Читать книгу: «Она исчезла последней», страница 4

– В начале года она как-то упоминала пару друзей, – говорит он. – Я и фотографии их видел у нее в Инстаграме. По дороге рассматривал. Двое парней, кажется, Николас и Флориан. И еще подруга, Ниам вроде.

Алекс не сидел в соцсетях, поэтому фотографии были для него в новинку. Он корпел над страницами Вики, изучая каждое лицо, каждое место, где она снималась, пытаясь погрузиться в жизнь сестры.

– Когда она исчезла, то есть не пришла на работу, – недоумевает Алекс. – Почему никто не забеспокоился? Ведь у нее же был какой-то распорядок.

Агата ничего не говорит. Алекс смотрит на нее, спрашивая себя, о чем она умалчивает.

– Как я и сказала, – говорит она, – проводники, они такие, приходят и уходят. Заявление об увольнении она не подавала. Такое иногда случается.

Она отвечает с осторожностью. Алекс понимает, что есть нечто большее. С зеркала заднего вида свисает тот же брелок, и Алекс смотрит, как он крутится. Трое детей.

– Это ваши дети? – спрашивает он.

Женщина кивает.

Один из детей уже подросток. Может быть, здесь просто начинают раньше, думает Алекс. Все эти темные ночи. Чем еще заниматься, кроме как детей делать.

– Вики намекала на какие-нибудь неприятности, когда вы разговаривали с ней в последний раз? – спрашивает Агата.

Алекс щурится.

– Голос у нее был… взволнованный, – припоминает он. – Такой, взбудораженный. Словно она уже настроилась праздновать. Отсюда и предложение сделать шикарный подарок родителям.

– Никаких намеков на то, что она с кем-нибудь поссорилась?

– Ничего похожего. Думаете, это сделал кто-то, с кем она работала?

– Не знаю. Пока я была в Рованиеми, мои сотрудники опросили весь персонал «Лоджа». Как я уже говорила, мы знаем, где в последний раз видели Вики, и предполагаем, что той же ночью или вскоре после этого она и погибла. И эти первые часы после того, как ее видели, очень важны. И все, с кем она работала, представили нам алиби.

Агата, кажется, колеблется.

– В прошлом месяце на курорте было много туристов, – вздыхает она. – Свободных мест не осталось. В ноябре ведь дешевле, чем в декабре.

Алекс обдумывает это.

– Туристы, – произносит он. – Значит…

– Да, – подтверждает Агата. – Если это был турист, то его или ее, скорее всего, давно уже и след простыл.

– Его или ее? Значит, это могла быть и женщина?

– Не исключено.

Некоторое время оба молчат. Пока они едут, Алекс понимает, насколько скудно населена эта часть мира. Он никогда не видел ничего подобного.

Они проезжают через «городок», как называет его Агата, и останавливаются на небольшой заправке выпить кофе и воспользоваться туалетом. Судя по всему, в «городке» всего три или четыре дома. Алекс покупает плитку шоколада в синей обертке. К крепкому кофе ему нужно сладкое. Он пытается расплатиться на кассе картой, но Агата не позволяет и расплачивается своей.

Отъехав от заправки, они еще целый час не видят никакого жилья.

Но Агату такое долгое пребывание за баранкой, похоже, совершенно не утомляет, она привыкла к большим расстояниям и жуткой пустоте вокруг.

Убаюканный монотонным пейзажем из бесконечных деревьев и снега, снега и деревьев, Алекс постепенно погружается в дремоту.

Он открывает глаза, когда машина замедляет ход, и видит, что они приближаются к другому городу. Дорожный знак говорит, что это Коппе.

Город расположен внизу, в долине, окружен горами, и дорога идет под уклон.

Немногочисленные дома на окраине, за ними супермаркет, потом еще несколько невысоких зданий, в окнах которых в преддверии надвигающейся зимней ночи уже слабо мерцают огни, и затем, ниже города и за линией деревьев, Алекс мельком видит озеро Инари.

