– Сегодня, ты сражаешься хуже обычного. – Шатдакул протянул ему руку, помогая подняться. – Хотя, казалось, куда бы дальше. Ты и так чуть ли не последний из двенадцати, что касается меча.

– На твою беду, – Тархельгас встал, подобрав клинок, – статус касты не зависит от одного фехтовальщика. Иначе ты был бы вторым.

– Истинные победы одерживаются в одиночку.

– Только они имеют мало общего с мечом и боем. В сражении же тебе все равно понадобится армия. А я всегда могу прикрыться девизом нашего рода.

– Жизнь превыше всего, и вы ее защитники, – проговорил Балес. – В бою слова не помогут, каким бы ни был острым твой язык.

Тархель давно знал Шатдакула, и даже, можно сказать, они с ним дружили. Именно поэтому тот не держал на него зла. Шат пытался обучить его, в то время как он мог думать только об Астисии.

Так что побои были полностью заслужены.

Тренировку следовало продолжить. Тархельгас как раз отдышался.

Они не успели встать в новую позицию, когда двери в зал внезапно отворились. Словно юноша вновь пропустил очередной удар Шатдакула.

К ним явилась королевская стража, состоящая из людей касты Роданга. Десять человек во главе с капитаном. При их появлении звон мечей тут же прекратился. Никто толком не понимал, что происходит.

– Тархельгас касты Тибурон, вам приказано сложить оружие и проследовать за нами, – начал капитан, пересекая зал.

– На каком основании? – он постарался, чтобы вопрос прозвучал со всей твердостью, на какую только был способен.

Кто-то из его поколения уже успел встать подле Тархельгаса, не собираясь отдавать одного из своих, даже королевской страже.

– Покушение на честь принцессы Астисии из дома Бруджаис от касты Роданга.

Стража остановилась, встав полукругом. Руки на эфесах, но мечи все еще в ножнах.

– Запятнать честь принцессы можно разными способами. И словом, и делом, – за спиной раздался голос Шатдакула. – В чем именно обвиняют Тархельгаса, раз за ним отправили одиннадцать человек?

Капитан не считал должным отвечать, однако перед ним стояли будущие главы каст, которые не собирались отдавать Тибурона без боя. В схватке даже тренировочными мечами те могли не просто покалечить, но и унизить всю стражу разом.

– Его обвиняют в прямом покушении на честь принцессы Астисии. Ее плоть, – капитан все же смог подобрать слова, чтобы избежать бессмысленной драки.

– Я этого не делал, – ответил Тархельгас, поймав на себе взгляд наследника касты Сэтигас. Того, кому принцесса предназначалась по праву.

– У нас прямой приказ доставить вас для разбирательства. – Капитан развернул документы дознавательного руководства.

– Для подобных бумаг нужны доказательства.

– Коих предостаточно. Вам лучше пройти с нами и не усугублять ситуацию.

Тархельгас не считал себя виновным, но вот голоса творили что-то непотребное, не позволяя ему сдаться.

– Я ничего вчера с ней не сделал.

Или же сделал?

Он сам не понял, как легко себя выдал.

Капитан шагнул к Тархельгасу. Кто-то из каст отошел от него, не собираясь препятствовать закону и кодексу. Среди них точно был Сэтигас.

– Ее слова – ложь. – Он выставил перед собой клинок, на что стража ответила незамедлительно, обнажив мечи.

Непонятно, на что конкретно рассчитывал Тархельгас. Против всей стражи, оставшись в меньшинстве, да с такими обвинениями в свой адрес.

Может, он наивно полагал, что истина могла защитить его лучше меча?

Так или иначе выяснить это ему не удалось.

Глухой удар, внезапная боль в затылке, и он рухнул на пол.

Последнее, что Тархельгас увидел перед тем, как потерял сознание, был нависший над ним Шатдакул.

Должно быть, шел уже третий лик, как его держали в сырой камере где-то в подвалах дознавателей. Или больше.

