Читать книгу: «Ведьмёныш», страница 3

Глава 3

Валерия

Утром я проснулась отдохнувшей – впервые за шесть лет не вставала ночью к сыну. Проспала. Как так? Да и встала поздно – уже десятый час. Хоть бы Минечка ещё не проснулся! Завтракать готовить пора, весь режим нарушен. Что это со мной? И сон снился такой хороший, светлый… Мама приходила, разговаривала со мной. Что-то говорила про Миньку… А вот что? Не могу вспомнить. Но точно что-то хорошее. Главное – за руку меня держала. До сих пор помню тепло её ладони. Я посмотрела на свою руку – ощущение, будто меня и правда держали. Усмехнувшись, направилась в ванную, ожидая увидеть Миню за игрушками.

Такое уже было – полгода назад. Грипп меня свалил, горло болело так, что говорить не могла, готовить – тем более. Миня, мой заботливый, достал из своей коллекции засушенных трав какие-то узелки, приготовил отвар. Боялась, что ошпарится, но, слава Богу, обошлось. Налил в стакан, заставил полоскать каждые пятнадцать минут, сделал медовый компресс, дал горячего молока. Я тогда возмутилась: «У меня воспаление, а ты ещё и горячим поишь!» Он лишь нахмурил брови: «Я – доктор, меня и слушай». Серьёзно так! Рассмеявшись, подчинилась. Молоко странно пахло травами, но было вкусно. Прополоскав горло, легла по его настоянию на диван, а он пообещал сидеть тихо. Незаметно задремала… Проснулась – Миня играл с машинками. И горло прошло! Надо же, какой у меня доктор! Антибиотики не понадобились – иммунитет справился.

Вот и сейчас, наверное, сидит, играет. А есть уже как два часа пора… «Непутёвая мамаша», – ругала я себя, натягивая халат. В квартире было подозрительно тихо. Оглянулась – Белка мирно спала у меня в ногах, развалившись на одеяле. На цыпочках подошла к комнате сына, заглянула… Миня спал. «Что с нами? Мы же ранние пташки…»

– Сынуля, день проспишь, а в нём столько чудес! Вставай!

Минька потянулся, нехотя разлепил глаза.

– Я не выспался… – захныкал он. – Чуточку ещё…

Так он хныкал, когда приходилось вставать затемно – в краевую поликлинику на анализы ехать. А тут уже двенадцать часов спит!

– Ты чего? – улыбнулась я. – Мы с тобой сегодня на пожарника сдавать будем. Десять скоро, вставай!

Не уговаривая, вышла на кухню. «Чайник-то горячий, а вот еду готовить надо…»

Минут через десять на кухню зашёл Минька – сердитый, невыспавшийся. «Вот я мамаша… Завалилась спать, а может, его ночью кошмары мучили? Или играл… А я проспала!» Наклонилась, чмокнула в щёку… Или мне показалось? Провела рукой – щека бугристая. Присмотрелась – шишки по всему лицу! Схватила за руки – всё усыпано волдырями!

– Это что?! Быстро к дерматологу! Чешется?

Миня в недоумении уставился на меня, подошёл к зеркалу, потёр щёку, пожал плечами.

– Не чешется.

– А что тогда за сыпь?

Минька снова пожал плечами.

– И не красная… Ладно, сейчас в справочнике посмотрю, – успокоила я ребёнка.

– Мам, может, сначала покушаем? – взмолился Миня.

«Вот ведь… Мало того что проспала, так ещё и голодом морить собралась!»

– Конечно! Кстати, точно не чешется?

– Да нет… – Миня мотнул кудряшками. – Если бы ты не сказала, я бы и не заметил. Мама, а может, я чего-то съел? Само пройдёт.

– Эклеры! Точно! Мне они сразу не понравились – химический привкус был. А я ещё и людям раздала… Ой, как нехорошо! – Сокрушалась я, представляя, как ругают меня те, кто их съел. А что было бы, если бы мы их все съели?! Ой, а Белочка! Она же маленькая…

Метнулась в комнату, подхватила спящую кошку. Та с перепугу царапнула руку.

– Всё нормально… – осмотрела её на вытянутых руках. Самое открытое место – живот – казалось чистым. Белка покорно висела, даже не пыталась вырваться.

– Ну что? – терпеливо спросил Миня.

