Читать книгу: «Закон бессмертных», страница 3

Глава 3

Пульсирующая боль в черепе вернула меня в реальный мир. В ушах звенело, а когда я открыла глаза, меня встретила темнота. Несколько мгновений я не могла понять, где нахожусь и что случилось. Что-то тяжелое давило на грудь и ноги, а когда я шевельнулась, с меня скатилось и звякнуло о пол что-то мелкое и металлическое.

– Черт, – прошептала я, вспомнив все. В панике я вывернулась из-под полки и захромала по ступенькам, внимательно глядя вверх. Сквозь дыру в крыше виднелось ночное небо – туманное, беззвездное, однако меж облаков проглядывала заплывшим глазом болезненно-желтая луна.

Я попала в переплет.

Тупая, нелепая ошибка, Элли. Взбираясь по лестнице, я всматривалась в темноту и тени, сердце отчаянно колотилось в тишине. Внизу с мягким звоном перекатывались консервные банки, но сейчас было не время переживать о богатстве, которое приходилось бросать тут. Я должна была вернуться в город. Оставаться здесь нельзя. Я слышала истории о том, как бешеные проламывали стены и полы, чтобы добраться до добычи, – стоит им тебя учуять, и они уже не остановятся. Надо торопиться.

Я осторожно выбралась из дыры в полу, прокралась к двери, протянула руку, чтобы открыть ее. И застыла.

Что-то двигалось вдоль стены сарая.

Сквозь щели в досках доносилось шуршание сорняков, звуки шагов и низкий рык – такой звук мог бы издавать зверь. Отдернув руку, я тихо забилась в угол, прижалась спиной к стене и стиснула нож, чтобы руки не тряслись. Снаружи стояла почти что кромешная тьма, но мне удалось разглядеть смутные очертания бледной тощей фигуры; я слушала, как шаги двигались вдоль стены… пока не остановились у двери.

Я затаилась, считая секунды с каждым судорожным ударом сердца, прикусывая щеку, чтобы громкое дыхание не выдало меня.

Дверь скрипнула и медленно открылась.

Я не шевелилась. Не дышала. Ощущая спиной шершавые доски, я воображала себя частью стены, частью теней, что окутывали меня, прятали от всего мира. По другую сторону двери размеренное хриплое порыкивание стало громче, и темная фигура повертела головой туда-сюда, осматривая стены.

Прошла вечность.

Наконец дверь медленно, со скрипом закрылась, и темная фигура развернулась и убрела в заросли сорняков. Я слушала, как удаляются шаркающие шаги, пока они не стихли совсем и не стало слышно ничего, кроме жужжания ночных насекомых.

Я далеко не сразу смогла пошевелиться и даже вздохнуть как следует. Едва прошла дрожь, я выскользнула из сарая и бросилась сквозь сорняки тем же путем, каким пришла сюда. По спине пробежал холодок, когда я заметила, что не только мои следы прорезают высокие травы; теперь двор пересекало несколько тропок – я была не одна, пока находилась в подвале. Если бы эта тварь нашла лестницу…

Поежившись, я поспешила вперед, по пустым улицам. В свете луны развалины казались еще более темными, зловещими и враждебными для незваного пришельца. В городе после наступления темноты люди исчезали с улиц, и в ночи разгуливали вампиры, но тени там были знакомыми, темнота – уютной. Здесь же, на развалинах, темнота была чужой, а тени словно подкрадывались к тебе, чтобы схватить.

Ночь прорезал вопль, полный животной ярости, и я кинулась бежать.

* * *

Это были самые долгие минуты в моей жизни, но я добралась до туннелей. Протискиваясь в водоотводную трубу, я уже уверилась в том, что позади меня кто-то есть и сейчас когтистые лапы сомкнутся на моих лодыжках и потащат меня назад. К счастью, этого не произошло, и я оперлась о стену, часто, нервно дыша, ожидая, когда сердце перестанет биться о ребра.

В туннеле я не видела даже собственных рук, и ждать, что глаза привыкнут к кромешной тьме, было бессмысленно. Я порылась в кармане, вытащила зажигалку, щелкнула ей, вызвав к жизни маленький огонек. Его едва хватало, чтобы осветить пространство у меня под ногами, но это было лучше, чем ничего.

