Река жизни. Тривиальные рассказы

Крутые горки

…Я сидел у окна в переполненном зале,

Где-то пели смычки о любви.

Я послал тебе черную розу в бокале

Золотого, как небо, аи.

А. Блок

«Если вы пришли в ресторан не один, а с женщиной, то (если это зимний или осенне-весенний сезон) у раздевалки помогите своей даме снять пальто и только после этого можете раздеться сами. Причем при входе в вестибюль ресторана вам следует снять головной убор, отдать зонт швейцару. Так обычно поступают в ресторане, в театре, концерте и др.» – Коля-финка читал правила поведения в общественных местах, зевая и перелистывая взятую на прокат у соседей этажом выше книгу, в блестящей синей обложке и большого формата, что ему особенно нравилось.

Отбыв срок за непреднамеренное убийство чугунной кувалдой своего напарника во время смены на заводе, он откинулся с зоны и пришел домой с видом хозяина полуподвального помещения, где проживала его сожительница, родившая мальчиков-двойню, похожих друг на друга, как две капли воды.

Дети постоянно находились в детском доме, так как гражданская жена Коли – Валя работала на местной трикотажной фабрике. Звеньевая Тося угодливо разговаривала с ней, глядя снизу вверх, потому что ростом Валя удалась. Свою работу женщина знала отлично и пользовалась уважением в коллективе. Она надеялась после детдома в первый класс отдать близнецов в ближайший интернат, как сделали все ее единомышленницы по работе. Она постоянно рассказывала об этом каждому встречному-поперечному, надоедая своими слащаво-слезливыми историями соседям по верхним этажам коммунального дома, бывшей аптеки, но переделанного под жилье.

О таких каменных строениях прекрасно сказал Гоголь, как о Собакевиче, «нескладно скроен, да крепко сшит». На втором этаже стандартного строения с коммунальными комнатами со двора был большой деревянный балкон из коридора и кухни. Над балконом слышалась воркотня голубей. В надстроенных сараях, где раньше была голубятня, во дворе проживал, вернувшийся недавно из армии, солдат-срочник, устроившийся работать на рынок мясником, обустроивший себе в постройке притон из трех клетушек. Собак в доме не водилось.

Правда один раз появилась маленькая шавка у тюремного надзирателя и работницы Молкомбината по соседству с интеллигентными, тихими, провинциальными служащими, которые сменили мебель, снабдив ею Валю. Собака как-то выбежала на общую кухню, заливисто лая. С разгона стукнула носом в ногу пятиклассницу – дочку служащих – в первый день сентября, когда ребенок явился из школы с радостным видом и сообщил о начале учебного года.

Девочка испугалась и вскрикнула. Тут же все домочадцы высыпали на общую территорию, исключая подвального помещения. Они стали обсуждать непредвиденный случай.

Собаку отвели, куда следует, а ребенку пригрозили сделать сорок уколов в живот. Других неожиданных событий не происходило, за исключением найденной случайно в углу кухни первого этажа, за столом продавщицы овощного магазина – Тамары – дохлую, разложившуюся крысу. Немедленно вызвали санэпидстанцию. Проведи дезинфекцию помещения с кафельным потрескавшимся полом – бывший зал для посетителей аптеки, где можно было танцевать, что они иногда делали, справляя свадьбы двоих совершеннолетних детей тюремного надзирателя и работницы Молкомбината.

Однажды продавщица Тамара потеряла золотую серьгу с большим рубином. Следом за этим у соседки из маленькой семиметровой комнатки, недавно вселившейся туда со своим молодым мужем случился приступ эпилепсии прямо на кухне, когда она готовила обед.

– Немедленно надо вызвать скорую помощь, – посоветовала одна из жиличек – жена служащего.

Телефон находился только в военном госпитале через дорогу, то туда послали саму говорящую об этом. Всех детей удалили из кухни и своими силами справились с упавшей на пол женщиной, получившей небольшие травмы. Скорая помощь отвезла ее в больницу. А соседи стали говорить, что это произошло из-за того, что она нашла золотую серьгу, потерянную Тамарой, отнесла ее в скупку, получив небольшие деньги. Вместо того, чтобы честно вернуть владелице и мирно сосуществовать. Квитанцию молодой супруг нашел, показав всем взрослым соседям на общей кухне в развернутом виде, как доказательство вины своей припадочной супруги.

