В один из дней, когда пришла его очередь убираться в ресторане, товарищи по работе угостили его феном, без которого многим тяжело было трудиться в этом заведении. Пока порошок действовал, Иисус энергично и радостно орудовал тряпкой и шваброй. Его морочило на действия, что несказанно помогало Иисусу в его рабском труде на благо великой холестериновой империи.

Когда, спустя несколько часов, Иисус добрался до самого сложного этапа уборки – мытья туалета, произошло страшное: его начало отпускать. Он тер пол, раковины, унитаз, и с каждой секундой чувствовал, как на него наваливаются слабость и безразличие. Иисус так и замер с тряпкой, стоя на четвереньках над унитазом, будучи не в силах дальше продолжать мытье, а из темных глубин воды на него смотрел отходняк своим немигающим глазом цвета депрессии.

В эту минуту все было ему противно: и дерьмовая еда в этом заведении, состряпанная неизвестно из чего, и согнувшаяся, как от язвы желудка, буква «М» на его форменной одежде, и он сам, и его хваленый отец, который все видит, но почему-то бездействует.

Внезапно на полу за унитазом он увидел какую-то прямоугольную бумажку, по всей видимости, проворно ускользнувшую от его швабры, когда он драил пол. Все еще оставаясь на четвереньках, он протянул руку и достал этот предмет, который, действительно, оказался миниатюрным прямоугольником из тонкого картона с нанесенной на него психоделичной картинкой. Иисус вспомнил рассказы друзей о том, что такое вещество, как ЛСД-25, поставляется именно в виде подобных «марок». Бумага пропитывается этим веществом, а чтобы позже доставить его в свой организм, марку нужно несколько минут подержать под языком. Собственно, из-за необходимости облизывания и отдаленного внешнего сходства, эти прямоугольнички носят такое название.

«Я должен это съесть, чтобы хоть как-то поправиться. А иначе мне не продержаться до конца дня», – подумал он и закинул в рот цветную картонку.

Яд №4. ЛСД

Прошел примерно час. Иисус, все такой же хмурый, бродил по залу и бесцельно возил тряпкой по полу, даже не пытаясь смыть грязь от многочисленных ног посетителей. За этим занятием он не заметил, когда успел появиться шум в ушах. Немного погодя по всему телу Иисуса побежали мурашки, и его затряс озноб. В то же время, словно в противовес этому ознобу, по спине стал растекаться жар, все сильнее и сильнее пропитывая кожу.

Иисус сделал вид, что ему нужно поменять воду в ведре, и удалился в туалет. Там он встал, как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от кафельной стены: по ней кружились спирали неимоверной красоты, напоминающие сотни мини-галактик. Раковины же оказались не гладкими, как раньше, а искусно украшенными резными узорами тончайшей работы, из-за которых создавалась иллюзия, будто умывальники эти сделаны из белоснежного зефира.

Зачарованно стоя у раковин с ведром в руках, он пытался собрать мысли в кучу.

– Зачем я сюда пришел? Помыть руки. Нет, вылить ведро. Мне надо мыть. Но что именно? Отмыть стены от галактик. Иначе растает зефир. А он липкий, его отмывать сложнее. Ага! Я пришел вылить ведро. И идти мыть.

Иисус начал немного понимать ход своих мыслей, и даже почти уловил их алгоритм, чтобы при помощи него свои мысли распутать, но вдруг дверь резко открылась.

Зашел менеджер Витя, заносчивый прыщавый болван, имеющий за плечами два года работы в этом месте и поэтому наделенный эксклюзивным правом здесь командовать.

– Ты чего тут торчишь, м? Опять нычешься от работы? Мне насрать, я тебя, гада, в следующий раз поймаю, будешь у меня целый месяц только и делать, что толчки драить.

Иисус заставил себя посмотреть на Витю, и его от этого прошиб липкий пот. Глаза менеджера ползли по лицу, один вверх, другой вниз. Рот тоже, вслед за первым глазом, перемещался по щеке вверх. Прыщи же неистово мерцали, то обнажая свою белую сердцевинку и готовясь лопнуть, то, наоборот, прячась глубоко в кожу. Иисус быстро отвел глаза и уставился в пол, смотреть на который было не так страшно.

– Стыдно, да? Ты хоть все вымыл? – спросил Витя, не сильно ожидая услышать ответ. – Ведро убирай и бегом в зал, в детский закуток. Там сейчас день рождения, детей куча, а наш Рональд заболел, фокусы показывать некому. Иди хоть ты их развлеки как-нибудь. Ты же у нас, вроде бы, фокусник.

С этими словами Витя надел на Иисуса картонный праздничный колпачок в форме конуса и ткнул его рукой под лопатку.

Иисус, пока еще не осознавая ужаса сложившейся ситуации, двинулся в зал. На ходу он отметил, что ног совсем не чувствует, и вообще не осознает того, что идет. Скорее, он скользил в пространстве, как в растаявшем сливочном масле.

