Читать книгу: «Синдром косатки», страница 2

Глава 6. Капитуляция у окна

Это был не акт неповиновения – это была капитуляция. Полное истощение воли, которое оставило его стоять у стекла, беспомощного и завороженного, как мотылек перед холодным пламенем луны. Свет, отраженный от снега, резал глаза, но он не мог отвести взгляд. Мир за стеклом был таким резким, таким детализированным, таким реальным. Каждая ветка, каждый сугроб, каждый след на тротуаре – все это существовало без его участия, без его разрешения.

Ультрафиолетовое излучение превышает безопасный уровень. Рекомендую немедленно прекратить визуальный контакт. Вероятность повреждения сетчатки…

Голос Стража оборвался. Не замолк, а именно оборвался, словно кто-то выдернул шнур. Внезапная тишина в голове была оглушительнее любого шума. Лев почувствовал легкую тошноту и головокружение. Его внутренний компас сломался.

Он ушел? – прошептал Мальчик, и в его голосе был невообразимый ужас. – Страж? Куда он ушел?

Не ушел, – ответила Тень. Ее голос был тихим, усталым, почти обыденным. – Он перегрузился. Слишком много всего сразу: твое непослушание, эти проклятые птицы, этот свет… Он ушел на перезагрузку. Ненадолго.

Лев медленно опустился на колени перед окном. Лоб уперся в ледяное стекло. Холод проникал внутрь, притупляя панику. Он был один. По-настоящему один. Без инструкций, без запретов, без анализа угроз. Просто человек у окна.

И тогда он увидел ее.

Не рыжую девушку. Другую.

Пожилую женщину, свою соседку с противоположной стороны улицы. Он знал ее в лицо – она жила здесь всегда. Видела, наверное, и его отца, и его мать, и его детство. Видела, как дом постепенно замолкал.

Она вышла из дома, кутаясь в старомодный платок, и начала счищать снег с лавочки у своего крыльца. Движения ее были медленными, точными, полными немой, стоической покорности судьбе. Она не торопилась. Не оглядывалась по сторонам. Просто делала свое дело в ледяном безмолвии зимнего утра.

И Лев смотрел на нее. Не как на объект, не как на угрозу или элемент пейзажа. А просто смотрел. Видел, как морщинистая рука с трудом двигает скребок. Видел клубы пара изо рта. Видел, как она на мгновение остановилась, чтобы перевести дух, и ее взгляд, пустой и усталый, скользнул по его окну.

Он замер, ожидая, что она увидит его – это бледное лицо за стеклом, этот призрак. Но ее взгляд, ничего не зацепив, вернулся к снегу. Он был для нее пустым местом. Частью пейзажа. Ничем.

Она тебя не видит, – констатировала Тень без всякой издевки. – Для нее этот дом – просто пустырь. Место, где когда-то кто-то жил. Она давно похоронила тебя заживо, вместе со всеми остальными.

И вместо страха или обиды Лев почувствовал странное, щемящее облегчение. Он был невидим. Свободен от чужих взглядов, оценок, ожиданий. Он мог просто быть. Наблюдать.

Она старая, – заметил Мальчик, и в его голосе прозвучала жалость. – Ей, наверное, одиноко. И холодно.

Всем одиноко и холодно, – сказала Тень. – Просто некоторые выходят счищать снег с лавочки. А некоторые сидят у окна и смотрят, как они это делают.

Женщина закончила и ушла внутрь, хлопнув дверью. Двор снова опустел. Но что-то изменилось. Лев всё так же сидел на коленях, но стекло перед ним было уже не барьером, а…окном. Просто окном.

Внутри что-то щелкнуло. Тихий, механический звук.

Система восстановлена. Протоколы возобновляют работу.

Голос Стража снова звучал в его голове, но теперь в нем слышалось легкое, почти незаметное шипение, будто где-то повредился контакт.

Обнаружено нарушение режима. Причина: несанкционированный визуальный контакт с внешней средой. Рекомендовано…

Закрой штору, Лев, – перебила его Тень. – Ты всё понял. Хватит на сегодня.

И Лев, повинуясь вдруг не Стражу, а ее усталому тону, потянул шнур. Тяжелая ткань медленно поползла, снова погружая комнату в привычный, душный полумглу.