– Вроде всё в порядке… – опустила кошку на кровать. Та отряхнулась и принялась вылизываться, будто я её испачкала.

– Мам, давай ей касторки дадим – пусть почистится, – как-то мстительно предложил Миня.

– Зачем касторки? Где я её возьму? Какое-то средневековье! Твои медицинские книжки к добру не приведут. Где ты это вычитал?

Белка тоже перестала умываться и уставилась на Миню, будто поняла, о чём речь.

– В больнице брошюрка была… Там про чистку кишечника.

– Миня, нельзя верить всяким брошюрам! Может, мошенники подкинули. Пошли, а то каша пригорит. До вечера понаблюдаем за твоими прыщиками, а завтра, если не пройдут, – к врачу.

Оказалось, кашу я поставила на медленный огонь. «Когда успела?..» Надо перестать винить себя за то, что проспала – тогда и день пройдёт отлично.

Глава 4

Миша

– Вот зачем ты с Белкой ругаешься? – шептал мне на ухо Васятка. – Хозяин, не надо с ней ссориться, не забудь, ведьма она. А как откажется тебя учить?

– Не откажется, – махнул я рукой. – Она прекрасно помнит, в каком виде мы её подобрали. Пока я от неё пользы не вижу, только вред. Зачем она меня в крапиву загнала?

– Да не знаю я. Говорит, ты сам туда полез.

– Я не туда полез. Я от неё спрятался.

– А в крапиве тогда что делал? – уставился на меня своими круглыми глазищами слуга.

– А любопытен шибко, – вставил своё слово домовой.

– Ну вас, – обиделся я. – Маму как уговорить на кладбище сегодня к обеду сходить? И что я женщине скажу? Она же не будет ребёнка слушать.

– Раньше об этом надо было думать, – проворчал Васятка. – Прежде чем обещания-то раздавать.

– Я тебя не ворчать просил, а совет дать.

– Правду матери говорить надо, – вмешался Евграфыч. – Это не я, это Белка советует. Говорит, ты мал ещё совсем, тебе веры не будет. А маму все послушают. Объяснить ей надо всё. Она и с женщиной сегодня пообщается. А так до новолуния обещание не исполнишь – жди беды.

– Пугать-то зачем? – вздохнул я, соображая, как маме всё рассказать.

– Знакомь нас с ней. Не обойтись без взрослых. Зелье начнём варить – водка нужна, брать где? У вас нет. Покупать надо, а кто купит? Заклинания вспоминать разные, опять-таки, работать они должны, а кто ребёнку поверит? К схрону с книгой идти – сам что ли? Не, без взрослого не обойтись.

– Мне бабушка вчера сказала, – вспомнил я, – место силы у нас в деревне есть. Ехать туда надо. Ладно, решили. Сейчас и познакомлю маму с вами.

– Белку не упоминай, ни к чему. Пусть хоть насчёт неё будет в неведении, – прошептал мне вслед Васятка.

Такое маленькое собрание мы провели в ванной комнате, пока я умывался. Как мама отреагирует на Васятку? А на Евграфыча? Ох… Но без маминой помощи я ничего не сделаю.

– Умылся? – Мама потрепала меня по макушке. – Долго ты что-то сегодня. Вороны утащат.

– Почему? – опешил я.

– Не знаю, так говорят. Я где-то слышала.

– Не вороны, а сороки, потому что чистый, блестишь. А они всё блестящее любят, – объяснил мне Васятка громким голосом.

– Что? – не поняла мама. – Миня, это что было? Что за чревовещание?

– Мама, это Васятка, мой слуга, – начал я объяснение.

– Понятно. И давно ты так умеешь?

– Мам, выслушай меня, пожалуйста. – Для пущей убедительности я встал из-за стола. – Я не такой, как все.

– Миня, мне-то не рассказывай. Ты нормальный, как все. Просто немного застенчивый. Это пройдёт.

– Мам, не перебивай меня, пожалуйста. Выслушай. Молча. Договорились?

– Ну, хорошо. Слушаю.

– Мам, я ведьмак.

У мамы в глазах заплясали озорные огоньки, губы сами собой расползлись в улыбке. Стараясь не обращать внимания на её реакцию, я продолжил:

– Так получилось, у меня слуга есть, я тебе говорил уже – Васятка. Покажись.