Он не мог сказать конкретно, сколько времени провел без сознания, поэтому оставался в полном неведенье, что происходит. К нему никого не пускали, и за исключением старого безмолвного смотрителя, который один раз в лик оставлял у камеры отвратительные помои, Тархельгас не видел ни души.

Он не мог спать, есть или хоть как-то успокоить дикий хор голосов в голове. Ночью становилось до омерзения холодно, так что к голому камню невозможно было прикоснуться, а днем камеры наполнялись зловоньем столичных нечистот, выворачивая наизнанку.

Здесь не нашлось места ни лежанке, ни одеялу или хотя бы сухой соломе. Нужду приходилось справлять в одном из углов, а о других малозначимых неудобствах он и вовсе перестал думать. На пятый лик Тархельгас привык к смраду, а сдавшись под напором голода еще через лик, принялся за похлебку, от которой несло тухлой рыбой.

Постепенно он начал привыкать ко всему. Ко всему, кроме холода, от которого легкая тренировочная рубаха, в которой его и бросили сюда, практически не защищала.

Однако, несмотря на все тяготы и лишения, Тархельгас не сдавался и не падал духом, веря до самого конца в свою невиновность и в то, что каста вызволит его из заточения. Ведь как-никак Тибуроны славились своим умением выживать вопреки логике и здравому смыслу. Это было заложено у них в крови.

И вот когда одиннадцатый лик шел к своему завершению, а камера стала вновь отдавать ледяным дыханием грядущей зимы, к нему наконец пришли.

Сначала он различил лишь тонкую фигуру в черном плаще и капюшоне, наблюдавшую за тем, как он ходил по камере в попытках согреться. Тархельгас окликнул человека, слабо надеясь, что ему ответят, или, хуже того, он боялся, как бы эта тень не была игрой сознания, которое постепенно утрачивало стойкость.

Человек молча подошел к клетке камеры и, остановившись от нее в паре шагов, снял капюшон.

Принцесса Астисия из дома Бруджаис от касты Роданга. Он ожидал увидеть ее многим раньше. Предполагал, что, оболгав его, она захочет просто преподать ему урок. Отомстить. Но девушка выжидала нарочно, заставляя страдать.

Тархельгас мог понять ту бурю эмоций, которая заставила ее пойти на столь подлый обман. Подобное свойственно если не всем, то многим. Однако, чтобы прождать одиннадцать лик, требовалась твердая решимость и холодный расчет, которого он раньше не замечал в ней.

А знал ли он ее?

Неужели с девушкой, молча наблюдавшей за его страданиями, и той, с кем он проводил вечера в королевском крыле библиотеки, было что-то общее?

Тархельгасу пришлось заговорить первым.

Он старался унять дрожь тела от холода и слабости и злость в голосе от ее безразличия. Юноша даже сейчас вел себя в соответствии с кодексом, посчитав глупым терять над собой контроль, когда пребывание в камере подходило к концу.

– Причины столь радикального поступка с твоей стороны мне понятны, но шутка начинает затягиваться.

Принцесса не ответила, и он продолжил:

– Будет разбирательство, и тебе никто не поверит.

– Уже поверили, – заговорила девушка. Тихо, но торжествуя над побежденным Тархельгасом, который еще не догадывался о своем полном разгроме. – Мать знала про наше общение. Как ты оказывал мне знаки внимания, искал встречи, а потом тебя словно подменили.

Вдруг ее лицо, такое холодное и отстраненное, изменилось, и она начала плакать, говоря сквозь слезы:

– Тархельгас обозлился, ведь я по глупости своей рассказала, что каста Тибурон – лишь третья и у него нет шансов занять престол и, значит, владеть мной. Он сокрушался, ведь времени осталось так мало, поэтому и позвал меня на постановку Высших. А после пожелал приватной беседы…

Она изобразила потрясение и шок, продолжая маленькое представление для единственного зрителя:

– Он набросился на меня. Угрожал кинжалом, пока его грузное тело оскверняло мою плоть и душу. Не знаю как, но мне удалось вырваться. Я ударила его со всей силы отчаянья и едва успела сбежать.

