Заменяющая солнце

Глава 9. Мария

Западная Вирджиния, 1986 год

Влюблённость

Ночь выдалась душной и бессонной. Мне было о чём поразмышлять. Я всё прокручивала в голове этот день. Меня беспокоило странное поведение Флорэнс, ведь она даже не стала проверять мои так тщательно написанные конспекты, и не выслушала мой рассказ о том, как весь день мистер Гаррисон пытал меня вопросами по школьной программе. Когда я вернулась домой то обнаружила, что свет в той самой комнате, двери в которую закрыты для меня навсегда, горел. Я на цыпочках пересекла холл и оказалась у восточной стены, в небольшом коридоре, который вёл в кабинет отца, и где на пути меня всегда ожидала, словно дикий зверь, притаившись в ночи, старая дубовая дверь. Тоненькая полоска света вытекала из неё, словно кто-то случайно пролил на пол солнечный свет, я задержала дыхание и встала со стороны приоткрытой двери. Моё сердце вдруг забилось чаще, то ли от страха, то ли от безумного волнения. Краем глаза, я увидела волосы Флорэнс, она стояла спиной ко мне, трудно было сказать, что она делала там, смотрела перед собой или быть может читала книгу, ведь я не видела ни её взгляда, ни рук. Но почувствовав, что я стала на шаг ближе к разгадке у меня вдруг появилось неудержимое желание войти и посмотреть, что такого скрывает эта женщина. Позади меня раздался неуместный скрип деревянных половиц, отчего я резко обернулась и увидела встревоженный взгляд миссис Хипкинс, и потому почувствовала себя нашкодившим ребёнком которого застали на месте так называемого преступления, даже если ничего такого противозаконного и не произошло. Её глаза расширились, а рот беззвучно требовал «Уходите». Сглотнув я аккуратно развернулась на одних лишь носках и направилась в западное крыло, в столовую.

Сев на стул у длинного прямоугольного стола с вычурной резьбой, я пыталась привести своё сбившееся дыхание в порядок. С самого детства я знала, что в нашей семье существует два запрета – 1. Не спрашивать маму о перчатках. 2. Ни при каких обстоятельствах не входить за ту страшную дубовую дверь.

Когда мы с Аннет пытались выведать тайну закрытой двери у отца он всегда отшучивался и говорил, что у каждого человека есть парочка скелетов в шкафу, но для нашей мамы существует целая комната. А затем он менял тему разговора. Заводя старую песню о том, какими прекрасными врачами мы с сестрой станем. Я тут же делалась сама не своя и убегала в комнату, а сестра послушно выслушивала все куплеты.

Но на этот вопрос я не знала ответа, как и на многие другие: в этой семье слишком много тайн, и порой мне казалось, что я тону в их пучине, отчаянно глотая воздух скатываюсь в кроличью нору, в которую так мечтала попасть еще в детстве, но теперь это не приносит мне радости.

Вернёмся к моему наследию. Самая младшая в семье, бывалая фантазёрка, как любил говорить иногда Фрэд, чувствовала, что среди нас слишком много врачей и возможно моё нежелание становиться медиком как-то связано с тем, что для меня в этой чаше не осталось таланта. Марго была невероятно способной, Фрэдерик – любимец всей семьи, и Аннет, всегда третья, но не последняя, ведь эту цепь замыкала я.