Рядом со мной материализовался маленького роста человечек, заросший шерстью с ног до головы, с торчащими ушками, на концах которых были кисточки. Огромные чёрные глаза уставились на маму. С минуту она молчала и просто улыбалась, переводя взгляд с меня на Васятку. Затем улыбка медленно сползла с её губ.

– Как ты это сделал? Где взял эту игрушку? Я тебе такую не покупала.

– Я не игрушка, – ответил Васятка. – Я слуга.

– Дорогая вещь. Откуда?

– Мам, он живой, – попытался я достучаться до неё.

Я ожидал любой реакции – воплей, обморока, да чего угодно, но только не такого. Мама упорно не желала признавать Васятку. Тогда слуга подхватил бокал со словами: «Я вам сейчас чай налью», демонстрируя, что он живой. Тут-то мама и завизжала. Я кинулся к ней.

– Не кричи, соседи услышат! Чего ты?

Визжать мама, глядя на то, как Васятка деловито наливает чай, не перестала. Тогда я перешёл к своему излюбленному способу – начал плакать. Мама, подхватив меня на руки, кинулась прочь из кухни.

– Напугался, да, маленький? Животного напугался? – гладила меня по голове мама.

– Это не животное, это мой слуга, – снова терпеливо начал объяснять я, перестав плакать.

– Там это… соседка к вам поднимается, – в дверях комнаты появился Евграфыч.

Если Васятка смахивал на мимимишную мультяшную игрушку, то Евграфыч больше походил на сучок, зачем-то обмотанный мехом и наряженный в старую одежду. На Васятке были надеты джинсики и безрукавка, на ногах – сандалии. Евграфыч одевался как старый дед: длинная рубаха с заплатами, полосатые широкие штаны, заправленные в короткие валенки.

Мама уставилась на домового.

– Миня, ты его видишь?

– Да, мам, это наш домовой. Евграфыч.

– Ага, – кивнула мама. – Евграфыч… А имя как?

– Невзором назвали, – расплылся в улыбке он. – Говорю, соседка визга напугалась. Объясниться надо.

В это время раздался звук дверного звонка. Мама встала, оглядываясь на Васятку и Евграфыча, прошла к двери. Открыла. На пороге стояла баба Нюра, соседка снизу.

Неплохая женщина. Когда мама родила, она показывала и рассказывала, что надо делать с младенцами. Пару раз мама, бегая в магазин, оставляла меня с бабушкой Нюрой. Вот только с сыном у неё проблемы. Пьёт. Уже чего только не делали с ним – месяц, два, и опять в запой. Жалко женщину. Помочь ей надо.

– Ты кричала? – спросила баба Нюра у мамы.

– Это мы с Миней балуемся, простите.

– Ничего себе! Я уж думала, тебя режут. Головой думай! – разозлилась соседка.

– Простите, – мама низко наклонила голову.

Ругаясь, баба Нюра пошла вниз. Мама, закрыв дверь, так и стояла в коридоре, не решаясь обернуться.

– Мам, – позвал я, – мне помощь твоя нужна.

– Не привиделось? – резко повернулась она и уставилась на Васятку, затем перевела глаза на домового.

– Мам, они со мной с самого моего рождения.

– Я вместе с домом родился, – поправил меня Евграфыч.

– То есть они в квартире всегда?

Мы дружно кивнули.

– Почему я их не видела? Не положено?

Опять синхронный кивок.

– А ты с рождения с ними общаешься?

Мы втроём развели руки в стороны. Мама посмотрела на нас, кивнула своим мыслям и скрылась у себя в спальне.

Я вопросительно посмотрел на домового. Он наклонился и заглянул в щель под дверью.

– Сидит, Белку гладит, в окно смотрит, – доложил домовой.

– Осмысливает, – сделал вывод Васятка. – Есть будешь? – спросил он у меня.

Я кивнул.

– Хорошо, про кошку ей не сказали, не выдержала бы, – вздохнул Евграфыч. – Умная всё же ведьма была.

– Почему «была»? – не понял я. – Есть.

– Что от неё уже осталось? Память. Померла, и силу некому было передать. Кошка рядом катилась, вот Белкой и стала, – шептал домовой, подглядывая в щель под дверью. – Идёт! – подскочил он.

