Читать книгу: «Под Городом, во тьме», страница 3

Глава 3. Акклиматизация

Прошёл месяц, пока наконец Нику не разрешили бродить по Подвалам в одиночку. Сначала от жилой комнаты до работы его провожал персональный эскорт. Солдат ходил с ним повсюду и почти незаметно, но пристально следил за его движениями и даже за мимикой. И хоть его поселили в крыле, очень отдалённом от места проживания его несостоявшейся жертвы, но как ни странно, во время своих перемещений он часто натыкался на Нут.

Если та замечала его, то пугалась, отводила глаза и старалась побыстрее скрыться. А если нет, Ник подолгу смотрел на неё, отмечая, как неуверенно та держится, как тушуется рядом со своим собственным сопровождающим. Ник, пожалуй, и сам анализировал её поведение, наблюдая за её экономными, торопливыми шагами. Казалось, что Нут по-прежнему чувствует себя не в своей тарелки и не скоро ещё здесь обвыкнется.

Пожалуй, на самом деле Нику было почти всё равно. В первую их встречу он просто слегка удивился и захотел посмотреть на Нут в её новой среде обитания. И увидел всё ту же скромную, неуверенную в себе девушку, вечно опускающую глаза в пол. Но одета она была не в белый костюм, как в кафе, и не в униформу Подвалов, а просто в грязно-синий комбез, совсем как у Ника, но только ещё зачем-то с накинутым на него сверху халатом. Видимо, Нут теперь работала в Лабораториях (кажется, так назвали местный айти-отдел).

Пару раз Нику даже удавалось поймать её взгляд. И тогда он изо всех сил старался ей улыбнуться. Он всё думал, что девчонка-то правда симпатичная, на неё приятно смотреть. Но то ли улыбка у Ника выходила слишком инфернальной, а то ли Нут она казалась фальшивой, скрывающей под собой угрозу. Она тут же отводила глаза и поспешно шарахался прочь.

Ну, не так-то уж это и трогало Ника. Он вёл себя абсолютно спокойно: просто как человек, заметивший в толпе кого-то знакомого. Кажется, его поведение у охраны не вызывало вопросов, и вскоре ему разрешили ходить везде одному. Правда, его сначала проверили на полиграфе, озадачив одним лишь вопросом: «Вы больше не хотите отомстить Нут?» И Ник честно признался, что, может, и хотел бы, но знает, что это равносильно самоубийству. Похоже, такой ответ полностью соответствовал местным требованиям безопасности. Или, может, он просто устроил кое-кого наверху.

В любом случае Ник теперь перемещался по Подвалам совершенно свободно. И если он встречал Нут, которая была почему-то всё ещё под охраной, то реагировал так же, как раньше. Отчасти, потому, что и здесь были камеры наблюдения, но скорее, по другой причине. Ему уже не было дела до Нут и до воспоминаний о прошлом. Его мысли полностью заняли иные перспективы.

Как-то вечером, когда дневные трудяги Подвалов собирались в столовой, Ник заметил Нут за маленьким столиком. Та сидела совершенно одна и задумчиво жевала паёк из стандартного рациона. Ник долго за ней наблюдал, прокручивая в голове мысль, что же будет, если к ней подойти. Всё же место здесь было людное, и вряд ли такую беседу можно расценить, как агрессию. Хотя Нут могла заявить, что Ник ей угрожал. Только что-то ему подсказывало, что этого не случиться. В конце-концов, разве ей не хочется расставить все точки в их не сложившихся, но неразрывных теперь отношениях в перспективе ближайшего будущего?

Ник раздумывал ещё пару минут, ковыряя вилкой стандартное блюдо из натуральных злаков с овощами. Потом решительно встал, без сожалений оставив на столе поднос с полезным питанием, резко пересёк зал, отодвинул стул за меленьким столиком и, пока Нут хлопала глазами, подсел к ней, пытаясь собрать лицо в самую приятную мину, на какую он был способен.

Конечно же, Нут сильно вздрогнула. Глаза её расширились, а лицо побелело, став маской неподдельного ужаса. Девушка рванулась, пытаясь выскочить из-за стола, и Ник машинально поймал её запястье.

