Белые сказки

Глава 1

В глубине лесов и непролазных топей, в самом восточном углу Новгородской земли, стоит бывшее село Белое. Почему бывшее? Потому что имя ему сменили в лихие революционные времена. Называется оно в наше время Любытино. Да и статус ему изменили, поселком назвали. Не понравилось людям название, потому что не селом называлось, а погостом.

Погостом кладбища привыкли называть, хотя не правильное это название. Погост – это место гостевое. Люди многие съезжались да приплывали по реке Мста, торговали там, да дружбу водили.

Люди живут на этих землях более десяти веков, а с ними и нечисть всякая. Куда же без нее. В советские времена говорить о таких вещах не принято было, люди больше о полях да лесах разговоры вели, да о семье и о работе. Но старожилы много историй знали, жаль только повымерли все. Рассказывали они истории эти как сказки на ночь детям, да на потеху кому, да за столом каким.

…

Таисию родила худенькая темноволосая, не похожая на местных девушка, прибившаяся к поселению после отъезда каравана с княгиней. Родила, да и померла от родовой горячки. А малышку взяла на руки повитуха, обмыла, приголубила и трогать руками ребенка кому-либо строго на строго запретила. Носила на себе сама. Примотает к спине холщевиной и таскает на себе целыми днями. Если в лес, то с собой, за травами с собой, к скотине, в баню, к роженицам, все с собой. Разговаривала с ней, кормила, учила, только на сыру землю ногами не пускала. В избе по скамейкам, да по полатям лазить не возбранялось до определенного возраста, лет так до четырех. Только потом аккуратно на земь поставила, а сама придерживала, за спиной стояла. Малышка быстро освоилась, пяточками в песок закопалась, улыбнулась по-хитрому и науку изучать уже серьезную стала. Повитуху отпустила, как ее и научали. Века через два, когда время пришло, а сама при селе жить осталась. Надо же было людей лечить да за местом приглядывать, а то мало ли чего. Так и прожила она без малого десять веков. Из молодой черноволосой девушки она выросла в статную высокую женщину, которая с течением времени сгорбилась и уменьшилась в своем росте. Человеческое тело постепенно разрушалось и поддерживать его в добротном состоянии было все сложнее и сложнее.

И вот маленькая старушка с короткими седыми волосами, не сказать бы что сухонькая, даже в меру упитанная, потихоньку, опираясь на кривую палочку, ходила по своему двору, иногда выходя за его пределы и переходя через уже заасфальтированная участок дороги на кладбище, что было рядом с домом. На другую сторону участка она ходила редко. Там хоть и проходила вторая дорога, но за ней был крутой обрыв к реке, густо заросший шиповником.

Одетая скромно, в брючки и добротную кофту, сшитую из сукна, она казалась окружающим, не сильно осведомлённым людям, интеллигентной старушкой, по слухам, ранее работавшей в местной библиотеке.

Зачем она ходила на кладбище? Говорит, за грибами. Супец сварить. Чтоб желудку не тяжело было переваривать.

Медленно, не торопясь, она ходила по тропинке, стараясь не наступить на всякую живность, обитающую по всюду. Палкой она приподнимала листья и траву, всматриваясь в то, что росло под ними. Домой не торопилась. Гуляла.

Ноги ходили уже плохо, часто мёрзли и не слушались. Опорой стали не годною, особенно после событий недавних. Приходилось опираться на клюку, вечную подружку в ее походах да делах. Ох, сколько раз она хозяйку то из болота вытащит, то опорой послужит, то испепелил кого не нужного. Хорошая вещица, костяная. Со временем отшлифованная руками да делами. Потемнела от времени, да и ссохлась, а свойств своих не потеряла.

Что-то зашевелилось в кустах. Быстро так. Потом встрепенулось и взлетело на ветку дерева. Маленькая синичка с желтой грудкой. Она присмотрелась, улыбнулась и вдохнула полной грудью. Хорошо то как! Только вот двигаться в старом теле становилось все хуже и хуже. Даже голову вверх поднять стало проблемой. Позвоночник настолько закостенел, что мешал разогнуться.

Можно, конечно, было пошептать, помазать мазью из яда гадюки и лет на десять забыть о проблеме, да только понимать надо, что век свой она уже отжила.

Узкое лицо с пергаментной кожей, тонкие губы с мягкой улыбкой, четко очерченные скулы и прямой нос напоминали об аристократическом происхождении. Иногда она смотрела на себя в зеркало, что притащила Аленка, и вздыхала, улыбаясь глазами. Выгоревшая радужка, но стопроцентное зрение, морщинки вокруг глаз, но быстрая реакция… И это в ее то возрасте.

Когда ей надоедало развлекаться с современным зеркалом, она доставала из сундука, что стоял в спальне, за печкой, старинное зеркало на длинной ноге с подставкой, усаживалась за столом и долго и внимательно всматривались уже не в собственное отражение, а в череду картинок, проносящихся вихрем в резной деревянной оправе. Иногда она звала Кота и просила его соотнести картинки с настоящим временем.

Тонкие изящные когда-то руки ее высохли и покрылись темными пятнами. Как сказали бы современные врачи, пигментация появилась. От возраста. Но суставы были подвижны, как много лет назад. Только вот ноги ходили плоховато. Говорили, что витамин К не вырабатывается организмом, когда он в нормальном, человеческом состоянии. Кажется. Потому что нечем вырабатывается.