Он поднялся с колен. В комнате было тихо. Тикали часы. Но теперь их тиканье было просто тиканьем. А не отсчетом времени до следующей катастрофы.

Он подошел к креслу. Красный карандаш всё так же лежал на подлокотнике. Он взял его и на чистой странице альбома вывел одно слово, крупно, дрожащими буквами: «СОСЕДКА».

Потом отшвырнул карандаш. Ритуал был завершен. Но это был новый ритуал. Не заклинание для защиты. А просто слово. Свидетельство того, что там, снаружи, кто-то есть.

Глава 7. Стерильное одиночество

Тишина после ухода Тени и возвращения Стража была иного качества. Она не была мирной – она была вымотанной, как затишье после бури, когда ураган выдохся, но ветер еще носит в воздухе обломки и щепки. Лев стоял посреди гостиной, и его пальцы все еще помнили холод стекла, а в глазах стоял образ соседки – не объект, не угроза, а просто человек. Хрупкий, уставший, реальный.

Анализ инцидента завершен. Обнаружены множественные нарушения протоколов 4, 7 и 12б. Рекомендовано усиление режима изоляции на 48 часов. Компенсаторные процедуры: тройная проверка замков, расширенный осмотр периметра.

Голос Стража звучал четче, но в нем появился новый, металлический отзвук, словно систему чинили на скорую руку, и теперь некоторые детали притирались друг к другу с легким скрипом.

Не надо усиления, – рискнул прошептать Мальчик. – Мы же всё равно никуда не ходим. И…и та тетя была хорошая. Она птичек, наверное, подкармливает.

«Та тетя» является потенциальным источником заражения, – безжалостно парировал Страж. – Ее возраст указывает на ослабленный иммунитет. Ее привычка находиться на улице повышает вероятность контакта с патогенами. Ее социальный статус – одиночество – говорит о возможных невылеченных хронических заболеваниях. Контакт исключен.

Социальный статус – одиночество. Слова повисли в воздухе, холодные и точные, как хирургический скальпель. Лев медленно обвел взглядом комнату. Пыль. Тихо тикающие часы. Собственное отражение в темном экране телевизора. Одиночество. Не статус. Состояние. Диагноз.

Она тоже одна, – выдавил он вслух, и голос его был сиплым от неиспользования. – Как я.

Ошибаешься, – тут же встряла Тень. Она вернулась не ядовитой, а почти философской, уставшей от собственного пессимизма. – Она выходит наружу. Она дышит одним воздухом с другими. Рубит свой лед. Смотрит на одно небо с воробьями. Ее одиночество – другого порядка. Оно… населенное. Твое же… – Она сделала паузу, давая ему оглядеть свою пустую крепость. – Твое – стерильно.

Лев вздрогнул. Слово «стерильно» прозвучало как приговор. Он посмотрел на свои руки – бледные, почти прозрачные, с идеально подстриженными ногтями. Ни пятнышка. Ни намека на жизнь.

Протокол «Вечерний обход» активирован досрочно, – объявил Страж, явно стремясь вернуть контроль над ситуацией. – Начинаем с кухни. Проверить упаковки на предмет разгерметизации.

Лев покорно поплелся на кухню. Его движения были механическими, выученными до автоматизма. Открыть шкаф. Достать пачку гречки. Осмотреть шов. Поставить на место. Следующая. Рис. Овсянка. Соль.

Смотри-ка, – томно заметила Тень. – Целый парад мертвой еды в мертвом доме. Ты как главный надсмотрщик на складе вечности. Следишь, чтобы ни одна крупинка не ожила случайно.

Может, сварить кашу? – предложил Мальчик. – С маслом. Как раньше…

Риск возгорания при готовке: 2.3 %. Риск ожога: 8.1 %. Пищевая ценность снижена на 40 % после тепловой обработки, – отрезал Страж.

Лев закрыл шкаф. Он подошел к раковине и бесцельно повертел кран. Сначала горячую – вода пошла с бурым оттенком, с ржавым хрипом. Потом холодную – она была ледяной и прозрачной.

Она, наверное, пьет чай, – сказал он вдруг, глядя на струю воды. – Соседка. Вечером. С вареньем.

Вероятность: 67 %, – неожиданно согласился Страж. – Однако сахар негативно влияет на…

И смотрит в окно, – перебил Лев, и в голосе его прозвучала какая-то новая, странная нота. – На мое окно. На темное. И думает… думает, что тут никого нет.