Наш папа был родом из штата Кентукки, родился в небольшой семье фермеров. С раннего детства он очень любил лошадей, благодаря этой его страсти мы с братом и сестрами часто посещали здешнее ранчо для воскресных прогулок. Однажды на папин день Рождения к ним приехали гости из соседнего штата, дальние родственники, отец тогда уже стал настоящим фермером, отлично справлялся с хозяйством, подковывал лошадей, принимал участие в конкурсах, вот только в столь юное пылкое мальчишеское сердце ворвалась первая любовь. Дочка их гостей была немного старше и уже училась в медицинском университете. Она сразу же пленила нашего папу своей добротой, умом и красотой, в его мире о такой благородной профессии могли помышлять лишь отчаянные глупцы, но он понимал, чтобы приблизиться к той, кого любишь, необходимо переплюнуть всех этих фантазёров и сразу же взялся за учёбу забросив работу на ферме. К слову когда он рассказывал эту историю нам однажды зимним вечером у камина, в присутствии мамы, мы смущённо смотрели на мамино лицо, но она выглядела непроницаемой, спокойно читала книгу сидя на канапе, и даже бровью не повела в нашу сторону. Фрэд сразу же посчитал своим долгом подстегнуть отца и спросил, почему же он всё-таки не женился на той доброй, прекрасной и умной леди, а в ответ получил от Марго подзатыльник. Отец говорил, что, окончив школу он переехал в Западную Вирджинию, чтобы связаться с Джинни, той девушкой, они поддерживали связь, но некоторое время назад она перестала отвечать на его письма. Отец успешно сдал экзамены и поступил в тот же вуз, где училась она. И вот однажды они встретились в коридоре университета, наш папа на всех парах мчался к ней, такой прекрасной и особенной, но быстро обжегся узнав, что она выходит замуж и ждёт ребёнка. Шли месяцы, горе и печаль пленили его сердце, как когда-то прекрасная Джинни. И вот одним чудесным весенним утром отец увидел её, необычную, словно из другого мира, Флорэнс. Она очаровала его своим пылким нравом, отказом назвать своё имя, причудливой благородной речью, странным аксессуаром в виде перчаток до локтей, он тогда решил, что это такая мода в её колледже, своей европейской внешностью и то как искусно она игнорировала папины попытки заговорить с ней. Он следил за ней до самого общежития, где жила мама при закрытом колледже для Леди, дожидался её после занятий, каждый день провожал домой, и вот однажды, она не выдержала и спросила кто он. Тогда отец ответил, что учится на медика, а мамина реплика, которая шокировала нас всех, если конечно так и было, так как всё повествование велось сугубо от папиного лица, пока Флорэнс дочитывала свою книгу, она поставила ему условие: он должен стать настоящим врачом и тогда она выйдет за него.

Мы не ведали – какая доля правды присутствовала в этой истории, но слушать рассказ о той Флорэнс, которую мы никогда не знали было слишком интересно, поэтому вся история воспринималась на веру безоговорочно.

Вот только после исчезновения сестры эта странная идиллия в нашей семье дала трещину. Мы больше не собирались всей семьёй у камина послушать очередную историю из жизни, мама стала ещё закрытие и холоднее, словно её сердце наполнилось ледяной водой и тяготило её. Она просто не могла дать нам ни частички своего былого тепла. Отец постоянно находится в командировках, сейчас мы почти не видимся, и я очень тоскую. В городе есть квартира, близ нашей больницы, отец проводит много времени именно там. Однажды старшие поведали нам с Аннет об этом жилище, Фрэд сравнивал его с убежищем от сил зла, к слову он любил пошутить на счет матери, Марго же наоборот всегда оправдывала поступки отца чисто деловым интересом. И сейчас у меня возник вопрос, почему? Не связано ли это с тем выпирающим скелетом из комнаты с дубовой дверью? Не чувствует ли отец, что для них обоих в этом доме слишком мало места?

На столе меня дожидался ужин, накрытый начищенным до блеска серебряным клоше. Суп был ещё горячий, я схватила кусок свежеиспечённой чиабаты и отметив про себя, что миссис Хипкинс должно быть увлеклась итальянской выпечкой, быстро расправилась с супом. Аппетит проснулся сумасшедший.