Это огромное застывшее пространство небытия.

Информационный щит сообщает, что в Коппе проживает четыреста человек, но большой отель на холме, мимо которого они проезжают, заставляет его предположить, что сейчас здесь людей гораздо больше.

– Вот мы и в Коппе, – говорит Агата. – Почти на краю света.

Алекс смотрит на точки, стремительно летящие вниз по одному из склонов, и понимает, что это лыжники. И тут на глаза попадается табличка, указывающая поворот к «Коппе-Лоджу» и туристическим домикам.

Что-то беспокоит Алекса. Что-то невнятное, ему самому еще не ясное, о чем он забыл спросить, поскольку устал и все еще потрясен.

В рассказе Агаты о пропаже его сестры что-то не вяжется.

Коппе, 1998 год

В следующий раз Кайя видит своего любовника, когда стоит за стойкой. Сегодня он сидит с друзьями за столиком как раз напротив. На самом деле он не из этого круга, но хорошо изображает свою принадлежность. Он пытается поймать взгляд Кайи, пока она обслуживает группу клиентов. В баре полно вездесущих застройщиков из Хельсинки. За последние пару месяцев эти люди приезжали сюда несколько раз. На данный момент они почти завсегдатаи, но до сих пор не знают имени Кайи и просто не замечают ее, когда она их обслуживает. Для них Кайя, как и все остальные местные жители, просто еще одни рабочие руки, пригодные для обслуживания множества туристов, которых эти люди, сами обитающие в дорогих квартирах в Хельсинки или на частных виллах на озерах в пригородах столицы, хотят привлечь в этот район.

Когда Кайя освобождается, любовник подходит к стойке с той стороны, куда обычно ставят грязные стаканы. Сегодня вечером он, можно сказать, заметно увеличил прибыль бара. Глаза у него стеклянные, улыбка кривая. Прошла почти неделя с тех пор, как Кайя заявилась к нему домой поговорить. Почти неделя с тех пор, как он в мороз выставил ее на порог, не позволив даже обсохнуть и согреться.

С тех пор Кайя думала о нем каждую секунду, но была уверена, что он-то выкинул ее из головы. Однако сейчас его мысли явно о ней. Кайя видит его пристальный жадный взгляд, когда она, наклонившись, закладывает стаканы в посудомоечную машину, и юбка сзади скользит вверх по бедрам.

Его жена в Риутуле ухаживает за больной матерью. Он надеется, что сегодня вечером Кайя пойдет с ним домой. Что позволит трахнуть ее, даже после того такого хамского обращения.

– Кайя, – шепчет он таким знакомым, таким шелковисто-ласкающим голосом. – Разве мы больше не друзья?

Женщина пожимает плечами. Она не настолько хорошая актриса, чтобы делать вид, будто забыла его пренебрежение. Пока еще больно. Ей всего двадцать два года, и некоторые раны тяжелее других.

– Кайя, булочка моя сладкая, – он смотрит щенячьими глазами, взглядом, который всегда так на нее действует, от которого она готова умолять, даже понимая, что между ними все плохо.

– Знаешь, – говорит он, – я тогда взбесился. Пойми, я ведь так переживаю. За тебя и за себя.

Ага, вроде как извиняется.

Или просто Кайя так сильно хочет верить ему, что счастлива обмануться.

– Знаю, – шепчет она. – Мне не следовало приходить к тебе домой.

Он качает головой, слегка грозит пальцем, затем подмигивает, поглаживая себя по подбородку.

– Ну, нельзя сказать, чтоб мне не нравилось, когда ты шалишь, – ухмыляется он.

Кайя чувствует, как вся тает внутри. Неужели тебе этого достаточно, упрекает она себя, когда он включает обаяние и показывает, что снова тебя хочет? Да, как ни горько это признать. Ей так нужно чувствовать себя желанной, что она простит почти все.