Держа перед собой мерцающий язычок пламени, я устремилась вглубь туннеля.

Удивительно, как всего несколько часов способны изменить твое видение мира. Когда-то знакомые туннели теперь стали страшными, темнота словно бы ожила, сдавливала меня со всех сторон, пыталась задушить. Казалось, что мои шаги звучат в тишине слишком громко, и несколько раз я затаивала дыхание, прислушиваясь к фантомным шумам, которые мерещились мне на фоне моего тихого сопения.

Я всё шла и шла, и, несмотря на все мои страхи и игры воображения, никто на меня не набрасывался. Я была уже почти дома, всего один поворот и пара сотен ярдов оставалось до лестницы, что вела наверх, – и тут в темноте раздался всплеск.

Он был негромкий, и, услышь я его днем, когда солнце проникает сквозь решетки, подумала бы, что это крыса или что-то в таком роде. Но среди давящей темноты и тишины мое сердце едва не остановилось, а тело превратилось в лед. Я погасила зажигалку и нырнула в угол, стараясь не дышать, напряженно прислушиваясь. Долго ждать не пришлось.

В темноте впереди меня по полу зашарил фонарик, и тихие рокочущие голоса эхом отдались от стен.

– …Что у нас тут? – проскрипел кто-то, и я плотнее прижалась к стене. – Крыса? Большая крыса, вылезай-ка на свет. Ты явно плохую ночь выбрал, чтобы бродить по подземельям, дружок.

Затаив дыхание, я рискнула и на мгновение высунулась из-за угла. Четверо людей загородили выход из туннеля – тощие, оборванные, одежда грязная, волосы всклокоченные. Они стояли, горбясь, словно всю жизнь провели в тесноте и не привыкли держать спину прямо. В руках они сжимали ржавые зазубренные лезвия и, как безумные, ухмылялись на одинокую фигуру в центре туннеля, в глазах у них светилось предвкушение и еще что-то похуже.

Я нырнула обратно за угол, сердце колотилось. «Вы издеваетесь, что ли?» – пробормотала я, глубже ныряя в спасительную тень, надеясь, что никто меня не услышит. Ничего себе ночка. Олениха, бешеные, а теперь еще чертовы люди-кроты в туннеле. Мне же не поверит никто. Тряхнув головой, я пригнулась и стиснула нож. Теперь для полного счастья мне не хватало только, чтобы сюда заявился вампир.

Человек-крот хохотнул, и я услышала, как все четверо подались вперед, судя по всему, окружая бедолагу, угодившего к ним в засаду. «Удирай, идиот, – подумала я, недоумевая, чего он ждет, почему я до сих пор не слышу, как он в панике бежит прочь. – Ты что, не знаешь, чтó они с тобой сделают? Если не хочешь оказаться на вертеле над костром, удирай».

– Мне не нужны проблемы, – тихо произнес спокойный, уверенный голос. И хотя я не видела говорящего, не отважилась снова выглянуть из-за угла, по спине у меня пробежал холодок. – Пропусти́те меня, и я пойду своей дорогой. Не стоит вам этого делать.

– Ну-ну, – промурлыкал человек-крот, и я представила, как он с ухмылкой подбирается ближе. – А я думаю, нам очень даже сто…

Его голос резко перешел в испуганный хрип, потом раздался хлюпающий звук, и воздух наполнил слабый, отдающий медью запах крови. Послышались яростные крики, звуки борьбы и лезвий, рассекающих плоть, вопли боли. Не дыша, я сжалась в своем убежище в комок и так ждала, пока не стих последний стон, пока последнее тело не упало и в туннеле снова не воцарилась тишина.

Я считала секунды. Тридцать. Шестьдесят. Полторы минуты. Две минуты. В туннеле было тихо. Ни шагов, ни движения, ни дыхания. Мертвая тишина.

Я осторожно выглянула из-за угла – и прикусила губу.

Четверо людей-кротов лежали ничком, вокруг было разбросано их оружие, слабый луч фонарика озарял стену. В его свете было видно ярко-красное пятно, стекающее по бетону к неподвижному телу. Я еще раз осмотрела туннель, ища пятое тело, но здесь были лишь люди-кроты – мертвые, в блеклом свете фонарика. Зловещий незнакомец исчез.

