Читать книгу: «Синдром косатки», страница 4

Глава 15. Прилив

Неделя, последовавшая за «бунтом», прошла в странном, подвешенном состоянии.

Лев не вышел снова. Форточка была закрыта на второй день по настоянию Стража, который, оправившись от шока, начал методично латать бреши в обороне, усиливая контроль над «внутренним периметром» – мыслями и ритуалами Льва. Но что-то было надломлено. Стекло аквариума дало трещину, и сквозь нее просачивалась вода настоящего мира – холодная, соленая, живая.

Лев ловил себя на том, что слушает. Не внутренние голоса, а звуки извне. Гул мусоровоза в понедельник утром. Сдавленный смех детей из соседнего двора. Эти звуки больше не были просто шумом, помехами, которые нужно фильтровать. Они были доказательством. Доказательством того, что жизнь идет – без него, мимо него, но она есть.

Анализ акустических помех завершен, – голос Стража был ровным, но в нем появился новый, металлический отзвук. – Источник детского смеха: двор дома 25. Вероятность нарушения спокойствия: низкая. Угроза: минимальная.

Они играют в снежки, – прошептал Мальчик, прильнув к стеклу. – Строят крепость! Видишь? Можно я посмотрю?

Не рекомендовано. Визуальный контакт может спровоцировать ответную реакцию. Мы не готовы к социальному взаимодействию.

Социальному взаимодействию? – Тень язвительно рассмеялась. – Ты думаешь, они увидят это бледное лицо у окна и побегут с ним знакомиться? Они давно привыкли к этому дому-призраку. Для них он – страшилка перед сном. «Не шали, а то тебя заберет сумасшедший из старой усадьбы».

Лев отступил от окна. Слова Тени, как всегда, били в цель. Он был невидимкой. Призраком. Даже для детей.

Но в тот вечер случилось нечто. Что-то маленькое и незначительное, что перевернуло всё с ног на голову.

Он сидел в гостиной, пытаясь читать старую книгу (протокол «Когнитивная стимуляция», пункт 4б), когда в дверной щели что-то шевельнулось. Белый конверт. Его просунули снаружи.

Лев замер. Сердце заколотилось с привычной, животной силой.

Код желтый! Неопознанный объект на территории! – завопил Страж. – Вероятность заражения: высокая! Не прикасаться! Оставить для дезинфекции!

Письмо! – обрадовался Мальчик. – Может, это от соседки?

Соседка, – фыркнула Тень. – Написала тебе любовное послание. «Дорогой затворник, я всё видела. Ты мне нравишься. Давай поженимся и будем вместе пить кефир».

Лев медленно подошел к двери. Конверт был простой, белый, без марки. На нем было выведено неровным, дрожащим почерком: «Льву. От соседки, Анны Сергеевны».

Он не дышал. Мир сузился до этого клочка бумаги.

Настоятельно рекомендую изолировать объект! – давление Стража в висках стало физическим. – Это провокация! Возможный носитель биологической или химической угрозы!

Но она же написала имя! – возразил Мальчик. – Она знает, как тебя зовут!

Знает, – подтвердила Тень. – Вот что по-настоящему страшно. Ты для нее не «сумасшедший из усадьбы». Ты – «Лев». У тебя есть имя. И теперь у нее есть причина поговорить с тобой. Поздравишь.

Лев взял конверт. Пальцы дрожали. Бумага была шершавой, холодной. Он повертел его в руках, не решаясь открыть.

Процедура обеззараживания: надеть перчатки. Вскрыть с помощью инструмента. Извлечь содержимое пинцетом. Поместить в карантинную зону на 24 часа.

Он не стал надевать перчатки. Он медленно, почти благоговейно, надорвал край конверта.

Внутри лежала открытка. Старомодная, с репродукцией какого-то зимнего пейзажа. И несколько строк тем же дрожащим почерком:

«Лев, здравствуйте.

Видела, как вы выходили. Смелый поступок. У меня тоже бывает страшно.

Если будет нужно – я через стенку. Анна Сергеевна.

P.S. Яблоки в этом году ужасные, деревянные».

Он перечитал текст. Затем еще раз. Слова не складывались в смысл. Они были слишком простыми. Слишком человеческими.