– Тише… Не бойся!.. Я только хотел…

«Поговорить», собирался сказать он, но понял, как бы это прозвучало в виду недавних событий. Он поспешно огляделся, отметив, что на них действительно смотрят. Как ни странно, Нут ещё не визжала. И тогда Ник искренне открыто, печально посмотрел на неё, чуть ослабив хватку на её запястье.

Похоже, это произвело эффект. Девушка слегка расслабилась (Ник почувствовал, как её рука обмякла). Она удивлённо смотрела на него, а потом как обычно потупилась, отвела глаза. Ник слегка отстранился, выпрямившись на стуле, но так и не выпуская руку девушки. Он смотрел куда-то мимо неё, чуть ли ни впервые в жизни не зная, что сказать.

– Ну… ты… – начал он. – Ты не сердись! Ты же слышала, что сказала босс… Я всегда перегибаю палку… У меня проблемы с контролем! И тогда… Я правда слишком далеко зашёл! Знаешь… А я ведь ждал, что ты извинишься, попросишь прощения за… ну… за то, что меня забрали. Только теперь мне ясно, что я сам во всём виноват. Так что… Ты прости меня, ладно? За тот раз… в кафе… и вообще. За то, что ты тоже попала сюда…

Нут подняла глаза. Она смотрела на Ника со злостью и отчаянием. Но потом её взгляд смягчился. Ник отпустил её руку, уже начавшую дрожать от смущения. Он почему-то понял, что теперь Нут от него не сбежит, и весь подался вперёд в ожидании приговора. А вот Нут наоборот распрямилась, устроившись поудобней на стуле. Она вновь отвела взгляд, но уже не смущённо, а словно в какой-то грустной задумчивости. Мгновение она молчала. Потом тихо, спокойно, по-прежнему не глядя на Ника, тихо произнесла:

– Хорошо. Я поняла. Чего уж теперь-то…

– Прощаешь?! – радостно воскликнул Ник, с надеждой заглядывая ей в лицо.

– Ну… типа того.

– Круто!

Ник расплылся в весёлой улыбке, уже совсем наглой, в своей обычной манере.

Он вдруг вытянул руку и цапнул со стола кружку Нут, отпив из неё. Нут смотрела куда-то вбок, но заметила движение и с тревогой повернулась. Глаза её распахнулись, а губы приоткрылись, вытягиваясь в удивлённое «О». Ник поставил кружку на место, картинно скривившись.

– Эт чё? Ягодный морс? Фу… Послушай! Раз у нас теперь всё окей, может, сходим как-нибудь в бар? Он тут есть, если ты не знала! Ну там… музыка, нормальная выпивка… М-м-м?

Нут оторопела. Она просто не могла ничего сказать, ошалело глядя на Ника. А тот впился в неё своим фирменно наглым взглядом, склонив голову набок, так что на лоб ему свесилась тёмно-русая прядь, и сверкнул на девушку взглядом своими странных красновато-рыжих глаз.

Рот Нут дважды открылся и снова захлопнулся без единого звука. Но она всё же нашлась, что сказать:

– И… что потом? Опять будешь приставать?

– Нет, ну что ты! – осклабился Ник. – Босс меня убьёт! Ну подумай… Что может случиться? Выходить за пределы Подвалов нам с тобой нельзя. А тут всё забито людьми в с оружием. Если что, тебя есть кому защитить, так ведь? – он хитро подмигнул. – Посидим, поговорим о том, как дошли мы да жизни такой… Может, я тебе кое-что расскажу… Может, ты мне расскажешь… Получше друг друга поймём… Соглашайся! Не пожалеешь!

– Ну… – протянула девушка с сомнением.

Но выражение её лица изменилось. Взгляд из ошеломлённого стал спокойным, даже слегка отрешённым, и вместе с тем… было в нём некое скрытое напряжение, какое-то пристальное внимание ко всему происходящему. Даже огромные карие глаза слегка сузились, будто бы Нут что-то судорожно просчитывала в уме.

– Ну ладно… – наконец ответила она. – Пожалуй… это и правда не опасно… Слушай… А ты правда видишься с боссом? Ты это так сказал… «Она меня убьёт!» Это прозвучало так… ну… будто вы с ней хорошо знакомы. Расскажешь мне?

Ник дёрнул уголком рта.

– Ого, кажется, боссом здесь интересуюсь не только я!

– Дело не в том! – вспыхнула Нут. – Мне просто действительно хочется… Хочется понять, кто это такая… крутая! И вообще, как всё здесь устроено. Ведь этот допрос тогда в креслах… Ну… Он был таким жутким… Тогда…

Ник озадаченно глянул на девушку. Он почему-то не ожидал от неё ничего такого серьёзного. Улыбка стёрлась с его лица, и он коротко кивнул. Ну а Нут, как ни в чём не бывало, продолжила:

– А теперь вот всё как-то… обычно. Я с утра до вечера за компом… И поговорить даже не с кем…

– Да уж… Вижу… – в тон ей скорбно произнёс Ник.

А сам судорожно подумал: «И что это? Неужто попытка флирта!» И добавил вслух:

– То-то ты всё время одна! Что, в Лабораториях одни старики?

Нут слегка улыбнулась. Меж нежными лепестками её розовых губ показались острые кончики клыков.

– Да. Они… слишком взрослые. А где именно этот бар?..

***

Нут познакомилась с Натаниэлем когда ей вот-вот должно было стукнуть пятнадцать. Точнее, их намеренно познакомили на пышном семейном банкете: событии довольно редком для их круга людей, так как Нут происходила из очень бедной семьи, относящейся к низшему классу, и в то же время из не совсем обычной. Как выяснилось, они относились к роду людей, бывших когда-то в Городе чужими, изгоями. Они пришли откуда-то извне, из-за Стены, задолго до Великого Становления, и горожане их почему-то недолюбливали.

Конечно, более чем за пятьсот лет жизни в Городе социальные различия стёрлись, а гены перемешались. Время всё нивелирует, стачивая острые углы и смывая самые яркие краски. Вот только у матери Нут по имени Мойра даже спустя поколения так чётко проступали наследственные черты, что скрывать их было трудно. Густые волнистые волосы были черны как ночь на нижних уровнях Города, а их короткая поросль, пробивавшаяся между длинными прядями, закручивалась в крупные кольца на лбу и на висках. Кожа Мойры была очень смуглой. Глаза – тоже черными, и их обрамляли длинные, упругие густые ресницы.

Нут не могла и представить, как тяжело приходилось её матери на профкурсах. Однокурсники её точно травили, потому что у большинства горожан кожа была обычная белая, а волосы совсем блёклые, непонятно-коричневого оттенка. Черты лица тонкие, мелкие. Никаких тебе горбатых носов, ломаных чёрных бровей, выпирающих скул и больших треугольных лиц. При всё при этом мать Нут была отнюдь не уродиной, а её супруг – как раз-таки самый обычный горожанин – считал её просто красавицей.

У Нут было всё немного не так. Лицо – аккуратное, с очень изящной линией нижней челюсти, приближающей форму к приятному прямоугольнику. Скулы – не выпирающие, а обычные и очень красивые. Нос – прямой, небольшой, не горбатый, с маленькими аккуратными крыльями. Кожа – смуглая, но гораздо светлее. А вот волосы – волосы да… Тёмные, почти чёрные и кудрявые, как у матери. И такие же большие, печальные тёмно-карие глаза в обрамлении густых чёрных ресницы. Но была у Нут и одна отличительная черта. Хотя волосы её, ресницы и брови были чёрными, но волоски по всему телу росли золотистые – видимо, достались ей в дар от отца-горожанина.

Тем не менее на учебных курсах – в общеобразовательном классе на средних уровнях Города – и такой внешности хватило Нут, чтобы попасть в ряды прокажённых. Её обзывали черномазой (и это ещё мягко сказано), дёргали за косу, а порой и колотили, играли в волейбол её персональным планшетом, гоняли с хороших парт ближе к соц-проектору, – в общем, творили всё, что творят дети, нашедшие себе объект издевательств. И Нут вынужденно терпела, потому что была маленькой, слабой, застенчивой и не могла постоять за себя. Она старался забиться в самый дальний угол класса и не делать лишних движений, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Как внимания одноклассников, так и учителей в виде похвалы за учёбу.

