Лес пропавших дев

© Базян Л., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Посвящается любимым брату и сестре.

Шэрон, ты прекрасная сестра!

Чарльз, спасибо, что ты – это ты!

* * *

За двадцать лет детективной работы я раскрыл множество преступлений.

Кроме одного. Того «лесного дела».

Человеческий разум непостижим, разве возможно проникнуть в него и разгадать загадки, которые он намерен утаить? Много лет прошло с момента преступления, и потому я не могу понять, что же случилось на самом деле.

Известно только одно: тело жертвы – девушки по имени Сохён – было найдено у подножия утеса. Решили, что это самоубийство. Но расследование провести не дали, по приказу местного судьи поспешно провели похороны. Без осмотра тела трудно понять, что случилось с жертвой, выяснить причину смерти, найти доказательства, факты. Только с помощью доказательств можно раскрыть преступление. Но годы идут, и чем больше их проходит, тем легче ложь превращается в правду.

Две девочки, возможно, видели, что произошло. Мин Хвани и Мин Мэволь. Мои дочери.

Обеих нашли без сознания, почти насмерть замерзших, неподалеку от места преступления. Хвани ничего не помнит, а Мэволь клянется, что перед тем, как потерять сознание, видела мужчину, крадущегося сквозь лес.

Мужчину в белой маске.

Из дневника детектива Мин Джиу

Глава первая

Завеса тумана окутала корабль из красного дерева, на котором я плыла. Мне не было позволено приподнять эту завесу и увидеть край, чьи тайны крылись за ней. Но я прекрасно помнила, как выглядит это место, открытое всем ветрам, в тысяче ли к югу от порта. Неровные берега, покосившиеся хижины, сложенные из кусков черной лавы, и туман надо всем и повсюду. Где-то здесь, на Чеджу, острове камней и ветра, в Коччавальском лесу, под заоблачными вершинами горы Халла, пропал мой отец.

Глаза слипались от усталости, и я оперлась о борт. Порт Мокпхо, из которого мы отплыли, становился все меньше. Высоко над головой колыхались на ветру паруса из бамбуковых рей и циновок. Соленые брызги повсюду. Все стало мокрым: моя одежда, палуба, реи, дрожащие пассажиры, которые пытались отвлечь себя игрой, сгрудившись вокруг квадратной доски с грубо вырезанными деревянными фигурами.

Эти люди, скорее всего, возвращались домой на остров Чеджу, не то что я, озабоченная поиском пропавших без вести.

Я откинула пряди пляшущих на ветру волос и снова оглянулась. Еще один взгляд в сторону Мокпхо. На этот раз я не разглядела ничего, кроме тумана и вздымающихся черных волн. Сердце забилось в груди, словно где-то там, внутри, испуганно затрепетала крыльями птица. Я крепко схватилась за борт и глубоко вздохнула. Шел 1426 год, год избрания наследной принцессы. Юные девушки моего возраста мечтали попасть во дворец, а я здесь, посреди бушующего моря, плыву на остров, куда ссылают заключенных.

«Забудь о расследовании, – шептала мне тревога. – Что бы ты ни нашла на этом острове, это может оказаться очень опасным».

Я мотнула головой и полезла в мешок, куда сложила свои вещи. Нащупала сначала завернутую в тряпочку сушеную хурму, потом бусы с деревянным свистком и, наконец, черный папин дневник, сшитый вручную. Его я и вытащила. Ветер распахнул обложку дневника, обожженные, изувеченные огнем странички испуганно затрепетали. Последние страницы сгорели полностью, остались лишь почерневшие обрывки. Этот дневник прислала мне незнакомка по имени Поксун. Множество вопросов мучило меня. Кто эта женщина? Зачем она отправила мне дневник? И откуда она знает моего отца?

Доски палубы заскрипели под чьим-то весом. Я глянула вправо и увидела мужчину: он остановился рядом со мной, чтобы полюбоваться морем. Одной рукой он оперся о борт, другой – сжимал рукоять меча, висевшего у него на поясе. Он словно высматривал на востоке пиратов Вокоу ^[1]. На нем была длинная накидка из пурпурного шелка, надетая поверх ханбока ^[2] цвета лаванды с длинными рукавами.