Воцарилась тишина. Даже Страж на мгновение запнулся, процессор зациклился на неучтенной переменной.

А мы есть, – прошептал Мальчик. – Мы тут есть.

Да, – прошептала Тень, и в ее шёпоте впервые за всё время не было ни яда, ни насмешки. Была лишь горькая, усталая констатация факта. – Мы тут есть. В этом и есть вся загвоздка.

Лев выключил воду. В тишине оглушительно громко прошумела вода в трубах.

Он не стал проверять замки втройне. Он просто пошел обратно в гостиную, сел в кресло и уставился на написанное слово «СОСЕДКА». Оно казалось теперь не свидетельством, а вопросом. Обращенным к нему самому.

А снаружи, за двумя стенами и двумя одиночествами, возможно, закипал чайник. И кто-то ставил на стол баночку с вареньем, чтобы пить чай в одиночестве, но не в тишине. И смотреть в окно. На его темное окно.

Глава 8. Зерно иного мира

Слово «СОСЕДКА» горело на бумаге алым шрамом. Лев сидел, уставившись на него, и чувствовал, как привычные схемы рушатся. Он всегда думал о внешнем мире как о единой, монолитной угрозе – шумной, заразной, хаотичной. Но теперь он видел: там, за стеклом, были не просто «объекты» или «угрозы». Там были другие вселенные, запертые в своих собственных аквариумах. И его соседка была капитаном одного из них. Такого же одинокого, но, возможно, устроенного по иным законам.

Рекомендую уничтожить запись, – голос Стража вернулся к своей обычной, бесстрастной тональности, но в ней теперь угадывалась трещина, легкая статика на линии. Вербальная фиксация не санкционированных к наблюдению объектов повышает эмоциональную вовлеченность. Это – уязвимость.

Не стирай! – взмолился Мальчик. – Это же наша первая настоящая мысль! Не его, – он явно имел в виду Стража, – а наша!

Мысль? – Тень фыркнула, но без обычной едкости. – Констатация факта. Констатация того, что ты не один в своем одиночестве. Разве это меняет что-то? От того, что где-то тонет еще один корабль, твоему судну не стать непотопляемым.

Лев провел пальцем по буквам. Шершавая бумага, гладкие чернила. Свидетельство. Доказательство того, что он еще способен видеть не только угрозу. Что-то щелкнуло в его памяти – тихо, как ключ в скважине.

Она…иногда носит продукты в сетчатой сумке, – сказал он вдруг, глядя в пустоту. – Старомодной. Зеленой. С деревянными ручками.

Наблюдение зафиксировано, – немедленно откликнулся Страж. – Сетчатая структура сумки не препятствует проникновению загрязнений и микроорганизмов. Деревянные ручки – идеальная среда для их размножения. Новые данные только подтверждают первоначальную оценку уровня угрозы.

Но она же ее моет, наверное! – вступился Мальчик. – После каждого похода в магазин! Она же аккуратная!

Вероятность регулярной дезинфекции многоразовой тары у лиц старше семидесяти: 22 %, – сухо парировал Страж.

Она покупает яблоки, – продолжал Лев, не слушая их. Он видел это – четко, как наяву. Два-три штуки. Всегда зеленые. И кефир в стеклянной бутылке. Она несет ее осторожно, чтобы не расплескать.

Он замолчал, пораженный собственной памятью. Эти детали он отмечал подсознательно, мимоходом, сквозь призму своих страхов. А теперь они всплыли – чистые, ясные, лишенные оценки.

Зачем тебе это? – спросила Тень. На этот раз в ее голосе было искреннее любопытство. Что тебе дадут эти знания о ее кефире и яблоках? Ты что, собираешься выйти и предложить ей помочь донести сумку?

Лев представил это. Шаг за пределы двери. Скрип снега под ботинком. Голос, сорвавшийся от долгого молчания: «Разрешите помочь?» А потом – ее взгляд. Испуганный? Недоуменный? Брезгливый?

Риск негативной социальной реакции: 89 %, – озвучил Страж. – Вероятность физического контакта: 67 %. Вероятность обмена респираторными микроорганизмами: 94 %. Полный провал миссии.

Но может… может быть, она кивнет, – прошептал Мальчик. – Скажет «спасибо». И улыбнется.