Пока та лежала в больнице, он, вместо того, чтобы посещать больную, не теряя время даром, сошелся с женщиной с противоположной стороны улицы. После чего она забеременела.

Затем в семиметровку въехала пенсионерка с внучкой. Вскоре появилась другая жиличка с вредными привычками полоскать белье с хлоркой, развешивать на кухне, что никому не нравилось, но приходилось терпеть присутствие сырости. Из кухни дверь вела в обширный дворик с мусорным ящиком, аккуратно побеленным и с разложенными листами клейкой бумаги для мух.

Комната Вали, проживающей в полуподвале, по случаю предоставления ей руководством фабрики жилплощади за перевыполнение плана по пошиву спортивных костюмов, представляла собой обычное складское помещение, дверь открывалась без скрипа. Одна кровать и стол стояли по углам. Два стула и антикварный, продавленный, бархатный, черный диван с вензелями были принесены из двора с большими трудностями. Кто-то из соседей решил заменить мебель на удобную и современную.

Коля-финка был очень высокий, упирался головой в притолоку. Он имел спортивные достижения на стадионе, чем понравился Вале, где они познакомились. Он едва ль помнил тот праздничный майский вечер, когда за деньги он поспорил на улице с девушкой, что поставит мировой рекорд по бегу.

Они с компанией пришли на стадион, сели на трибуны, распили бутылку пива. Коля снял, купленную приемным отцом, майку. Отдал друзьям. Он попросил считать вслух и побежал стометровку. На самом деле результат оказался лучше, поэтому у Вали загорелись глаза от изумления.

Первый проступок – стал сожительствовать с девушкой – работницей трикотажной фабрики, он совершил на другой день после окончания интерната, когда его направили на завод учеником слесаря и подсобным рабочим. Вскоре, буквально через неделю, когда при разговоре другого рабочего с мастером-наставником, тот хвалился, что если работать без прогулов, можно отлично заработать, Коля специально замешкался. Он краем уха услышал, что у опытного мастера-наставника есть в кошельке хорошие деньги за работу в предыдущем месяце. Коля наглядно увидел, как мастер расплачивался в столовой за обед и задал себе первый в жизни вопрос: «Почему у меня нет сейчас таких денег?»

– Коля, а ты что будешь заказывать? – спросил опытный рабочий у него, когда они пришли в заводскую столовую в перерыв на обед.

– Вот котлеты и щи, – ответил, вступавший в жизнь, ученик.

– Платить есть чем? – иронично спросил его мастер, завидел, что ученик растерялся.

– Нет, но могу завтра отдать, – ответил ученик. – У меня денег сегодня нет, – пояснил он.

– Завтра-то, завтра, – передразнил наставник, – а надо сегодня! – хрипло процедил следом. – Заработаешь, будешь, как все мы питаться в столовой…

«Убил бы такого наставника», – пронеслось у Коли в голове. «Имею право питаться хорошо и сейчас. Только улучу момент!» – созрел у ученика коварный план.

«На мастера у меня пока руки коротки, да и схватят сразу. Вот сменщик, видать по характеру, даже зарабатывает больше мастера, а хлюпик-хлюпиком», – вспомнил ученик своего сменщика – крепкого парня, чуть старше ученика.

«Свалю с завода с хорошими деньгами», – мелькнула у Коли криминальная мыслишка, не задумываясь о последствиях.

Имея взрывной характер и высокий рост, он не стал дожидаться зарплаты. Решил отметить свою свадьбу, но, чтобы бесплатно. Он хотел потешить свое честолюбие и желание процветать за счет обычного среднего обывателя. После смены в коридоре он подкараулил своего сменщика, который проработал уже пять лет в стенах завода, явившегося в цех вовремя, на полчаса раньше, чтобы подготовиться к смене: переодеться, разложить вещи.