Астисия достала из кармашка белый платок Тархельгаса, вытерев слезы, и закончила свою игру:

– Я всего лишь хотела, чтобы ты был моим, – при всем своем умении она не смогла скрыть до конца испытываемую злость и обиду. Не могла остаться отрешенной. – Любить тебя. Ты же не желал ничего делать для нашего будущего. А может, оно и вовсе было тебе не нужно. Лишь слепо следовал кодексу, и посмотри, куда он тебя привел? Где ты оказался, безропотно подчинившись воле ВсеОтца?

Астисия просто уничтожила Тархельгаса. Может, причина была в словах или в той игре, которой она удостоила его, или же в том, что он и не подозревал, как небезразличный ему человек мог, не колеблясь, перечеркнуть всю его жизнь.

Тархельгас был опустошен. Смолкли даже голоса. И все же он отчаянно пытался выбраться из водоворота ее лжи.

Астисия стояла молча, наслаждаясь триумфом, что почти перебил горечь недавнего предательства.

– Ты невинна. Я не трогал тебя, и это докажет любой лекарь.

Ее губ коснулась легкая тень насмешки.

– Меня уже осмотрели. И я не невинна.

– Ты не могла пойти на подобное, даже чтобы отомстить мне.

– Ах, как же хорошо ты меня знаешь, Тархель. – Она достала из-под плаща кинжал касты Тибурон и вогнала клинок в деревянную табличку у камеры. – Тебе следует лучше приглядывать за своим оружием. Рукоятка была холодная, но она и то справилась лучше тебя.

Для Тархельгаса это стало крахом.

Казалось, Астисия полностью добилась своего, но ей было все мало.

И она продолжила:

– Расследования не будет. Как и казни. Тебя сошлют в долины, где ты будешь служить в одной из крепостей на перевале. Без привилегий, без возможности что-то решать. Лишь подчиняться, не в силах изменить свою судьбу. Может, хоть так ты поймешь, каково сейчас мне и от чего я хотела сбежать. Сбежать с тобой!

Принцесса успокоилась и перевела дыхание, чувствуя, как эмоции берут над ней верх.

– Теперь все это в прошлом. Как и твоя каста, которую ждет забвение, о чем я непременно позабочусь.

– Астисия, – произнес Тархельгас, – прошу. Прошу, не делай этого.

– Уже сделала, – она улыбнулась. – Замечаешь легкую иронию всей ситуации? Каста Тибурон славится своей стойкостью, но я растоптала тебя, приложив минимум усилий. Хотел свободы, которую давала тебе жизнь, – у тебя ее отняли. Защита и справедливость кодекса пошли прахом.

Астисия накинула капюшон и застегнула плащ, собираясь уходить.

– Ради чего, – вновь она повторила его слова, ставшие роковыми. – Понял, в чем различие между нами, Тархель?

Я знаю, ради чего я все это делаю.

Глава вторая

Боюсь, я окончательно запутался.

Уже не в силах определить, сколько прошло с того момента, как мне пришлось покинуть столицу. Здесь время словно замерло. Оно неизменно, под стать вечному снегу. Лишь по самым смелым подсчетам готов предположить, что минуло с ползимы. Хотя ловлю себя на мысли, что вскоре буду, подобно дикарям, отсчитывать луны.

──────────────────────────────────────

Я не скрываю, что с содроганием вспоминаю мое путешествие, особенно после того, как пересек Рубежную и очутился в долинах. Оказалось, ни одна из книг, историй или рассказов не в силах передать того «колорита», коим знамениты эти земли. Прожить от рассвета до заката и не получить кинжалом в спину – непомерное везение. Дотянуть от заката до рассвета – милость ВсеОтца и Матери. На мое счастье, пока они на моей стороне, пусть порой и казалось, что боги отводили от меня свой взор.

──────────────────────────────────────

Лик от лика удача не покидала меня.

Да, именно удача. Ведь нельзя никак иначе назвать то, что я до сих пор не присоединился к предкам на небесах в едином доме.

Мне пришлось постараться, чтобы выжить на занесенных дорогах, где снег и ветер словно обретали волю в необъяснимом желании покончить со мной. А после в тавернах, где я надеялся на отдых, мне приходилось отстаивать свое право на жизнь. Когда помогало слово, когда серебро, но не всегда этого было достаточно.