Я подобралась ближе. Я не хотела трогать трупы, но фонарик был ценным приобретением. С него можно будет прокормиться несколько дней, если найти годного покупателя. Обогнув бледную грязную руку, я схватила свой трофей и подняла…

…ударив светом прямо в лицо незнакомцу. Который даже не поморщился. Даже не моргнул. Я отпрянула, едва не споткнувшись о руку, которую только что обошла, выставила перед собой нож. Незнакомец не двинулся с места, однако его глаза, темнее темного, следили за моим отступлением. Я направляла на него нож и фонарик, пока не дошла до поворота, и приготовилась рвануть в темноту.

– Если побежишь, то умрешь прежде, чем сделаешь три шага.

Я замерла с бешено бьющимся сердцем. Я ему верила. Стиснув нож, я повернулась, глядя на него поверх трупов, ожидая его следующего хода.

Сомнений у меня не было. Я знала, с кем столкнулась, знала, кто смотрит на меня из темноты туннеля, неподвижный как статуя. Я оказалась под землей, наедине с вампиром. И помочь мне было некому.

– Что тебе нужно? – Голос мой дрожал сильнее, чем хотелось бы, но я крепко стояла на ногах и смотрела с вызовом. Нельзя показывать страх. Вампиры его чуют – во всяком случае, так все говорят. Если столкнешься с голодным кровососом один посреди ночи и не выставишь себя жертвой, то, возможно, получишь шанс выжить.

Я в это, конечно же, не верила. Боишься ты вампира или нет, он все равно тебя укусит. Но и удовольствия я этому кровососу доставлять не собиралась.

Вамп чуть наклонил голову – я бы не заметила этого движения, не будь он в остальном так абсолютно неподвижен.

– Я пытаюсь решить, – произнес он все тем же тихим невозмутимым голосом, – ты простая падальщица, подслушавшая разговор, или ты сейчас побежишь докладывать своему клану, что я здесь?

– Я похожа на одну из таких?

– Значит… ты падальщица. Ждешь, пока твоя добыча умрет, вместо того чтобы убить ее.

Тон его не изменился – все такой же спокойный и размеренный, – но сквозь страх я ощутила, как закипаю. Гнев, ненависть, возмущение забурлили во мне, лишая ума, будя желание уязвить вампира. Кем этот бездушный кровососущий убийца себя возомнил, что поучает меня?

– Ага. Ну такое бывает, если морить скотину голодом, – бросила я ему, прищурившись. – Приходится рвать друг друга, или ты не знал? – Я указала на мертвых людей-кротов у моих ног и ощерилась: – Но я не из этих. И я уж точно не ем людей. Это по твоей части, не забыл?

Вампир просто смотрел на меня. Он смотрел достаточно долго, чтобы я успела пожалеть о том, что начала его подначивать, – глупая была затея. Мне словно бы было все равно. Я не стала бы унижаться и умолять, если он на это рассчитывал. У вампиров нет души, нет чувств, нет сострадания, чтобы к нему взывать. Если кровосос захочет высосать меня досуха и бросить здесь гнить, я никак не сумею его отговорить.

Но драться буду как бешеная.

– Занятно, – наконец пробормотал вампир почти про себя. – Иногда я забываю, как сложно устроены люди. Мы стольких из вас низвели до уровня животных – диких, трусливых, так охотно готовых вцепиться друг другу в глотки ради выживания. И все же в самых темных местах я до сих пор обнаруживаю кого-то, кто более или менее остался человеком.

Он нес какой-то бред, а я устала говорить и ждать, что он решит со мной сделать.

– Чего тебе надо, вампир? – снова бросилась я в бой. – Почему мы до сих пор треплемся? Если хочешь меня укусить, давай уже.

Только не рассчитывай, что я задеру лапки кверху и сдамся. Клянусь, я успею всадить нож тебе в глаз.

Удивительно, но вампир улыбнулся. Его бледные губы лишь чуть изогнулись, но на гранитном лице это было все равно что ухмылка от уха до уха.