Они вместе зашли в раздевалку. Коля кувалду принес заранее и спрятал под скамейку. Он нехотя переодевался в будничную одежду, сложил в шкафчик, посматривая, как сменщик располагался, раскладывал по-хозяйски вещи по полочкам. Выждал, когда тот отвернулся и готовый приступить к работе вышел из раздевалки. Первый шаг, сделанный сменщиком в коридоре, оказался последним. Ученик размахнулся и со всего маху ударил сменщика сзади чугунной кувалдой, предназначенной для забивания штырей в рельсы. Тело затащил и оставил в подсобке. Он порылся в вещах убитого, нашел кошелек. Деньги из кошелька на бутылку водки и закуску он взял себе. Потом он выбежал из проходной завода с радостным выражением лица. На улице он отряхнулся и вразвалочку отправился на рынок. По ходу заглянул в пивную и выпил кружку пиво.

«Ну, теперь я богатый», – подумал, совершивший наглое убийство, молодой человек, чья судьба только начинала разворачиваться.

Когда пришли его цеховые товарищи в тот же день, они немедленно вызвали милицию. Тело сменщика отправили в морг. Нашли в подсобке под деревянной лавкой орудие преступления со следами крови на тыльной стороне. Колю арестовали поздно вечером на глазах у испуганной Вали, когда сожитель допивал водку, налитую в граненый стакан, сидя на стуле в общежитии для работниц швейной фабрики, закусывая соленым огурцом, купленным им на базаре, чтобы угодить сожительнице.

Она навещала из любопытства своего «хахаля» на суде. И потом бегала к нему, так как добивалась снисхождения у судьи, чтобы ее уголовника не отправляли далеко. Чего, к всеобщему удовлетворению, не произошло. Несколько раз она ездила к нему на свидания в места лишения свободы и забеременела двойней.

Куда съехала Валя сначала из общежития в подвал, а из подвала в однокомнатную квартиру, казенный или частный дом со всеми своими нажитыми вещами без детей, никто из соседей коммуналки, где она проживала прежде, не знал. Все оставалось у нее в кромешной тайне, кроме того, что, когда Коля появился в «комфортабельном» подвале после зоны, она горячо делилась с соседями своими пожеланиями и хвалилась, какой у нее сожитель стал плохой:

– Нигде не работает, денег не дает, ругается. Испортился.

Двумя рюмками водки Валин сожитель – Коля-финка —опохмелился после вчерашнего загула, сидя во дворе.

«Устраиваться надо на работу, а потом пойду с друзьями отмечу свое появление в свете», – рассуждал он трезво. «Милиция на постоянную работу препроводит. Можно не волноваться».

Вышедший из запоя Коля-финка (погоняло ему прилепили в тюрьме за высокий рост и силу) туманно соображал, что книгу о правилах хорошего тона придется возвращать.

Под вечер он протрезвел, поднялся с продавленного дивана, набросил на себя синюю трикотажную кофту, подаренную сожительницей в честь его появления. Он взял, изученный с большим трудом, фолиант недочитанной книги. Вышел из подвала, где раньше хранились лекарства, по лестнице на первый этаж. Прошел небольшим коридорчиком мимо двух комнат тюремного надзирателя и работницы Молкомбината с детьми. Постучался в дверь служащих.

– Вот ваша книга, – сказал он главе семьи. – Извиняюсь, что не успел дочитать, – мямля на свой лад, закончил тираду.

– Дочитывай и тогда принесешь, – ответил глава семьи вежливо.

– Ну, зачем? – спросил Коля-финка, надеясь еще взять взаймы денег на бутылку водки, чтобы почувствовать себя благородным аристократом, таким как описывалось в правилах поведения в талмуде, о котором у него вообще не было ни малейшего полного представления.

– Читай, читай! Не волнуйся! – разрешил сосед – госслужащий твердо.

Наступила пауза. Отклика в душе соседа по первому этажу Коля-финка не нашел

– Могу отдать и сейчас. Мне понравилось все в ней, – сказал Коля-финка, разглядывая, как дочь-подросток служащего лежит на диване, с интересом наблюдая за вечерним визитером.

Любопытному гостю не хотелось уходить, и он тянул время, как обычно на суде при допросе свидетелей.

– Приходи, когда прочтешь, – хозяин квартиры слегка подтолкнул Колю-финку в коридор и закрыл за ним дверь.

Волей случая книга так и осталась у бывшего зэка. Он никак не решался вернуть, так как продал за бутылку водки в гастрономе продавщице винными товарами.