И если Нут поначалу удавалось как-то балансировать на тонкой грани между оценками «удовлетворительно» и «неуд», то дальше, по мере взросления, ей стало на всё наплевать. Зачем париться, если после учёбы тебя тоже ждёт унижение? Так что Нут завалила экзамены и вылетела с начальных курсов. И это стало для неё облегчением. Больше не надо было ходить на ежедневные пытки и смотреть в глумливые лица сверстников. Нут слегка успокоилась и все дни напролёт сидела в своей комнатке за электронной книгой и играми.

Вот только такой расклад не устраивал её родителей. Люди стареют, а Город не платит пенсию иждивенцам. Пусть даже сейчас у их семьи деньги есть. Как ни странно, но Мойра получала хорошее жалование, уже много лет занимая должность младшего технобиолога в крупной городской лаборатории. А отец зарабатывал и того лучше в конструкторском бюро. Но вот дальше так было нельзя. Нут ведь надо и потом как-то жить. Не отправлять же её на биржу труда, чтобы она стала каким-нибудь мойщиком окон или уборщицей, променяв достойную жизнь на тяжёлый, унизительный труд? Так что её родители всё-таки продолжали откладывать деньги ей на учёбу, надеясь, что однажды она снова встанет на правильный путь. Только нужно было как-то вернуть ей интерес к учёбе. И делать это, конечно же, надо не с оголтелым фанатизмом, а как-то легко, ненавязчиво. Ведь, в конце концов, родители Нут очень её любили и не собирались дальше мучить.

И вот в один прекрасный день выяснилось, что мама Нут до сих пор как-то умудрялась поддерживать связь со своей дальней родственницей: троюродный сестрой по имени Ноа. Эту женщину природа не наградила таким ярким фенотипом, что при нынешних условиях в Городе было совсем не плохо. Поэтому Ноа в жизни преуспела гораздо больше и смогла переехать на пару уровней выше. У неё был прекрасный муж, работавшие где-то в администрации, а ещё молодой сын на три с половиной года старше Нут. Ему было восемнадцать, и он делал большие успехи на пути к блестящей карьере.

Вот в голову двум женщинам и пришло, что замкнутой Нут, до смерти запуганной школой, пойдёт на пользу общение с её более удачливым родственником. Конечно, разница в возрасте, да и в городских уровнях, налагала ограничения на тесноту их возможной дружбы. Но, слава Совету, аэроавтобусы и аэрорельсы в Городе были пока бесплатными, и до определённого уровня ими можно было свободно пользоваться. Да и о разнице в возрасте можно было не беспокоиться. На счёт этого у Ноа имелись некоторые наблюдения.

Так что в один из общественных выходных семью Нут «ни с того ни сего» пригласили на пышный семейный ужин, и Мойра, а также её тихий, во всём покорный супруг, взяли подмышку Нут, вызвали аэротакси и отправились, фактически, на экскурсию на верхние уровни Города, миновав переплетения множества аэротруб и аэротрасс.

Ужин – это ещё мягко сказано. Нут с родителями попала на подлинное светское торжество, устроенное в огромном зале не менее огромной квартиры с огромными панорамными окнами. Нут не бывала в таких никогда, и её родители тоже. И хоть девушку поразила роскошь: все эти зеркальные, матовые и покрытые позолотой поверхности, пышные драпировки и даже композиции из живых цветов, – но вообще-то, ей было не по себе, насильно посаженной в этот замшелый заповедник «достойнейших», среди важных людей, разодетых в полихромные ткани и надушенных раритетным парфюмом. И как кто-то вообще мог додуматься пригласить забитого, нервного подростка-интроверта на этакое пышной сборище? Плюс ко всему у Нут, не знавшей истинной цели их визита, сложилось впечатление, что её скромную семью пригласили сюда отнюдь не из родственных чувств, а из злорадного бахвальства. Мол посмотрите, какие мы успешные и богатые, посмотрите на наш крутой дом и на то, как мы потчуем натуральными деликатесами наших бедных приживал.

Нут краснела и беднела, уткнувшись взглядом в узор роскошной бархатной скатерти. Она ведь не знала, что у её матери с тётей был совершенно другой план. Возможно, даже не только по отношению к Нут, но и к остальным представителям здешней молодёжи. Последних за столом, между упрочим, было немало, но, к счастью, это оказались одни мальчишки. Они быстро нашли общий язык, не донимая несчастную Нут. А ей предстояло высидеть ещё добрые пару часов, зажатой между болезненно потирающей висок матерью и потеющим от смущенья отцом, пока наконец не будет съеден весь десерт, выпит чай, и его семья, свято чтящая нормы приличий, не раскланяется в благодарностях.

Натаниэль Левенштейн занимал место фактически во главе стола, по правлю руку от своего отца и по левую от сидящей с торца Ноа. Похоже, она таким образом демонстрировала гостям, кто в их доме основной предмет гордости и всех возвышенных чаяний. Стройный, высокий, крепкий, широкоплечий парень. Цветом кожи, пожалуй, он мог бы поспорить с Мойрой, хотя глаза его всё-таки были не такими чёрными, а волосы не так буйно вились. И при этом его собственная мать ничем не отличалась от других женщин за столом: сухонькая, светлокожая, с каштановыми (может, крашеными) волосами. Тут, видно, была замешана сложная игра генов, о которой Нут мельком знала из начального курса биологии.

Весь вечер Натаниэль помогал своей матери в обращении с официантами. Он держался абсолютно уверенно, делал исключительно точные жесты, абсолютно удачно выбирал момент, когда и что нужно подавать к столу. И вообще, он держался так, словно был здесь настоящим хозяином, совершенно затмив своего отца. Тот, кончено, тоже поглядывал, чтобы у гостей, например, не пустели бокалы с вином, но делал он это как-то нехотя, вяло, легко уступая первенство своему безупречному сыну. И тот не ударял в грязь лицом. В нужный момент он вставал, поднимая очередной тост (и смотрелся при этом нисколько не глупо несмотря на свою юность). А изредка – возможно, всего пару раз за вечер – его повелительный взгляд задерживался на Нут, как-то пристально её изучая.

И та вспыхивала, уткнувшись взглядом в тарелку из безумно дорогого фарфора и стараясь об этом не думать: уверяя себя, что ей просто показалось. Однако, когда подали десерт, и у официантов совсем не осталось других забот, кроме как наполнять чашки гостей натуральным, очень ароматным и страшно дорогим чаем, Натаниэль вдруг поднялся с места, шепнув что-то своей матери, и скрылся из поля зрения, стремительно обойдя по кругу огромный праздничный стол. А через миг на плечо Нут легла его твёрдая, но вместе с тем необъяснимо деликатная рука. Он наклонился к девушке, шепнув:

– Думаю, Нут Эльмахди, ты уже удовлетворила свой скромный аппетит. Хватит мучиться. Пойдём-ка со мной!

Сделав в сторону Мойры короткий многозначный кивок, преисполненный не то вежливости, не то некоего тайного смысла, Натаниэль слегка сжал плечо Нут. Она посмотрела на мать, и та ей кивнула с улыбкой. Тогда Нут на ватных ногах встала из-за стола и засеменила вслед за парнем вглубь огромной квартиры. Вскоре они оказались в неожиданно строго, но очень стильно обставленной комнате.

Стены здесь были обшиты панелями из имитационного дерева: светло-серыми, но не без изыска, с едва уловимым узором виде сложной геометрической вязи. Мебель – чёрная, из эко-винила, с еле заметным тиснением, имитирующим эпителий какого-то давно вымершего животного. Огромное окно, как и в зале, простиралось от пола до потолка, задёрнутое плотной шторой на кольцах под дерево. Справа стоял стол: тоже чёрный с текстурой под дерево, со слотом выдвижного дисплея персонального терминала. Стену над ним расчертили едва заметные люки: кажется, створки шкафов. Напротив была дверь, очевидно, ведущая в спальню, а может, в персональный санузел. А вся торцевая стена с раздвижной входной дверью в арке представляла собой шкаф-купе. Никаких зеркал, никаких сувениров, вообще ничегошеньки лишнего не торчало на виду. Всё вокруг было строго прибрано и надраено до стерильного блеска.

Натаниэль предложил Нут садиться на огромный кожаный диван, а сам устроился в крутящемся кресле напротив.

– Ну что ж… Меня, как ты уже поняла, зовут Натаниэль, можно просто Натан или Нейтан, – повелительным тоном сказал он, протянув смущённой Нут руку и слегка сдавив её кисть в коротком рукопожатии. – А у тебя интересное имя. Древняя мифология… Богиня неба, пожирающая звёзды с луной, заключающая в себе тысячи душ, поднимающая их на небо…

Натаниэль ухмыльнулся, и Нут опять покраснела, её смуглые щёки запылали бронзой. Натан слегка поднял брови, откинув назад голову и одарив девушку снисходительной улыбкой.

– Хотя… родители твои промахнулись, – продолжал он. – Ты не выглядишь как человек, источающий древнюю силу. Да и род наш, насколько я знаю, не имеет отношения к Египетским культам…

И в конце-концов этому сильному, умному и просто неотразимому парню удалось очаровать Нут с первых минут разговора. Он сразу нащупал тему, заинтересовавшую девушку. Но, оглядываясь назад, Нут подумала, что охотно бы слушала Нейтана, даже если бы он нёс полную чушь и ругал её за провалы. Таким уж притягательным был этот человек: такой правильный с виду, блистательный, но отнюдь не простой. Юный, но уже полноправный житель верхних уровней Города.

***

О происхождении Нут выяснилось, что там, в общем-то, не было ничего особенного. Оказалось, что люди с таким фенотипом раньше жили в других Городах, которые существовали до Великого Становления. Но и там они держались общинами, хоть и очень ловко сотрудничали с горожанами, занимая в технополисах самые наукоёмкие должности. Но вот после Великого Становления с людьми что-то сделалось: их охватила злость на почве постоянного страха. В них зародилась ненависть к отличающимся от основной массы, и любой непохожий на них становился «потомком Агрессора». По крайней мере, в их Городе, который по официальным данным единственный уцелел в войне. Он замкнулся в себе, за Стеной, отгородившись заслоном от радиоактивной пустыни.

Однако эти тенденции забывались на верхних уровнях Города. По словам Нейтана, все представители их рода несли в себе исключительную способность к учёбе, и поэтому рано или поздно они пробивались на самый верх в технократичном Городе. Даже в смешанных семьях, где корни истинных предков были давно позабыты, хитрая игра генов проявляла себя спустя поколения.

«Что? – удивлялся Нейтан. – Дразнят нас в местных школах? Конечно нет! Хоть у нас характерные черты, форма черепа, и кожа гораздо темнее, но здесь это в порядке вещей. Здесь отличаться от всех – это даже модно!»

Нут и Нейтан проговорили почти три часа, пока в комнату не постучалась Ноа, сказав, что гости уже расходятся. Им пришлось попрощаться, но они обменялись контактами в официальном городском мессенджере и номерами коммуникаторов в комнатах. И хоть Нейтан был старше Нут и жил на недостижимо высоком уровне Города (и в социальном, и в топографическом плане), как и предсказывала Ноа, это не помешало им стать друзьями.