Дверь открылась, вышла мама, уже успокоившаяся.

– Вкусно? – поинтересовалась она у меня, кивая на тарелку с остатками каши.

– Как всегда, очень, – расплылся я в улыбке.

– В чём моя помощь нужна? – Мама смотрела мне в глаза. По-видимому, она ещё надеялась, что это всё шутка.

Я ей рассказал о покойной Миле. Что сделать это нужно до новолуния. Три дня осталось. Немного подумав, мама заговорила:

– Я тебе во всём буду помогать, но ты меня никогда больше не будешь обманывать.

Я хотел возразить, что и не обманывал никогда, но мама подняла руку, заставляя замолчать.

– И ещё: ты мне сейчас всё расскажешь. И в первую очередь – кто ты и где мой сын.

О, как. Мама решила, что её сына подменили. Ладно, начну рассказ с самого начала. С отца и ночей любви.

Слушала мама меня очень внимательно, почему-то закрыв рот обеими руками. Когда я начал рассказ про отца – кто он и что это заклятие сработало, – мама закрыла рот руками. Так и сидела, смотрела на меня. Закончил я рассказом о Миле: какая помощь мне нужна, что надо сказать Милиной маме, как вести себя на кладбище.

– Это всё? – Мама опустила руки, уставилась на меня. – Я тебе нужна только для этого?

– Мам, ты чего? Я тебя люблю! – Мои губы начали непроизвольно трястись, из глаз покатились слёзы. – Мам, я всё тот же Минька, твой маленький Минька. Мам, я же не виноваааат… – Сдерживать рыдания я не стал.

Мама не подскочила и не обняла меня, как всегда. А сидела и внимательно смотрела на меня. Васятка с Евграфычем не показывались. Я уже начал всхлипывать, когда мама, словно очнувшись, поднялась, обняла меня, начала целовать, приговаривая:

– Прости, прости меня, сын. Мне всё равно, кто ты. Ты мой. Мой маленький Минечка. Я тебя очень люблю.

– И я, – всхлипывая и прижимаясь к маме, шептал я. – Это не я придумал, это заклятие.

Обнявшись, мы просидели очень долго. Мама первой встала и бодрым голосом заговорила:

– Так, что там надо говорить Милиной маме? И когда она будет на могиле?

Глава 5

Валерия

То, что рассказал мой сын, не укладывалось в моей голове. Но знать про своего отца он ничего не мог. Про ночи любви я вообще никогда никому не рассказывала. Я и сама-то пытаюсь их забыть, как страшный сон. Когда Миня описал мне одну сцену… Мой сын! В шесть лет! О Боже! Мне хотелось заорать, и я закрыла рот руками. Так и просидела, пока Минька рассказывал.

Обнять и приласкать сына стало страшно. Что он? Кто он? Дух? Мертвяк? Как теперь жить? Ещё эти… как их назвать – и не знаю. Животные не животные. Блин, они же мужчины, вроде. А я в комнате голышом могу ходить. Вот стыдоба. Как с этим теперь жить? Бросить Миньку с этими и уйти в общагу?

Малыш рыдал, его глазки были полны слёз. Это мой малыш! Мой сынок! И пусть его выхаживал какой-то Васятка, зубки мандрагорой мазал, отвары от колик давал – но родила-то его я! И девять месяцев ходила тоже я! Это мой сын! И всякой нечисти я его не отдам! Что же я за мать? Ребёнок попал в беду, а я бежать собралась. Помощь ему нужна. Он у меня особенный, таких больше нет! На кладбище идти – значит, на кладбище. Тем более разговаривать мне с живой женщиной.

Уже когда мы с Минькой шли к кладбищу, я спросила сына:

– Минь, а домовой – он мужчина?

– Да, – утвердительно кивнул он. – У него и семья есть. Жена и трое деток. Только он их никогда не показывает. Не положено у них. Семьи в подвалах живут.

– А он не подглядывает за мной? Ну, в ванной, например?

– Зачем? – искренне удивился сын. – Мам, домовые всегда с нами живут. Я имею в виду – с людьми. Зачем ему подглядывать? Ты как маленькая.

Я смутилась. И в самом деле. Сучок мохнатый – зачем ему подглядывать? Он и не человек вовсе. Вот Белка была бы котом – я же её не стеснялась бы. Фу, вот нагородила… Надо выбросить из головы всякую чушь.