«Скорее всего, аристократ», – подумала я.

– Доброе утро, – еле слышно прошептала я.

Он не услышал меня, вокруг грохотали волны.

Я сжала руки, впиваясь ногтями в ладони. Нет, я больше не Мин Хвани. Я больше не юная девушка, чьи волосы заплетены в косу и перевязаны красной лентой тэнги. Такой лентой украшают прическу лишь незамужние робкие девушки.

– Доброе утро, – окликнула я его снова, и на этот раз мой голос прозвучал громче и ниже обычного.

Человек повернулся. Длинные поля высокой черной шляпы отбрасывали тень на его лицо. Он не был стар, но годы юности остались в прошлом, тонкая бородка очерчивала квадратный подбородок. Тяжелые веки, наполовину прикрывавшие глаза, будто хотели сохранить какую-то тайну.

– Что вам угодно?

Его низкий голос прозвучал откуда-то из самой груди.

– Далеко нам еще плыть до Чеджу?

– Где-то полдня, если только погода не испортится.

Мгновение он пристально разглядывал меня, потом снова отвернулся.

– А далеко от порта до деревни Новон? – спросила я.

Мужчина удивленно приподнял бровь:

– Новон?

– Да.

– Часа три пешком, – ответил он. – Точно не знаю, пешком обычно не хожу на такие расстояния. А зачем вам туда?

– Мне нужно кое-кого найти.

Теперь он полностью развернулся в мою сторону, одной рукой по-прежнему цепляясь за борт.

– А вы кто?

Вопрос прозвучал так, будто он приказывал мне немедленно ответить.

Я окаменела от ужаса. Детектив Мин был моим отцом, но я не хотела рассказывать об этом: многие наверняка слышали его имя, и не только потому, что отец был хорошим детективом, но и потому, что он внезапно исчез. И если этот человек знает, кто такой детектив Мин, то он, скорее всего, знает и то, что у него была дочь (вообще-то у него было две дочери, но о моей младшей сестре, с которой мы давно жили порознь, мало кому было известно). А юной девушке негоже путешествовать в одиночку.

Я провела рукой по длинному мужскому ханбоку – шелковому сапфирово-синему халату, перевязанному поясом, – в который облачилась, чтобы скрыть, кто я на самом деле. Не ожидала, что мне так скоро придется придумывать что-то о том, кто я такая. Ни одной мысли в голове.

Я откашлялась, чтобы выиграть немного времени, и спросила:

– Хотите знать, как меня зовут или кто я такой?

– И то и другое.

– Зовут меня… Гю. – Имя из книги, которую я недавно прочла. – И я… я – никто.

Он по-прежнему пристально и недоброжелательно разглядывал меня.

– Те, кто говорит, что они «никто», всегда оказываются людьми значимыми. Или же пытаются скрыть что-то важное.

– Поверьте, я ничего не скрываю, – спокойно возразила я. – Я учился на государственного служащего, но на работу меня не приняли.

Слова вырвались сами собой, непонятно даже, откуда они взялись. Как и моя мать, я умела сочинять на ходу. И хотя я почти не помнила ее – она умерла, когда я была еще малышкой, – во мне текла ее кровь.

– Мне нечем заняться, вот я и решил побывать на Чеджу.

– И это все? Обычное путешествие? – Незнакомец по-прежнему не сводил с меня недоверчивого взгляда. И что он прицепился? – Вы же сказали, что ищете кого-то?

Я облокотилась о край борта и подставила лицо соленым брызгам. Главное, казаться спокойной и уверенной. Но я уже чувствовала, что пот выступил у меня на лбу и тек по лицу. Суровый незнакомец будто видел меня насквозь.

«Бесполезно притворяться, – нашептывал мне насмешливый голосок. – Он давно раскусил тебя, глупая, беспомощная девчонка».

Я вытерла лоб рукавом ханбока и снова откашлялась.

– Мой дядя – он родом из Чеджу – пропал без вести.

Незнакомец моргнул, но не отвел взгляда.

– Вам же едва исполнилось семнадцать. Семнадцатилетним юношам положено учиться, а не расследовать чье-то исчезновение.

