Читать книгу: «Тайна Лисьей норы», страница 3

Теледива подобострастно пожирала глазами Бешеного, поддакивала, кивала, задавала присланные PR-менеджером вопросы. В общем, честно отрабатывая сто евро, заблаговременно ей врученные. Нельзя сказать, что телеведущая совсем не разбиралась в политических нюансах, однако за благодарность в конверте готова была закрыть глаза на любую ахинею, которую нёс её студийный гость.

Смотреть на это было нестерпимо, слушать стыдно. Обхватив голову руками и уставясь в пространство перед собой, Клим застонал:

– Выключи это дерьмо. Тошнит…

Картинка погасла. Гаап молча наблюдал, как на скулах парня перекатываются желваки. Вдруг Клим, широко размахнувшись, со всей силы грохнул кулаком по столу.

– Да какого чёрта я должен молчать?!

Гаап приподнял бровь. Клим все больше закипал.

– Может, я тупой, не вижу логики, тогда объясни мне одну вещь.

На лице Гаапа появилось выражение крайней заинтересованности.

– Вот ты отказал нам с Бдюнько в помощи. По-твоему, мы личиком не вышли. Ладно. А остальные? В Сборище же лиц человеческих не осталось! На кого ни глянь, то рыло кабана увидишь, то лисью морду, а то и вовсе рептилию. И повадки те же! У вас там что, фэйсконтроль? Запрет на человеческие лица?

Клима трясло.

– Можно подумать, твой Бдюнько похож на человека! – громко рассмеялся Гаап. – Тоже мне, идеал политика и руководителя! Одна фамилия чего стоит! И чего ты в него так вцепился?..

Клим молчал. Гаап продолжил.

– Эх, Климушка, я тебе больше скажу. Тот, кому я оказываю в данный момент покровительство, не только не похож на человека, он даже и на животных с рептилиями не похож. Он – почти точная копия моего босса. И даже рога растут так же. Только почему-то многие думают, что это у него прическа такая. Слепые, я ж говорю.

– Зачем он тебе нужен? Что будет делать со своей властью?

– Как это что? Мне служить! А заодно очистит эту территорию. Хорошая у вас земля, плодородная. Воздух чистый. Виноградники красивые. Вино вкусное. Вот только люди глупы, трусливы и невежественны… Не заслуживают они такой прекрасной страны.

Разумеется, Гаап не открыл истинную причину заинтересованности в своем протеже. Никто не должен был знать, что Влад Бешеный, так же как и Кармен Ярош, является всего лишь отмычкой в новый мир, который всецело будет принадлежать Могущественному Принцу, Великому Губернатору Гаапу. Не важно, кто из них быстрее найдет печать царя Соломона. Главное, что при помощи этой святыни Гаап сможет начать борьбу за главный приз – престол преисподней.

Гаап встал, расправил чёрный плащ с рисунком, похожим на перепонки летучей мыши, взял трость в руки и скомандовал:

– Довольно разговоров, Клим. Собирайся. Нам пора.

– Куда? – обреченно спросил молодой человек, чувствуя, как воля скукоживается, сворачивается в клубочек и закатывается куда-то очень далеко.

– В гроб, Клим, в обычный гроб. Тебе в нем придется провести ровно столько времени, сколько понадобится Каре тебя найти и спасти. Иначе никак.

Клим встал и сделал шаг на негнущихся ногах. Пошатнулся, чуть не упал. Гаап выставил трость и будто пришпилил парня, чтобы тот держался прямо. Со стороны могло показаться, что старый друг помогает молодому товарищу, слегка перебравшему в выпивке, пройти на свежий воздух, проветриться.

Глава 6

Клим дёрнулся, катапультируясь из сна. Жажда мучила нещадно. Голова трещала. Как же можно было отключиться? Хотя это как раз и неудивительно. Углекислый газ расслаблял, усыплял, медленно вводил в кому. Хорошо ещё, что очнулся. Клим рефлекторно попытался подняться и со всего размаху влепился головой в шёлковое нутро крышки гроба.