Мне все же довелось пустить в дело клинок. Дважды я вынимал его из ножен, и дважды мне едва хватало мастерства, чтобы выйти победителем и никого не убить…

А ведь, по общепринятому мнению, я до сих пор не покинул те районы долин, которые еще можно назвать цивилизованными.

──────────────────────────────────────

Не хочу думать об этом, но сердце замирает при мысли, что мне еще не довелось войти в воды жестокости и бесправия, безраздельно правящих в здешних лесах. Я лишь сделал неуверенный шаг, промочив ноги, и тут же с ужасом выбежал на берег.

Все, что довелось пройти и пережить, померкнет перед грядущим.

──────────────────────────────────────

Я стараюсь успокоить себя тем, что мои поиски закончились. Наконец мне удалось отыскать едва ли не последнего из касты Тибурон. Это пусть и малая, но победа. Успех в нелегком начинании, где не преуспели остальные. Однако почему радость или же гордость не переполняют меня?

──────────────────────────────────────

Как бы я ни обманывал себя, прошедшие ползимы ничего не значат. Цель моего путешествия лежит где-то далеко впереди. Там, где все станет куда сложнее. Несоизмеримее с тем, что я сделал до этого.

В такие моменты меня одолевают сомнения.

Вдруг я не справлюсь?

Хватил ли у меня сил, умений и знаний не только выжить, но и достигнуть желаемого?

Достоин ли я столь высоких ожиданий, которые на меня возложены?

────────────────

Отрывок из дневника Джувенила касты Балес. 1367 з. н.н.

1

1367 з. н.н. Изрытый котел. Вырубки по направлению к поселению Лихих Каида

– Что ты постоянно пишешь?

Голос Тархельгаса, разорвавший тишину предрассветных часов, перепугал Джувенила, так что тот не смог подвести черту под очередной записью. Рука дрогнула, и острый серебряный карандаш оставил на чистом листе серую линию. Теперь ее не сотрешь при всем желании.

С первой встречи и по сегодняшний лик Тибурон практически не разговаривал со своим спутником, ограничиваясь лишь парой сухих фраз. Именно поэтому голос, подобный промерзлому и суровому ветру, застал Балеса врасплох.

– Мысли, идеи, впечатления. – Он прокашлялся с непривычки. – Когда Ахора подойдет к концу, так легче составить заключительный труд. К тому же будет что рассказать, как вернусь.

Парень убрал дорогой карандаш в футляр и спрятал в седельную сумку.

– Хотите, могу зачитать?

– Избавь меня от этого.

Джувенил закрыл дневник, не собираясь продолжать свое письмо. Окоченелые пальцы и так уже перестали его слушаться.

Он надел перчатки и уже двумя руками взялся за поводья, продолжая вести лошадь вслед за Тархельгасом.

Сложно понять, чем был вызван внезапный вопрос Тибурона. И Балес не собирался выяснять потаенные мотивы, которых могло и не быть. Решил воспользоваться шансом и разговорить его.

Если это вообще возможно.

– Уверен, кому, как не вам, есть о чем поведать. – Джувенил поравнялся с Тархельгасом.

– С лунами многое стирается из памяти.

– Именно поэтому я стараюсь все записывать. Вам стоит попробовать.

– В моем случае половину лучше забыть. Или все разом.

Тон Тибурона давал четко понять, что к беседе он не расположен. Балес в свою очередь не стал давить и молча согласился, не до конца понимая, как себя вести.

– Если не с истории, то, позвольте спросить, с чего мы начнем мое обучение?

– С наблюдения, – коротко ответил Тархельгас. – Сам говорил: Ахора – лишь следование за господином и изучение мира с его законами.

– До того, как найти вас, я вдоволь насмотрелся на этот мир. И изучил достаточно, чтобы…

– Считаешь, у тебя получилось? – он перебил, не дослушав парня.

– То, что я еще дышу, лучшее тому подтверждение.

– Ошибаешься. – Тархельгас посмотрел на Джувенила. – Ответь, как ты попал в эти леса?

Балес опять не понимал, чего добивался Тибурон, но не сомневался, что это своего рода проверка. Вопрос, ответ на который должен быть правильным.

– Через речной откатник. Именно так я оказался в сердце Изрытого котла. Насколько я знаю, это самый быстрый способ. Однако даже он занял у меня около шести лун, если отсчитывать путь от столицы.

Разочарование с оттенком безразличия на лице Тибурона. Вот что заставило Балеса замолчать.

Тархельгас отвернулся, вглядываясь в сумрак вырубок, продолжая слушать тихую поступь Таги по свежему снегу.

Он заговорил немногим позже:

– Откатник, котел, лун. Говоришь словами местных, но ведешь себя как житель столицы. Та же манера речи, присущая лишь господам, то же поведение с соблюдением этикета. Дорогие одежды и металл, с которым так легко расстаешься. Уверен, что уже как минимум дважды это обернулось против тебя. Ты был вынужден сражаться.

– И я выжил.

– С трудом, – Тархельгас не спрашивал. Он утверждал.

– Мастерство каст не идет ни в какое сравнение с местными лесорубами и бандитами.

– Один на один – да. Даже против двоих или троих, если ты хорош. Но здесь всегда бьют в спину, и чем больше выделяешься, тем увеличиваются шансы на подобный исход.

Джувенил слушал, не перебивая. Боялся прервать монолог Тибурона, который еще вчера казался немыслимым.

– Первое, что ты должен понять, – нельзя прикинуться своим, просто называя вещи, как принято в котлах. Прежде пропусти все через себя. А пока не смей говорить с местными без моего разрешения. И не надейся их обмануть.

– Считал, это не так уж и трудно.

– Поспешно ты назвал их глупцами. Думаешь, раз они не изучили трудов по «Естеству законов Натуры» или вообще не умеют читать, это так просто? Врать, обманывать и убивать – способ их существования. Лжец легко распознает лжеца. Имей это в виду, когда в следующий раз решишься открыть рот.

Балес готов был возразить, приведя аргументы, но Тархельгас осадил его:

– Видел тебя в Отмороженных Пальцах. Стал жертвой, не успев опрокинуть и пары стопок. Не вмешайся я – лесорубы изрубили бы тебя не хуже ствола зимней ели.

– Тогда помогите понять. Расскажите, как оказались здесь. Что помогло выжить. Ваш опыт поможет мне.

– Казалось, твое обучение заключается в познании, где ты смотришь и наблюдаешь молча, – Тархельгас повторил свои слова.

– Вы только что объяснили, насколько важно расширить границы познания…

– Не моими историями! – Он обернулся, дав понять, что не собирается делиться воспоминаниями.

– Как сочтете нужным, – поспешно согласился Балес. Время откровений еще не настало, и подобный рассказ следовало заслужить. Поэтому он постарался плавно увести разговор подальше от прошлого Тибурона. – Тогда позволено мне узнать, отчего местные стали называть долины котлами? Они не выглядят религиозными. С чего им почитать ВсеОтца и Мать, прибегая к Слову Пророка?

– Дело не в почитании, а в отречении от Единых богов, – сухо пояснил Тархельгас, в который раз удивившись, как парень смог выжить, практически ничего не зная о котлах. – Говорят, если ночью забраться на Пик Переломанного Ребра, то долины во время добычи напоминают кипящие котлы, изрыгающие пламя и дым. Для местных это лишь еще одно доказательство, помимо всех бед на их головы, что они мертвы и варятся в котлах своих грехов, переживая день за днем худшие моменты существования.

– Значит, богов они отринули, потому как считают себя брошенными. Но пророки ВсеОтца и Матери говорят о прощении, а о наказании в виде котлов все уже забыли. Подобным пугали лишь на заре их появления четырнадцать веков назад. Теперь краеугольный камень веры – желание попасть в единый дом предков, – Балес размышлял, едва ли не разговаривая сам с собой. – Не пойму, откуда люди, не читающие «Слов Пророка», знают о столь древних верованиях, если не чтят богов?

