– Я просто с перцем переборщил, – решил, вдруг, взять вину на себя Иван. Он оглянулся на сердито сопящую мать, – Ты же знаешь, мама Оль, я люблю остренькое.… И с солью тоже…, – виновато добавил он, – Я не знал, что у Романа язва….

– Так у вас проблемы с желудком! – воскликнул медик, – А диспетчер сказал: «Сердечный приступ…».

– С головой у них проблемы! – подала голос Ольга, косясь на сына с невесткой.

Малыши, вытаращив свои большие глазки на дядьку в белом халате, боязливо прятались за ее взмокшую спину. «Доктор Айболит» не внушал им доверия. Сашенькин ротик сдернулся. Внук готов был, вот-вот, разреветься.

– Ну, ну, маленький…, – погладила Оля его по головке. Вся семья была в сборе, – Не надо никаких уколов. Ума от них все равно не прибавится…, – устало проговорила женщина, – Только, детей напугаете. Уезжайте…

– Если больные шутят, они уже не больные…, – растерянно улыбнулся паренек-фельдшер, и, зацепившись чемоданчиком за дверь, попятился к выходу.

Не квартира, а «Палата номер шесть…», – подумал парень про себя, – «Сумасшедшие какие-то…

Бледно-розовая полоса, рассекала бирюзовый небосклон. Подсвеченный первыми лучами, он вот-вот, готов был вспыхнуть во всю мощь дневного светила. Воздух, еще не раскаленный настолько солнцем и ароматами луговых трав, как обеденный, наполнял легкие свежестью, а сердце – надеждами, и в то же время, навивал особую, запрятанную где-то глубоко в тайниках души, ностальгию по прошлому.

Среди утренней тишины неожиданно раздался протяжный рев первой, проснувшейся буренки, тут же подхваченный остальными ее рогатыми подружками.

Ванька с Лизой стояли в обнимку у могилы Анны и прислушивались к пробуждающемуся утру.

– Коров выгоняют на пастбище…, – с какой-то, едва заметной грустинкой, проговорил Иван.

– Я совсем не знаю деревенской жизни, но здесь, так спокойно в отличие от города, – Лиза улыбнулась и кивнула на маленький, пушистый парашютик, отделившийся от одуванчика, – Тут, как в замедленном кино, можно проследить даже за летящей пушинкой… Знаешь, Ванечка, я чувствую себя одновременно грустно и светло. Твоя мама Анна такая красавица…

Капельки росы упали с мокрого букета, который держал Ванька, Лизе на плечо. Она вздрогнула и муж, будто опомнился. Иван положил пронзительно-синие васильки к скромному памятнику. Они так вызывающе горели, что показалось, это от их яркого цвета у Ваньки заслезились глаза.

Мужчина вздохнул. Он первый раз привез Лизу на родину, на могилу, вырастившей его матери. Сколько их у него? В Ванькиной голове, до сих пор, не укладывалась несуразная собственная судьба, но, несмотря на биологическую несовместимость, именно, Анну Иван считал родной…

– Смотри земляничка! – услышал он восхищенный голос Лизы, – маленькая ягодка с капелькой росы, скромно приютилась на краю могилки, – Надо же где выросла…. У твоей мамы очень красивое место…, – она прижалась к мужу, – Не грусти, Ванечка…

– Ты права, Лисенок, – смущенно махнул ладонью по лицу Иван, – Здесь здорово! «А ты доила когда-нибудь коров?» —неожиданно спросил он.

– Что?! – засмеялась Лизка.

– Могу научить! – вызывающе похвастался Иван.

– Нет, уж, спасибо… Я не люблю молоко, ты забыл?

Иван запрокинул голову и, морщась от прибывающего солнца, проговорил:

– Представляешь, мама Анна, твоя невестка не умеет доить коров!

«Я буду всегда наблюдать за тобой сверху», – в очередной раз вспомнил Ванька слова матери перед смертью и, представил, как Анна, глядит на них с неба и, видя, как они дурачатся, тоже улыбается и радуется за сына.

Лизка толкнула его и сморщила лобик.

– Ради тебя, Ванечка, – посерьезнела Лиза, – Я готова на все…, – еле слышно, призналась она, и это признание, прозвучало почти священно на могиле самого родного для Ваньки человека.

Иван крепко сжал жену в своих объятьях.

На той стороне реки закипал новый день. Гул тракторов, выкрики селян, мычанье и блеянье скотины – бойкие деревенские будни набирали обороты. Но все это – перелистанная страница Ванькиной жизни, пусть и самая дорогая… Прошлое всегда кажется дороже…. Зато сейчас у него было – НАСТОЯЩЕЕ, такое же, волнительно-прекрасное и светлое, как разгорающийся рассвет, чистое и неподдельное, как это росистое, хрустальное утро, и он не променяет его ни на что в мире!