Чертыхнулся. Вернулся в исходное. Пытался медитировать, чтобы успокоиться и восстановить дыхание. Получилось: уже через минуту дышал как мышь. Мысль заработала. Он что, так и будет лежать в этой яме? Какой-то урод его опоил, одел в деревянный костюм и закопал, а он, сложив ручонки, смиренно лежит и ждёт смерти? Нет, надо что-то предпринимать! Трудно понять, сколько он уже пролежал в гробу. Но если клонит в сон, то кислорода осталось очень мало.

Интересно, а что именно его вырвало из забытья? Ему что-то снилось, кажется, он просил маму о помощи. Да, точно. Клим вспомнил картину, которая мощным потоком энергии вырвала его из беспамятства. Кара стояла на краю глубокой пропасти и тянула к нему руки. Он же, как сухой пожухлый лист, медленно парил, цепляясь взглядом за мать, и молил о спасении. «Боже, – взмолился Клим, – прошу тебя, помоги мне отсюда выбраться. Я хочу увидеть маму». Это желание было настолько острым, что глаза защипало от слёз. Как глупо они расстались, как долго не виделись.

И тут Клим вспомнил про Гаапа. Какой же он идиот! Разумеется, теперь этот вурдалак будет преследовать Кару, заставляя её идти против своей воли и ради жизни сына исполнять приказы. Эта мысль настолько возмутила парня, что он сжал кулаки и изо всей силы треснул в крышку гроба. Что-то хрустнуло, зашуршало. Клим ощупал прохладную ткань, пальцем расковырял отверстие, из которого на него тонкой струйкой осыпалась земля. Гроб дал трещину.

Всплеск ликования придал сил. Клим кое-что помнил из уроков выживания. Расстегнул ремень, осторожно высвободил из штанов полы рубашки, кое-как приладил её на голове, чтобы земля не закупорила рот и нос. Новые удары крушили хрупкую фанеру дешёвого гроба в щепки. Окровавленные пальцы выдирали клочьями мёртвое могильное нутро, освобождая путь почве. С каждым рывком отверстие становилось всё шире, отвоевывая свободу движения рукам.

Хватая жменями влажную рыхлую землю, Клим втягивал её в гроб, кидал в ноги и трамбовал. Мучение длилось целую вечность, но это было хоть какое-то действие! Наконец, земли было столько, что свободными остались только голова, плечи и руки. Он лежал с поджатыми ногами, на спине и готовился все силы вложить в один-единственный рывок. Рывок к жизни.

Клим замер, сосредоточился и, работая телом, как тараном, начал выдавливаться из земли, сдирая кожу. Каждый миллиметр давался с огромным трудом, болью и страхом, что не получится, не хватит сил и упорства. Пару раз сознание оставляло его, но паника была начеку и, впрыснув адреналин в кровь, заставляла очнуться.

Сколько времени прошло, Клим не представлял, но вдруг голова, по-прежнему укутанная рубашкой, ощутила прохладу ночи. Неужели свобода? Клим еще раз поднатужился и продвинулся на несколько сантиметров вверх. Помогая себе плечами, руками, извиваясь, как змей, Клим наконец-то наполовину выбрался из могильного плена и распластался на земле. Содрав грязную рубашку с головы, он смотрел в ночное небо, на мерцающие звезды, вдыхал полной грудью холодный влажный воздух и не мог поверить своему счастью. Он – живой. Живой! Слёзы лились по грязному лицу, и не было в этот момент человека счастливее, чем Клим. Он ревел, скулил, орал, хохотал, сжимая комья земли скрюченными пальцами. Наконец, кое-как успокоившись, Клим затих, и, устало закрыв глаза, уткнулся лицом в землю.

Глава 7

Непроницаемая зловещая тьма плотным кольцом сковывала движения, вгоняла в ступор и не давала идти вперед. Ледяной ветер, разогнав туман, яростно хлестал деревья. Где-то вдалеке жалобно скулил железный фонарь, оплакивая свою потухшую душу.

Кара сжалась и, уворачиваясь от очередного порыва злого ветра, заметила, что возле порога что-то лежит. Она была абсолютно уверена, что ещё несколько минут назад ничего не было. С трудом захлопнув неподдающуюся дверь, Кара подняла чернильного цвета конверт, на котором каллиграфическим почерком было выведено: «Мадам Кармен Ярош». Надо же, кто-то знал её тайное место жительства.