Наконец в один из последующих месяцев, праздно слоняясь по рынку, увидел подобную книгу на лотке и аккуратно, накрыв полой пиджака, найденного во дворе дома, снял с прилавка. Книга была в точности такая же, но обложка на пол тона светлее, так как лежала на прилавке на солнце и выгорела. Коля-финка пришел и показал новый экземпляр бывшему владельцу предыдущей книги и радостно сообщил:

– Вот ваша книга на замену, а ту я где-то забыл… – чувствуя себя оправданным, сказал он в двери, но не стал возвращать.

«Я вернул», – так он подумал, оставил книгу себе, испугавшись того, что он сделал, тут же взял назад, чтобы продать при удобных обстоятельствах.

Соседи по первому этажу давно в мыслях распрощались с Колей-финкой и его наглыми манерами воровать все у всех подряд на виду: картошку со двора, разложенную для просушки, деньги у жены, овощи с базара.

Воруя и перепродавая любую потерянную гражданами вещь, уголовник пил, пробиваясь временными заработками грузчика на рынке. Иногда он таскал на себе туши, помогая соседу со второго этажа, который гордо считал себя мясником, торгуя всеми категориями мяса и фарша. Запои случались довольно часто. В следующий раз он угодил за решетку именно за эти самые проступки. Особенно он не находил себе места, когда вспоминал, что его бывшая сожительница завела себе любовником милиционера, чтобы оградить себя от грубостей бывшего отца их, совместно нажитых, детей.

Стоял теплый сентябрьский день. На вокзале толпы отъезжающих торопились с вещами к вагонам поездов. Происходило движение в разные направления. Около вагонов провожающие отдавали последние наставления. Продавцы цветов предлагали небольшие букеты роз.

Придя в ресторан при вокзале один в обычной гражданской одежде, Коля-финка сел за стол, наблюдая через стекло за бывшей сожительницей – матерью его двоих детей, стоящей на перроне. За ней он следил с самой остановки троллейбуса.

Она ждала появления электрички, чтобы отправиться в сторону дач и навести на участке порядок, срезать созревшие овощи, выкопать картошку, засыпать виноград землей, переложить яблоки в маленьком фанерном домике, а затем перевезти кое-что домой. Изворотливая Валя хотела снабдить продуктами детей, заканчивающих колледж, проживающих в общежитии, своего нового любовника-милиционера, который придерживался строгих правил и никогда, кроме праздников, не прикладывался к рюмке водки или вина.

Когда заштатный оркестр в ресторане только собирался начать исполнять популярную мелодию о любви, улучив момент, Коля-финка вышел украдкой из ресторана, не расплатившись, так как официант еще не успел подойти к нему, а только положил приборы: нож и вилку.

Он срочно выскочил на перрон, заметив, что Валя пошла в сторону подземного перехода и выхода на следующий путь, туда, куда должна была прийти электричка. Коля-финка, прихватив с собой нож из ресторана, спрятал его в карман брюк. Он без эмоций подошел к своей бывшей сожительнице и молча вонзил ей нож в самое сердце. Она вскрикнула от сильной боли, взмахнула руками, как подстреленная птица, уронив сумку и сетку на тротуар, повалилась на своего бывшего сожителя.

Дежурные по вокзалу двое милиционеров, заметив происшествие, подбежали сзади. Они схватили убийцу женщины за руки и отвели в привокзальный участок, надев на него наручники. Врачи из санчасти отправили убитую жертву на опознание в морг.

– Что же ты, дядя, такой прыткий? – спросил его молодой лейтенант.

– Хотел отомстить за себя. Пусть не путается с вами! – ответил очумело бывший сожитель, водя воспаленными от выпивки глазами по стенам чистой комнаты участкового.

– Вот и получишь по полной программе! – спокойно сказал милиционер.

– Она мне много должна. Я с ней долго жил, из-за нее в тюрьму первый раз сел, а теперь уже навечно расстался с Валей, – заверил Коля-финка дежурного. – Да она мне… – хотел повторить задержанный только что сказанное.