Однако, не смотря на то, как всё это видели взрослые, Нут всё же была для Нейтана не совсем другом. Скорее, частью его маленькой свиты. Но она и не жаловалась. Натаниэль звал её на тусовки с «друзьями» постарше (с курсов или ещё откуда, а может, и просто с такими же вверенными ему подопечными). На социальных площадках они играли в командные игры, зависали в кафешках и просто собирались в большой комнате Нейтана за полезными беседами. Ведь результатами таких бесед могли стать не одни лишь философские выводы, например, о социальной системе замкнутого в себе Города. Нет, главным достижением было то, что «друзья» как один хотели стать такими же умными, как Натаниэль. И они начинали лучше учиться. Кому мог, Нейтан даже сам помогал, если их дисциплины на курсах перекликались. Большинство из его компании посещало технический курс, но сам он для дальнейшего изучения выбрал экономику. А ещё, хотя этого точно никто не знал, говорили, что Нейтан работает, да не абы кем, а младшим секретарём где-то в Гор-администрации.

Что касается Нут, то она хоть и вылетел с базовых курсов, у неё её ещё оставалась доступная всем вторая попытка сдать Гор-экзамен. До встречи с Нейтом она о таком и не думала, но теперь всё изменилось. Сначала она пошла в «Общетруд» и сразу же согласилась на предложенное ей место работы: официанткой в простеньком социальном кафе. А вскоре её неожиданно перевели в другое заведение: классом не лучше, а размерами и того меньше, но зато она там была единоличной хозяйкой зала. Такая перемена, конечно же, означала улучшение жизни (ведь это так хорошо, когда над душой никто не стоит), а ещё дало ощутимую надбавку к скромному жалованию, что позволило Нут начать самой копить на учёбу.

Нут боялась даже краем сознания прикоснуться к мысли о том, кто похлопотал о её переводе. И если бы она спросила прямо, то Нейтан вряд бы ли ответил, ведь он всё держал в тайне, особенно, если это касалось его работы. Но больше было попросту некому. И как бы в благодарность ему Нут решила как можно скорее сдать Гор-экзамен. Она знала, что это понравится и родителям, и Натаниэлю. Поэтому она записалась на платные подготовительные курсы по всем необходимым предметам.

В общем, за какой-то год с небольшим жизнь Нут превратилась из ада в настоящий рай с обещанием самых радужных перспектив. И что же такого в том, если в глубине души девушка вместо того, чтобы просто восхищаться Нейтом, как личным неотразимым наставником и примером для подражания, чувствовала нечто большее? Да и большее-то совсем не намного: всего на чуть-чуть, на капельку, и это, вероятно, не очень отличалось от благоговения, коим грешила отнюдь не одна она в его свите. И что с того, что Натан, безусловно, об этом знал, беззастенчиво этим пользуясь для того, чтобы двигать своих преданных вассалов вперёд по пути «прокачки мозга»? Имело ли хоть малейшее значение то, что он делал это вовсе не из человеколюбия, а из каких-то практических, очень сложных соображений, составляя из своих подопечных нечто понятное только ему одному. Может, он делал их частью какой-то разминочной игры, каждый ход в которой просчитан на множество шагов вперёд.

Нет, всё это не имело значения. Нут гордилась тем, что она – друг Натаниэля. Обещанье каждой новой встречи с ним билось в её сознании звонкой радостью и тянущим предвкушением. Это было стимулом, чтобы добиваться новых успехов, которыми в первую очередь она спешила поделиться с Нейтаном. Девушка наделась если не впечатлить его, то по крайней мере получить хоть чуть-чуть больше внимания. Нут планировала сдать Гор-экзамен, поступить на профкурс (сначала на технический, а там уж и на дополнительный – да, конечно же, экономику), потом пойти в «Общетруд» с обновлённый персональной инфой. И тогда, возможно… Кто знает, может быть, её снова внезапно переведут с текущего места… И уже на уровень выше, вплоть до непосредственной близости…

Но, похоже, то были пустые, преждевременные надежды. Видно, слишком Нут замечталась. Потом с ней случилась вся эта гадость в кафе. В том самом, где она так и работала, собираясь поступать на профкурс. И чёрт возьми, как могла она потерять теперь Натаниэля?! Как могла лишиться всего? Лишиться надежды на будущее в их большом светлом Городе и своего великолепного гуру? И всё из-за чего? Просто потому, что она как-то не так улыбнулась этому наглому Нику? (Вот ирония, имя тоже на «Н»…) Потому что она имела несчастье понравиться Нику, а тот просто не умел выражать свои чувства по-человечески? Ещё потому, что, возможно, Нут заметила отдалённое сходство Ника с Нейтом в его огненном взгляде, в осанке, в его твёрдых чертах…