Анализ текста: – начал Страж. – Скрытых угроз не обнаружено. Эмоциональный подтекст: положительный. Вероятность искренности: 65 %. Однако сохраняется риск…

Она предложила помощь, – перебила его Тень. Ее голос звучал странно – без насмешки, почти задумчиво. – Никто не предлагал тебе помощь просто так, Левочка. Никто. Это или ловушка, или… чудо. А я в чудеса не верю.

Она добрая! – воскликнул Мальчик. – Она видела, что тебе страшно! И она тоже боится! Вы же одинаковые!

Лев сидел на полу в прихожей, сжимая в руках открытку. Он чувствовал жар в щеках и легкую тошноту. Не от страха заражения. От чего-то другого. От внимания. От того, что его увидели. Не как угрозу, не как странность. А как человека, которому может быть страшно.

Он поднес открытку к носу. Пахло духами. Дешевыми, цветочными. И яблоками. Кисло-сладкий, домашний запах.

Рекомендую уничтожить, – повторил Страж, но уже без прежней уверенности. – Эмоциональная привязанность к объекту «Соседка» достигла уровня 7 из 10. Это опасно.

Нет, – тихо сказал Лев. – Я сохраню.

Он поднялся, прошел в гостиную и аккуратно положил открытку на полку, рядом с альбомами. Белое пятно на фоне темного дерева. Как знак. Как доказательство.

Он не знал, что делать дальше. Ответить? Как? Что сказать? «Спасибо, я тоже вас видел с вашими яблоками»? Он представил, как подходит к ее двери, поднимает руку, чтобы позвонить… Его бросило в жар.

Протокол запрещает прямой контакт, – словно угадав его мысли, сказал Страж. – Риск —

Можно написать ответ, – предложил Мальчик. – Нарисовать его! Красиво!

Идея была безумной. И прекрасной.

Лев взял альбом, карандаши. Он не рисовал людей. Он рисовал яблоко. Одно-единственное, зеленое, чуть помятое, с черенком и листиком. Он выводил каждую черточку, каждую точку, каждый блик. Он вкладывал в этот рисунок всё, что чувствовал, – благодарность, страх, надежду, одиночество.

Внизу он вывел всего одно слово: «Спасибо».

Он не стал подписывать. Он просто аккуратно оторвал лист, сложил его вдвое и вышел в прихожую. Сердце стучало где-то в горле.

Остановись! – кричал Страж. – Это ошибка!

Делай, – шептала Тень. – Сделай это. Посмотрим, что будет.

Лев открыл дверь. Ночной воздух ударил в лицо. Он быстро сунул свернутый рисунок в ее почтовый ящик и отскочил назад, захлопнув дверь так быстро, что замки щелкнули почти одновременно.

Он прислонился к косяку, пытаясь отдышаться. По телу бежали мурашки.

Нарушение всех протоколов! – голос Стража срывался. – Несанкционированный выход! Несанкционированный контакт!

Мы сделали это! – ликовал Мальчик. – Мы ей ответили!

Да, – тихо сказала Тень. – Сделали. Теперь жди ответа. Если она, конечно, не выбросит твой убогий рисунок в мусорку. Или не вызовет санитаров.

Лев не слушал. Он медленно сполз по двери на пол. В груди что-то распирало – странное, щемящее, теплое чувство. Он не мог его назвать. Может быть, это была связь. Хрупкая, тонкая, как паутинка, протянутая через два одиночества.

Он сидел так довольно долго, прислушиваясь к тишине. Не своей внутренней. А внешней. К тишине спящего дома, за стенами которого, возможно, кто-то тоже не спал. И думал о яблоке. Нарисованном. И о том, что завтра – новый день. Который, возможно, будет хоть чуточку менее одиноким.

Он погасил свет и остался сидеть в темноте. Впервые за долгие годы темнота не пугала его. Она была просто темнотой. А в ней – тихий, едва уловимый запах яблок и надежды.

Глава 16. Зов

Три дня. Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут. Лев отсчитывал время не часами, а ритуалами, каждый из которых был попыткой заглушить нарастающий гул тревоги. Он мыл руки, пока кожа не становилась пергаментной и болезненной. Проверял замки, вновь и вновь, пока металл не нагревался от прикосновений. Но тишина из-за стены была громче любого внутреннего голоса.