– Я сегодня уже покормился, – спокойно заметил он и сделал шаг назад, в тень. – А у тебя, дикий котенок, подозреваю, есть когти, которые ты не замедлишь пустить в ход. Думаю, я не в настроении драться снова, так что считай, тебе повезло. Ты встретилась с бессердечным, бездушным кровососом и выжила. В следующий раз все может быть совсем по-другому.

И тут он просто развернулся и ушел в темноту. Из сумрака долетели его последние слова: «Благодарю за беседу» – и он исчез.

Я нахмурилась, совершенно сбитая с толку. Что это за вампир такой – убил четырех человек, завел загадочный разговор с уличной крысой, поблагодарил уличную крысу за беседу и удалился? Я пошарила по туннелю фонариком – вдруг это был трюк, чтобы усыпить мою бдительность, а кровосос залег впереди в засаде и посмеивается. Это вполне в вампирском духе. Однако туннель в свете фонарика был тих и пуст, и, чуть помедлив, я пробралась мимо еще истекающих кровью тел, бросилась к лестнице и как можно быстрее полезла по ступеням.

Над городом висела тишь. На улицах – ни единой души, ветхие дома и магазины молчали, объятые темнотой. В вышине, нависая над пейзажем, сияли в ночи вампирские башни, холодные и бесстрастные, как их хозяева. Это тихое предрассветное время еще принадлежало хищникам, и все были дома, в кроватях, за плотно запертыми дверями и окнами. Но во мраке по эту сторону Стены хотя бы не скрывались дикие безумные кошмарные создания, когда-то бывшие людьми. Здешние хищники устроены сложнее, хотя так же опасны.

По улице пронесся холодный ветер, подняв облако пыли и зазвенев пустой консервной банкой. Я вспомнила о том, что пришлось оставить за Стеной, и мои внутренности, вытеснив последние остатки страха, заполнила ярость. Столько еды! Бросить такое богатство… От этой мысли внутри меня все вскипело, и я пнула камень так, что он попал в остов машины и со стуком отскочил от ржавой рамы.

Я должна туда вернуться. Не буду я ютиться на Периферии, есть тараканов и тешиться мечтами о бесконечных полках с настоящей едой, гниющей в чьем-то подвале.

Так или иначе, я намеревалась туда вернуться и забрать то, чего лишилась.

Но сейчас желудок мой был полон, тело болело после падения, и я дико устала. Фонарик слабо светил в темноте, и я его выключила, чтобы не тратить зря ценную батарейку. Мне по-любому не нужен искусственный свет, чтобы ориентироваться на Периферии. Засунув своей единственный приз в задний карман, я направилась к дому.

* * *

– О Господи, ты жива.

Одарив Шеста презрительным взглядом, я скользнула в свою комнату, закрыв за собой дверь. Он вскочил с моего матраса и уставился на меня, разинув рот, словно на галлюцинацию.

– Это в честь чего? – нахмурилась я. – И почему ты вообще здесь? Ты меня всю ночь ждал?

– Ты не слышала? – Глаза у Шеста забегали, словно кто-то мог подслушивать по углам. – Лукас тебе не сказал?

– Шест… – Со вздохом я плюхнулась на матрас. – Я только что вернулась из реально кошмарной вылазки, – пробормотала я, прикрывая глаза рукой. – Я усталая, злая, и, если никто прямо сейчас не умирает и вампиры к нам не ломятся, я хочу поспать. Может это подождать до утра? Мне все равно надо поговорить с Лукасом.

– Вампиры сегодня выходили, – продолжал Шест, словно вообще меня не слышал.

Я убрала руку с глаз, села, посмотрела на него, по спине побежали мурашки. В сумраке комнаты лицо у Шеста было бледное, губы испуганно поджаты.

– Я их видел. Они шли из сектора в сектор при полном параде, с домашними и охраной, вышибали двери, вламывались в дома. Сюда они не сунулись, но Лукас всех нас согнал в подвал, и мы там сидели, пока они не ушли. Я слышал… Я слышал, были убитые… те, кто пытался убежать.

– Кого-нибудь забрали?

Шест пожал тощими плечами:

– Не думаю. Они просто прошлись по городу, зашли в несколько зданий и ушли. Лукас сказал, они что-то искали, но никто не знает что.

Или кого. Я вспомнила вампира в туннеле под городом. Был ли он членом поискового отряда, высматривал ли под землей то, что понадобилось кровососам? Или… он сам был тем, на кого велась охота? Но это какой-то бред. Зачем вампирам охотиться на своих?