Накатило раздражение. Она разорвала плотную бумагу конверта и прочла послание: «Глубокоуважаемая госпожа Кармен Ярош! Почту за честь отужинать с Вами сегодня, в 21.00, в ресторане „Ilusión“. P.S. Не советую отказываться. Между аперитивом и десертом нам необходимо решить дальнейшую судьбу Вашего сына. С уважением, Могущественный Принц, Великий Губернатор Гаап».

Кара нервно сжала листок. Странные у кого-то шутки. Упоминание о сыне заставило запаниковать. Она терпеть не могла, когда её используют втемную. Сторонилась людей, которые давали понять, что знают о ней больше, чем она о них. Кара почувствовала себя заложницей. Однако делать нечего. Надо собраться и встретиться с автором письма. Кто это вообще такой?..

Взлетев на второй этаж, Кара быстро переоделась. Классический чёрный брючный костюм, белоснежная блузка, туфли на плоском ходу, гриву чёрных волос – в хвост. Все, готова. Она и предположить не могла, что вечер проведет в самом роскошном ресторане мира. Но помпезность места встречи Кару ничуть не смущала. Кто-то хотел произвести на неё впечатление, заставить чувствовать себя не в своей тарелке, воспользоваться замешательством. Кто-то, кто очень плохо её знал. Зачем?

Звонок прервал размышления Кары. Стремительно спустившись вниз, она открыла дверь и очутилась лицом к лицу с человеком без возраста, особых примет, голоса, но в лиловом костюме. Лицо этого странного человека было настолько незапоминающимся, что казалось стёртым, выцветшим, застиранным. Элегантно поклонившись, он молча предложил ей руку и повел к автомобилю.

Как только Кара уселась в мягкие кожаные сиденья роллс-ройса, ее потянуло в сон. В каком-то оцепенении она доехала до аэродрома, пересела в частный самолет, долетела до места встречи без приключений. Как ни странно, никто её не досматривал, паспорт не требовал, личность не сверял. В назначенное время «лиловый человек» подвел Кару к дверям ресторана, посетить который мечтали все, кто хоть раз о нём слышал.

Двери открылись и Кара очутилась в светлом, с яркими пятнами картин, помещении. Её встречала невероятной красоты женщина. Иссиня-чёрные густые волосы были собраны в замысловатую высокую прическу, открывая изящную линию шеи. Тонкая, похожая на паутину ткань переливающегося всеми цветами платья, скользила по сочному телу, подчеркивая его роскошные изгибы. Женщина приветливо улыбнулась и жестом пригласила Кару следовать за ней. Двигаясь абсолютно бесшумно, она привела гостью в отдельный зал, на пороге которого та застыла.

Если бы Кара принимала какие-то психотропные средства, то можно было бы логически объяснить увиденное. Но она не пила и не ела ничего в дороге. Поэтому то, что открылось её взору, понять было совершенно невозможно.

Сделав первый шаг, Кара увидела, как пол под ногами превращается в водную поверхность, в которой плавают причудливые рыбы, переплетаются разноцветные водоросли, распускаются удивительной красоты цветы. Она присела, чтобы лучше рассмотреть подводный мир и вдруг к ней, вильнув хвостом, подплыла огромная рыба, за ней еще одна, и еще… Целая стая живого серебра замерла возле её ног, чего-то ожидая.

Кара встала, оглянулась вокруг и медленно пошла дальше. По мере её движения, пространство вокруг оживало. Из маленьких росточков вырастали огромные деревья, лианы извивались вокруг стволов, заключая их в свой плен, в густой листве пели неведомые птицы, без умолку трещали обезьяны. Воздух вибрировал, насыщая лёгкие кислородом, от которого слегка кружилась голова.

Вдруг из чащи выскочил бенгальский тигр. Кара даже не успела испугаться. Стояла пораженная и наблюдала, как хищник медленно подкрадывается, давая себя рассмотреть. Он приблизился так близко, что женщина отчетливо видела его желтые сосредоточенные глаза, даже захотела протянуть руку и погладить жёсткую полосатую шерсть, но не посмела.

Внезапно великолепие картины первозданной природы вздрогнуло и поплыло. Проступили очертания стен, стола, кресел. Пространство наполнилось фиолетово-сиреневым светом с нежно-розовыми бликами. Каре показалось, что она сама часть этого удивительного мира, маленькая капелька лилового океана.

Неожиданно подкосились ноги и женщина с облегчением присела на край кресла, расположенного рядом со столом – длинным, белым, неуютным. Как странно видеть такой скучный предмет в цветовом изобилии зала. Сиреневый туман вихрями то клубился, то постепенно рассеивался, предоставив место водной лазури, в которой медленно и величаво плавали акулы. Боже мой, как в это можно поверить? Ты сидишь за обеденным столом, а на тебя плывет огромная морская туша…

Звук мужского голоса вывел Кару из оцепенения.

– Не страшно?

Она вздрогнула от неожиданности и повернулась. Слегка опираясь на трость, не торопясь, к ней приближался роскошный седовласый мужчина довольно высокого роста, плотного, но не тяжеловесного телосложения. Таких Кара называла «породистыми». Безупречный итальянский костюм из мохеровой шерсти цвета чернёного серебра сидел идеально. Вместо обычного галстука на шее причудливо цвел яркий шёлковый платок.

Каре стало на секунду неловко за свой обыденный вид. Но мужчине, казалось, и дела не было до её наряда. Он подошел к Каре, чуть поклонился в знак приветствия, протянул руку и представился: «Могущественный Принц, Великий Губернатор Гаап». Кара успела заметить, что у визави разные глаза, один зеленый, другой – голубой. На мгновение смутившись, Кара ответила: «Кармен Ярош», но пожимать протянутую руку не стала.

Мужчина усмехнулся уголком рта, аккуратно повесил трость на кресло и с видимым удовольствием уселся за стол.

– Дорогая Кармен, я признателен за то, что Вы согласились сегодня разделить со мной этот ужин. Поверьте, здесь нас накормят по высшему разряду. Вы спросите меня, а нельзя ли было встретиться ближе к дому, просто поговорить, сидя на лавочке? Сразу скажу: нет, нельзя. Я, признаюсь, очень люблю жизнь и коллекционирую все красивое и уникальное, к чему Вы, безусловно, имеете прямое отношение.

– Мистер Гаап…, – начала Кара.

– Секундочку! – Безапелляционно твердый голос прервал ее, но спустя мгновение мягко и вкрадчиво продолжил. – Мы должны все делать по правилам. Правило первое: выбрать такой аперитив, чтобы он дал нам возможность безупречно начать беседу.

Гаап чуть приподнял указательный палец, и тут же рядом материализовалась та самая красавица, которая встречала Кару. Отстраненно посмотрев на неё, он сделал заказ: Dios Baco Oloroso Jerez. Девушка кивнула и исчезла.

– Мы начнем с изумительного напитка – хереса цвета старого золота. Я уверен, что Вы сумеете оценить богатый аромат этого напитка, почувствовать тонкие нотки осенней листвы, сухофруктов и благородного дерева. Чтобы сегодня мы с Вами смогли насладиться этим вином, в Андалусии восемнадцать лет назад вырастили виноград сорта Паломино, чистейший сок из которого выдерживали в дубовых бочках специально для нашей встречи. Впечатляет?

Гаап явно наслаждался. Кармен пожала плечами.

– Честно говоря, я не большой поклонник хереса.

– О, дорогая моя Кармен, никогда никому не говорите это, так как Вас сочтут невеждой с дурным вкусом. Херес – король вин. Только, конечно, херес настоящий, а не то, что продается на розлив.

Официантка бесшумно налила в высокие бокалы напиток.

Гаап поднял свой бокал, торжественно произнес «За знакомство!» и с удовольствием сделал глоток, покатал его во рту, пробуя, и только потом проглотил. Кара едва пригубила.

– Вам не нравится? – Гаап, казалось, ужасно расстроился.

– Вкусно, не беспокойтесь, пожалуйста. Мы же собрались для того, чтобы…

– Нет! Так не пойдет! – горячечно перебил Гаап. Лицо его налилось кровью, он выглядел сильно раздосадованным. – Что значит «вкуснонебеспокойтесь»? Вам не понравилось? Тогда, – он обернулся к девушке, которая ждала дальнейших указаний, – принесите нам Gonzalez Byass, Del Duque Amontillado.

Гаап в упор посмотрел на свою гостью.

– Пока Вы не испытаете блаженство от напитка, предлагаемого мной, никакого разговора не будет, – отрезал он и замолк.

Молчание длилось до того момента, пока бокалы вновь не были наполнены вином. Казалось, в них плескалось золото самого солнца!

Кара взяла свой фужер и пригубила нектар. О, такого вкуса она еще не знала. Смешались, дополняя друг друга, нотки цитрусовых и миндаля, специй и сухофруктов, кленового сиропа и дерева. Кара закрыла глаза в наслаждении и не заметила, как выпила весь бокал. Очнулась она от аплодисментов Гаапа.

– Браво, Кармен! Вот теперь я доволен! Вы действительно очень тонкий ценитель вина.

– Благодарю за столь щедрые комплименты, но они не по адресу. Я не знаю толк в вине. Я понимаю только вкусно оно или нет.

Гаап внимательно посмотрел на свою собеседницу и кивнул. В этот миг лиловое сияние погасло, зал погрузился во тьму и наполнился резкой какофонией звуков. Было такое ощущение, что музыканты огромного оркестра настраивают свои инструменты. Пространство ожило, задрожало. Кара кожей ощущала, как вокруг неё что-то движется, улавливала чуть ощутимое тепло чужих тел.

Миг спустя в зале все замерло, как перед бурей, а затем полилась завораживающая музыка. На секунду вспыхнул яркий свет, тут же сменившийся кромешном темнотой. Еще миг, – и по периметру зала зажглись факелы, даря пространству тревожное сияние.

Официанты, выстроившись в безукоризненный клин, бесшумными тенями двигались по направлению к столу, неся над головами огромное серебряное блюдо. Каждое прикосновение их ступней к полу вызывало короткие всполохи пламени. Как только блюдо было установлено перед гостями, на долю секунды языки оранжево-алого пламени лизнули тяжелые серебряные бока и исчезли.

Кара никогда не видела такого столового прибора. Многоуровневое блюдо было похоже на ладью и занимало почти весь стол. В толстом дне медленно таял колотый лед, придающий изысканным деликатесам нужную температуру. Лед упирался в серебряную пластину, наполненную осетровой икрой. На следующем уровне установлены восемь дисков, на каждом из них в огромных разноцветных листьях брассики шевелилась… закуска.

Кара не могла отвести взгляд от невозможно красивой и одновременно отталкивающей картины. Глазами, полными ужаса, она посмотрела на Гаапа. Тот довольно потирал руки, готовый приступить к трапезе.

– Ну, что же Вы, Кармен? Что с Вашим лицом? Любой на Вашем месте был бы в восторге от этой закусочной тарелки. – Гаап широко улыбался. – Позвольте, я введу в курс дела, что перед Вами находится.

Кармен молчала, борясь с приступами подступающей дурноты.

– Итак. – Гаап лезвием длинного серебряного прибора ткнул в первый диск, на котором из лиловой головки брассики выглядывали, шевелясь, чьи-то усики. – Одори Эби, что в переводе означает «танцующие креветки». Это разновидность сашими. Готовится из мальков креветки. Хитрость данного блюда – в молниеносном приготовлении. При подаче у креветок должны шевелиться усики и лапки. Креветки нужно есть живыми, в этом весь смысл. Нужно ли говорить, что это блюдо может приготовить только в высшей степени профессиональный повар?

Кармен пригубила из фужера холодную воду с лимоном.

Гаап продолжал.

– Посмотрите, Кармен, рядом с Вами – нежный, воздушный салат Нома с легким вкусом лемонграсса. Знаете, кого надо благодарить за этот удивительный смак? Муравьев! Идея поваров из Копенгагена гениальна, не правда ли? Они охлаждают несколько десятков этих милых насекомых, чтобы те не разбегались по тарелке, высаживают примороженный десант на ложку натурального йогурта и – вуаля! Салат готов. Попробуете?

Кара яростно замотала головой и сделала еще один большой глоток воды.

– Ну и правильно, здесь много всего, поэтому можно полакомиться чем-то более сытным.

Гаап плотоядно рассматривал диски с закусками.

– Ммм… Так, что же Вам предложить? Устрицы? Нет, это вкусно, но банально. Омары? Саннакчи? Честно говоря, не советую. Если извивающиеся щупальца осьминога жевать недостаточно активно, то он не применит присосаться к горлу. Оно нам надо?

Гаап подмигнул еле живой Каре и продолжил.

– Как Вы относитесь к сырам? Советую попробовать Касу Марцу. Этот сыр настолько сентиментальный, что плачет, пока его едят, – Гаап коротко хохотнул собственной шутке. – Приготовленный из овечьего сыра, он выдерживается до определенной стадии гниения, чему способствуют личинки сырной мухи. Эти червячки – большие труженики, они смягчают сыр, одновременно выделяя жидкость, – lagrima, да-да, те самые слёзы. Гурманы предпочитают наслаждаться сыром с личинками. Но в этом случае надо быть очень внимательными и беречь глаза: личинки способны выпрыгнуть из сыра и повредить зрение. Хоть кусочек попробуйте, Кармен! – Голос Гаапа был просящий, жалостливый, но глаза сияли огнем победителя. И он продолжил свою изощренную пытку.

– Я так и не понял, как Вы относитесь к сашими? Здесь представлены прекрасные образцы, – кроме креветки, еще есть из лягушки и рыбы. Правда, пока Вы будете наслаждаться этими деликатесами, придется смотреть на их бьющиеся сердца.

– Зачем? – выдавила из себя Кара. Она была иссиня-бледная и с ужасом смотрела на пищу гурманов.

– Я думаю, так шеф-повар демонстрирует свежесть продуктов, из которых он готовит. Ну и эффект от подаваемого блюда тоже немаловажен. Например, когда готовится икизукури, рыбу из аквариума гурман выбирает сам. Шеф-повар её разделывает и сразу подает к столу. Но… не убивает. Просто вырезает из неё лакомые кусочки и раскладывает их таким образом, чтобы было видно, как у рыбы продолжает биться сердце и открываться рот. Зрелище не для слабонервных, но некоторым нравится.

– Это же варварство, безумие какое-то! – Кару трясло. Она резко отбросила приборы и встала, намереваясь уйти.

– Кармен, дорогая, не стоит так нервничать. Я уверен, что мы скоро придем к консенсусу. Обещаю, больше я не буду докучать Вам рассказами о блюдах. Только если Вы сами этого захотите.

Гаап говорил одновременно мягко, вкрадчиво, но властно. Кара нехотя повиновалась.

– Благодарю Вас. Итак, осталось еще одно блюдо. И я почти уверен, что Вам оно придётся по душе.

Гаап выразительно указал глазами на диск с игольчатыми полусферами, в которых цвели оранжевые язычки.

– Это морской еж, вернее, его икра. Изысканное блюдо, с которым редко что может сравниться. Попробуйте.

Кара сдалась. Наклонив голову, она безучастно наблюдала, как официант сервировал её тарелку колючими панцирями с нежным разноцветным содержимым. В пузатой пиале в тёмном соусе плавали маленькие яичные желтки, похожие на звёзды в ночном небе.

Взяв серебряную ложечку, Кара зачерпнула из панциря икру и поднесла ко рту. Тот вкус, который она почувствовала, ни с чем не мог сравниться. Икра была настолько нежна и ароматна, что напоминала мякоть спелого тропического фрукта. Не успела Кара опомниться, как на её тарелке не осталось ни одного панциря с икрой.

Гаап радостно захлопал в ладоши.

– Браво, Кармен! – Потом хитро бросил на свою гостью взгляд и произнес: – Как хорошо, что колючки на морском еже перестали шевелиться к тому моменту, как Вы решили угоститься его икрой.

У Кары побагровело лицо. Она уже открыла рот, чтобы выкрикнуть что-то резкое, но вдруг почувствовала, что по телу пробегают приятные лёгкие волны какой-то странной экзальтации. Настроение с каждой минутой улучшалось. Ей стало легко и весело, более того, она чувствовала себя счастливой! Глаза заблестели, от лица отхлынул багрец, оставив после себя лёгкий румянец. Гаап с улыбкой наблюдал за этими превращениями.