Она не ответила.

Открытка лежала на полке, как обвинение. Яркое, чужеродное пятно в его стерильном мире. Каждый раз, проходя мимо, Лев чувствовал, как по спине бегут мурашки.

Объект не проявляет активности, – констатировал Страж. Его голос вновь приобрел кристальную, безжалостную четкость. – Гипотеза о провокации подтверждается. Рекомендовано изъять и уничтожить стимул.

Может, она просто не увидела? – робко предположил Мальчик. – Или ей не понравился рисунок?

Ей не понравился художник, – поправила Тень. Ее яд вернулся в полной мере, сдобренный горьким удовлетворением. – Она присмотрелась и передумала. Решила, что сумасшедший сосед с рисунками яблок – это уже перебор. Кто знает, что ты ей следующее нарисуешь? Ее задушенную кошку? Ее собственный портрет в гробу?

Лев сжал кулаки. Ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы. Он хотел закричать. Заставить их замолчать. Но вместо этого он подошел к окну и уставился на ее дом.

Она вышла утром. Та же зеленая сумка. Тот же платок. Она не посмотрела в его сторону. Ее шаги были быстрыми, целеустремленными. Она шла, как человек, которому есть куда идти. Которого ждут.

Вероятность избегания: 87 %, – безжалостно озвучил Страж. – Ее маршрут был изменен, чтобы минимизировать визуальный контакт с данным сектором.

Лев почувствовал, как что-то тяжелое и холодное опускается у него в животе. Разочарование. Оно было знакомо. Но на этот раз оно было острее. Горше. Потому что ему на миг показалось, что он может его избежать.

Он отступил от окна, чувствуя, как знакомые стены его крепости смыкаются, становясь выше, толще, непреодолимее. Воздух снова стал спертым, затхлым. Он снова был косаткой в бассейне. Только теперь он знал, что такое океан. Хотя бы его запах.

Вечером он не выдержал. Он взял красный карандаш – его старый, верный сигнал тревоги – и положил его на открытку. Яркое алое пятно на белом фоне. Знак стоп. Знак того, что он сдается. Что игра окончена.

И тогда в дверь постучали.

Тихий, робкий стук. Не врезка в дерево, а почти царапанье. Лев замер, превратившись в слух. Сердце заколотилось, выпрыгивая из груди.

Код красный! – взвизгнул Страж. – Несанкционированное проникновение! Немедленно к убежищу!

Это она! – запищал Мальчик. – Она пришла!

Или кто-то другой, – прошептала Тень. – Кого она позвала. Санитаров. Полицию. Чтобы убрать назойливого психа.

Стук повторился. Терпеливый, настойчивый.

Лев не двинулся с места. Ноги стали ватными. Он смотрел на дверь, как кролик на удава.

Третий стук. И тихий, сдавленный голос за дверью:

– Лев? Это я, Анна Сергеевна. Я…я получила ваш рисунок.

Его голос. Настоящий. Не через стенку. Не в виде букв на бумаге. Живой. Дрожащий. Старый.

Протокол требует изоляции! – давление в висках стало невыносимым. – Это ловушка! За дверью не она! Вероятность подмены: 65 %!

Лев сделал шаг. Потом еще один. Его рука сама потянулась к замку. Пальцы скользнули по холодному металлу.

Не надо! – взмолился Мальчик. – Она испугается нас! Увидит и испугается!

А что, если не испугается? – парировала Тень. – Что, если улыбнется? Что ты будешь делать тогда? Пригласишь ее на чай? Будете болтать о погоде и плохих яблоках?

Лев повернул ключ. Щелчок. Еще один. Цепочка задрожала под его пальцами.

Он глубоко вдохнул и потянул дверь на себя. Всего на несколько сантиметров. Ровно настолько, чтобы увидеть щель ночи снаружи и часть лица в этой щели.

Она стояла на пороге. Бледная, еще более хрупкая, чем ему казалось издали. В руках она сжимала его рисунок – аккуратно сложенный листок с яблоком.

– Здравствуйте, – прошептал он. Его собственный голос показался ему чужим, сиплым.