Нет, она не заставит его очень уж усердствовать. Просто будет ждать, что он проявит благородство и нежность. Захочет, чтобы он сказал правильные слова. Ведь нужно, чтобы между ними все было хорошо. Для того, что последует потом.

Кайя пойдет с ним после смены. Все равно муж всегда спит, когда она возвращается. Его день на ферме начинается среди ночи, а если и у нее в баре ночная смена, их пути почти не пересекаются, и он привык, что жена «работает» допоздна.

К тому же она всегда успевает смыть с тела запах любовника до того, как муж успеет его «вынюхать».

Да, она пойдет с этим мужчиной, который причиняет ей столько треволнений. Позволит ему раздеть себя и трахнуть, а потом, когда он, довольный, сытый, разомлеет в ее объятиях, спросит, не заметил ли он изменений в ее теле, не почувствовал ли уже разницы.

Его жена не может иметь детей.

Интересно, обрадуется ли он. Обрадуется ли возможности стать отцом.

Если да, то он защитит ее от мужа.

Защитит и ее, и своего ребенка.

Ребенка, который сродни тикающей бомбе в утробе Кайи.

Коппе, 2019 год

Агата оставила Алекса в одной из хижин «Коппе-Лоджа». Она позвонила заранее, и Гарри пообещал организовать какую получше. Несмотря на Рождество, места в «Лодже» есть. В декабре цены астрономические, и большинство туристов стараются навестить Санта-Клауса в ноябре или даже в январе, когда все чуть более доступно. Затем местные жители получают небольшую передышку, пока в феврале в учебных заведениях не начнутся экзамены и обитатели остальной части страны не потянутся к северу на семейный отдых.

На данный момент «Лодж» заполнен, но не до отказа. Народу меньше, чем когда пропала Вики Эванс.

Агата понимает, что Алекс должен сделать это для себя и родных: сходить к Вики на работу, познакомиться с ее друзьями и расспросить, что они знают. Она и сама поступила бы точно так же. Ей понятно: Алексом движет чувство вины за то, что он не смог спасти Вики, что в свое время не дал ей свой номер телефона, что даже не вспоминал о сестре, пока не узнал, что она мертва.

А чувство вины – эмоция, очень хорошо знакомая и понятная Агате.

Но все это ей понятно как человеку, а вот как начальник полиции она знает, что теперь Алекс стал проблемой, которую необходимо держать под контролем. Когда расследуешь убийство, от родственников всегда много хлопот. В лучшем случае просто небольшая помеха, в худшем – загвоздка, способная погубить все дело.

Однако придется оказывать ему содействие, чтоб он был доволен. Возможно, почувствовав, что провел собственное маленькое расследование, он вернется в Англию и предоставит Агате делать ее работу, а не побежит жаловаться в лондонскую полицию, чтобы пытаться вовлечь их.

К тому же Алекс и в самом деле может быть полезен. Осторожные расспросы, которыми они ограничились с коллегами Вики, когда выяснилось, что женщина пропала, а затем официальные беседы, когда обнаружили ее тело, мало что дали. Якобы Вики все любили. Ни у кого не было причин на нее нападать.

Агата знает, что по прошествии какого-то времени в любом деле об убийстве непременно начинается поливание грязью всех подряд, а особенно жертвы, но пока никаких намеков на нечто подобное нет.

Это могло быть случайное нападение. И тогда работа Агаты заметно усложнится.

Но есть небольшая деталь, которую она утаила от Алекса и которая заставляет ее думать иначе, думать, что Вики убил кто-то, кого она знала, пусть и недолго. Агата, конечно, расскажет Алексу о своих подозрениях, если он сам не докопается, но пока его лучше не перегружать. Меньше всего ей нужно, чтобы в каждом обитателе «Лоджа» он видел потенциального убийцу.