Образы смешались. Рыжая девушка. Соседка. Улыбка. Кивок. И он – не наблюдатель, а участник. Это было так ярко, так желанно и так невозможно, что у Льва перехватило дыхание.

Нельзя, – простонала Тень. – Нельзя, Лев. Ты же знаешь, чем это кончается. Ты принесешь ей беду. Просто своим приближением. Ты – черная метка. Проклятие.

Он знал. Он всегда знал. Проклятие было не внешней силой, а частью его ДНК. Его собственное присутствие было заразой.

Он резко поднялся, схватил альбом. Пальцы сжали страницу с роковым словом, готовые смять, разорвать, уничтожить доказательство своей слабости, своей глупой, предательской надежды.

Но не смог.

Вместо этого он опустился на пол, спиной к креслу, прижав альбом к груди. Он сидел так, качаясь на пятках, как раненый зверь, и смотрел в темноту зашторенного окна.

Она, наверное, уже пьет свой чай, – прошептал он. – С вареньем. И яблоко на завтра оставила. Зеленое.

Да, – тихо ответила Тень. – Наверное, оставила.

Страж молчал. Впервые он не предлагал решений. Не давал оценок. Он просто наблюдал за сбоем в системе. За тем, как вирус надежды заражает его идеальный, стерильный мир.

А Лев сидел на полу, в обнимку со своим открытием, и слушал, как в тишине его дома отдается тиканье часов не как отсчет времени до конца, а как эхо другого тиканья – там, за стенкой. Где тоже кто-то был один. Но, возможно, не так абсолютно, как он.

Глава 9. Бунт на корабле

Тишина после полуночи была особой – тяжелой, звонкой, наполненной гулом собственной крови в ушах и шепотом теней, ползущих по стенам. Лев лежал в постели, не в силах сомкнуть глаза. Образ соседки – не объект, не угроза, а просто человек – не отпускал его. Он видел ее снова и снова: как она осторожно ставит стеклянную бутылку с кефиром на ступеньку, чтобы достать ключи, как поправляет платок, как ее плечи слегка подрагивают от холода.

Система входит в режим энергосбережения, – голос Стража звучал приглушенно, с легким шипением, будто перегруженный сервер. – Рекомендован сон. Восстановление когнитивных функций необходимо для поддержания базовых протоколов безопасности.

Она же замерзла, – прошептал Мальчик, и его голосок был полон неподдельной тревоги. – Ей ведь тоже одиноко. Может, ей тоже страшно?

Страшно? – Тень издала звук, похожий на сухой шелест опавших листьев. – Ей страшно от жизни, малыш. От холода, от старости, от одиночества. А тебе страшно от самого себя. Это куда хуже. Ты – собственная тюрьма и собственный надзиратель.

Лев перевернулся на другой бок, натянув одеяло до подбородка. Холод проникал даже сквозь толстую шерсть – не снаружи, а изнутри, из самых костей. Он привык к этому холоду. Он был его частью. Но сегодня он чувствовал его острее.

Проанализируй, – внезапно сказал он вслух, и его голос прозвучал хрипло и непривычно в абсолютной тишине комнаты. – Не ее. Себя. Почему я запомнил именно ее? Почему не мужчину с собакой? Или девушку из автобуса?

Вопрос не санкционирован, – тут же отреагировал Страж. – Самокопание ведет к снижению продуктивности и повышению уровня тревоги. Рекомендую…

Заткнись, – тихо, но четко произнёс Лев.

Наступила мгновенная, оглушительная тишина. Даже Тень замерла в изумлении. Лев и сам застыл, пораженный собственной дерзостью. Он никогда не перечил Стражу. Никогда.

Обнаружена ошибка в системе распознавания команд, – наконец выдавил Страж, и его голос звучал неестественно ровно, почти механически. – Повторите запрос.

Я сказал, заткнись, – повторил Лев, уже громче, чувствуя, как по его спине бегут мурашки – не от страха, а от странного, щекочущего возбуждения. – Я хочу подумать. Сам.

О-о-о, – протянула Тень, и в ее голосе зазвучал неподдельный, почти профессиональный интерес. – Начинается бунт на корабле. Капитан теряет власть. Интересно, чем это закончится? Кораблекрушением? Или мятежников выбросят за борт?

Ура! – запищал Мальчик. – Мы будем думать сами! Самые настоящие мысли!