– Они помнят, – Тархельгас вновь стал немногословен.

– Помнят что?

– Понятие котлов было заимствовано от многобожия и безликих жрецов. И лишь со временем пророки отказались от подобной трактовки наказания. Они хотели нести лишь веру и любовь.

– И все же в долинах не забыли об этом. – Джувенил так и не получил ответа на вопрос.

– Порой даже время не в силах стереть некоторые воспоминания. А эти земли словно нарочно сохраняют в твоем разуме худшие из кошмаров. Поэтому они скорее готовы поверить безликим жрецам, так как наяву чувствуют неумолимость котлов, чем в сказки о прощении и едином доме.

Балес попытался осмыслить услышанное. Появилось острое желание все записать, но тот боялся прервать внезапный разговор неосторожным движением.

– За подобные беседы ниже Рубежной нас бы уже вздернули.

– Здесь убивают и за меньшее.

– Кстати, об убийствах, – оживился Балес. – Зная ваш род занятий, готов предположить, что сейчас нами двигает закон и предписание. За чьей головой мы идем?

– За твоей, если не закроешь рот.

Тархельгас закончил их беседу так же внезапно, как и начал ее. Без видимых на то причин.

Джувенил же расценил их разговор с Тибуроном как свою победу. Очередной маленький успех на пути к заветной цели. Поэтому следовало проявить терпение и ждать, пока выпадет следующий шанс, попутно стараясь не сгинуть в этих богами забытых лесах.

2

Редкий снег. Слабый ветер. Лик, клонящийся к закату.

Так поселение Лихих Каида встретило Джувенила и Тархельгаса.

Небольшие, но мощно сложенные хижины, почти погребенные под намоленным снегом, наспех расчищенные улицы. Тишина, больше напоминавшая забвение. По меньшей мере три десятка жилых строений, не считая нескольких двухэтажных хижин для общих нужд деревни.

– Как я понимаю, мы на месте?

– Хоть в чем-то ты не ошибся, – безучастно ответил Тархельгас, продолжая вести лошадь вглубь поселения, которое на первый взгляд казалось покинутым. Но здесь не было ничего удивительного. Для земель, где открытое проявление жизни могло стать причиной с ней расстаться, подобное не следовало выставлять напоказ.

– Тоже деревня лесорубов?

– В котлах все поселения вдали от гор – это в основном делянки для заготовки леса, который после переправляют ниже Рубежной. Лихих Каида не исключение. Может, зверобойный промысел и, как следствие, пушной, но с этим тут куда сложнее.

– А где все?

Джувенил переводил взгляд от одной хижины к другой, просматривал улицу, не наблюдая живых. Окна в постройках жителей долин отсутствовали как таковые. Не было и слабого намека на яркий луч очага, трепыхание свечи или тени человека. Это только усиливало ощущение, что лишь благодаря неведомым силам снег еще не поглотил деревушку.

– Работают, – наконец ответил Тархельгас.

Люди и правда словно вымерли, но наметанный глаз охотника различал мелочи, которые не видел парнишка. Над редкими хижинами поднимался дым.

– До захода сол в поселениях всегда безлюдно, – пояснил Тибурон.

– Так что же нас занесло сюда?

– Убийство.

– Кого? За что? Почему?..

– Нам предстоит это выяснить, – он повысил тон, чтобы заткнуть парня. Постоянные вопросы начинали раздражать.

Очевидным решением было направиться в очаг, но едва путники пересекли небольшую площадь, в центре которой жители сложили дрова для огромного костра, Тархельгас заметил двух добытчиков.

Им было далеко за шестьдесят, но, несмотря на возраст, те все равно занимались своим ремеслом. Седые, грязные, старые. Почти неотличимы друг от друга в тех перештопанных одеждах, что защищали от холода.

Один тащил на спине корзину с недавно разделанной тушей, и, судя по размерам отрезанной головы в руках второго и содранной темно-коричневой шкуре, добытчикам повезло наткнуться на крупного короткорога.

– Котлы щедры на дары в этот лик, – окликнул их Тархельгас, привлекая внимание, а следом перегородил им путь.

– Это драный опыт, а не подачка богов, – старик сплюнул в снег, – кем бы они ни были.

Видимо, с любезностями покончено.

– Местные? – Тархельгас перешел к делу.

– А кто спрашивает?

– Охотник. – Он показал печать. – Здесь живете?

Старики не ответили, но и не отрицали.

– Мы здесь по поводу разбоя.

– Какого именно? – нервно спросил второй, тот, что со шкурами, и тут же получил нагоняй от приятеля.

– Значит, нападений было больше, чем я предполагал, – сделал вывод Тархельгас, не сводя глаз с молчаливых стариков. Судя по их лицам, они не собирались раскрывать ему душу, но определенно были в курсе произошедшего. – Могу слезть, и мы поговорим иначе. Выбью последние зубы, что станет вам уроком. А если после услышанного рассказа у меня вдруг испортится настроение, то я помочусь на мясо и шкуры, чтобы они уже никому не достались. Могу представить, сколько потребовалось времени завалить и освежевать столь крупную особь.

– Да чем ты отличаешься от тех, на кого охотишься?

– Тем, что еще продолжаю без толку трепаться с вами.

Джувенил молчал, не решаясь вмешаться. О таком Рыцаре Воющего Ущелья ему, живя в столице, слышать не доводилось. Теперь же он видел все своими глазами.

– Нападений было два, – заговорил второй старик, нервы которого начинали заметно сдавать. – Одно – на западной окраине. Три лика назад. Прирезали мужа с женой. Те не так давно оказались…

– Другое нападение?

– Уже как лун прошел с того момента. Большая банда, не меньше десяти всадников. Может, двенадцать. Ворвались внезапно. Пересекли все поселение. Остановились у дома семьи Соирбрич. – Старик перевел дыхание и заговорил тише: – Я многое повидал за свои кровавые пары, но там устроили бойню. Словно орудовали одичалые волколаки. Забрали пять жизней…

Добытчик со шкурами продолжил бы рассказ, но, заметив на другом конце площади возвращающихся лесорубов, сразу замолчал, как и при встрече. Видимо, был в курсе, что при свидетелях охотник уже не сможет силой выбить из них признание.

– Нам больше нечего сказать.

– Уже и этого достаточно. – Тархельгас ушел с дороги, направив лошадь вглубь поселения. Добытчики его более не волновали.

3

– Странно, почему старики не рассказали все сразу? – осторожно заметил Джувенил, словно и не обращался к Тархельгасу.

– Либо мало знали, в чем я сомневаюсь. Либо сами разворовали, что не так-то уж и ново. Либо торопились продать добычу, чтобы пропить заработанное в ближайшем очаге.

Охотник ответил, не обращаясь напрямую к парню. Его больше занимали хижины в поселении.

– Двое местных видели достаточно, раз назвали количество нападавших, – заметил Джувенил. – Думаю, остальные также в курсе произошедшего. Они просто смотрели, не вмешивались.

Парню казалось диким подобное поведение, и это возмущение заметил охотник.

– В котлах беда одного человека – только его и никого другого. Нет смысла взваливать на себя чужую ношу.

– Обидно осознавать, что люди способны на такое безразличие.

– Будто у вас в столице дела обстоят иначе? – Тархельгас в который раз поразился юношеской наивности Балеса.

– Там…

– Там проблемы не так бросаются в глаза. Вот и вся правда.

Джувенил постепенно начинал разбираться, когда в разговорах с Тибуроном следовало помалкивать или уводить беседу в сторону.

Он выждал немного и опять заговорил, так, словно тема была закрыта, а он во всем согласен с охотником.

– Не пойму, что мы ищем и куда идем? К месту недавнего разбоя? Ведь там след еще свежий.

– Меня интересует второе нападение.

– Насколько я могу судить, три лика – небольшой срок. Мы могли бы выследить тех, кто убил мужа с женой.

– Мы? – Тархельгас задержал на нем взгляд дольше, чем хотелось парню. – У меня есть цель, и у тебя она теперь точно такая же, хочешь ты того или нет.