Стоит Агате войти в дверь, как в коридоре появляется Патрик с кухонным полотенцем на плече. Он управился с большей частью работы по дому, пока присматривал за детьми, хотя Агата постоянно говорит ему, что в этом нет необходимости. Патрик уже на пенсии, но из тех, кому непременно нужно чем-то заниматься. По-прежнему встает рано утром, и у него всегда есть список неотложных дел, но и Агате он всегда готов помочь, если нужно. В основном с детьми. Она, конечно, спрашивает совета по поводу своих уголовных дел, но оба возвели некую китайскую стену. Ей нужно доказать, что она может справиться с работой без присмотра прежнего шефа. А он хочет показать, что доверяет ей.

– У тебя гость, – сообщает Патрик, когда Агата сбрасывает зимние сапоги.

– Да?

– На кухне. Волнуется.

У Агаты сжимается желудок, и это, наверное, отражается на лице, потому что Патрик быстро добавляет:

– Гость из «Лоджа».

– А. Ну, ладно. Как вчера вечером с детьми, все было спокойно?

– Эмилия писала сочинение, Олави играл на приставке, а Онни из твоих подушек и покрывала соорудил что-то очень впечатляющее. Мы ели пиццу. И они спокойно проспали всю ночь, а утром благополучно ушли в школу.

– Ты так нам помогаешь, Патрик.

– С вами я чувствую себя моложе.

Агата целует Патрика в щеку – его взлохмаченная седая борода щекочет ее – и думает: «Не знаю, что бы я делала, случись с тобой что-нибудь».

Потом идет на кухню.

Там взад-вперед расхаживает Ниам Дойл. Она не сразу видит Агату, и та некоторое время наблюдает за ней.

Если бы Агате вручили коробку с красками и попросили нарисовать классический ирландский тип, именно нечто подобное она бы и нарисовала. Рыжие волосы, зеленые глаза, россыпь ярких веснушек на носу. Агата в Ирландии никогда не была. Вряд ли все ирландцы так выглядят, но ведь и жители Лапландии не соответствуют голливудскому образу саамов.

Однако Агате кажется, что Ниам Дойл могла бы быть полезна ирландскому совету по туризму.

Расхаживая по кухне, Ниам не переставая грызет кончик рыжей косы. Агата вздрагивает. Это напоминает ей Олави с его нескончаемыми вредными привычками.

– Привет, – говорит Агата.

Ниам перестает ходить и роняет косу.

– Вы уже вернулись?

– Быстро доехали. Чем обязана?

Ниам смотрит на нее, словно это очевидно.

– Что сказали в Рованиеми? Что случилось с Вики?

Агата делает глубокий вдох.

– Я не имею права ничего вам рассказывать, Ниам.

– Но я же была там, когда ее вытащили! И сообщила, что она пропала, разве нет? Я ведь говорила, что Вики так просто не исчезла бы, она давно бы уже дала о себе знать. Мне никто не поверил!

– Через две недели, – напоминает ей Агата. – Вы заявили о ее исчезновении только через две недели.

Ниам вздрагивает.

– Я хотела раньше, но… Побоялась показаться паникершей.

По тому, как девушка произносит слово «паникерша», Агата понимает, что кто-то добавил его в словарь Ниам. Сама она ни в малейшей степени не считала себя паникершей, пока кто-то не назвал ее так. Интересно кто, размышляет Агата.

– Я имею право знать, – настаивает Ниам. – Мы ведь дружили.

– Юридически никаких прав у вас нет, – отказывает Агата. – Только у родственников.

Жестко, но это правда.

Ниам темнеет лицом. Губы у нее дрожат.

– Прошу вас, – почти шепчет она. – Вики выглядела так… Я не могу перестать думать о ней. С тех пор, как она исчезла, почти каждый божий день хожу на озеро. И все это время ее тело…

Ниам замолкает.

Агата колеблется. Все равно ведь все узнают.

Особенно теперь, когда Алекс поселился в «Лодже».