Весь день то и дело моё сердце колотилось как ошалелое исчерпав все виданные и невиданные мною запасы энергии, а ведь завтра меня снова ждут эти ощущения. К слову о чувствах. Умостившись поудобнее в своей кровати, я наблюдала как на небе зажигаются яркие звёзды, а крона старого дуба в саду медленно покачивается, без листьев он был похож на злого великана с множеством рук, но я помнила каким он станет уже совсем скоро и как здорово будет вновь устраивать пикники у его подножия. При этой мысли я осеклась, когда это я вспоминала о наших весёлых посиделках с Аннет в последний раз? С тех пор как она исчезла я и думать не могла о таком. Отчего же сейчас я вновь чувствовала, что готова двигаться дальше? Неужели все эти новые чувства означают что-то важное? Я стала крутиться туда и сюда, отгоняя прочь воспоминание, такое свежее и манящее, оно то и дело выпрыгивало перед глазами, словно попрыгунчик, Доминик подходит ко мне и заправляет прядь волос за ухо. Глубокий вдох, мгновение, выдох. Мне надо выспаться, ведь завтра у нас вновь дополнительные занятия. И с огромным трудом стараясь угомонить душные вздохи влюблённого сердца я с головой накрылась одеялом, отправляясь в царство снов.

Весь день я парила где-то в облаках, за что получила несколько внезапных замечаний от своих учителей. А всё потому, что для меня, мечтавшей о скорейшем окончании дня, любой кто отвлекал от столь заманчивого занятия, был внезапным. Мистер Гаррисон несколько раз показался в школьном коридоре, но ни разу мне не удалось встретить его взгляд, чтобы поздороваться. Я больше ни о ком не могла думать и это меня пугало. Но остановиться было невозможно. Впервые после исчезновения Аннет другой человек занимал мои мысли на столько сильно. На последнем уроке мне безумно захотелось рисовать. Сначала я стала копошиться в сумке в поисках своего альбома, а потом застыла. Альбом, которому не посчастливилось искупаться в одном из наших вычурных фонтанов, и который я так тщательно высушивала, был больше не пригоден для рисования, страницы скукожились, напоминая перепаханные поля после сбора урожая, или лёгкую рябь на зеркале океана.

– Мария! – Вдруг раздалось над ухом. Я в страхе выпучила глаза на человека, стоявшего надо мной. Это был мой преподаватель, вот только какой сейчас урок?

– У вас случайно не найдётся свободного листа бумаги? – Отозвалась я, а секундой позже уже мчалась по коридору со своей сумкой в руке к выходу. Лицо моё озаряла яркая улыбка, да такая, что у меня начало сводить мышцы лица. Пока меня не поймали, а о последствиях сей выходки я и вовсе не думала, стоило как можно быстрее скрыться из стен школы.

Но пробегая мимо учительской я невольно остановилась напротив чуть приоткрытой двери, кажется это входило в привычку – следить за людьми, но иначе я не могла, ведь оттуда доносился голос Доминика. Он и другой учитель что-то оживленно обсуждали. А после, мистер Гаррисон, развернулся и взяв свой кардиган направился к выходу, где и наткнулся на меня.

– О, Мария! – Взволнованно выпалил он.

– Лошади, – шепнула я, заглядывая ему за плечо, чтобы убедиться, что тот другой учитель занят своим делом.

Лицо Доминика сделалось каким-то виноватым, одной рукой он провёл по своим непослушным волосам, затем прикусил нижнюю губу, отчего я вся точно весенняя травинка, напряглась.

– Прости, я совсем забыл об этом, может в другой раз? – Мы отошли от учительской и направились по коридору к выходу, минуя уборщицу, которая сопроводила нас неодобрительным взглядом, видимо оттого, что мы вышагивали по только что помытым ею полам.

– У меня есть кое-какие дела в городе, я должен уехать на пару дней. Как раз договорился о заменах.

Лицо моё разразил неподдельный ужас.

– Но вы же обещали? – Пропищала я, сама, не ожидая своей реакции и того, как при этом изменился мой голос. Доминик оглянулся по сторонам, а затем наклонился ко мне, я разволновалась сильнее, услышав запах его одеколона, но смотрела прямо перед собой, разглядывая легкую щетину на подбородке, только бы не встречаться с ним взглядом, сейчас.

– Давай покатаемся после того как я вернусь, – он улыбнулся мне своей мягкой привычной улыбкой, от которой у меня сводило желудок.

– Вы уезжаете прямо сейчас? А это может подождать до вечера? – Взмолилась я, желая провести с ним хотя бы несколько часов.

Он колебался некоторое время, снова пытаясь пригладить свои волосы. А затем его лицо как-то само собой смягчилось.