А если они так делают, то почему не делают этого чаще?

– Ходят слухи, что в городе объявят локдаун, – заговорил Шест тихим испуганным голосом. – Комендантский час, охрана, запретные зоны, все дела.

Я выругалась себе под нос. Локдаун – это неприятности не только для Неотмеченных. У нас уже было два локдауна: когда Периферию охватила война банд и на улицах было не пройти от трупов, и когда разразилась паника из-за бешеных крыс. Для вампиров локдауны были крайней мерой, последним средством, когда все выходило из-под контроля. Во время комендантского часа все должны были сидеть по домам, а вооруженная охрана патрулировала улицы. Если во время комендантского часа тебя ловили, то расстреливали без разговоров.

– Элли, что будем делать?

– Ничего, – ответила я, и Шест изумленно на меня уставился. Я пожала плечами. – Сегодня – ничего. Рассвет через несколько часов. Кровососы уберутся в свои башни, и ничего не случится до вечера. Вот тогда и будем волноваться.

– Но…

– ШЕСТ, Я УСТАЛА! – Я встала с матраса, подхватила его под локоть и потащила к выходу. – Если Лукас еще не спит, скажи ему, что завтра мне нужно с ним поговорить. Это важно. Очень важно. – Шест хотел было запротестовать, но я вытолкала его в коридор. – Слушай, если хочешь сидеть без сна и переживать из-за вампирских рейдов, можешь попереживать за нас обоих. Я собираюсь поспать, пока еще есть время. Разбуди меня на рассвете, ладно? – И, пока он не успел сказать еще что-то, я захлопнула дверь перед его лицом.

Упав на матрас, я повернулась к стене и закрыла глаза. То, что рассказал Шест, звучало тревожно, но я уже усвоила, что волноваться из-за того, чего не можешь изменить, – бессмысленно и лишь мешает спать. Завтра я поговорю с Лукасом, расскажу об обнаруженном мной тайнике с едой, и он убедит остальных пойти туда. До локдауна, разумеется. Вместе мы, наверное, вычистим подвал в два-три захода, и о надвигающейся зиме можно не беспокоиться. Крыс – урод и задира, но он в моей команде и мы друг за другом приглядываем. К тому же на то, чтобы опустошить подвал в одиночку, уйдет целая вечность, а я не хотела торчать на развалинах дольше необходимого.

С таким планом в голове я прогнала прочь все воспоминания о прошедшей ночи – о бешеных, о погоне, о вампире в туннеле – и отчалила в небытие.

Глава 4

– Эллисон, – сказала мама, похлопав по подушке рядом с собой, – забирайся сюда. Почитай со мной.

Я вскарабкалась на ветхую, пахнущую пылью и скисшим молоком кровать, залезла к маме под бок. На коленях у мамы лежала книжка, по страницам прыгали веселые яркие звери. Я слушала, как она читает мне мягким, успокаивающим голосом, тонкие руки переворачивали страницы, словно сделанные из бабочкиных крыльев. Только лица ее я не видела. Все было размыто, точно за залитым дождем стеклом. Но я знала, что мама улыбается мне, и от этого было тепло и уютно.

– Знания – это важно, – терпеливо объясняла она уже подросшей мне за кухонным столом. Передо мной лежал лист бумаги, исчерканный неряшливыми каракулями. – Слова делают нас теми, кто мы есть, – продолжала она, пока я пыталась сделать так, чтобы мои закорючки стали похожи на ее изящный почерк. – Мы должны оберегать свои знания и при любой возможности передавать их. Если когда-нибудь наше общество возродится, мы должны научить остальных оставаться людьми.

Кухня растаяла, утекла, словно вода по стене, и превратилась во что-то иное.

– Мама, – прошептала я, сидя рядом с ней на кровати, наблюдая, как медленно поднимается и опадает ее грудь под тонким одеялом. – Мама, я принесла тебе супу. Попробуй его съесть, хорошо?

Расплывчатое белое пятно, окруженное длинными черными волосами, слабо дрогнуло. Я не видела ее лица, но знала, что оно где-то там, внутри этой темноты.