– Здравствуйте, – она улыбнулась. Не широко. Смущенно. Уголки губ дрожали. – Я… я хотела лично поблагодарить. Рисунок… он очень красивый. Очень живой.

Она протянула его через щель. Лев не взял. Он смотрел на ее руку – старческую, в синих прожилках, с тонкими, почти прозрачными пальцами. На них не было перчаток.

– Я… я не опасен, – выдавил он, сам не понимая, зачем говорит это.

– Я знаю, – она покачала головой. – Я вижу. Вы просто… одиноки. Как и я.

Они стояли так несколько секунд. Разделенные цепочкой и сантиметрами. Два острова в океане ночи. Два аквариума, в которых на мгновение совпали температура и соленость воды.

– Мне пора, – она вдруг смутилась, отводя взгляд. – Просто… хотела сказать спасибо. И… если что, я рядом.

Она развернулась и быстро зашаркала к своему дому. Дверь захлопнулась.

Лев стоял, всё еще держась за свою дверь. В щели оставался запах – дешевых духов и одиночества. И в руке он сжимал тот самый рисунок. Она сунула его ему в пальцы, прежде чем уйти.

Он захлопнул дверь. Повернул все замки. Прислонился спиной к холодному дереву и медленно сполз на пол.

Внутри царила оглушительная тишина. Даже Страж молчал, переваривая произошедшее.

Она прикоснулась, – прошептал Мальчик. – К рисунку. Ее пальцы были там, где твои.

Да, – ответила Тень. Ее голос был тихим, почти задумчивым. – И мир не рухнул. Пока.

Лев развернул рисунок. На обратной стороне, рядом с его «Спасибо», она вывела теми же дрожащими буквами:

«Вкусных яблок вам. А.С.»

Он сидел на полу в темной прихожей, сжимая в руках этот клочок бумаги, и чувствовал, как что-то внутри него – что-то давно замерзшее и спящее – медленно, неохотно, но начинает оттаивать.

Он был всё так же один. Но теперь его одиночество было на одного человека меньше.

Глава 17. Эхо

Тишина после ухода Анны Сергеевны была звонкой, натянутой, как струна. Лев сидел на полу в прихожей, сжимая в руке рисунок с яблоком. На обратной стороне ее дрожащие буквы: «Вкусных яблок вам. А.С.» Казалось, они излучали легкое тепло, нарушая привычный холод его крепости.

Биометрический сканер показывает аномалии, – голос Стража звучал приглушенно, с легким шипением помех. – Пульс: 98 ударов в минуту. Температура кожи: повышена. Рекомендован отдых и седация.

Она нам улыбнулась! – Мальчик не унимался, его восторг был таким же острым и ярким, как вспышка света в темной воде. – Она не испугалась! И пахнет она пирогами!

Пахнет одиночеством и старостью, – поправила Тень, но без привычной едкости. – И глупостью. Рискует своим покоем ради какого-то замкнутого юноши с рисунками. Глупая, добрая старуха. Такие долго не живут.

Лев поднялся с пола. Ноги подкашивались, но не от слабости – от переизбытка чувств. Он прошел в гостиную, к полке, и аккуратно положил рисунок рядом с открыткой. Два белых пятна на темном дереве. Два доказательства. Два моста, брошенных через бездну его одиночества.

Он подошел к окну. Ночь была ясной, морозной. Луна освещала снежную гладь, превращая двор в застывшее, серебристое море. Где-то там, за стеной, в своей вселенной, Анна Сергеевна, наверное, пила чай. И, возможно, думала о нем. Не как о призраке, не как о угрозе. А как о соседе. Одиноком соседе.

Протокол требует анализа рисков, – настойчивее зазвучал Страж. – Эмоциональная привязанность к объекту «Соседка» достигла уровня 8 из 10. Это уязвимость. Она может быть использована.

Кем? – вдруг спросил Лев вслух. Его голос прозвучал тихо, но четко в пустой комнате. – Кто ее использует? Вы?

Наступила мгновенная тишина. Даже Тень затаила дыхание.

Система не оперирует категориями «использование», – наконец ответил Страж, и в его голосе впервые прозвучала не металлическая твердость, а нечто похожее на смущение. Система анализирует риски. И рекомендует защиту.