Вообще-то мне было восемнадцать – почти девятнадцать.

– Хоть я и молод, моя семья во мне не сомневается. Мне уже удалось раскрыть несколько мелких преступлений и даже одно убийство.

В этот раз я почти не врала. Я как-то раскрыла убийство домашнего ястреба одной моей подруги.

– Родные детектива Мина очень хотят узнать, что же с ним случилось. Полиция ведь ничего толком не выяснила. Вот они и попросили меня заняться этим делом.

– Детектив Мин… детектив Мин… Какое знакомое имя.

Незнакомец задумчиво уставился в небо, повисла довольно долгая пауза. Потом он воскликнул: «А, ну да», и я замерла в напряженном ожидании.

– Года два прошло с тех пор. Полиция вела расследование, но так ничего и не нашла.

– Полицию больше беспокоили беспорядки на материке, у них не было времени толком обыскать остров, – объяснила я. – А у меня полно свободного времени. К тому же меня обещали наградить, если я найду хоть что-нибудь.

– Слишком много времени прошло с тех пор. Воспоминания блекнут и искажаются, а вещественные доказательства давно смыл дождь. Ничего вы не найдете.

– Но не мог же он раствориться в воздухе?

– Кто знает. Он полагался лишь на собственную трость. – Незнакомец одарил меня учтивой и мягкой улыбкой. – Я слышал, детектив Мин и шагу без нее ступить не мог.

Я улыбнулась ему в ответ.

– Это правда. Ему сложно было ходить без трости. Но знаете, это ведь необычная трость. Чукчандо – трость, в которую вложен меч, – вот что он носил с собой. Смертоносная игрушка, особенно в руках детектива Мина. Так мне рассказывали. Многие в Чосоне почитали его как величайшего детектива.

Незнакомец в ответ прыснул со смеху.

– Величайшего?

– За двадцать лет работы он раскрыл более двухсот преступлений и ни разу не потерпел неудачи.

Я ждала, что он на это скажет, но слышала лишь плеск волн, бьющихся о борт корабля.

– Значит, вы направляетесь в Новон. Что ж, должен вас предупредить, – наконец произнес незнакомец, – когда доберетесь, не обращайте внимания на слухи, которые распространяют крестьяне. Едва вы спросите жителей о пропавшем детективе, как они в ответ начнут рассказывать вам о своих исчезнувших дочерях. Не слушайте их. Поверьте мне, юноша, Новон – самая безопасная деревня на Чеджу.

Меня поразили его слова, я даже позабыла на минутку о том, как неприятен мне мой собеседник.

– Пропавшие девушки?

Я вспомнила, что капитан Ки рассказал мне. Отец уехал на Чеджу расследовать исчезновение девушек. Может, об этом и говорил незнакомец? Я опустила глаза, чтобы скрыть внезапно охватившее меня волнение. Облако скользких медуз качалось на волнах.

– Кое-что объединяет этих пропавших девчонок. – Незнакомец провел большим пальцем по выгравированному на рукояти меча рисунку. – Все они были красавицами.

– Что это значит?

– Судья Хон!

К нам подошел слуга – во всяком случае, одет он был как слуга. В простую рубашку чогори и штаны до колен.

– Вы звали меня, судья? – спросил слуга.

Я изо всех сил старалась казаться равнодушной. Ничего себе! Всю дорогу я беседовала с судьей! Я заметила, как он вытащил из глубины халата свиток и отдал его слуге.

– Найди посыльного, как только корабль причалит. Выбери самого быстрого.

– Слушаюсь.

Слуга поклонился и исчез.

Судья снова повернулся ко мне. Он, должно быть, заметил мой ошарашенный взгляд, но сделал вид, что ему это безразлично.

– Я не буду мешать вашему расследованию и усложнять вам жизнь, – пообещал он. – Но я отвечаю за спокойствие в этом районе и устал от сомнительных домыслов, которые подрывают его репутацию.

Я не сразу поняла, о чем он говорит.