– Мне нездоровится, Эллисон, – едва слышно прошептала она. – Ты… не почитаешь мне?

Все та же улыбка, хотя ее лицо оставалось размытым и нечетким. Почему я не могла ее разглядеть? Почему не могла ее вспомнить?

– Мама, – снова сказала я, вставая, чувствуя, как смыкаются тени. – Нам надо идти. Они уже близко.

– А – это аист, – прошептала мама, отдаляясь от меня. Я вскрикнула и потянулась к ней, но она ускользала прочь, в темноту. – Б – это боль.

Что-то оглушительно стукнуло в дверь.

* * *

Меня выдернуло из сна, дверь комнаты продолжала сотрясаться от ударов. С колотящимся сердцем я вскочила и уставилась на нее. Я и так спала чутко, у меня гиперчувствительность к звукам шагов и незваным гостям, так что от первого удара я едва не подскочила до потолка. На четвертом ударе я уже распахнула дверь – Лукас как раз заносил кулак, чтобы стукнуть снова.

Лукас изумленно уставился на меня. Он был смуглый, мускулистый, со здоровенными ручищами и странно детским лицом, если не считать густых, серьезных бровей. Когда я только присоединилась к банде, Лукас внушал мне трепет: уже в двенадцать лет он был влиятельной, авторитетной фигурой. Со временем страх перед Лукасом прошел, но уважение осталось. Когда наш старый главарь ввел продуктовый налог – долю от всего, что нам удавалось добыть, – Лукас избил его до потери пульса и занял его место. С тех пор его лидерство не оспаривал никто. Он был неизменно справедлив, во главу угла ставил выживание, а чувствам воли не давал. Как и мне, ему приходилось видеть, как члены нашей банды умирают от голода, холода, болезней, ран или просто бесследно исчезают. Никто не должен за свою жизнь терять столько «друзей», сколько потеряли мы. Иногда Лукасу приходилось принимать тяжелые непопулярные решения, и я не завидовала его положению, но все, что он делал, он делал ради того, чтобы мы оставались в живых.

Особенно теперь, когда банда стала совсем маленькой. Меньше людей значит меньше голодных ртов, но также это значит меньше рук, чтобы добывать еду и защищаться от вражеских банд, если те посягнут на нашу территорию. Нас было всего четверо – я, Крыс, Лукас и Шест – для защиты от банды Кайла. Если тот решит от нас избавиться, этого было недостаточно, и Лукас это понимал.

Последнее время Лукас меня смущал. Мы всегда дружили, но за последний год его интерес ко мне принял иную окраску. Возможно, потому что я была единственной девчонкой в банде, возможно, по каким-то другим причинам – я этого не знала и спрашивать не собиралась. Прошлым летом мы поцеловались, я сделала это по большей части из любопытства, но Лукас захотел большего, а я не была уверена, что готова. Он не стал упорствовать, когда я его остановила и сказала, что мне нужно время обо всем подумать, но теперь случившееся висело над нами, как незаконченное дело, как огромная каменная плита. Не то чтобы Лукас был уродливым или несексуальным – я просто не знала, хочу ли я вообще вот так с кем-либо сближаться. Что, если он исчезнет, как исчезли столь многие до него? Тогда будет гораздо больнее.

Лукас так и стоял на пороге, широкие плечи заполняли собой дверной проем. Я бросила взгляд ему за спину и увидела, что сквозь разбитые школьные окна струится солнце, расцвечивая бетонный пол кривыми многоугольниками. Судя по виду неба, уже перевалило за полдень. Черт. Я спала слишком долго. Где Шест и почему он меня не разбудил?

– Эллисон, – облегчение в голосе Лукаса, казалось, можно было потрогать рукой. Сделав шаг вперед, он, к моему удивлению, крепко меня обнял. Я обняла его в ответ, ощущая литые мускулы его спины, чувствуя на коже его дыхание. Закрыв глаза, я приникла к нему и расслабилась, лишь на мгновение. Как приятно самой к кому-то приникнуть для разнообразия.

Мы быстро отпрянули друг от друга – мы пока не хотели, чтобы нас видели другие. Для нас обоих все пока еще было внове.

– Элли, – прошептал Лукас, и голос его казался смущенным. – Шест сказал мне, что ты вернулась. Тебя не было всю ночь?