От чего? От ее доброты? От ее пирогов?

От боли, – неожиданно тихо сказала Тень. От боли, которая последует, когда она исчезнет. Умрет. Уедет. Просто забудет о тебе. Так всегда бывает, Лев. Всё, что входит в нашу жизнь, рано или поздно ее покидает. Оставляя лишь дырку. Еще одну дырку в и без того решетчатом заборе.

Лев посмотрел на свои руки. Они всё еще дрожали. Но теперь не от страха. От чего-то другого. От принятия. От понимания, что Тень, как всегда, права. Но что эта «дырка» – эта возможность будущей боли – уже сейчас стоит того мига, когда он увидел не страх, а понимание в глазах другого человека.

Я не хочу защищаться, – прошептал он. – Не от этого.

Он подошел к секретеру, достал чистый лист бумаги. Не альбомный – плотный, немного желтоватый, с шершавой поверхностью. И не карандаш – перо и черные чернила, которые когда-то принадлежали его отцу.

Что ты задумал? – с интересом спросила Тень. – Портрет старухи? Натюрморт с яблоками и кефиром?

Молчи, – тихо попросил Лев. – Я думаю.

И он начал рисовать. Не яблоко. Не соседку. Не себя. Он начал рисовать дверь. Свою дверь. Но не закрытую. Приоткрытую. И в щели – луч света, падающий на паркет в прихожей. А в луче – два силуэта. Его – неясный, размытый. И ее – четкий, реальный, с протянутой рукой, в которой лежало нарисованное яблоко.

Он рисовал не событие. Он рисовал возможность. Мост. Тонкий, хрупкий, как паутина, но мост.

Эмоциональная нагрузка изображения превышает допустимые нормы, – завопил Страж. Это приглашение! Это слабость!

Это надежда, – прошептал Мальчик.

Это глупость, – вздохнула Тень. Но, черт побери, красивая глупость.

Лев не обращал на них внимания. Он выводил пером каждую линию, каждую тень. Он вкладывал в этот рисунок всё – свой страх, свою надежду, свою благодарность, свое одиночество. Он рисовал не для того, чтобы сохранить момент. Он рисовал, чтобы создать его. Чтобы доказать самому себе, что этот миг был реален. Что он не придумал его.

Он закончил за полночь. Рука затекла, в глазах стояла рябь от напряжения. Он отложил перо и откинулся на спинку стула.

На бумаге была дверь. Приоткрытая. И свет. И два силуэта. И яблоко.

Он не подписал рисунок. Он просто аккуратно положил его на полку, рядом с открыткой и первым яблоком. Три свидетельства. Три доказательства того, что его аквариум – не вся вселенная.

Он подошел к форточке, приоткрыл ее. В комнату ворвалась струя ледяного воздуха. Он пах снегом и звездами.

Протокол нарушен, – констатировал Страж, но в его голосе не было прежней тревоги. Была лишь усталая констатация факта. Температура падает.

Пусть, – ответил Лев. – Я привыкну.

Он стоял у окна и смотрел на спящий дом напротив. На темное окно Анны Сергеевны. Он не знал, что будет завтра. Будет ли больно. Будет ли страшно. Придет ли она еще. Или это был единственный миг, подаренный ему судьбой для встряски.

Но он знал, что теперь его одиночество было иным. Оно было не абсолютным. В него проникло эхо. Эхо другого одиночества. И это эхо – тихое, едва слышное – было громче любого внутреннего голоса. Громче страха. Громче отчаяния.

Оно было похоже на зов. На зов другой косатки в бескрайнем, черном океане. Далекий. Одинокий. Но реальный.

И впервые за долгие годы Лев почувствовал не желание спрятаться от этого зова. А желание ответить.

Он закрыл форточку и лег спать. Сон пришел быстро – глубокий, без сновидений, без кошмаров. Как у человека, который нашел то, что искал. Даже если он искал этого всего несколько минут. Даже если это «что-то» было всего-навсего дрожащим «спасибо» на клочке бумаги.

А за стеной, в своей вселенной, старуха спала и видела сны. Возможно, о яблоках. Возможно, о соседе. Возможно, о том, что зима скоро кончится. И что даже в самом холодном одиночестве может найтись щель для света.