– Детектив Мин расследовал исчезновение тринадцати девушек, – продолжал судья. – И знаете, что я сказал ему? То же самое, что и вам: эти девчонки были красавицами. Может, они просто устали от бедности и жизни в крошечной деревне и потому сбежали. Не думаю, что хоть одна из них попала в беду. – Он покачал головой. – Я слышал, что у детектива Мина большой опыт и он раскрыл множество преступлений, поэтому меня очень удивило, что он как будто бы совсем не знал то, что известно всем: девушки пропадают почти каждый день. Особенно часто они пропадают на Чеджу, стоит им чуть повзрослеть. Никто их не держит, они считают себя свободными. Они сбегают вместе с возлюбленными, или чтобы скрыть беременность, или продать себя, или стать кисэн ^[3]. Причин может быть множество.

Я сглотнула и плотнее запахнула ханбок. Судья Хон повернулся ко мне спиной и не спеша направился куда-то в другую сторону. Я вдруг осознала, как это глупо – отправиться искать отца в деревню, в которой постоянно пропадают девушки. Не просто глупо, опасно!

Теперь я поняла, почему отец перед каждым путешествием просил, чтобы я одевалась как мальчик. Однажды, когда мы ехали верхом через лес, я спросила у него, почему он это делает. Он молча показал на замершего на дереве мотылька, маскирующегося под кору.

– Смотри, мотылек притворяется деревом, – прошептал он мне, а мне в то время было не больше семи зим, – так он прячется от врагов, теперь никто не причинит ему вреда.

Может быть, прав был капитан Ки, когда просил меня остаться дома.

– Молодой девушке не стоит рисковать, путешествовать опасно, – говорил он. – Доверьтесь нам, мы найдем вашего отца.

И я доверилась ему. Поверила ему. Я осталась дома и ждала двенадцать полных лун. Я бы подождала и еще год, если бы он не закрыл дело и не объявил отца погибшим.

– Мы нашли левый рукав от его пальто в Коччавальском лесу, – сказал капитан Ки, отводя взгляд. Он не решался взглянуть в мои полные негодования глаза. – Наверное, на детектива напал медведь и разорвал его на части. Тела мы так и не нашли. Ни тела, ни следов. Но… – он покачал головой. – Прошел целый год, Хвани-я ^[4]. Он погиб.

Что он ожидал услышать в ответ, этот капитан Ки? Неужели он рассчитывал, что я просто опущу руки, что я смирюсь со смертью отца и не попытаюсь выяснить, что случилось?

Что случилось с лучшим детективом Чосона? Где его тело? Разве можно считать его умершим, если тело так и не нашли?

Молодым девушкам не положено уезжать в одиночку из дома и заниматься расследованием исчезновения или смерти. Но не обязательно сообщать всем, что я девушка.

И вот я любознательный ученый, который решил попутешествовать. Я готова была превратиться в кого угодно, лишь бы это помогло мне найти отца.

Я взглянула на свои руки. Какая бледная кожа! Когда мне исполнилось семь, меня воспитывали согласно традициям, укрывая от мужчин и всего мира, и с тех пор моя кожа не знала солнечного света. Но как бы крепко ни была я заперта в четырех стенах, мой разум вырывался на волю благодаря книгам отца, которые я читала в его кабинете. Я не сомневалась, что, как и любой мужчина, смогу поддержать разговор о конфуцианском каноне ^[5] и истории.

«Мой отец – ученый из Мокпхо, – начала я рассказывать себе сказку, которую сама же и выдумала, сплетая ее с тем, что когда-то читала. – Обедневший дворянин, зарабатывающий на жизнь преподаванием. Поскольку я младший сын, он не ждет от меня многого, но я надеюсь написать очерк, который вдохновит и его, и его высокопоставленных друзей…»

Пассажиры корабля, должно быть, решили, что я лишилась рассудка, потому что до конца поездки я расхаживала по палубе, снова и снова прокручивая в голове свою новую биографию, биографию мужчины. Биографию того, кто не собирался больше ждать, пока кто-нибудь другой разберется в этом запутанном деле и выяснит, что же случилось с детективом Мин.

Сквозь бесконечное водное пространство и нити тумана, оплетшие небо, я разглядела острые скалы и силуэт горы Халла. Древняя гора – свидетель трагической истории этого края.

В давние времена Чеджу, как и все наше королевство, оказался под властью монголов. Островом правили даругачи, монгольские наместники, а на многих пастбищах паслись лошади конниц, что разбили здесь лагеря. Потом, еще через сто лет, наше королевство вновь вынуждено было склониться перед троном императора чужого государства, китайского императора династии Мин. Однако жителям Чеджу пришлось склониться ниже всех, у них отобрали все, что у них было. Всех лошадей забрали императоры династии Мин, а моллюсков, мандарины и лекарственные травы – уже наш король.

Я знала мрачную историю Чеджу как свои пять пальцев. Ведь я родилась здесь, как я могла не знать историю родного дома? Не думала, что когда-нибудь вернусь сюда. Отец увез семью с этого острова – всех, кроме одной из нас. На Чеджу осталась моя младшая сестра Мэволь. Я редко переписывалась с ней, и не потому, что мы враждовали, просто у нас не было ничего общего. Она даже не знала, что я возвращаюсь домой. Я не должна была, я пообещала отцу никогда этого не делать. Пообещала никогда больше не подходить близко к зловещему лесу.

Корабль сильно качало на волнах, но я сжимала в руках дневник отца и смотрела вперед. Туман рассеялся, и моему взору открылся порт Чеджу и черные лавовые хижины, прилепившиеся к его зеленым склонам. Мы подплывали все ближе и ближе, и я все острее чувствовала, что отступать поздно. Я нарушила все обещания. Обещание не возвращаться в Чеджу, не приближаться к зловещему лесу. Обещание не лезть в поиски отца.

Я втянула в себя воздух и попыталась унять дрожь. «Отец жив, – напомнила я себе, – я чувствую, что он жив».

Ни минуты я не сомневалась в том, что это правда, хотя тетя Мин сказала, что я сошла с ума, а капитан Ки убеждал, что не стоит доверять чувствам. Но я не нуждалась в их поддержке, после смерти матери я ни на кого больше не надеялась. Только на себя. Но может быть, младшая сестренка согласится помочь мне. Пять лет мы почти не общались, нас связывало только несколько воспоминаний, но теперь мой отец пропал, а он ведь был и ее отцом… я надеялась, что общее горе объединит нас.

Я взглянула на обгоревший дневник и вдруг почувствовала, как растет в груди уверенность. Где-то там, на горе, в глубине бескрайнего леса, или же у извилистого берега на острове Чеджу нас ждет отец. Я надеялась, что и сестра считает так же.

Глава вторая

Остров казался таким огромным, а я чувствовала себя крошечной. Я уходила на юг, все дальше и дальше от шумного порта, в дикую неприветливую глушь. Внезапно меня охватил острый приступ паники, прямо как в тот раз, когда я впервые услышала об исчезновении отца. Единственный человек в королевстве, который любил меня, растворился в воздухе, как утренний туман.

– Где ты, отец? – прошептала я, надеясь, что ветер донесет до него мои слова. – И почему? Почему ты бросил меня?

Этот вопрос мучил меня целый год, с тех пор, как я обнаружила в кабинете отца записку, нацарапанную на бумаге ханджи ^[6].

«Что мне делать? Вернуться туда?

Смогу ли я исправить эту ошибку, этот грех?

Лес наблюдает за мной.

Враждебный и неподвижный, полный воспоминаний».

Капитан Ки говорил мне только, что отец уехал на Чеджу расследовать дело о тринадцати пропавших девушках. Но объяснение капитана совсем не утешило меня, а лишь породило еще больше вопросов. Почему вдруг отец заинтересовался делом, которым никогда не занимался? Почему он так внезапно уехал, никому ничего не сказав? И о каком грехе и ошибке он пишет? Все это пугало меня.

Чеджу – остров небольшой, но вряд ли я быстро найду ответы на все вопросы. Понять бы хоть для начала, как дойти до деревни Новон. Тропинка, пропахшая соленым морем, петляла сквозь прибрежные деревни, я шла и шла мимо полей с каменными жилищами, холмов, скользких долин.

Иногда я останавливалась, чтобы спросить дорогу у других путников, но в какой-то момент я осталась на тропинке одна, вокруг ни души. Последний человек, с которым я разговаривала, посоветовал мне поискать холм с грудой камней на вершине, – это значило, что жители деревни проводят ритуалы, обращенные к предкам. Но я не нашла ни холма, ни деревни, а судя по моему урчащему от голода желудку, уже наступил полдень.

Я заблудилась. Окончательно заблудилась.

«Даже дорогу в родной город найти не можешь, – прошипела бы тетка, увидь она меня в эту минуту. – Как, интересно, ты найдешь своего отца?»

Я остановилась, не в силах сделать больше ни шага. Страх всколыхнулся во мне, выступил на лбу холодным потом. Это была ужасная ошибка, не стоило мне приезжать на Чеджу. Я огляделась, но поняла, что не соображу даже как теперь вернуться в порт. Проклятье!

Стадо диких пони с мокрыми от дождя гривами рысью пронеслось по холму, и я вдруг вспомнила свою сестру. В детстве, каждый раз, прежде чем отпустить нас из дому, отец просил Мэволь позаботиться обо мне, потому что, хоть я и могла выучить тысячу афоризмов Конфуция, найти дорогу домой было мне не по силам.

А что Мэволь? Мэволь была злобным жестоким зверьком, вроде диких пони Чеджу, она кусалась и лягалась, и ничто не могло помешать ей найти дорогу домой.

– Что ж, пойду дальше, – сказала я самой себе, – кого-нибудь наверняка встречу.

Я шла все вперед и вперед, мимо волнистых холмов, зеленых дзелькв ^[7] и каркасов ^[8]. Вдоль тропинки, по которой я шагала, тянулись низкие каменные стены. Они были сделаны из булыжников, наваленных друг на друга, а трещины заполняла мелкая галька. Я шла и спрашивала себя, что сказать сестре, когда мы наконец встретимся. Нам будет о чем поговорить?

Но в голову мне ничего не приходило. Я не могла придумать, что сказать Мэволь, и не представляла, что она мне ответит. Незнакомка, чужачка – вот кем она была для меня. А я так старалась стать примерной старшей сестрой. Писала Мэволь каждый месяц, хотя не была уверена, что ей так уж интересна моя жизнь. Со временем стало слишком сложно находить слуг, которые готовы были проделать весь путь до Чеджу и вручить сестре письмо. Поэтому я начала писать реже, раз в пять или шесть месяцев, и почти в каждом письме спрашивала, счастлива ли она, здорова ли. Ответа приходилось ждать так долго, что я попросту забывала, о чем было мое письмо.

Я остановилась и прищурилась, пытаясь разглядеть, что же там, вдали. «Наконец-то». Я увидела хижину, перед которой сидела старушка и морщинистыми пальцами чистила чеснок. Я бросилась к ней и крикнула:

– Аджиман !^[9] Подскажите, я правильно иду?

Старушка прищурилась, взглянула на меня, а потом заговорила на цветистом местном диалекте:

– Оди камсугва?

Жители материка с трудом понимали местный диалект, но я выросла здесь и когда-то тоже на нем говорила.

– Мне нужно попасть в деревню Новон. Я дойду до нее по этой тропинке?

В ответ она прищелкнула языком.

– Зачем вам туда?

– По личному делу, – ответила я.

Старуха сипло закашлялась в рваный рукав.

– Вы проскочили мимо, – проскрипела она в конце концов. – Вам придется вернуться где-то на тысячу шагов.

Я выругалась себе под нос и повернулась уже, чтобы пойти обратно, но остановилась, почувствовав, что она хочет сказать что-то еще. Старуха не подняла головы, но ее пальцы больше не счищали тонкую желтую шелуху, а просто скребли корни чеснока.

– А почему вы спросили, зачем мне туда? – поинтересовалась я.

– Все говорят, что Новон – мирная деревня, – прокряхтела старуха. – Но попадешь туда и уехать уже не сможешь.

Мрачное предчувствие охватило меня. Безрадостный скалистый пейзаж простирался предо мной, окутанный туманом. Все, кому я рассказывала, что ищу деревню Новон, реагировали как-то странно. Все, кого я спрашивала, как туда проехать, бледнели и хмурились.

– Почему все так боятся этой деревни? – заметила я.

– Год назад пропала девушка. Тринадцатая по счету, – объяснила старуха. – За последние четыре года исчезло тринадцать девушек, и все они были из деревни Новон. Прошлой ночью какой-то старик видел около деревни Сонхул девушку, ту, что пропала последней. Она бежала через лес.

Я удивленно взглянула на нее.

– Откуда вы знаете?

– Родственники искали ее здесь. Хёнок, так ее звали. Ей было всего четырнадцать. Видимо, кто-то похитил ее и держал взаперти, но девочке удалось сбежать. И вот ее родные ждали, когда она наконец вернется домой. Но она не вернулась. Обыскали всю округу, где Хёнок в последний раз видели. Никаких следов. Может быть, она заблудилась?

Старуха поджала морщинистые губы и отряхнула белую чесночную шелуху со своей юбки.

– Уф.

Она распрямилась и прижала руку к ноющей спине, потом подобрала миску с чесноком и захромала к покосившейся деревянной двери.

– Не говорите потом, что вас не предупреждали.

Пелена окутывала холмы, струилась по полям и серебристой траве, взбиралась вверх на черную каменную стену, что спрятала за собой деревеньку Новон, небольшой поселок на склоне горы. Я шла вдоль стены в поисках входа. И вот наконец передо мной предстали каменные хижины и соломенные крыши, достаточно крепкие, чтобы противостоять дождю и ветру. Я шла по узким тропинкам между хижинами и гадала, встречу ли я здесь сестру?

Я прошла немного в одну сторону, потом повернулась и пошла в другую. А я-то думала, что сразу же узнаю родную деревню, когда доберусь до нее. В конце концов, первые тринадцать лет моей жизни прошли здесь, и я часто тайком пробиралась по этим тропинкам в гости к шаманке Ногён, женщине, которая взяла Мэволь себе в помощницы.

Но я была тогда совсем юной, всегда ходила вместе с мамой и не видела ничего, кроме ее руки, за которую я держалась, неба и птиц. Я совсем не следила за тем, какой дорогой мы идем. Тропинки перепутались у меня в голове. Дорога, которой я шла, постоянно петляла, будто кто-то специально начертил новый запутанный путь, чтобы я не смогла дойти до нужного мне дома. И тут меня осенило: всю мою жизнь меня кто-то куда-то вел. Сначала мама водила меня за ручку, потом, после ее смерти, меня опекал отец. У меня не было возможности стать самостоятельной.

Я остановилась в центре деревни, откуда, как ручейки, разбегались в разные стороны тропинки, закрыла глаза и представила себе хижину старой гадалки. Перед мысленным взором замелькали образы: холмы, одинокая хижина посреди равнины, зубчатые края горы Халла…

Ноги сами понесли меня вперед. Они несли меня все дальше и дальше через Новон, в сторону горы Халла, отбрасывавшей тень на деревню. Вскоре северная сторона каменной ограды превратилась в малозаметную серую полоску вдали. Я оказалась на широкой безлюдной равнине. В небесной выси парил сокол. Из земли высились редкие сосны, обдуваемые ветром, и острые камни.

Два часа спустя передо мной замаячила тень хижины. Ее обволакивал странный туман, похожий на дым.

В последний раз я была у шаманки Ногён пять лет назад вместе с отцом. Он вел за ручку малышку Мэволь, чтобы передать ее на воспитание гадалке.

– Я буду часто навещать тебя, – пообещал он дочке и сдержал обещание.

Он позаботился о том, чтобы младшая дочь не чувствовала себя брошенной, шаманка Ногён была ей как тетя, и это немного утешало нас.

Они сблизились после болезни Мэволь. Эту странную болезнь называют синбён, ею страдают те, кто призван стать шаманом. Если сопротивляться призванию, болезнь может оказаться смертельной. Мэволь постоянно бил озноб, ее рвало, но все это полностью прекратилось, когда отец смирился с судьбой дочери и отдал ее шаманке. Мне же гадалка казалась обычной тетенькой, в ней не было ничего особенного, и кажется, это впечатление было взаимным. На ее взгляд, во мне не было ничего примечательного.