– Хорошо, – вновь улыбнулся он.

Иногда нам кажется, что мы родились не в ту эпоху, не в то время и не в том месте. Нас должны были ожидать головокружительные балы и готические замки, несметные богатства, дуэли на шпагах за честь дамы, вычурные котильоны или просто другие люди. Но мы не выбираем время, место или людей. Когда мы впервые открываем глаза свету, всё уже правильно и на своём месте.

Я часто ощущала себя лишней, я не была похожа на свою семью, кроме нежелания стать врачом было много всего, другая натура, слишком не такая, и часто мне об этом говорили, среди одноклассников я была одиночкой, близких людей в школе у меня не было, я не сближалась с одногодками, потому что мне это было неинтересно, от природы не страдала от недостатка общения, всё что мне нужно у меня было – настоящий друг, человек рядом с которым я не ощущала неловкости своего существования зная, что я на своём месте, моя сестра, Аннет. Когда она пропала – то единственное, что связывало меня с реальным миром, та ниточка которая заставляла меня проявлять хоть какую-то заинтересованность в своем окружение – исчезла.

А сейчас происходило нечто совершенно на меня не похожее. Кажется, я вновь обрела человека, рядом с которым всё становится на свои места. И реальность вновь достигала меня, я стала свидетелем своей жизни, теперь мои дни не проходили незамеченными, как песок, размытый на дне океана. Собственная жизнь вновь заинтересовала меня.

За городом находилось небольшое ранчо Вудвик, им владели муж с женой, уже многие годы они жили только вдвоем. Маленькими детьми мы не задумывались с Аннет, почему у этой пары не было детей, нас это мало заботило, нас приводил сюда отец каждые выходные, пока не погряз в больничной рутине, что было очень давно, тут мы отлично проводили время, давали имена лошадям, на которых катались, придумывали различные истории, осваивали новые навыки. Сейчас я понимаю, что эта семья посвятила свою жизнь выращиванию этих прекрасных и гордых созданий. Ранчо было их детищем. Оказавшись тут спустя семь лет на меня нахлынули воспоминания. Пока Доминик договаривался о нашей поездке с мистером Вудвиком, я огляделась. Всё тот же старый ринг, внутри которого сейчас гуляли несколько вороных лошадей, они жевали сено и фыркали, загадочно смотря перед собой своими миндалевидными тёмными глазами. За рингом виднелся небольшой дом с красной черепичной крышей, на окнах шевелились занавески, погода стояла солнечная, и видимо миссис Вудвик решила впустить весенний ветерок в свою обитель. Правее я увидела небольшой огород, на котором уже виднелись зелёные стебли разных овощей, а поодаль белым пятном на меня глядела теплица. Помню, как однажды нас угощали свежей клубникой, после конной прогулки, пока мы с Аннет ждали, когда нас заберет отец. Подул ветерок, солнце стояло в зените, а на небе лениво ползли белые облака. Я вновь вспомнила картины из детства, вкусы и запахи. Позади меня располагалось стойло для лошадей, ветер принёс запахи оттуда, я поморщилась, но всё же улыбнулась воспоминаниям.

– Надеюсь ты умеешь ездить, – подмигнул мне Доминик, пока затягивал ремни на седле у моего точно угольного жеребца.

Я лукаво улыбнулась.

– Попробуйте меня обогнать. – Смело заявила я. Мистер Гаррисон закончил с ремнями подошел ко мне вплотную.

– Позволишь? – Я опешила. Позволю что? Я вновь уставилась на его подбородок, а затем моему взору предстала его широкая улыбка. Не зная, что именно он имел ввиду я пожала плечами, но кивнула. В следующий момент я почувствовала его большие руки на своей талии, он крепко схватил меня и в одно движение помог сесть в седло, оказавшись наверху я в ужасе посмотрела вниз. Как только он смог поднять меня? Какой человек скрывался под этой клетчатой рубашкой и вязаным кардиганом?

Доминик с лёгкостью вскочил на своего коня, так будто практиковал это движение ежедневно. Он закатил рукава рубашки до локтя, и я невольно засмотрелась как выступали вены на его руках, когда он натягивал стремена.