– Ага, – я криво усмехнулась. – Похоже, вам тут без меня весело было.

Лукас смерил меня взглядом.

– Крыс начал всем говорить, что тебя забрали. Шест психовал. Мне пришлось обоим сказать, чтобы заткнулись, пока я не дал им в морду. – Взгляд у него стал суровее, в нем почти проступило отчаяние. – Где тебя носило всю ночь? Тут везде были кровососы.

– Я была на развалинах.

Лукас выпучил темные глаза.

– Ты ходила за Стену? Ночью? Подруга, ты рехнулась? Хочешь, чтобы тебя бешеные сожрали?

– Поверь мне, я не хотела застревать там после заката. – Я поежилась, вспомнив, что едва не произошло ночью в сарае. – К тому же бешеные бешеными, но я кое-что нашла, и это все окупает.

– Да ладно? – Лукас поднял густую колючую бровь. – Тогда рассказывай.

– Полный подвал еды. – Я усмехнулась, заметив, что теперь вверх взлетели обе брови. – Консервы, что-то запакованное, вода в бутылках, все что хочешь. Я не шучу, Люк, – полки во всю стену, уставленные едой. И никто ее не охраняет. Нам этой еды хватит на несколько месяцев, может, на всю зиму. Нужно лишь до нее добраться и забрать, пока другие не забрали.

Глаза у Лукаса засияли. Я чуть ли не слышала, как в голове у него вращаются шестеренки. Мысль о том, чтобы пойти на развалины, дико пугала его, но перспектива заполучить еду легко подавляла этот страх.

– Где это? – спросил Лукас.

– Сразу за зоной поражения. Знаешь трубу, которая выходит рядом со старым… – Лукас растерянно взглянул на меня, и я пожала плечами: – Не важно. Я вас туда отведу. Но идти нужно сейчас, пока есть свет.

– Сейчас?

– Хочешь дождаться локдауна?

Лукас вздохнул и кивнул в сторону коридора. Я пошла за ним в комнату отдыха.

– Нет, не хочу, но это будет рискованно. Сегодня много патрулей – домашние с охраной прочесывают улицы, до сих пор ищут что-то. Правда, вечером станет еще хуже.

В комнате отдыха Крыс развалился в заплесневевшем кресле, перекинув ноги через подлокотник, и играл с ножом.

– О, смотрите-ка, возвращение блудной девицы, – протянул он. Говорил Крыс звонко и гнусаво, как будто в носу у него до сих пор было полно крови. – Мы уже решили, что тебя забрали или что тебе горло перегрызли в какой-нибудь подворотне. Без тебя тут была просто благодать. Только твой задрот-воздыхатель все ревел в углу. – Он ухмыльнулся мне злобно и с вызовом: – Пришлось приложить его блондинистой головенкой об дверной косяк, чтобы перестал выть.

Лукас сделал вид, что ничего не слышал, хотя я заметила, как напрягся его подбородок. Мы держали наши… отношения… в секрете от остальных, и значит, Лукас не мог проявлять фаворитизм, бросаясь мне на защиту. К счастью, я и сама могу о себе позаботиться.

Я нежно улыбнулась Крысу:

– Не сомневаюсь. Кстати, как поживает твой разбитый нос?

Желтушные щеки Крыса покраснели, и он выставил вперед ржавый нож:

– Может, подойдешь и посмотришь?

Лукас пнул его кресло так, что Крыс ойкнул.

– Сделай что-нибудь полезное – принеси рюкзаки из шкафа, – приказал он. Ощерившись, Крыс поднялся на ноги, а Лукас продолжал: – Элли, найди Шеста. Если мы хотим сделать это сейчас, нам потребуется вся возможная помощь.

– Помощь с чем? – спросил Шест, входя в комнату. При виде нас троих глаза его расширились и он сделал шаг ко мне: – Мы куда-то идем?

– А, вот и ты, – улыбка Крыса походила на собачий оскал. – Ага, мы тут как раз говорили о том, что еды у нас не хватает, и самое слабое звено, того, кто вообще ничего не делает, надо бы скормить вампирам. И прикинь, слабое звено – это ты. Без обид, о’кей?

Шест испуганно отпрянул.