– Это не несчастный случай, – произносит она.

Ниам, похоже, вот-вот свалится в обморок. Агата наблюдает, как на ее лице мелькают различные реакции. Шок, отрицание, тень неохотного принятия, поскольку это уже приходило ей в голову.

– Она ведь была одним из самых надежных проводников, – качает головой Ниам. – Я чувствовала: что-то не так. С того самого утра. У нас обеих были ранние смены, надо было мне присмотреть за ней и следовало бы проводить ее. Вид у нее был нездоровый или, может, с похмелья. А я этого не сделала…

Лицо у Ниам перекашивается, словно она проглотила желчь.

– Но все убеждали меня, что я просто слишком остро реагирую, – сокрушается она. – Из-за того, что нашли в домике.

– Из-за домика, – вторит Агата.

Того, что тогда казалось таким неприметным, а теперь так важно.

А обнаружилось там гораздо меньше того, что не обнаружилось. Хижина Вики была безупречно чиста. Все ее вещи исчезли. Как будто вместе с ней, прямо утром. Гарри, управляющему «Лоджем», это показалось свидетельством того, что пропавшая сотрудница просто взяла и уехала, даже не предупредив.

Ниам это сразу показалось странным, а когда прошло две недели, она забеспокоилась еще сильнее и в результате все-таки решилась пойти в участок к Агате и заявить, что Вики пропала. Потом был разговор с Гарри, который неохотно признался, что тоже переживал, поскольку Вики не получила расчет, но так и не пришла ни за деньгами, ни за рекомендацией, просто исчезла.

Пустой домик стал для Агаты камнем преткновения. Будь жилище Вики заброшено, а все вещи на месте, она встревожилась бы гораздо больше.

Но теперь Агата знает, что кто-то, убив Вики, вероятно, избавился от всех ее вещей, включая ноутбук и телефон, чтобы все выглядело так, словно девушка просто уехала. То есть это точно было убийство, причем преднамеренное и спланированное.

– Кто это сделал? – спрашивает Ниам.

– Не знаю, – пожимает плечами Агата.

Ниам опускается в кресло.

– Ее брат приехал, – сообщает ей Агата. – Остановился в «Лодже». Хочет поговорить с людьми, которые общались с ней. Он давно ее не видел.

– Я… конечно. Я поговорю с ним.

Ниам все еще смотрит в пол, пытаясь осмыслить то, что узнала.

– А его вы собираетесь допросить? – спрашивает Ниам.

– Ее брата?

Ниам встречается с ней взглядом.

– Не брата, черт возьми. Вы знаете кого.

Агата делает глубокий вдох.

– Я буду допрашивать всех, кто имеет отношение к делу, – говорит она.

– Я не об этом спрашивала!

Ниам скрещивает руки и смотрит на Агату.

– Если Вики убили… мы все знаем, кто это сделал. Я здесь не успела и нескольких дней пробыть, а меня о нем уже предупредили. Вам не кажется, что уже нужно было что-то делать? А если он снова убьет…

Агата вздрагивает.

Это ее самый большой страх. Все торопятся с выводами. А вот это ей нужно меньше всего, когда люди берут на себя роль судьи и присяжных. Такой маленький городок. Негодование и эмоции зашкаливают.

Это может плохо кончиться.

– Мы не знаем, кто это сделал, – говорит она. Но фраза звучит неубедительно даже для нее самой.

Придется найти куда более весомые слова, чтобы убедить горожан, которые уже подозревают местного злодея и жаждут крови.

Скудный ассортимент вещей Алекса теряется в больших ящиках его нового жилища. Дом роскошный: бревенчатые стены и высокие потолки с деревянными балками, столовая с большим камином, у которого выстроились коричневые кожаные стулья с высокими спинками; пристройка со стеклянным куполом, чтобы ночью любоваться звездным небом, нежась на большой двуспальной кровати. Пребывание здесь явно обходится не меньше тысячи евро за ночь, но его, похоже, принимают за счет погибшей сестры.