Глава 18. Звук снаружи

Следующие несколько дней Лев жил в состоянии подвешенной реальности. Его внутренний океан, обычно замкнутый и предсказуемый, взволновался от брошенного в него камня. Ритуалы выполнялись механически, пальцы сами нащупывали скол на тумбочке, ноги вычерчивали привычный маршрут по паркету, но сознание было там, за дверью. В пространстве, где прозвучал человеческий голос, обращенный непосредственно к нему.

Протокол «Наблюдение» активирован. Фокус: объект «Анна Сергеевна». Приоритет: высокий.

Голос Стража вернул себе былую четкость, но в нем появилась новая, навязчивая нота – гиперконтроль. Он комментировал каждую мелочь, каждый шорох за стенкой, пытаясь вернуть ускользающую власть через тотальную осведомленность.

Лев подошел к окну, не скрываясь. Он ждал. Его день теперь был поделен на отрезки между ее появлениями: утренний поход в магазин, дневная проверка почтового ящика, вечерний вынос мусора.

Объект вышел из дома. Одежда: теплый плащ, шерстяной шарф. Вероятная цель: магазин «Продукты № 17». Время отсутствия: ориентировочно 25–30 минут.

Страж говорил непрерывно, заваливая его данными, как заложника в осаде забрасывают сводками.

«Она просто покупает хлеб», – тихо возразил Лев, впервые осознанно оспаривая анализ системы.

Уточняю: хлеб – источник сложных углеводов. Однако в условиях ненадлежащего хранения – идеальная среда для развития плесневых грибов. Риск отравления…

Затихни, – сказал Лев без вызова, с легкой усталостью. Он не боролся. Он просто перестал слушать.

Вот она! Смотри, какая у нее сумка сегодня! – прошептал Мальчик. – Желтая! Как цыпленок!

Лев смотрел. Он видел не «объект с потенциально опасной сумкой». Он видел женщину, которая сменила зеленую сетку на желтую авоську. Возможно, просто чтобы что-то изменить. Возможно, зеленая порвалась. Это была деталь. Человеческая деталь.

Она несла два батона и маленький прозрачный пакет с чем-то оранжевым.

Объект приобрел хлебобулочные изделия и… – Страж на мгновение запнулся, анализируя. – Апельсины. Цитрусовые. Источник витамина С. Вероятно, профилактика сезонных заболеваний.

«Апельсины», – повторил про себя Лев. Слово показалось ему теплым и солнечным. Он не ел их годами. Боялся кислоты, пестицидов, возможности аллергии.

Она подняла голову и на мгновение взгляд ее скользнул по его окну. Не мимо. Именно по окну. И она не отвернулась сразу. Она чуть заметно, почти кивнула. Просто движение подбородка, приветствие своему отражению в стекле, за которым она, возможно, чувствовала присутствие.

Сердце Льва совершило один болезненный и прекрасный толчок.

Визуальный контакт. Длительность: 0,8 секунды. Оценка угрозы:… минимальная.

Даже Страж вынужден был это признать.

Она нас видит! – зашептал Мальчик, полный благоговейного ужаса. – И не убегает!

Она видит окно, – поправила Тень. Ее голос был странно спокоен, без привычной кислоты. – Занавешенное окно в старом доме. Она не знает, что ты там стоишь и дрожишь, как осиновый лист. Она приветствует тень. Идею. Впрочем, для начала и этого достаточно.

Лев не ответил. Он стоял, пока она не скрылась в доме. В его груди что-то пело и щемило одновременно. Он был видим. Не как угроза, не как больной. Как окно. Как тень. Как идея. Это было больше, чем он мог вынести.

Он отступил вглубь комнаты, в свой привычный полумрак. Но полумрак этот уже не был прежним. Его пронзила тонкая, как игла, нитка солнечного света – не от лампы, а от слова «апельсин», от кивка, от желтой сумки.

Он подошел к полке, где лежали ее открытка и его рисунки. Он взял листок с наброском двери и света. Он чего-то ждал. Какого-то знака. Что делать дальше.

И знак пришел. Но не тот, которого он ожидал.