– Теперь Вы знаете, почему гурманы готовы многое отдать за то, чтобы полакомиться икрой морского ежа. Она не только изысканна, вкусна, но еще и резко поднимает уровень серотонина, благодаря которому мы чувствуем себя счастливыми.

Кара довольно улыбнулась и спросила.

– Скажите, Гаап, почему Вы ничего не сказали о чёрной икре? Не предложили то, от чего бы я вряд ли отказалась?

Гаап на мгновенье задумался, а потом тихо ответил:

– Её слишком много на этом блюде. А изобилие не может привлечь моё внимание. Только уникальность, только штучный товар имеет смысл в этом мире. По крайней мере, для меня.

Кара слушала и одновременно испытывала странное чувство: как будто она была здесь, в ресторане, но вместе с тем ещё в сотне мест. Осознание того, что и где в данный момент происходит, накрыло её полностью. Очнулась Кара от густых манких звуков виолончели, оповещающих о подаче следующего блюда.

Сверху бесшумно спускался стеклянный кокон внушительных размеров. Когда он поравнялся с глазами Кары, она увидела… свой собственный дом, филигранно выполненный из разноцветных кусочков овощей. Женщина не могла оторвать взгляд от представшей перед ней картины. Дом был только наполовину прикрыт съедобной зеленью, открывая напоказ внутреннее убранство. Вот спальня Кары, кровать, на которой она мечется в кошмарном сне. А вот её кабинет, где она пытается работать над новым романом, а потом слушает Рахманинова. Конверт с письмом на полу. Даже Яра, любимая преданная Яра, была в этой картине пищевым элементом. Дом как будто был весь на ладони, все, что пережила в эти последние часы Кара, было чертовски гениально изображено. Картина завораживала. Но есть это блюдо Кара не могла.

Гаап не отводил от женщины цепкого взгляда. Он подался вперед, впитывая все переживания, которые были написаны у его спутницы на лице.

– Вы хотите узнать, как это возможно? – Гаап тоненько улыбался, приподняв бровь.

Кара молчала.

– Очень хотелось сделать сюрприз, дорогая Кармен. – Вижу, что Вы находитесь под впечатлением. И это самая высшая похвала шеф-повару.

Кара посмотрела на Гаапа, а потом перевела взгляд на блюдо, которое точно в таком же прозрачном коконе висело перед его лицом.

Однако картина, над которой трудился неведомый шеф-повар, была иной. В слое чёрного дикого риса, который изображал, судя по всему почву, выделялись крупные белые зерна бразильского ореха, обточенного под форму креста. Их было так много, что не оставалось никаких сомнений: повар инсталлировал… кладбище. Между импровизированными могилами «росли» елки в виде конусов капусты романеско разной величины. Одна «могила» выделялась среди других. Надгробная плита была инкрустирована пищевым золотом, под ней просматривался гроб из кивано. А в нем… Клим.

Сердце ухнуло вниз. Ужас сковал тело, зубы отбивали дробь, она не могла вымолвить ни слова. Но когда Гаап потянулся к блюду, чтобы его попробовать, Кара вскрикнула:

– Стойте! Не смейте есть!

Гаап озадаченно уставился на неё:

– Кармен, что случилось?

Гаап внимательно посмотрел на свое блюдо, потом – на Кару. Она взяла нож в намерении показать то, что её возмутило, но, присмотревшись к блюду, поняла, что даже близко того, что ей почудилось, в коконе нет. «Я схожу с ума», – эта мысль не давала покоя.

– Дорогая моя гостья, вижу, что шеф-повар – мой старинный друг – немного перестарался со своими сюрпризами. Вы напуганы и отказываетесь попробовать то, над чем он колдовал во время Вашего полета. Ему будет очень обидно, если Вы не попробуете кусочек своей жизни на вкус. Разве это не забавно, узнать, из какого сора… ох, простите, из каких ингредиентов она состоит?

Гаап явно наслаждался произведенным эффектом и растерянностью Кары. Дирижируя ложечкой, он направлял её поочередно то на дикий рис, то на бразильский орех, то на романеско, то на кивано, будто не решаясь, с чего начать трапезу. Кара напряжённо наблюдала, чем закончатся его манипуляции. Наконец, Гаап отложил ложечку в сторону и обратился к официантке, которая казалась частью кресла, в котором он сидел.