Алекс тяжело вздыхает. Он никак не может думать о сестре как о мертвой – эта мысль приводит его в содрогание.

Нужно осмотреть ее вещи. Ноутбук, скорее всего, у полиции, а вот телефон пропал, но стоит посмотреть детализацию звонков. Он хочет узнать, не собиралась ли она что-нибудь сказать ему перед смертью. Нет ли там хоть какого-то ключа к тому, что с ней случилось.

Он берет свой телефон и открывает электронную почту. Ищет последнее письмо с адреса, которым она пользовалась исключительно для того, чтобы его позлить.

Там ничего нет с самого начала года, когда она поздравила его с днем рождения звуковой открыткой.

С ее обычного, «приличного» адреса тоже ничего.

Придется рассказать Агате о втором ящике. Алекс сам не понимает, почему до сих пор этого не сделал, скорее всего потому, что пока не до конца ей доверяет. Алекс считает, это нужно заслужить. Он свое доверие не раздает просто так, даже тем, кто у власти. Особенно тем, кто у власти. Когда занимаешься такой работой, как у него, и видишь за кулисами то, что видел Алекс…

Алекс качает головой и кладет трубку. Он ходит по кругу.

На мгновение он представляет, каким его видит эта начальница полиции. Вздорным. Глупым. Наивным. Именно таким, каким он уже не является, тщательно вытравив из своего характера подобные черты. Теперь Алекс циник. Таким его сделали жизнь, работа и, вполне возможно, Эд. Уж Эд-то циничен до мозга костей. Во всем, что касается мнения о правительстве, о системе, даже о махинациях внутри местного отделения профсоюза. Впрочем, на то у него имелось немало веских причин. Алекс никогда не встречал члена профсоюза, которого нельзя было бы подкупить повышением по службе и премией или припугнуть увесистым скелетом в шкафу.

Он кутается в новую теплую одежду и выходит из избушки. Бросает взгляд на крохотные финские саночки у двери. Пока он задается вопросом, зачем ему оставили детскую игрушку, мимо проезжает пожилая пара: старушка сидит в санях, муж их толкает. Облаченная в ярко-красные зимние комбинезоны, пара явно наслаждается жизнью. Алекс спускается с крыльца в новых сапогах и тут же чуть не по колено проваливается в скопившийся снег. Пытается двигаться к домику Вики, делая длинные прыжки, как космонавты на Луне.

Он проходит мимо детей, которые лепят огромного снеговика, с завидной сосредоточенностью скатывая два шара. Щеки у них раскраснелись, глаза блестят азартом, и Алекс чувствует укол зависти к их ничем не отягощенной жизни. Его и самого всего лишь несколько дней назад только и заботило, как бы отвертеться от рождественского ужина с семьей. Вот уж проблема.

Он огибает высокий сугроб и краем глаза замечает нечто такое, что заставляет его остановиться.

Люди бегут по длинному деревянному настилу, кто-то в плавках и купальниках, кто-то и вовсе нагишом, и ныряют в большую прорубь, пробитую во льду озера. При соприкосновении с водой от их тел валит пар. Они визжат от смеха, кожа краснеет, от дыхания в воздухе образуются облачка.

Алекс качает головой и идет к главному зданию. Оно стоит, как черный оазис посреди белой пустыни: большой бревенчатый дом из обожженного тика с шатровой, как у церкви, крышей и большими окнами, через которые Алексу видны отдыхающие в разноцветных шерстяных свитерах.

А внутри все та же суета сует и всяческая суета. Из бара и ресторана слева доносится симфония звона бокалов и восхитительных ароматов. Из вестибюля справа слышится гул разговоров: туристы отмечают рождественские каникулы белым вином и крепким пивом.