Я замедлила шаг, бок разболелся. Наверное, оттого, что надышалась холодного тумана. Я уже подошла совсем близко. Соломенную крышу подпирали кривые деревянные балки, а сама хижина была построена из лавовых камней, как и все остальные дома на Чеджу. Я и забыла, что она такая маленькая. Внутри были деревянные раздвижные двери, обклеенные бумагой ханджи, они делили дом на четыре части: одну большую комнату, занимавшую половину хижины – здесь шаманка принимала посетителей, – и три маленькие, где была кладовка и жилые помещения, в одном из которых теперь и обитала моя сестра, главная ее помощница. Во дворе я увидела небольшой хлев, из которого доносился стук лошадиных копыт.

Я снова обернулась к дому и увидела, что дверь слегка приоткрыта. Внутри перед низеньким столиком с короткими ножками сидела женщина. Она склонилась над свитком. В руке она держала кисть для каллиграфии и выводила что-то на бумаге красными чернилами. Возможно, писала заклинание.

– Аджиман! – окликнула я ее, пересекая двор. – Аджиман!

Женщина подняла голову. Передо мной сидела не шестидесятилетняя старуха, которую я ожидала увидеть, а молодая девушка, чье лицо сияло свежестью юности, а брови в форме нежного ивового листа красиво изгибались.

Она открыла дверь и вышла, пристально взглянула на меня.

– Что вам угодно?

Я шагнула вперед и поняла, что молодость ее была не настоящей. Толстый слой белой пудры скрывал старческие морщины, она накрасила губы и нарумянила щеки, а волосы так туго стянула на макушке, что пропали морщины на висках. Я выдержала ее пристальный взгляд черных, подведенных углем глаз.

– Вы не помните меня? – спросила я.

– Я вас никогда не встречала.

Она замолчала и прищурилась, внимательно вгляделась в мое лицо. Потом с удивлением приподняла брови.

– Не может быть… – Она медленно покачала головой, а потом прошептала: – Ты – вылитый отец.

– Я приехала, чтобы найти его.

Поначалу грусть мелькнула в ее глазах, потом лицо шаманки помрачнело.

– Ты приехала одна?

– Тетя Мин знает, что я здесь, – солгала я.

Всю предыдущую ночь я разглядывала потолок в теткином доме и представляла, как сейчас открою ворота, отделяющие женскую половину от всего остального дома, и сбегу на Чеджу.

– Она разрешила мне съездить сюда на несколько недель. Во всем разобраться.

Мы немного помолчали. Шаманка спрятала руки в широкие рукава.

– Заходи, – пробормотала она себе под нос.

Ее длинное белоснежное одеяние распахнулось, когда она повернулась, чтобы пригласить меня в дом. Она толкнула дверь, и та скрипнула будто старые кости.

Я вошла в дом и тут же с жадностью его оглядела. Вдруг где-то рядом сестра. Комната была заставлена статуями с выпученными глазами, вокруг которых курились благовония. Повсюду лежали странные предметы – с помощью них, должно быть, шаманка совершала ритуалы. Я стояла и рассматривала все это, и вдруг услышала голос старухи у себя за спиной:

– Она скоро вернется.

Чем дольше я разглядывала комнату, тем острее вновь переживала тот день, когда мы оставили Мэволь у шаманки Ногён. Меня охватило прежнее беспокойство. Я вспомнила, как неуютно было тогда отцу. Он опустил глаза и нахмурил брови – ему, наверное, казалось, что он совершает большую ошибку. Ни я, ни отец не были виноваты в том, что у Мэволь обнаружилось призвание к шаманству и ей пришлось остаться на Чеджу, в то время как вся ее остальная семья перебралась на материк. Она была еще совсем ребенком – ей всего исполнилось десять лет.

И все же…

Отцу предложили должность в полицейском ведомстве, ни один мужчина не отказался бы от такой работы. Старший инспектор шестого ранга. «Я хочу защитить нашу семью, – говорил тогда отец. – Для этого мне необходимо получить повышение. Если я останусь обычным полицейским, мне придется прислуживать продажным чиновникам. Мне нужна власть».