– Но! – Скомандовал он. И я последовала его примеру. Мы неслись на встречу солнцу, которое стало медленно клонится к линии горизонта. Я не могла его нагнать, но от этого чувствовала себя ещё счастливее. Как же давно это было. Ветер хлестал меня по лицу, унося в пучину воспоминаний, словно машина времени он нагонял прошлое, Аннет ехала впереди меня, вскрикивая от счастья, а я старалась догнать сестру, но всё что мне оставалось – это до конца погони смотреть на её спину.

Доминик замедлился, я почти нагнала его, а сердце бешено колотилось. Каждая клетка моего тела была наполнена абсолютным счастьем, остановившись я вдохнула полной грудью свежий воздух, разглядывая чудную картину, что открывалась нам. Долина струилась вниз, словно пологий водопад, равнина переходила в густые леса, ели и сосны стояли вечнозелеными стражами, а солнечный свет раздвигал их ветки своими хрупкими руками.

– Это великолепно. – Мне хотелось навсегда запечатлеть эти мгновения в своей памяти.

– Тебе стоит нарисовать этот пейзаж, не так ли? – Я молча наблюдала за ним. Доминик слез с коня и вынул из сумки, которая была прикреплена к седлу, мои принадлежности для рисования. И когда только он успел захватить краски и кисти из дома миссис О`Браян, неужели они были в его сумке с самого утра? Вопросы остались без ответа, когда он вновь протянул ко мне руки и сжав мою талию аккуратно снял меня с лошади. В тот момент я всё же посмотрела ему в глаза. Наконец. Теплая волна счастья охватила меня. Но он был совершенно непроницаем. Оказавшись на земле, я пришла в себя и осмотрелась где бы устроиться.

– Надеюсь ты не возражаешь, что я стал пользоваться той старой пристройкой на заднем дворе? – Он вынул небольшой плед, который мы одолжили на ранчо и расстелил его.

– Конечно. Спасибо вам за всё. – Ответила я, не став копаться в деталях того, зачем ему понадобилась пристройка. Я присела на плед и принялась раскладывать кисти.

– Я взял это всё без спроса, прости. – Он сел рядом и стал помогать мне, извлёк небольшой лист бумаги из своей папки.

– Этот подойдёт?

Я прощупала лист. Он был слишком тонким для рисования акварелью, но расстраивать Доминика мне не хотелось, а желание рисовать уже поглотило меня.

– Ещё раз, спасибо. – Я принялась за дело, мне хотелось ухватить хоть частичку того вида, который открывался нам. Мистер Гаррисон даже прихватил небольшую ёмкость для воды и налил туда немного из своей фляги, которую нам так же одолжили на ранчо. Мне было тепло и уютно. Я рисовала, он смотрел перед собой, иногда на меня, заставляя моё сердце трепетать подобно колибри.

– Почему вы заботитесь обо мне? – Первой молчанье нарушила я, отчего удивилась собственной смелости, ожидая услышать что-то о долге учителя перед ученицей, но всё же надеясь на другой ответ.

Доминик задумчиво посмотрел вдаль, моя лошадь фыркнула, жуя траву неподалеку, я улыбнулась, про себя отметив находчивость реакции животного. Почему он так долго молчит? Какие слова первыми пришли ему на ум и почему он лишил меня возможности услышать настоящий ответ. Я знала, когда человек так долго молчит он придумывает что сказать, а на самом деле настоящий ответ пришел ему на ум в ту же секунду, когда он услышал вопрос.

– Учитель должен заботиться о своей ученице. – Изрёк он. В этот момент я представила, как картинно бы закатила глаза моя старшая сестра Марго и засмеялась.

– Что-нибудь не так? – Он повернулся ко мне и по виду был совершенно ошарашен моей реакцией.

Я продолжала хохотать, а лошадь фыркала в такт моему смеху, Доминика это рассмешило и нам обоим уже было не удержаться.

Глава 10. Ника

Западная Вирджиния, Чарльстон 2018 год

«– Доктор Эмисон, срочно пройдите в операционную В»

Срочный вызов. По плану операция будет только вечером, а сейчас 15:30.

Кроме меня в больнице Эмисон Мёрси полно хороших врачей, мой брат Фрэдерик недавно стал главным врачом и сразу же позаботился о том, чтобы сменить старое поколение на новое.

Взгляд на экран телефона, зависшее смс «Прости, между нами всё кончено, не пытайся связаться со мной…». Не помню нажала ли я кнопку «Отправить» перед тем как бросила ненавистный мобильный на стол, а после мигом бросилась на вызов.

Вылетев из своего кабинета, я нажала кнопку лифта и после непродолжительной паузы уже спускалась на третий этаж, в операционную В.

Внизу меня ожидала бледная медсестра, лицо её сливалось с халатом.

– Доктор Эмисон, ваша мать… – жалобным, точно звук расстроенной скрипки, голосом сказала Менди.

Мать? Я молча вошла в предоперационную, Менди осталась ждать снаружи. Другая медсестра, имени которой я не могла припомнить, помогла мне собраться. Я вымыла руки, она подала мне стерильную салфетку, затем надела шапочку, маску и халат.

Я вошла.

Вокруг стола толпились врачи и несколько ассистентов, ожидавших указаний с готовностью держащих свои руки согнутыми в локтях, мой брат, Маргарита, старшая сестра – уже десять лет является заведующей отделом травматологии, самого крупного в штате Западная Вирджиния. Странное сборище, по атмосфере напоминавшее мне наши семейные встречи.

Взгляды последних были устремлены на меня. Мать. Я подошла к столу, аккуратно протиснувшись меж докторами, её грудная клетка была открыта, а сердце смотрело прямо на меня. Меня поразило только одно. Бездействие. Почему все эти люди в белых халатах стояли молча и ничего не делали? Я глянула на монитор, ассистенты молчали, Менди замерла где-то в дверях. Я была уверена, что иду на операцию, а судя по всему здесь всё уже было кончено.

– Давление – отсутствует, пульс – нет.

– Время смерти… – изрёк кто-то слева от меня.

Смерти? Мать. Мама. Флорэнс Эмисон, в девичестве Бергер. Её строгое лицо сразу же пронеслось в моём сознании, она смотрела на меня из прошлого своими пустыми глазами, не выражавшими ничего. Я никогда не стремилась поразить её чем-то, ведь ещё в очень раннем возрасте поняла – это невозможно. Она не любила никого. Вечно закрывалась в своей комнате, она оттолкнула от себя даже человека, которого как я всегда считала невозможно не любить, отца. Он смотрел на неё глазами полными нежности, не смотря на её равнодушие и холодность, и вопреки всему этому любил её, до последнего вздоха.

Что ж, она умерла. Я жмурилась от света люминесцентной лампы, этот яркий свет раздражал слизистую глаз, поэтому они увлажнились. Никакой другой причины здесь не было.

Я опустила руки, находиться под пристальными взглядами всех этих людей, а также ненавистного желто-голубого света мне больше не хотелось.

Я двинулась к проходу, но Менди преградила мне путь.

– Доктор Эмисон, ваша мама…

Снова этот слишком жалобный голос.

Мама? Я даже не могла припомнить, когда в последний раз видела её, или слышала голос. Трудно смотреть на человека или слушать его, когда глаза смотрят сквозь тебя, а звук не доходит до мозга. Ведь в её словах никогда не звучало моего имени, а значит для меня там не было ничего адресовано.

– Отойди.

Выйдя я скинула с себя халат и яростно разорвала перчатки. В операционной позади меня послышалось движение и робкие голоса, и кажется плач, Марго.

Глаза всё ещё были влажными, грудь что-то сковывало. Я хочу на крышу. Подышать воздухом.

Лифт был занят. Я нажимала и нажимала металлическую кнопку, но он всё не ехал.

Ступеньки. Находясь всего лишь на третьем этаже, я во многом недооценивала свой подъем на девятый. Пройдя несколько лестничных пролётов, я ощутила дикую тяжесть и всю ту же скованность в груди. Ещё один пролет, Ника, ты сможешь. О мой внутренний голос, давай же.

– Ты сможешь. – Вырвалось из моей груди. Неожиданная модуляция голоса. Словно он совсем не мой. А какой-то детский, жалобный. Один раз в своей жизни я звала на помощь эту женщину. Я упала с дерева у нас в саду и поранила колено, раны были неглубокими, но кровь продолжала литься и вскоре руки и лицо я так же испачкала в красный цвет, смешанный со слезами. Помню, как взывала к этой женщине «Мамочка, помоги мне, мамочка…».

Я остановилась вверху пролёта и рассмеялась.

– Мамочка, помоги мне… – смех новой волной вырвался из моего рта, отчего я согнулась пополам и на секунду потеряла равновесие.

Ступеньки вокруг меня мелькали словно мотыльки над вечерней лампой в саду на старом деревянном крыльце, не знаю в какой момент, но я всё же схватилась обеими руками за голову, и пролетев до конца ступеней ощутила дикую боль. Голова была цела. Крови не было. Что не скажешь о правой руке.

– Чёрт… – взмолилась я. Теперь мой голос напоминал мне голос Менди, теперь я стала той самой расстроенной скрипкой. – Чёрт, чёрт, чёрт!!!! – Закричала я. Слёзы горячим потоком хлынули из глаз. Как же давно я не ревела. Как маленькая запуганная потерявшая маму девчонка. Потерявшая маму.

– Сиди смирно, что ты как маленькая… – шикала Марго.

Сестра всегда была намного заботливее родной матери. Сейчас она осматривала мой ушибленный лоб и постоянно расстроенно вздыхала.

– Я в порядке. – Попыталась отстраниться я.

– Сказала же, сиди смирно! – Марго усилила натиск, продолжая обрабатывать рану.

– На снимке – перелом лучевой кости в типичном месте. – Констатировал вошедший Фрэдерик.

– А что главврачи теперь лично делают снимки пациентам? – Выглянула я из-под руки сестры.

– Я твой брат! – Неожиданно он повысил голос. – И старше тебя, прояви уважение к тем, кто о тебе заботится!

Я опустила глаза в пол. Да, мне стыдно. Марго и Фрэд действительно были теми людьми, которые проявляли обо мне заботу с самого детства. Я часто бывала в больнице, когда они проходили здесь практику или на рождественских вечеринках вместе с нашим отцом, меня словно нарочно уводили подальше от Флорэнс. Чтобы мы не сближались. Чтобы не обременять её. И это было мне невдомёк. Зачем тогда она родила меня, к тому же так поздно? Быть третьим ребёнком в семье, когда твоим старшим уже далеко за двадцать очень трудно. Ты не можешь делать вместе с ними элементарных вещей, построить шалаш в комнате и рассказывать страшилки, играть в настольные игры, просто поговорить по душам. Потому что они тебе в родители годятся. Мне всегда было неловко. И вот сейчас они вновь более походили на моих родителей, чем следовало. Возможно поэтому я не чувствовала боли утраты той женщины, что родила меня. Не было той связи, которую можно было разрушить. В отличии от моего брата и сестры.

– Как вы? – Тихим голосом спросила я.

– Кажется, что всё это сон, какой-то очень реалистичный сон. – Сказала сестра тяжело вздохнув, пряча слёзы в уголках глаз. Марго наконец закончила обрабатывать рану на голове.

– Сделаем тебе еще КТ головы, возможно – сотрясение.

– Сегодня мы все потеряли родного нам человека… – Ответил Фрэд. Марго взглянула на него. Они обменялись тем самым взглядом, в который меня никто не собирался посвятить. Что там сейчас происходит в их мыслях? Они всегда были близки, и я этому немного завидовала, вот о такой связи между родными я всегда грезила.

– А сейчас за мной, доктор Фирс наложит тебе гипс. Надеюсь ты понимаешь, что тебе необходим отпуск? Ты больше не сможешь оперировать – до полного восстановления.

Сердце билось чаще. Я не смогу выполнять свою работу. Эта новость действительно огорчала меня. Только не сейчас.