В разные части здания ведут коридоры, обозначенные табличками. Любителям лыж – сюда, желающим покататься на лошадях – туда, проехаться на снегоходе или еще как-то развлечься на льду – вон туда.

Алекс стоит на одном из гигантских ковриков у входной двери, дожидаясь, пока снег с сапог растает и впитается. Немного обсохнув, он подходит к стойке регистрации и встает за небольшой группой американцев в ярко-синих комбинезонах и шлемах, слушающих, как портье объясняет, что проводник встретит их у сарая со снегоходами.

– Это не опасно? – спрашивает один из них. – Вы уверены, что подросткам ничего не грозит?

Смешки некоторых взрослых и смущенные стоны подростков.

– Это совершенно безопасно, – заверяет портье с акцентом, по мнению Алекса, похожим на немецкий. – Если вы упадете, аварийный выключатель остановит машину, к тому же упадете вы всего лишь в снег. Проводник объяснит. Только не съезжайте с тропы. В этом году у нас одна машина уже ушла под воду. Оборудование очень дорогое. На поворотах осторожнее – не поддавайтесь желанию заложить вираж покруче. Наклоняйтесь против поворота. И не тормозите ногой. Машина тяжелая и, если упадет на вас, боковиной прорежет насквозь. Даже кость.

Среди американских туристов воцаряется гробовая тишина, пока кто-то не нарушает ее нервным смехом. Портье-немец улыбается, но Алекс-то знает, что он не шутит.

Группа уходит, теперь очередь Алекса.

– Вам помочь, сэр?

Алексу это свежее лицо и стрижка под ежик кажутся знакомыми, потом он смотрит на бейджик парня. Флориан. Один из друзей Вики.

– Я Алекс Эванс. Приехал, чтобы…

Парень, и без того бледнокожий, бледнеет еще сильнее.

– Майн готт. Да. Вы брат Вики. Мы слышали, что вы приедете.

– Да. Спасибо за домик. Я не знаю, как долго здесь пробуду…

Парень по имени Флориан смотрит на него, по-рыбьи открывая и закрывая рот и пытаясь сообразить, что дальше.

– Мы, э-э, мы все очень сожалеем о вашей утрате, – фантазии у этого Флориана хватает лишь на шаблонные соболезнования. – Просто поверить в это не можем. Вики была нам очень дорога.

– Тогда странно, что довольно долго никто не заявлял о ее исчезновении, – укоряет Алекс, но тут же прикусывает язык, когда парень перед ним явно сникает. – Извините, – говорит Алекс. – Меня все это так потрясло, да еще и дорога была тяжелой. Я могу увидеть ее жилище? Если оно еще не занято. Не знаю, все ли ее вещи забрала полиция…

Может, у Алекса разыгралось воображение, но Флориан вроде бы прищурился и покраснел. Словно прикидывает, то ли сообщить Алексу что-то, то ли промолчать.

– Может быть, вы хотели бы сначала встретиться с кем-нибудь из ее друзей? – спрашивает парень.

Тянет время, думает Алекс. Но ладно. Встретиться с коллегами Вики действительно стоит.

– Конечно, – соглашается он.

Флориан уходит в заднюю комнату и что-то говорит человеку, скрытому за дверью. Оттуда появляется мужчина. Лет сорока, красивый гигант нордического типа, волнистые светлые волосы, высокие скулы. Он хмуро разглядывает Алекса, прежде чем пройти к дальнему концу стойки регистрации, чтобы сменить Флориана.

До чего же недружелюбный, думает Алекс, однако странно, что не пособолезновал, как остальные, если тоже здесь работает.

Флориан ведет Алекса через бар. Они огибают высоченную пахнущую хвоей рождественскую елку и выходят к уютному уголку у пылающего камина. Несколько человек сгрудились у решетки, у всех в руках стаканы с жидкостью медового цвета. Все молодые, чуть за двадцать, и одеты в форму: черные непромокаемые брюки и рубашки поло цвета хаки. Головы опущены, но стаканы подняты.