У участкового милиционера было еще много текущих дел, разговаривать, с заключенным под стражу рецидивистом, ему было некогда. Он составил протокол задержания в присутствии двоих свидетелей и отправил убийцу надолго в камеру.

Такой жестокий криминальный случай вызвал у местных журналистов и корреспондентов телевидения непримиримый отпор. Маленькая заметка появилась в газете внизу страницы на следующий день. Все прежние жители коммуналки, кто помнил Валю – работницу швейной фабрики, прочитали прискорбное сообщение в газете и осудили ее бывшего сожителя.

– Зря она с ним встречалась, ничего путного из этого брака не вышло. Перевоспитать не сумела, а надеялась… – возмущались люди.

Хористка

Опера Бизе «Кармен» закончилась. Все служители разошлись. Солисты театра отправились в ресторан, а студенты музыкального училища, принимавшие участие в хоре и кордебалете, а также исполнители мелких партий с завистью отправились по домам.

Красивая, белокурая женщина – певица хора – Эля ждала у служебного выхода своего мужа – солиста, исполнявшего арии Хосе. Она подошла к служителю и предупредила:

– Когда мой муж будет выходить, скажите ему, что я жду его с нетерпением дома. Он знает.

Служитель недоумевающе посмотрел на незнакомку, которую он видел впервые, так как только заступил на дежурство и никогда не исполнял подобных требований статисток, занятых в массовках. В его обязанности не входило разговаривать с хористками, участницами кордебалета, тем более выполнять их просьбы.

– Кто же этот счастливец? – спросил участливо дежурный.

– Виталий, – она назвала разборчиво фамилию и улыбнулась, поправляя песцовый воротник на сером, драповом пальто, которое так шло к ее голубым, озаренным любовью, глазам. – Сегодня юбилей нашего знакомства и совместной жизни, – добавила она для полной ясности.

Дежурный понимающе записал на листке имя и фамилию главного солиста театра оперы и балета, чья внешность всегда привлекала толпы поклонниц, вызывая зависть коллег. Все спектакли с его участием имели ошеломляющий успех у требовательной публики другого провинциального города, куда за своим мужем ринулась Эля, исполнительница заглавных партий и дочь директора того оперного театра, откуда началась карьера Виталия – заштатного хориста – и где он познакомился с Элей, чтобы продвинуться и привлечь к себе внимание руководства. Пожертвовав карьерой певицы, женщина питала надежду, что будет рядом с милым, поможет ему встать на ноги, чтобы он обрел еще больший успех.

Руководство театра, откуда она приехала, рассматривало ее уход со сцены снисходительно, как вылет певчей птички из родного гнездышка, чтобы свить другое.

На новой сцене Эле доверили участвовать в репетициях хора и назначили минимальную оплату. Хористка одевалась всегда очень скромно, но модно, без выкрутасов и обилия золотых украшений. Все ее вещи были уложены в чемоданы, где так же лежали вещи сына, которому к тому времени исполнилось шесть лет – тот небольшой стаж певческой деятельности на родной сцене.

Сначала она успела спеть заглавные партии в «Пиковой даме» – Лизу, в «Риголетто» – Джильду, в «Мадам Баттерфляй» – Чио-Чио-Сан, в «Тоске» – Флорию, вкладывая свой певческий дар не из-за женского каприза и желания прославиться, а чтобы произвести фурор и аншлаг. Отец поощрял ее стремление работать и зарабатывать, так как прибыль театра оперы и балета зависела от кассовых сборов и предвзятых вкусов, заинтересованных в радостном общении любителей оперного и балетного искусства. Солировать в премьерах Эле удавалось, а затем шли репетиции новых спектаклей, где она не участвовала.

Виталий в ее бурной жизни появился внезапно. Они обсуждали новый репертуар с отцом в его кабинете директора, как туда заглянул молодой, честолюбивый, но еще не оперившийся хорист, чтобы прояснить вопрос с выдачей командировочных удостоверений для гастролей. Его попросила другая солистка – подруга Эли, за которой он сразу принялся ухаживать.

– Что-то срочное? – спросил строго директор, отодвигая от себя лист со списком опер, в которых участвовала его дочь.

– Есть у вас новый репертуар для гастролей? – фамильярно обратился будущий дипломант к директору театра, от которого зависело процветание театральной культуры провинциального города.