– Пришли, – взял меня за руку Минька, когда мы шли по главной аллее. – Вон, видишь, женщина у могилки плачет. Всё помнишь?

– Конечно. Она Анжела, дочь Мила, одеяльце в первую квартиру, серьга у Ники… Минь, может, ты со мной?

– Нет, у неё дочь погибла, а ты с ребёнком подойдёшь. Нет. Я вон там посижу. Я всё увижу. – Миня направился к могиле на другой аллее.

– Здравствуйте, – подошла я к плачущей женщине. Она вздрогнула и посмотрела на меня. А до меня вдруг дошло: как это всё я ей буду говорить? «Возьмите одеяло, идите в первую квартиру»? Женщина смотрела на меня. – Дочь? – начала я. Ну, надо же было с чего-то начать.

– Да. Людмила. Осенью ещё за хлебом отправила. Она так идти не хотела. Я ещё и наругалась, обвинила её, что помогать не хочет. – Женщина не переставала плакать. – Она так дверью хлопнула. Я ей вслед ещё и отлупить пообещала. Нет мне прощения… Я убила своего ребёнка. Я ей так мало говорила, что люблю. Всё чего-то требовала: то учиться хорошо, то в музыкалку… Кому оно теперь надо? Что от этих оценок? Моменты жизни ловить надо было, а мы? Как мы живём? Поздно уже… – И её опять сотрясли рыдания.

– Ничего не поздно, жизнь продолжается, – во мне откуда-то взялась уверенность. – Вы ещё молодая. У вас всё впереди.

– Что впереди? Родить ещё? А Мила? Память о ней?

– Кто же память отнимает? Она в сердце вашем. – Я посмотрела на фото, которое висело на скромненьком крестике. – Красивая девочка. Она вас не винит. И то, что вы её любите, знает. У Милы было одеяльце, небольшое, в клеточку, отдайте в первую квартиру. Миле тепло будет. Она замёрзла, ей сыро. Плакать перестаньте. Отпустите дочь.

Женщина перестала рыдать и уставилась на меня.

– Вы кто? Откуда про одеяло знаете?

– Я человек, помочь хочу. Про одеяло Мила сказала.

– Она здесь? Вы её видите? Доченька! – Женщина кинулась ко мне, схватила за руки. – Кто вы?

– Я уже вам ответила. Отпустите дочь. Перестаньте плакать, ей сыро. Перестаньте ходить сюда три раза в день. Жить начните. И да, серьгу золотую она не потеряла. Она Нике подарила на память.

Сказав это, я быстрым шагом направилась к сыну. Очень захотелось его обнять, прижать покрепче и никуда не отпускать. Не дай Бог пережить такое. И за что такие наказания?

Глава 6

Миша

Как мама справится? Получится ли у неё убедить тётю Анжелу? Может, всё-таки самому надо было подойти? Нет, вряд ли бы меня стали слушать. У всех стереотипы: ребёнок не может знать таких вещей. А между тем многие дети умеют слушать свою душу. Они прислушиваются к своим чувствам. Если не забивать ещё не окрепший мозг совершенно вредной информацией, вроде мультфильмов… Нет, они тоже нужны, но понемногу, дозированно. А то часто бывает: выведут ребёнка на детскую площадку, сунут в руки телефон с мультиками. Удобно, конечно. Ребёнок на улице – галочку можно поставить. Мама с ребёнком занимается – телефон включила, тоже галочку поставить. Потом, правда, в школе учителя – идиоты, не могут научить элементарному, врачи – дебилы, сколиоз не лечат. А ничего, что сама убила ребёнка? Я уж молчу про сигареты и алкоголь при беременности.

Вот это рассуждения никак не шестилетнего ребёнка. Да и не я это рассуждаю – душа мне так диктует. Васятка с Евграфычем с рождения учат душу слушать.

– Молодец, внучек, – услышал я шёпот рядом с собой, завертел головой, пытаясь увидеть бабушку.

– Не ищи. День на улице. Не моё время. Выход нашёл, как Миле помочь. Да и Лера не зря дочь двух ведающих – умеет убеждать. Как уговорил-то её?

– С Васяткой и домовым познакомил.

– Да ладно!? – Бабушка искренне удивилась. – И как она восприняла?