Они смотрят на Флориана, затем видят позади Алекса.

– Это брат Вики, – представляет Флориан, и прежде, чем кто-либо успевает произнести хоть слово, Алекс понимает, что появился как раз во время поминального тоста за свою сестру. Одна из женщин вскакивает и кидается к нему, раскинув руки. Алекс вздрагивает, когда она припадает к нему, шлепая по лицу густыми светлыми волосами, щекоча ноздри густым ароматом «Шанели».

– Мы все очень опечалены, – говорит она тоже с немецким акцентом. – Нам только что сообщили. Мы думали, она уехала на другой курорт. Она была таким хорошим другом.

Алекс отстраняется. Этой женщины на фотографиях Вики не было. На бейджике написано «Беатриса», и имя ему тоже неизвестно.

Он осматривает толпу, ища знакомые лица. Парень у камина встречается с ним взглядом и встает. Его я знаю, думает Алекс. Николас. Каштановые волосы, очки, выглядит как фотомодель. На одном из снимков он обнимает Вики за плечи, и Алекс еще подумал, что между ними что-то есть.

Николас протягивает руку, и Алекс пожимает ее, задаваясь вопросом, не сыграла ли эта рука какую-то роль в гибели его сестры.

– Привет, чувак, – здоровается Николас. Похож на финна или выходца из любой другой скандинавской страны. Говорит как европеец, который выучил английский в Америке. – Сожалею о твоей утрате. Вики была… особенной.

Алекс кивает, смущенный тем, что стал центром их излияний.

– Полиция вам что-нибудь сообщила? – спрашивает Флориан. В одно мгновение атмосфера меняется с вежливых соболезнований на едва скрываемое болезненное любопытство.

– Только одно: ее убили, – говорит Алекс, чувствуя, как группа отшатывается от этих слов, произнесенных без обиняков и вслух. – Тело пока не отдают, так что мне придется ненадолго задержаться. Было бы неплохо увидеть, где она жила, и узнать, какой была ее жизнь здесь. Если можно.

– Все, что сможем, – сухо соглашается Николас. – Мы ее не уберегли.

Алекс снова встречается с ним взглядом. Ему кажется, что он видит искреннюю боль. Словно смотрит на себя в зеркало. Но что именно на лице Николаса – сожаление или угрызения совести?

Алекс оглядывается.

– А Ниам здесь? – спрашивает он.

Флориан собирается ответить, но Алекс понимает, что кто-то только что подошел сзади, и, повернувшись, видит рыжеволосую женщину с фотографий Вики, ту самую, которая заявила о ее исчезновении.

– Я Ниам, – представляется она.

Женщина выглядит такой же потрясенной, как и Алекс.

– Вы со всеми познакомились? – И указывает на тех, кто стоит: – Флориан, Николас, Беатриса. – И затем на тех, кто еще сидит: – А это Леон, Мелани и Лиз. Есть и другие, и Вики знали все, но нам еще нужно работать. Тут в любое время около двадцати проводников.

– Вы управляющая? – спрашивает Алекс. Ниам на вид очень молода, но говорит так властно, что вполне может быть начальником.

– Нет. Управляющий здесь Гарри. Он сейчас на стойке регистрации, вы разве не видели его, когда вошли? Крупный такой блондин.

Алекс хмурится. Почему управляющий с ним не поздоровался? И еще интересно, почему Ниам произносит имя Гарри другим тоном, не так, как называла остальных. С этим именем явно связана какая-то история. Во всяком случае, у нее.

– Алекс, сегодня вечером мы непременно помянем Вики как следует, – голос Флориана полон извинения. – Но позже, после работы. Присоединитесь? Очень ждем вас.

Остальные охотно кивают, и Алекс не говорит «нет», хотя и не готов сказать «да».

Ниам кладет руку Алексу на спину и уводит от группы у камина. