теряй главного: нахальное простодушие – самое надежное оружие девушки, путешествующей в одиночку.

Адрес дала, но настоящего имени пока не открыла.

Из каюты выходить не хочется, лежу, читаю его записи.

«В 19 в. убеждение в том, что Китай – древнее царство разума, где нет места невежеству, предрассудкам, срамным болезням и войнам, плотно сидело в умах западной цивилизации. Эта репутация сказочной Поднебесной Страны установилась, вероятно, со времен Марко Поло.

На Россию, напротив, навесили ярлык темной и злобной страны, достойной сожаления и осуждения. Эта склонность видеть в Китае хорошее, а в России плохое удивляет: в Китае давление на человека и жестокое подавление личности всегда было сильнее, чем в соседних странах. Россия и Китай – из тех стран, которым суждено быть объектом фантастических домыслов и спекуляций. Возможно, это освязано с тем, что, в отличие от Европы, здесь точно знают: гусь человеку не товарищ. В некоторых областях Китая (Сычуань) гусей используют как сторожевых собак. На стол их не подают. Гуси способны шипеть и громко гоготать, проявляя бдительность, и храбро бросаются на чужаков, чтобы защипать их.

Хитрый Лис Микадо внушал подданным через самурайскую пропаганду, что во всех унижениях и бедах его империи виновата Россия, так пусть убирается прочь с берегов желтого океана: нам нужен весь Сахалин, вся Камчатка, все Курилы и даже Чукотка, хотя там и очень холодно, ничего, теплые штаны пришлют из Европы. После бога деньги первые, но японцы в бога не веруют, у них вместо бога великая пустота. В будущем главной станет борьба за статус. Всё будет зависеть от капиталов, поэтому образ «порядочного» человека станет несовместим с образом бедняка – вот где радость нравственного падения…»

До земли еще далеко… Выхожу ночью на темную палубу к холодному ветру, остудить воспаленную от духоты и страданий голову. Хорошо, никто не видит.

Общаться совсем нет охоты. А ведь надо участвовать, слушать и записывать дурацкие разговоры пассажиров – нужно ведь, материал (!) На этом пароходе все говорят о политике, т.е. о войне от Японии до Европы и Африки. Все воюют, но есть твердое общее мнение: в Америке войны больше не будет.

!!! написать конспект лекций по странам, чтоб дома не путаться в «показаниях» (факты, даты, истории, проч.)

На борту много интересных типов со всего света. Из тех, что примелькались за обедом: 2 австрийских офицера, 2 франц. путешественника (кругосветка нынче в моде), кореец из благороодных, м.б. принц крови (пошмыгивает носом, будто пробует всё на запах, разнюхивает?), есть американские морские офицеры с женами и детьми, член брит. парламента и загадочный военный приятной наружности – на визитной карточке значится Capt.Vladimir Bodkin (!) – обращаясь к нему по фамилии, корабельные офицеры давятся от смеха. На нижних палубах едут рабочие, японцы и китайцы – на вид тишайший народец, не подозревающий о том, что в это самое время их сородичи режут друг друга на куски.