– Не сразу. Но мне кажется, что в глубине души она в это верила.

– Мы-то с отцом до девяти лет учили её потихоньку всему. Но такой стресс… Мозг детский странно устроен. Все страхи он старается стереть из памяти. Иногда и с нужной информацией. Фобии лишь остаются. Вот и Лера совсем забыла, что с ней было до катастрофы. Она забыла, а душа помнит. Смотри, душа Милы светлой стала. Отпустила её мать. Послушала Леру.

Я посмотрел туда, где мама разговаривала с Анжелой. Вокруг женщин витало светлое облако. Душа Милы. Вдруг облачко ещё больше посветлело и пропало.

– Ой, куда она? – Я растерялся, испугавшись, что сделал что-то неправильно или мама чем-то обидела девочку.

– Родится скоро. Кто-то в роду забеременел. Пора ей. Вовремя вы, а так бы очередной мёртвый ребёнок родился.

С мамой мы встретились на аллее.

– Ну что? Я правильно всё сделала? – поинтересовалась мама, подходя ко мне.

– Да, мам, ты молодец. – Я потянулся к ней, чтобы поцеловать.

Мама подхватила меня на руки и крепко обняла, зашептав на ухо:

– Я вдруг представила, что стою у твоей могилы. Господи, даже представить страшно было. Я когда в её глаза посмотрела, у меня самой душа чуть на части не разорвалась.

– Мам, пообещай. Если такое случится, ты меня сразу отпустишь. Знай, я где-то появлюсь на свет. А если так и будешь держать, душа мучиться будет, неприкаянной. Обещаешь?

– Миня, не смей даже думать о таких ужасах! – рассердилась мама, при этом покрывая моё лицо поцелуями. Перестав меня тискать, отпустила на землю. – А ты, сын, вырос уже, тяжёлый. Миня, а можно вопрос?

– Пойдём, – догадавшись, о чём она хочет спросить, опередил её я. – Если найду его могилу. Я ночью на ней был. Да и версию деда проверю.

– Деда? – Мама остановилась. – Ты хочешь сказать, что видел бабу и деда?

– Деда не видел, – спокойно ответил я. – Его душа уже, как четыре года, переродилась. Бабушка ещё здесь.

– Здесь? – Мама завертела головой, стараясь увидеть её. – Мама… – срывающимся голосом заговорила она. – Мамулечка, приснись мне, пожалуйста. Я не помню твоего лица, а мне так хочется тебя увидеть. Я рядом с тобой хочу быть. – Из маминых глаз текли слёзы, которые она и не пыталась утирать. – Мамуля, хоть один разок. Умоляю! – Последнее слово мама выкрикнула.

– Она рядом, не кричи, – удержать слёзы не мог и я. – Она говорит, что не от неё сны зависят. Ты снами сама управляешь. И перестань плакать. Тяжело ей. Душу больно.

– Я перестану, – мама быстро начала вытирать слёзы. – Я больше не буду. А я? Я могу тебя услышать?

– Нет, – передал я слова бабушки. – Дара у тебя нет. Не успели мы с отцом тебе дар передать.

– Дар? Какой дар?

– Мама, ушла бабушка, не её время сейчас. Я тебе дома расскажу. Пошли.

Я шёл и удивлялся: надо же, обычно стоит мне заплакать, как мама тут же хватала меня на руки и принималась успокаивать. Даже если ей больно, и она плачет, я при виде маминых слёз начинал плакать тоже – она, забыв о боли, успокаивала меня. А сейчас не обратила внимания на мои слёзы. Ей так плохо без своей мамы? Но она же уже большая… И мне без мамы, когда я вырасту, тоже будет плохо? Наверное, да. Не представляю себя одного. Хотя я с Васяткой, но всё же…

Я шёл, вспоминая ориентиры, которые запомнил ночью. Вот ветвистое дерево, вот памятник-глыба, тут должна быть дорожка. Ага, теперь налево. Где-то здесь. Я остановился, рассматривая могилы. Нет, не узнаю. Ночью всё видится по-другому, а сейчас день. Я не смог прочесть табличку, так бы запомнил.

Ещё раз: вон ветвистое дерево, глыба, дорожка и… ничего. На той могиле, что мне нужна, крест стоит, а здесь ни одного нет. Так, ещё раз: дерево, глыба, дорожка.