В помещении, отделенном от общего зала и увешенном шариками, которые, как казалось Иисусу, шевелились, пытаясь освободиться от стянувших их веревочек, было человек восемь или десять детей. Они пищали, галдели, скакали на стульях, радостные, что родители оставили их на какое-то время без присмотра, а сами скрылись в недрах торгового центра.

Иисус неуверенно взглянул из-за шариков на эту свору, и (о, отец, помоги же мне!) увидел то, чего боялся больше всего. Лица детей были искажены медленно вращающимися на каждом из них спиралями, их глаза, носы и рты словно затеяли круговую ходьбу друг за другом. Особенно ужасными были рты, которые напоминали черные провалы, пытающиеся засосать внутрь редкие молочные зубы, что торчали по краям этих бездн.

У Иисуса запульсировали виски, он осознал, что безумно устал от галлюцинаций, делавших все подряд кошмаром. Он вдруг почувствовал, как впиваются в голову края картонного колпака, словно колпак был сделан из тонких острых лезвий. С каждой секундой это становилось все невыносимее, и Иисус, полностью погруженный в себя, переваривал свои тяжелые мысли:

– Это же терновый венец! Это он и есть! Я читал, что так и было. Нет, что так будет со мной. И вот оно! Но я ведь не умру от этого, я пока не должен, это случится все-таки позже. А пока что я под колпаком, отец на небе, петля на рельсах, вино в вагоне. Все хорошо, и я не умру… Но! Это же венец, как я могу не умереть, если он меня режет? Хотя нет, умру я не сегодня. Колпак меня не порежет, и я не умру. Пока что. Пока отец на небе, а вино в вагоне, а марка во мне. Ох, зря же я эту марку… теперь умру от нее… Стоп! Почему мои мысли по кругу? По кругу… кругу… круги ада… круги яда… как петля на рельсах. А по ним ходит поезд с вином…

Со стороны Иисус в те минуты выглядел прескверно: худой бледный человек стоял на полусогнутых ногах, его сотрясала крупная дрожь, волосы на руках стояли дыбом, и он водил по залу огромными вытаращенными глазами с гигантскими зрачками глубочайшего черного цвета.

Так продолжалось бы еще долго, если бы ни мальчик Яша, не по годам важный и прилично ожиревший ребенок, который отложил недоеденный бигмак и произнес, вытирая пальцы салфеткой:

– Ты так и будешь стоять или, наконец, развлечешь нас? Тебя же за этим сюда прислали? Вот и выполняй свою работу.

Будь Иисус в нормальном состоянии, этот вальяжный парень давно бы получил от него затрещину, но не сейчас. Сейчас слова Яши своей наглостью немного отрезвили Иисуса, он подошел к столу, отодвинул стул и сел.

– Ну, – неуверенно начал Иисус, стараясь не путать слоги в словах – чем бы нам заняться…

– Расскажи что-нибудь, – застенчиво попросила русоволосая девочка с двумя тонкими косичками.

– Что-нибудь, что-нибудь, – пробормотал Иисус, пытаясь сохранять приличное лицо, – вы видели когда-нибудь ангелов-хранителей?

– Нет, а ты видел?

– О, я вижу их постоянно.

– Врешь ты все! Ты особенный что ли?

Иисус развел руками, и ему показалось, что они из-за этого удлинились на многие километры:

– Бог его знает, особенный или не особенный.

– Тогда расскажи про ангелов, какие они?

– Это старые-престарые люди, одетые во все черное, а на одном глазу у каждого – черная повязка. В одной руке они держат трость, а в другой – детскую погремушку.

– Ерунда, зачем старым людям погремушка? – возмутился Яша, но Иисус не слушал его, потому что вглядывался в спираль на стене.

Не отрываясь от своего занятия, он продолжал рассказ:

– Ангел-хранитель идет по пятам за человеком, к которому он приставлен, и трясет на ходу этой погремушкой. Я раньше даже спать не мог от этого шума, а потом научился его не слышать.

– Но как у них получается успевать за людьми, ведь все ангелы – совсем старые? – спросил кто-то из детей.

– Я и сам не знаю, с виду ангел еле ползет, словно умирает на ходу, но почему-то, все равно, движется с той же скоростью, что и человек. Даже если тот садится в машину, автобус или метро, ангел так и ползет за транспортом своей старческой походкой, опираясь на палку, и ведь успевает.

– Су-у-упер… – восторженным хором протянули дети.

– Ну а как насчет самолетов? – опять вылез Яша. – Ангелы могут идти за ними по воздуху?

– Нет, не могут, – ответил Иисус. – В самолетах никто не защищен своим ангелом. Люди это чувствуют и поэтому так боятся летать.

Яша хотел еще что-то сказать, но не успел, потому что в помещении появился менеджер Витя и разрушил всю атмосферу, навеянную рассказом.