Лет так тридцать назад один ну очень хороший хирург, отрезая ей желудок, едко так, мимолетом даже, сказал: " Лет сто, Таисия, ещё проживёшь." Проживёшь тут, когда такое творится. Да и помереть- то как? Передавать силу надо, а пока не кому. Дочка, что родилась от последнего мужа, померла семилеткой. Да и дара никакого не имела, вся в мужьину породу пошла. Приходилось жить дальше. Такие вот законы, не нами писанные, не нами исправляемые. Кому какие гены достались и какую судьбу мироздание выписало, с тем и жить приходится.

Подавилась она тогда гадом одним, так, зараза, застрял в желудке, что пришлось пожертвовать органом. Доктор сказал, что рак был. Да сколько раз можно… Рак, Омар… Нечего было жрать, что не попадя. Ведь не голодная была совсем, достал просто, сил больше не было.

Да, в библиотеке местной работала одно время, лет так сорок, при советской власти. Ну надо же было за народом наблюдать. А в свое время народ был читающий. Каждый второй, от школьника-первоклашки до глубокого пенсионера приходили в маленькое одноэтажное здание, ранее бывшее флигелем церковным. Здание, конечно, было старое, бревенчатое, обшитое доской, да покрашенной потом. Мыши паклю, что промеж венцов была в свое время, давно-давно повытаскали себе на гнезда. Нижние венцы подгнили со временем. Печки-голландки топили по два раза на день, но в мороз в зале библиотеки все равно изо рта шел парок, температура выше десяти градусов редко поднималась. Несмотря на это люди ходили, по долгу сидели в читальном зале с редкими экземплярами книг, кутаясь в теплую одежду. А книги были достойные. Таисия сама лично следила за пополнением фонда и не допускала списания редких экземпляров. Если только с области комиссия какая приезжала, то не гнушалась аккуратно отводить глаза инспекторам в нужном ей направлении. Жаль только, что не все книги с господской библиотеки смогла схоронить, уж больно нужные были.

За эти сорок лет она успела даже замуж сходить. Надо же было где-то жить, да так, чтобы подозрения не наводить, а спокойно заниматься своими делами, не привлекая внимания окружающих. Мужичек попался хороший, спокойный да покладистый, несмотря на то, что войну прошел. Умом не двинулся, рассуждал здраво, да и дела с разговорами не расходились.

Да, примолодиться пришлось, когда в село вернулась, на танцы походить, да повыбирать повнимательнее, чтоб нос особливо в ее дела не совал, любил чтоб, ходил и лелеял. Да и какие-дела-то… В лес в ту пору все ходили, по грибы да по ягоды, подозрения это ну никак не вызывало. Все идут, и она тоже. Все грибы домой несут, и она с корзинкой. Только вот ходить она любила одна, да по своим тропинкам, вдоль своих ручьев и оврагов, рек и озёр. Ходила дорогами разными, да только в одну сторону, к дому своему около старого городища.

Как-то раз, наклоняясь в очередной раз за нужной ей травкой, она столкнулась с взглядом любопытных карих детских глаз, выглядывающих из-под еловой лапы. Девчушке на вид было лет шесть. Беленькая такая, юркая, с маленьким ведерком в руках, почти до верху наполненного черникой. Волосики в две косички заплетены, веревочками перевязаны. На голове сверху платок ситцевый с выцветшими голубенькими цветочками. Платьице, кофточка вязаная, да резиновые сапожки по середину голени. Ладошки все фиолетовые, личико перемазано соком черничным. Явно ягода вкусная да сочная попалась.

– А ты что одна в лесу, без взрослых? – поинтересовалась Таисия, поднимая еловую лапу вверх, чтобы девчушке ловчее было к ней подойти поближе.

–А я лес хорошо знаю. – она улыбнулась, как будто кокетничая. – Да и до дому тут рукой подать. Вон там, – она показала рукой в сторону старой березы, – за канавой, забор, а за ним питомник. Там маленькие ёлочки растут. А там, за ним, дорога через лес и мой дом.

– А взрослые где? – Таисия знала, что родители на работе, а бабке она и даром не нужна, но хотелось услышать это из уст девочки.

– На работе. – спокойно ответила она.

– И тебе не страшно в лесу-то?

– Не, не страшно. Здесь деревья добрые, и за муравьями наблюдать можно долго. – она погладила еловую лапу и продолжила, – Я даже в журнал "Юный натуралист" писала, чтобы они подробнее про муравьев написали.

– А волки, медведи?

– Тётенька, ну я же их не боюсь, как они меня. – подала она плечами. – Я только вот ягод наберу и домой пойду.

– А зовут тебя как?

– Алёнка. – представилась она. – А тебя как?

– Таисия. – представилась она. – А тебя травы распознавать научить?

– А я и так знаю!!! – она стала тыкать пальцами в растения. -'Это брусника, мне мама листики заваривает, и я пью отвар. Это черника, она для глаз. Это мох плаун. Я в книжке читала у бабушки, что он полезный. Но там на другом языке написано, меня ещё ему не учили. Я знаю берёзу, ёлку, лиственницу и много других деревьев.

Таисия смотрела на девочку и диву давалась, а внутри у нее тихий голос говорил: ну неужели… Осталось только научить всему, вырастить и передать. И так засиделась уже на белом свете, ещё Ольгу помнит. Сколько ж можно.