А вы замечали, что иногда, придя на кладбище, не можете найти могилу? Вот вроде и место знаете, и номер аллейки, а могила будто пропала. А всё просто: не хочет вас душа покойника видеть, вот и водит вокруг. В моём случае душа – это я, водить кругами некому. Праху всё равно, кто ходит, а кто нет.

Душа я… Значит, надо сосредоточиться. Как там Васятка учил заклинания запоминать? Просто сосредоточиться и дать душе вспомнить. Так и сейчас – дать душе вспомнить. Закрыл глаза, вслушался в шумы кладбища. Мама молодец, стоит, молча ждёт. Слева какая-то птица радовалась уходящему дню. Открыв глаза, понял, что мне направо, а не налево.

Интересно, кто меня водил? Путал? Хозяин кладбища? Проверял?

Вот она. Холмика уже давно нет, крест железный. Фото, конечно, тоже нет. А вот надпись есть. Можно прочесть:

– Здесь покоится Акимов Козьма Аристархович. Вечная память. 1836—1940 гг.

– Сколько? – Мама взяла телефон, открыла приложение «Калькулятор». – Сто четыре? Минька, ты не ошибся?

– Нет, мам. Не ошибся. Это здесь. Сработает дедово заклинание. Они опять с бабушкой встретятся.

– Откуда ты знаешь? – Мама внимательно посмотрела на меня. – И что за заклинание?

– Чувствую. Я не могу объяснить тебе, но это тут. – Я положил руку себе на живот. – Тут чувствую. А заклинание… Дед бабушку очень любил, в этой жизни с ней хочет быть. Какое-то заклинание на могиле оставил. Я ещё не знаю, как это делать. Не понимаю. – Постарался я объяснить всё маме.

– Господи, Минька, но ему же 104 года. А во сне такой молодой. Как так?

– Мама, это не он был, это заклятье сработало. Кого ты себе придумала, тот во сне и приходил.

– Никого я не придумывала, – почему-то обиделась мама. Развернулась и вышла на аллейку. – Ну, ты идёшь? – Она протянула мне руку.

Постояв ещё с минуту и больше не почувствовав ничего, я протянул руку маме. Всё, домой.

Домой с мамой мы шли молча. Я думал о дедовом заклятии, мама, скорее всего, об Акимове. А может, о родителях – лицо у неё уж очень грустное.

Нас встречала Белка. Сидела в прихожей и с интересом разглядывала меня и маму, наклоняя свою красивую головку то в одну сторону, то в другую.

– Минька, давай чайку попьём, – предложила мама, когда мы вошли в квартиру. – И Васятку с Евграфычем позовём, я с ними поближе познакомлюсь. Всё же в одной квартире живём.

– Давай, – нехотя согласился я. Вот зачем ей поближе с домовым знакомиться? И с Васяткой? Надо как-то вежливо объяснить, что это не люди и не кошечки-собачки.

– Ты тапочки обуй и ручки помой, а я стол пока накрою.

Мотнув головой, снял кроссовки, сунул ноги в тапки и… ёлки-палки!

– Белка! – завопил я, снимая тапок и носок, при этом стараясь бежать за кошкой, которая после моего вопля рванула с пробуксовкой в мамину спальню.

На крик выскочила мама, всплеснула руками, подхватила меня под мышки, встряхнула.

– Что случилось? Ты чего орёшь?

– Белка мне в тапок нагадила! – со слезами на глазах начал объяснять я.

– Что? Дай сюда тапок. – Мама подняла обувь к глазам, понюхала, сморщила нос. – Написала, – констатировала она. – Мы же сами виноваты, туалет закрыли. Что бедному животному делать? Она больше не будет.

– Ага, откуда ты знаешь? – недовольно буркнул я. – Она тебе сказала?

– Ну нет, конечно. Я прикреплю записку на дверь со словом «туалет». Нет, не очень… – Мама задумалась. – Просто напишу: «Белка». И будем помнить, что когда уходим, дверь в туалет надо открывать. Да, моя милая, – наклонилась мама к кошке, которая вышла из спальни, и подхватила её на руки.

– Она говорит, это за идею напоить касторкой, – прошептал мне Васятка.

– Ведьма, – буркнул я, усаживаясь за стол.