Сначала он почувствовал легкую вибрацию в ногах. Едва уловимый гул, идущий сквозь пол. Потом он услышал – отдаленный, но оттого не менее чужеродный, рокот тяжелой техники. Не мусоровоза. Не трамвая. Что-то большее.

Обнаружен аномальный акустический фон, – мгновенно среагировал Страж. – Источник: восточный сектор, расстояние приблизительно 300 метров. Характер звука: дизельный двигатель, возможно, бульдозер или экскаватор.

Лев замер. Бульдозер? Здесь? В их тихом, забытом Богом районе?

К анализу подключены внешние данные. В сводках новостей за последний месяц упоминается проект «Реновация центра». Вероятность: 92 %.

«Реновация?» – слово упало в тишину комнаты, как камень.

Тень заговорила первой, и в ее голосе вновь зазвучал знакомый, ядовитый триумф. – А вот и оно. Приплыли, рыбка. Большой мир всё-таки нашел тебя. Не через дверь. Он придет к тебе через стену. Снесет твой аквариум вместе с водой. Посмотрим, как ты поплаваешь в бетонной пыли.

Лев подошел к восточному окну, тому, что выходило на пустырь и старую липовую аллею. Он давно не смотрел в эту сторону. Занавески были плотно задернуты.

Он медленно раздвинул их.

На краю пустыря, там, где раньше росла старая, кривая яблоня, стоял желтый, громадный экскаватор. Его ковш был опущен, как клюв гигантской хищной птицы. Вокруг суетились люди в касках и оранжевых жилетах. Они что-то размечали, орали друг на друга. Их голоса, грубые и чужие, долетали сюда обрывками, нарушая тишину его мира.

Лев смотрел, и его внутренний океан вдруг сжался, превратившись в ледяную, неподвижную глыбу. Его крепость, его тюрьма, его аквариум – всё это внезапно оказалось хрупким, картонным, временным.

Уровень угрозы критический. Периметр безопасности нарушен. Рекомендовано: полная изоляция, герметизация окон, использование берушей.

Голос Стража звучал панически, срываясь на высокие частоты.

Но Лев уже не слышал его. Он слышал только рокот машины и видел, как ковш экскаватора со скрежетом впивается в мерзлую землю, чтобы вырвать с корнем его березу.

Он отшатнулся от окна, заставив занавески сомкнуться. В комнате снова стало темно. Но это была уже не старая, привычная тьма. Это была тьма перед сносом.

– Они всё сломают, – прошептал Мальчик, и в его голосе слышались слезы. – Наше дерево… наши воробьи…

– Они сломают всё, – безразлично констатировала Тень. – Твой аквариум. Ее дом. Ваши хрупкие мостики из открыток и рисунков. Всё превратится в пыль. Такова прогрессия, Лев. Сначала ты добровольно запираешься от мира. Потом мир приходит и стирает тебя с лица земли. Иронично, не правда ли?

Лев стоял посреди комнаты, сжимая и разжимая кулаки. Давление зашкаливало. В висках стучало. Страх, старый и знакомый, накатывал волной, грозя смыть те крошечные островки уверенности, что он успел построить.

Он сделал шаг к полке с рисунками. Не к своим. К ее открытке. Он взял ее в руки, чувствуя шершавую бумагу, вглядываясь в дрожащие буквы: «Если будет нужно – я через стенку».

Рокот экскаватора нарастал, проникая сквозь стены, через кости. Это был звук конца. Его конца.

Но он смотрел на открытку. На слова, написанные старческой рукой. На предложение помощи.

И тогда, сквозь грохот снаружи и панику внутри, он услышал свой собственный голос, тихий, но четкий:

– Нет.

Протокол "Отрицание" неэффективен. Рекомендую….

– Нет, – повторил Лев громче, обращаясь не к Стражу, а к самому себе, к Тени, к Мальчику, ко всему своему внутреннему миру, который трещал по швам. – Они не возьмут всё.

Он не знал, что будет делать. Но он знал, что теперь у него есть не только что терять, но и что защищать. Хрупкое, глупое, почти нереальное – но свое.

И этот хрупкий мостик, протянутый через стенку, вдруг показался ему крепче, чем все стены его крепости.