– Передайте шеф-повару, что сегодня он превзошел сам себя.

Девушка вежливо кивнула и уплыла, восторженно унося на себе внимательный взгляд Гаапа. В следующий миг всё погрузилось в непроглядную тьму. Нарастал таинственный, непостижимый, сверхъестественный звук, – это ханги в дуэте с тамтамами добивались благосклонности космической бездны. Барабанные перепонки готовы были взорваться. Но вдруг всё стихло.

В абсолютной тишине забрезжил нежно-голубой свет. Казалось, само небо опустилось Каре на плечи. Перистые облака, до которых можно было дотронуться рукой, проплывали над столом. За спинками кресел раскинулись холмы, на которых паслись стада коров, носились жеребята, мирно объедали зелёные сочные листья кустарников козы. Озеро сверкало бликами и отражало облака. Рыбы плескались у самого берега, но никто не охотился на них. Птицы счастливо пели.

Кара была настолько заворожена увиденным, что не заметила, как на столе появилось следующее блюдо. Огромное ласточкино гнездо, наполненное только что вылупившимися птенцами. Над столом носились встревоженные пернатые родители. Они кричали и бились о невидимую преграду, а птенцы, задрав головки, пронзительно пищали. Желторотые, голодные, жалкие до боли в сердце, они тянулись клювиками к родителям, надеясь утолить голод.

– Ну, что же Вы, дорогая Кармен? – Гаап будто только что проснулся, энергия била ключом. – И это блюдо не нравится? Или Вы не знаете, кому отдать предпочтение? Берите вилку и быстрее начинайте трапезу! Уверяю, этот вкус Вы никогда не забудете.

Кара, будто в забытьи, ледяными руками взяла приборы со стола. «В конце концов, – уговаривала она себя, – это всего лишь оптический обман зрения. Все вокруг иллюзия». Но как только потянулась к гнезду, птенцы развернули свои головки в её сторону и так жалобно запищали, что слезы выступили на глаза. Нет, это было невозможно. Сколько можно издеваться над ней? Что это за изуверский ужин, на котором она не может ничего съесть? Голод давал о себе знать. Хотя бы картошку жареную с помидором соленым, что ли…

Как только Кара подумала об этом, свет в комнате погас, а когда зажегся вновь, женщина лишилась дара речи. Она сидела на своей кухне перед столом, на котором в сковороде дымилась хорошо прожаренная картошка. Рядом в запотевшей банке в прозрачном рассоле плавали красные сочные помидоры. Нежно-розовое сало замороженными горбиками настрогано на деревянной доске, ломтики черного хлеба, чашка с квасом. Картошка источала такой дивный аромат, что Кара тут же схватилась за вилку и накинулась на еду, не обращая внимания на явное веселье Гаапа.

– Теперь Вы хоть насытитесь, дорогая. Все-таки, смог шеф-повар в итоге Вам угодить. Хотя, ради этого блюда не стоило так далеко лететь от дома.

– Не стоило, это точно. – Кара впилась в соленый помидор, и струйка божественного рассола потекла по подбородку.

– Но, уважаемая Кармен, в противном случае я бы не смог разделить с Вами этот чудесный ужин.

Кара удивленно на него посмотрела.

– Вы бы меня на порог не пустили. А так мы вдвоем на чудесном маленьком острове. Не знаю, как Вам, но лично мне нравится, что здесь иногда просыпается вулкан и разгоняет туристов. Согласитесь, созерцать вулканические скалы, леса и виноградники на фоне Атлантики ни с чем не сравнимое удовольствие, – подытожил, улыбаясь, Гаап.

В это время декорации, а, может, и галлюцинации, сменились. В воздухе разнесся знакомый аромат, и возникла картина, на которой Кара с Климом готовились пить утренний кофе. Кара медленно водила даллой по жаровне с песком, дожидаясь, когда третий раз поднимется шапка кофейной гущи. Клим с благоговением и любовью наблюдал за матерью. Кара никогда не замечала, с каким выражением лица смотрит на неё сын. Сейчас же не могла оторвать от него глаз. Любовь, гордость, уважение и что-то еще, взрослое, мужское. «Как же я по тебе соскучилась, сын»…