– Минька, не ругайся, – нахмурилась мама. – Ты чай с чем будешь?

Васятка и домовой от чая вежливо отказались.

– Неудобно как-то, – наклонившись через стол, шепнула мне мама. – Мы кушаем, а они? – Она неопределённо махнула головой.

– Мам, они не люди. У них своя жизнь. Не надо им навязываться. Живи, как жила. Ты в дом переехала, а Евграфыч здесь уже жил. Тебя же это не смущало?

– Я этого не знала, – парировала мама.

– Васятка появился на первом году моей жизни. Они здесь давно. Живи, как жила, – не обратил я внимания на её реплику.

– А кстати, как Васятка твой узнал, что именно в нашу квартиру надо приходить? – задала мама вопрос.

– Ты его со мной в коляске привезла, – широко улыбнулся я, уже представляя мамино удивлённое лицо.

– Я? – И я не ошибся. Мамины глаза расширились, лицо вытянулось, рот чуть приоткрылся.

– Мам, заклятие предусмотрело всё. Я тоже хочу так уметь.

– Зачем? – почти шёпотом спросила мама, сложив молитвенно руки на груди.

– Мама, я ведьмак, судьба у меня такая. Давай сегодня бабе Нюре поможем? – решил я начать свою деятельность.

Чтобы вспомнить все заклинания, мало их читать. Их надо делать – тогда из памяти души все нюансы всплывут. А так… Что толку, что знаешь рецепт, ну, например, перегонки самогона? А пока делать не начнёшь, как правильно, не поймёшь. Хоть наизусть все пропорции знать будешь.

– Чем мы ей поможем? Она вроде ни о чём не просила.

– Она и не попросит. Откуда ей знать, что мы её сынка вылечить можем?

– А мы можем?

– Думаю, да. Васятка водоросли уже растёр в ступке. Осталось зелье сварить. – Я специально употребил местоимение «мы». Мамина помощь мне ой как нужна.

Во-первых, я сам не могу прийти к бабе Нюре и предложить ей бутылочку для сына. Представьте такую картину: заходит к вам сопливый школяр и говорит: «Вот водка, дайте её выпить вашему оболтусу, и он перестанет бухать». Ваша реакция? В лучшем случае посмеётесь, в худшем – школяр подзатыльник получит.

То ли дело, если подойдёт знакомая женщина и скажет: «Вот, досталось по случаю, говорят, помогает», – и расскажет, как надо пить и что при этом делать.

– Ну, хорошо. Что мне делать? – согласилась мама, слишком уж быстро. Значит, не верит в меня. Решила, что это игра. Ну и ладно. Чуть позже поймёт, что всё очень серьёзно.

– Я зелье сейчас приготовлю, его свежим пить надо. А ты бабе Нюре отнесёшь. Скажешь, что приобрела по случаю, потому что бабу жалко. Себе у травника настойки брала, всё проверено, не отрава. Сынок её дома, я видел, зашёл в подъезд. Злой, денег на опохмел у него нет. – На самом деле эту информацию мне домовой выдал.

– Бабе Нюре скажешь, чтобы зелье не давала сыну – он его утащить должен. Пусть она скажет, что это настойка из трав на спирту, ноги растирать. Только вот, мам, мне водка нужна, а у нас дома нет. Купишь?

– Куплю. Много? А мы просто так отдадим настойку? – О, я и не знал, что мама такая меркантильная. Или экономная. Жалко бесплатно раздавать.

– Просто так. Ты ей скажешь по секрету, чтобы про это лекарство никому не говорила. Тебе тоже по большому секрету дали настойку, так, из любви.

– Хорошо, – мама пожала плечами. – Я в магазин?

– Ага, – утвердительно кивнул я.

Мама – в магазин, а мы за работу. Память души будить.

Вот вы, наверное, удивляетесь: почему «по секрету»? Если я решил на этом зарабатывать? А вы попробуйте сами рассказать своим друзьям что-нибудь, при этом, не упомянув слово «по секрету». Ну, рассказали и рассказали. Все про это сразу и забыли. А теперь добавьте волшебное слово «по секрету» – и об этом узнает весь мир. И все – по секрету.

Теперь баба Нюра позаботится, чтобы у меня… нет, у мамы клиенты на это зелье появились.

Пошёл я работать.