– Обратись к заведующей труппой или к заведующему художественно-постановочной частью, – посоветовал директор, чтобы продвинуть сценическую деятельность молодого, напористого артиста, с певческими способностями.

– Кстати у художественного руководителя и главного дирижера тоже есть то, что тебе надо, – вставила Эля кокетливо.

– Спасибо большое, – начинающий солист вышел из кабинета директора, ошеломленный красотой девушки.

В тот вечер Виталий вызвался проводить дочь директора и поговорить с ней на профессиональной ноте о гастролях и своем миропонимании.

– Разреши проводить тебя до дома? – спросил Виталий Элю, дожидаясь ее после репетиции в служебном помещении театра, где по темно-синим стенам были развешаны правила пожарной безопасности, а в углу стоял огнетушитель.

Внешность Виталия говорила сама за себя: высокий рост, карие глаза, темпераментный, скромно одетый, вежливый, с приятными городскими манерами артиста.

– Пожалуйста, попробуй проводить, – продолжила девушка многообещающе.

– Зайдем по дороге к тебе в кафе?

– Давай сходим в кафе, – согласилась Эля, каждый раз представляя себя все в новых партиях, она забыла о своей личной жизни, которую тоже надо было налаживать.

Они вышли на воздух, расписавшись в книге ухода и прихода на работу. В воздухе пахло весной, под ногами было грязно, так как конец февраля выдался на редкость дождливым и холодным.

Автомобиля у Виталия не было, а такси было не по карману, поэтому они ринулись, куда глаза глядят, то есть на противоположную сторону от театра, где располагалась точка питания для обслуживающего персонала и сотрудников театра.

Эля не заметила, как после дешевой закусочной, где они выпили по стакану сока и съели горячее блюдо – бифштекс из баранины, он привел ее неожиданно в свою съемную квартиру. Жил он без особых удобств, но отдельно от хозяев данного пресловутого жилья, сдаваемого аспирантам консерватории, где он обучался на сольном отделении и подрабатывал в оперном театре стажером в труппе, зарабатывая минимум на проживание и пропитание. Любители музыки – его добродетельные родители из областного центра – помогали сыну с продуктами питания в период учебы в музыкальном училище.

У Виталия около стола стоял солидный буфет, где он невзначай обнаружил бутылку крымского марочного вина и пузатую, темную, маленькую бутылку коньяка «Плиска», купленного по случаю его дня рождения.

Опасаясь предлагать коньяк очаровательной блондинке, Виталий расшаркался в прихожей, повесил верхнюю одежду обоих и зонт на вешалку. Он встряхнулся, как подобает воспитанному ухажеру, и спокойно сразу обнял скромную девушку, чтобы не откладывать на потом объяснения в любви.

– У тебя такой хороший вкус и чудесные французские духи, – сказал Виталий первое, что пришло в голову.

Эля не отстранилась от него.

– Не спеши. Хочу осмотреть, как ты живешь, – сказала на высокой ноте ля певица хора.

Она прошла в жилую комнату и села на уютный диван с темно-желтой обивкой. Он последовал за ней и сразу опустился на колени перед ее ногами, сложив свою голову ей на бедра, обнимая своими сильными, красивыми руками. Эля прерывисто вздохнула, немея от наслаждения.

– Выпьем по чуть-чуть вина? – предложил Виталий после упоительного взаимного поцелуя. – А потом я предлагаю посмотреть мои детские карточки.

– Хорошо, – согласилась девушка, зарываясь в страстные объятья любовника, покрываясь дрожью от стесняющей тела одежды. – Куда можно положить мой свитер?

– Не волнуйся. Вот стул, вешай на спинку все, что захочешь снять сама или я могу тебе помочь раздеться.

Он облизал свои губы, налил в высокие стеклянные стаканы немного вина и поставил перед девушкой на стол. Эля разделась буквально за секунду и оказалась в розовой нижней сорочке с кружевами, оттеняющими ее бледную кожу. Округлые плечи и бедра, стройная талия, тонкие руки – эта роскошная фигура воодушевляла Виталия для любовных игр. Эля взяла бокал и отпила розового вина с терпким ароматом винограда мускатных сортов из Массандры.