– Не обращай внимания, – сказала я, не сводя глаз с Крыса. – Он просто говнится, как обычно.

– Секундочку, – Крыс поднял руки. – Я просто хочу быть честным. У остальных кишка тонка сказать это вслух, так что приходится мне.

– Ты не должен сейчас кое-что делать? – предостерегающим тоном спросил Лукас, и Крыс, показав мне язык, с усмешкой вышел из комнаты. Я пообещала себе при первой же возможности сломать ему нос еще раз.

Шест нахмурился, переводя взгляд с меня на Лукаса.

– Что происходит? – опасливо спросил он. – Ребята, вы же не… – он помедлил, уставившись на меня. – Вы же на самом деле не о том, о чем сказал Крыс, говорили? Я же не настолько жалкий… правда?

Я со вздохом уже приготовилась объяснять ему, какую глупость он сморозил, но Лукас меня опередил.

– Ну, вот сейчас у тебя будет шанс доказать, что он неправ, – сказал он. – Эллисон в своих безумных ночных похождениях нашла кое-что важное. Мы идем забрать это.

Шест удивленно моргнул, нервно покосился на Крыса – тот вернулся в комнату с четырьмя пыльными потрепанными рюкзаками на плечах.

– Куда?

– На развалины, – ответила я, и Крыс в ужасе и изумлении уронил рюкзаки на пол. – Мы идем на развалины.

* * *

Мы разделились на две команды – отчасти для того, чтобы нас не заметили до сих пор бродящие по Периферии патрули, отчасти для того, чтобы я не придушила Крыса, в очередной раз услышав, как он жалуется, что я всех веду на смерть. Шест тоже был не особо счастлив, но он хотя бы немного повозмущался и заткнулся. Лукас в итоге велел Крысу выбирать: либо он нам помогает, либо уматывает и больше не возвращается. Лично я надеялась, что Крыс выберет последнее, разозлится, пошлет нас всех куда подальше и свалит, но он бросил на меня убийственный взгляд, взял с пола рюкзак и закрыл наконец рот.

Перед тем как мы разделились, я объяснила Лукасу, как добраться до входа в туннель. На случай встречи с патрулем мы пошли разными дорогами. Охранники не благоволили уличным крысам и Неотмеченным, а из-за того, что мы как бы не существовали, некоторые из них считали себя вправе делать с нами все что захочется – избивать, тренироваться на нас в меткости и… другое. Я успела повидать достаточно, чтобы убедиться в этом. Едва ли не лучше было попасться голодному бездушному вампиру – он, скорее всего, просто высосет твою кровь и оставит умирать. Люди способны на гораздо, гораздо худшее.

Мы с Шестом первыми дошли до люка и спустились в туннель. У меня с собой был фонарик, но чисто на всякий случай. Я не хотела баловать себя искусственным освещением и, что еще важнее, не хотела раньше времени израсходовать батарейку. Солнца, пробивающегося сквозь решетки, все еще было более чем достаточно, чтобы ориентироваться.

– Лучше бы Крыс с Лукасом поскорее подтянулись, – пробормотала я, скрестив руки на груди и обозревая трещины наверху. – Нам кучу всего нужно перетаскать, а дневного света хватит ненадолго. Я однозначно не собираюсь повторять прошлую ночь.

– Элли?

Я обернулась на Шеста – он прижался к стене, свисающий с тощих плеч рюкзак был ему велик. Лицо у него застыло от страха, костяшки пальцев, стиснувших лямки, побелели. Он старался быть храбрым, и на пару мгновений я ощутила укол вины. Шест терпеть не мог темноту.

– Думаешь, от меня никакого проку?

– Все переживаешь из-за того, что Крыс сказал? – фыркнула я и отмахнулась. – Забей. Он маленький вонючий грызун с комплексом неполноценности. Лукас по-любому, наверное, скоро его вышвырнет.

– Но он прав, – не глядя мне в глаза, Шест пнул носком ботинка отколовшийся кусок бетона. – Я самое слабое звено в банде. Я не умею воровать, как Крыс, или драться, как Лукас, и у меня не хватает храбрости в одиночку ходить за Стену, как ты. На что я гожусь, если сам о себе позаботиться не могу?

Я пожала плечами – от этого разговора мне стало неуютно.