Нет, Нут не могла так вот запросто всё это потерять! Она не могла сдаться! Не могла отпустит Натаниэля и Город. Она выкрутится из ситуации любой ценой! Видимо, поэтому всё так гладко и прошло на допросе. Даже под ледяным взглядом той сильной женщины, Крио, под обжигающе-синим льдом её глаз она умудрилась ляпнуть, что в Городе собиралась учиться на курсах программирования. Наверное, уже тогда неосознанно, на каком-то инстинктивном уровне она поняла, что единственный выход отсюда, единственный канал связи с Нейтом – это мир виртуальный. Мир, где Подвалы неплохо защищены от Города, а Город – от Подвалов, однако они всё равно обоюдно друг в друга проникают. И если знать, что конкретно делать и как вести себя, не нарвёшься на приговор. Всё будет нормально, если уметь шифроваться. И Нут твёрдо решила этому научиться. И у неё уже кое-что начало получаться.

Всего лишь за месяц в Подвалах Нут получила в своё распоряжение учебный планшет, а также сумела избавиться от эскорта, от почти круглосуточного контроля за своими действиями. Дальше – больше. Она понемногу стала оставаться в Лабораториях по вечерам, маскируя это под учебное рвение. Там она методично штудировала все доступные справочники по взлому Городской сети и пособия по шифрованию.

Невероятно, но, кажется, за Нут больше никто не приглядывал. Все здешние жители в прошлом как-то пострадали от Города, и сложно было представить, что кто-то из тех, кто работал здесь, мог хотеть навредить Подвалам, их информационной защите. И никто не ударил Нут по рукам, никто пришёл за ней и не выволок из жилой комнаты, когда она наконец поставила на свой персональные планшет необходимые проги, взятые из архива Подвалов, и залезла для пробы сначала в местную сеть: в её закрытую часть с каким-то документами, картами и финансовыми расчётами. Не получив за всё это по голове и вообще ничего не услышав о своём проступке, она уверился в полной эффективности своих мер и полезла уже на Городской сервер. Вошла туда, конечно, со всеми возможными предосторожностями (всё-таки нельзя было подставлять Подвалы, а то её вместе с ними стёр бы с лица земли Город). Далее нелегально создала новый профиль в официальном городском мессенджере и дрожащими пальцами набрала сообщение:

«Здравствуй, Натан! Это я, Нут. Это правда я… Помнишь, как мы с Руфусом и Даниелем обсуждали у тебя кое-что, о чём никому не надо знать? – Нут решилась поставить подмигивающий смайлик. – Не буду тут писать, о чём именно тогда шла речь, чтобы никого не подставить. Но думаю, что и этого достаточно для моей идентификации. В смысле, ты поймёшь… Так вот, это правда я! Я жива!

Пожалуйста, только не говори об этом моим маме с папой, даже если они сейчас сходят с ума! И вообще никому не говори. Это может быть небезопасно… Со мной всё в порядке, на сколько это возможно в такой ситуации. Меня не бьют, не пытают и не разбирают на органы. Правда! Но я не могу по собственному желанию отсюда уйти.

Это случилось совсем не по моей вине. Я потом тебе объясню, если всё будет гладко со связью. А пока я только хотела сообщить тебе, что я жива. И я очень надеюсь, что ты мне ответишь. Я буду ждать твоего сообщения, хоть и не знаю, как скоро удастся его прочесть.

Постскриптум. Со мной права всё хорошо. И я верю, что ты поймёшь – это действительно я, Нут Эльмахди. Поймёшь это по стилю текста…»

Нажав кнопку «отправить» дрожащими пальцами, Нут поспешно разорвала связь, сделав все необходимые действия в маскировщике соединения. Она не была уверена, что Нейтан захочет с ней переписываться. Что она для него что-то значила, и что он её уже не забыл. Но ей хотелось верить, что он и правда ответит. Что они снова будут общаться. Пускай пока только так, по сети.