– Вижу, ты дрожишь, – восхищаясь своими музыкальными способностями и удивительным образом девушки с маленькими ступнями и крошечными, как у гейши, ладонями с ухоженными перламутровыми ногтями.

– Да, слегка, – томно сказала она.

– Чтобы согреться, надо смешать коньяк с мускатом и сразу выпить, – поощрил Виталий, расстегивая на себе рубашку и тут же снимая, демонстрируя свои атлетические данные.

Он подлил в стакан с вином грамм двадцать коньяка и протянул ей, смеясь:

– Выпей и скажешь, как этот коктейль на тебя действует.

Она грациозно поднесла стакан к губам и отпила. Вкус ей показался слишком горьким.

– Гораздо крепче и жестче напиток. Мне первый понравился больше.

– Тогда не пей вообще, если слишком жгучий вкус, – сказал Виталий. Он взял из протянутой руки девушки стакан и выпил сам до дна. – Это за нашу любовь! – воскликнул он в восторге от своего поведения.

Они смаковали напитки, стоя, и несколько раз поцеловались. Перешли на диван. Легли, с жаром обнялись и вскоре уснули, наслаждаясь тишиной и покоем.

Их бурный роман впоследствии принял формы обычной семейной жизни работников сферы культуры. Они вместе репетировали в спектаклях, оставаясь допоздна в театре. Он часто представлял себя в заглавных ролях в своих спектаклях, проявляя завидное участие в изучении лучших образцов оперного искусства. Пел с большой отдачей на итальянском, немецком языках.

К сожалению, так продолжалось не долго. Через некоторое время Виталию предложили место солиста в театре другого областного центра, куда он подавал заявку. Эля ему хронически надоела. Чудесного ребенка, родившегося вскоре у них, она отдала заботливым родителям. Сама последовала за своим героем оперной сцены в город, где у нее никого кроме Виталия не было.

Она постоянно дожидалась появления любимого мужа после спектаклей, но он отправлялся в ресторан или к кому-нибудь в гости, избегая Элю.

В тот злополучный вечер она ушла так и дождавшись Виталия. Вернулась домой, стала принимать теплую ванну. Услышав звонок в дверь, она не удивилась, так как знала, что у Виталия была привычка звонить среди ночи, когда он после попойки возвращался домой иногда с друзьями или подругами. Ее жизнь приобрела оттенок мучительных переживаний и терпеливых ожиданий.

Завернувшись в полотенце, Эля прошла в прихожую и открыла входную дверь.

– Ты зачем сказала чужому человеку обо мне? – невнятно, но, зверея от собственной злобы, спросил он и со всего размаха оттолкнул девушку от себя, а затем стукнул другой рукой по лицу. – Кто тебе разрешил?

Она не успела ответить на заданные вопросы, упала на спину, стукнувшись головой о пол. Он, обезумев, наклонившись к ней, стал изо всей силы избивать и трясти Элю за плечи, ударяя снова и снова по голове, повторяя одну и ту же бессмысленную фразу до тех пор, пока она не потеряла сознание.

Обнаженное тело в мокром полотенце лежало на полу без признаков жизни. Когда он отрезвел, поднял ее на руки и отнес в ванную комнату. Положив на низ ванны бездыханное тело, он включил душ и смыл свои отпечатки пальцев на теле убитой им женщины.

Обнаружили тело соседи по квартире, когда пришли с работы ее коллеги, узнать, почему она отсутствовала в театре на репетиции три дня. Они пригласили соседей по этажу. Те позвонили в полицию, так как тоже удивлялись, что женщина – обычно такая общительная и целеустремленная – исчезла со сцены.

– Скончалась, как подкошенная тростиночка! – восклицали родственники. – Такая была хорошенькая.

– Гримаса смерти может иметь своеобразные формы. Надо принимать во внимание обстоятельства жизни жертвы, – сказал эксперт, когда отдавал родителям Эли тело дочери, скончавшейся от побоев в ванной своей квартиры.

Похороны проходили там, где жили престарелые родители девушки. Они забрали тело Эли и перевезли в гробу в театр, где ее загримировали для последнего выхода. Оттуда торжественная, траурная похоронная процессия двинулась на кладбище, расположенное в центральной части города.