Вырвавшись из цепких рук доктора Фирса я, отказавшись от КТ, сразу же отправилась на подземную парковку. И здесь столкнулась с первым препятствием – я не могла вести машину. Как же, одной рукой? Я посмотрела на гипс, который крепко вцепился в мою правую руку от кисти до самого локтя и завыла.

Такси. Мысли путались. Тупая боль проступала после остатков обезболивающего, мне ещё многое необходимо преодолеть. Например, сейчас я была в своей больничной обуви, в простых и удобных шлепанцах с закрытыми передниками, ведь на работу я пришла в ботинках на шнурках. Я даже не стала бы пытаться завязывать шнурки одной рукой, а просить о помощи – нет. Никогда. Меня отучила от этой больной привычки моя мать. Просить о помощи и принимать помощь тоже. Она умерла сегодня. Я помнила это. Но что-то внутри меня вдруг захотело поставить в телефон «напоминалку». Телефон.

Оказавшись у моего дома я с огорчением вздохнула. Я забыла сотовый на работе. Кажется, он бездушно валяется где-то на моём столе в кабинете и возможно трезвонит, ведь я ушла, не предупредив старших. А ещё, Он возможно, будет меня искать.

Расплатившись кое-как с водителем, кряхтя и высовывая грязные купюры из бумажника практически зубами, я оказалась дома. Хорошо, что дверь открывалась кодовым замком. Не представляю каково это проворачивать левой рукой ключи в замочной скважине и одновременно тянуть дверь на себя. Немыслимо.

Оказавшись дома, я наконец вздохнула. Но без облегчения. Моя двухъярусная квартира соединялась крутой хай-тек лестницей с левой стороны от входа. Чтобы попасть в спальню мне нужно было бы опираясь о боковую стену аккуратно преодолеть двадцать ступеней, ведь с другой стороны – перил не было. Такова задумка дизайнера Мишель Белли, надеюсь она здорова и руки у неё целы.

Я никогда не придиралась к дизайну своей квартиры-студии, как сейчас модно говорить, к тому же она у меня как торт – состоит из двух слоёв. Но вот эта лестница сегодня впервые показалась мне не такой дружелюбной, какой бы мне хотелось. Я боялась сделать и шаг, ни одна ступенька не вызывала доверия. И вот поэтому я вспомнила цитату из какого-то недавно просмотренного мною фильма «Иногда лучший выбор – это не делать ничего». Итак, я просто спала на диване в прихожей.

Следующие несколько дней мне приходилось не сладко. Словно Алиса в стране чудес, я бродила по дому понимая сколько всего чудаковатого вокруг меня и как я раньше не обращала внимания на все эти детали своего быта. Орудовать только левой рукой было очень сложно. На кухне меня настигло фиаско с приготовлением пищи, я бесилась и роняла все вокруг, попутно сшибая предметы своим объемным гипсом. Благо – есть телефон и служба доставки. Несколько дней меня кормил шеф-повар ресторана «А ля за углом» различными деликатесами: пицца – пожирнее, суп – смотри-сколько-кукурузы и т. д. Вся эта снедь точно отвечала сказочным параметрам – «расти – булки». Вот только я – не Алиса, и собственный дом для меня сейчас представлял кучу сложностей.

Представляю, что сейчас думают Фрэдерик и Марго, обо мне – какая же я плохая дочь и сестра. Они приходили несколько раз, только я не открыла дверь, притворившись спящей. Знаю, что похороны уже прошли. Марго подсунула мне записку под дверь.

Все эти дни я смотрела телевизор у себя в прихожей, она же кухня и столовая, и как же хорошо, что именно на первом ярусе находился туалет, спасибо дизайнеру, снова желаю ей здоровья. Укутавшись в тонкий серый плед на черном кожаном диване в полутьме, я смотрела очередной очень плохой фильм с Томасом О`Браяном. Новая комедия с его участием вгоняла меня в тоску. Отчасти – в ностальгию. Ведь он был моим другом, когда-то давно, лет так двенадцать назад. После него у меня больше никогда не складывалось таких доверительных отношений с мужчинами, и от того все мои отношения терпели неудачи. Снова.