С трудом Джувенил подавил в себе голос морали, испугавшись в открытую возразить ему.

– Откуда нам известно, где искать дом семьи Соирбрич?

– Большая банда. Ворвались внезапно. Пересекли все поселение, – повторил охотник слова старика. – Они либо искали, либо присматривались, выбирая цель. Фамилия Соирбрич тебе ни о чем не говорит?

– Нет. Вы их знали?

– Откуда? Семейство не столичное и не из Лагигарда. Соир – родовое имя жителей Речных Королевств. Распространенное и не слишком богатое, чтобы что-то значить, особенно здесь. Но раз банда выбрала именно их из всего поселения, то мы сразу поймем почему.

Джувенил поразился познаниям Тархельгаса и вспомнил рассказы отца о том, как молодой Тибурон проводил все свободное время за книгами, отдавая куда меньше предпочтения клинку. Видел бы Шатдакул его сейчас.

Тибурон остановил лошадь.

– К тому же сложно пропустить жилище после атаки десятерых.

Джувенил только сейчас заметил, что они нашли нужный дом. И вот он действительно был заброшен.

Строение в два этажа занесло снегом, и лишь одна скудная тропинка, которая вскоре также скроется из вида, вела к покосившейся двери.

Тархельгас слез первым, привязав Таги к уцелевшему и не занесенному столбу. Следом достал и запалил факел и стал протаптывать тропу к дому. Оружие он отчего-то оставил в ножнах, однако Джувенил не мог при всем желании назвать это место безопасным.

Сломанную дверь пришлось приподнять, чтобы попасть внутрь, где стоял густой полумрак. Тархельгас принялся разгонять его, поджигая другие факелы, но их здесь явно не хватало.

Когда вспыхивал очередной язык пламени, озаряя зал хижины, Джувенил готовился узреть жуткую картину кровавой бойни, о которой упомянул старик. И все же ее не было. Увиденное больше походило на беспорядок или бардак, где всю утварь, представляющую ценность, давно растащили, а остальное переломали за ненадобностью.

Тархельгас, как и Балес, заметил странную особенность этого места. Дом после налета выглядит иначе. Уж кому, как не охотнику, знать подобное. С другой стороны, подобную картину можно списать на время, что прошло после нападения.

– Почему здесь никто не живет? – раздался голос парня, который не решался отойти от двери и на пару лишних шагов.

– Верование котлов. После убийства нельзя занимать жилище в течение луна. Дух котлов должен прийти за душами умерших и забрать их, чтобы они не навредили живым.

– Вы серьезно?

– Я говорю о вере, а не о науке, – ответил Тархельгас, не отвлекаясь на парня и продолжая осматривать зал. Светом факела он выхватывал отдельные его куски, замечая все новые и новые детали. – Вот только местным порой плевать. Жилище уже начали обживать.

Именно поэтому улик было так мало, но охотник и не собирался искать ничего специфического. Лишь увидеть общую картину и понять направление, куда двигаться дальше.

– Скоро сюда вернутся.

– И что с того? – непонимающе спросил Джувенил, углубившись в зал. Он наконец поборол страх. – Это не их собственность.

– Балес, ты не у себя в столице. Здесь нет такого удобного понятия. И кто бы ни поселился тут, он попытается отстоять жилище.

«Попытается».

Джувенил по непонятным причинам обратил внимание именно на это слово. Сколько в нем было скрыто смысла. Они могут попытаться, но не преуспеть.

Пока он размышлял, Тибурон начал искать ответы, что оказалось не так сложно. Даже в бардаке тот замечал мелочи, укрытые от других.

Все произошло на первом этаже, в зале с очагом в центре.

Семейство сопротивлялось. Тщетно. Как минимум трое попытались дать им отпор, о чем говорили высохшие следы крови не стенах. Нападавшие быстро урезонили их, оставив в живых, пусть и ненадолго.

Чем больше Тархельгас наблюдал, тем больше видел. Голоса в голове перестали быть голосами, превратившись в картины прошлого. Стали обрывками тех событий.