Лев закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Не на угрозах, не на анализе рисков. А на том, что он чувствовал. Что он чувствовал, глядя на соседку?

Не страх. Не отвращение. Не даже любопытство в привычном смысле. Это было… признание. Узнавание. Как будто он увидел в другом аквариуме – через толстое, мутное стекло – такое же одинокое существо, плавающее по своему кругу. Не косатку. Не хищника. Просто… рыбу. Запертую. Как и он.

Она – не угроза, – медленно проговорил он, как бы пробуя слова на вкус. – Она… зеркало.

Зеркало? – Тень язвительно рассмеялась. – Зеркало, в котором ты видишь свое старое, сморщенное будущее? Мило. Очень обнадеживающе.

Не будущее, – возразил Лев. – Настоящее. Просто другое. Так же одиноко. Но… по-другому.

Он не мог объяснить точнее. Но в этом было что-то важное. Что-то, что тревожило Стража больше, чем любая внешняя угроза.

Эмоциональная проекция – опасный механизм, – заявил Страж, и в его голосе снова появились стальные нотки. – Приписывание незнакомым объектам собственных качеств ведет к искажению реальности и принятию неверных решений. Опасно. Недопустимо.

Но ведь это и есть реальность! – воскликнул Мальчик. – Она настоящая! И мы настоящие! И одиночество – настоящее!

Лев сел на кровати. Сердце билось часто-часто, как птичка, бьющаяся о стекло. Он чувствовал себя одновременно ужасно напуганным и невероятно живым.

Я не буду ее стирать, – заявил он, глядя в темноту, как будто обращаясь ко всем троим сразу. – Соседку. Я буду… помнить.

Помнить, – повторила Тень задумчиво. – Ну что ж, это начало. Обычно люди сначала помнят, потом начинают бояться потерять, потом теряют. Добро пожаловать на первый этап, Лев. Держись крепче. Далее будет больнее.

Страж молчал. Но Лев чувствовал его молчаливую, холодную ярость. Система дала сбой. Баланс нарушен. И теперь что-то должно было измениться. Навсегда.

Лев лег обратно и уставился в потолок. Он не чувствовал себя победителем. Он чувствовал себя космонавтом, который перерезал страховочный трос и теперь медленно вращается в черной, безвоздушной пустоте. Страшно. Неизвестно. Но свободно.

А где-то за стеной, в другой вселенной, может быть, старуха спала и видела сны. О прошлом. О яблоках. О чем-то, чего Лев никогда не узнает. И это осознание было одновременно горьким и сладким. Как первая капля воды после долгой жажды. Как первый глоток воздуха на поверхности после долгого плавания в глубине.

Он закрыл глаза. Впервые за долгие годы он заснул не по команде. А потому что устал. Жить. Думать. Чувствовать.

И ему приснилось, что он – не косатка. И не рыба. А просто человек. Стоящий у окна. А на другой стороне улицы – кто-то еще. И они просто стоят. И смотрят. И этого достаточно.

Глава 10. Картография тоски

Утро наступило неестественно тихое. Лев проснулся не от голоса Стража, а от далекого, навязчивого гула – возможно, мусоровоза за несколько улиц, возможно, дрели на стройке, чьи звуки продирались сквозь стены и стекло. Он лежал, не открывая глаз, прислушиваясь к внутренней тишине. Она была новой, непривычной. Не мирной, а выжидающей, как затишье перед бурей.

Система запущена в штатном режиме, – раздался наконец голос Стража. Он звучал четко, холодно, но без прежней безапелляционности. Будто между командой и ее исполнением появилась крошечная, почти незаметная задержка. – Протокол «Утренний подъем» активирован. Рекомендовано начать с проверки.

Но рекомендация прозвучала именно как рекомендация, а не приказ. Лев заметил это. Он медленно сел на кровати, чувствуя ломоту в костях и странную пустоту в голове. Вчерашний бунт оставил после себя не гордость, а щемящую, сосущую пустоту под ложечкой. Как будто он вырвал из себя какой-то жизненно важный винтик, а на его место ничего не поставил.

Ты его сломал? – с почтительным ужасом прошептал Мальчик.

Не сломал, – ответила Тень. Ее голос был усталым и, как ни странно, печальным. – Он просто перешел в аварийный режим. Ждет перезагрузки. Или нового приказа. Твоих приказов, капитан. Ну что, как ощущения на капитанском мостике? Не страшно?

Лев не ответил. Он подошел к окну и, не дав себе времени на раздумье, резко дернул шнур. Шторы со скрипом раздвинулись.

День был серым, бесцветным. Снег на крышах и подоконниках посерел, подернутый городской копотью. Но свет, даже такой блеклый, ударил по глазам, заставив его зажмуриться. Он стоял так несколько секунд, ощущая, как холод от стекла проникает через тонкую пижаму, и ждал. Ждал паники, команды Стража отступить, ядовитого комментария Тени.

Но ничего не произошло. Только Мальчик тихо ахнул, пораженный открывшимся видом.

А потом он увидел ее. Соседку. Она вышла из дома, всё в том же старомодном платке, с зеленой сетчатой сумкой в руке. Она не спеша прошла по расчищенной тропинке к калитке и свернула в сторону магазина. Обычное утро. Обычный ритуал.

Объект покинул периметр наблюдения, – констатировал Страж. – Уровень угрозы временно снижен до базового.

Она пошла за хлебом, – тихо сказал Лев. – И, наверное, за кефиром. Бутылка, наверное, пустая.

Вероятность 87 %, – подтвердил Страж, и в его голосе мелькнула тень былой уверенности.

Лев не отходил от окна. Он смотрел на пустую улицу, на серое небо, на голые ветки деревьев. И вдруг понял, что смотрит не как страж на потенциально враждебную территорию, а как… просто человек. Которому немного одиноко от того, что он знает: там, за стеной, кто-то есть. Кто-то, кто тоже ходит в магазин за хлебом и кефиром.

Это и есть та самая «населенность»? – спросил он Тень. – О которой ты говорила?

Тень медленно выдохнула.

Нет, милый. Это всего лишь карта. Ты просто нанес на карту своего одиночества еще одну точку. Это не делает его менее безжизненным. Просто теперь ты знаешь, где находится еще один островок в твоем океане пустоты. Но ты всё так же в него заключен.

Но теперь у меня есть компас! – воскликнул Мальчик. – Мы знаем, куда плыть!

Компас, указывающий на другой затопленный корабль, – мрачно парировала Тень. – Великолепная навигация.

Лев отошел от окна. Странное чувство – не то разочарование, не то облегчение – медленно разливалось по его телу. Ничего не изменилось. И всё изменилось. Он всё так же был заперт. Но теперь у его тюрьмы появилось окно. И он знал, что по другую сторону стекла – не пустота.

Он оделся механически, сделал свой обычный, безвкусный завтрак. Действия были привычными, но их смысл куда-то ушел. Ритуал опустел. Он выполнял его не для защиты, а по инерции.

Что теперь? – спросил он, глядя на свои руки, лежащие на столе. – Что мне делать?

Ждать, – сказала Тень.

Ждать! – обрадовался Мальчик.

Выработать новую стратегию, – предложил Страж. – На основе вновь полученных данных.

Лев понимал, что они все трое ждут от него чего-то. Приказа. Решения. Но у него не было ни того, ни другого. Была только тихая, щемящая пустота и хрупкое, как паутинка, знание о том, что он не один в своей изоляции.

Он подошел к секретеру, где хранились его альбомы. Он не стал открывать тот, где было написано «СОСЕДКА». Вместо этого он взял чистый лист и карандаш. Не красный. Простой, графитовый.

И он начал рисовать. Не людей из автобуса. Не угрозы. Он рисовал окно. Свое окно. А за ним – серое небо, голые деревья, тротуар. И крошечную, едва заметную фигурку в платке, уходящую за край листа.

Он рисовал не объект. Он рисовал расстояние. Тот самый отрезок пространства, который отделял его аквариум от другого. И в этом расстоянии была вся его жизнь. Вся его тоска. И, возможно, начало чего-то нового.

Протокол «Творчество» не санкционирован, – прозвучал голос Стража, но в нем не было прежней силы. Это была констатация факта, а не запрет.

Молчи, – снова сказал Лев, но на этот раз без вызова. Спокойно. – Я думаю.

И Страж умолк. В комнате осталось только шуршание карандаша по бумаге. Скрип. Шепот. Звук медленного, но неотвратимого движения – куда-то вперед. В неизвестность.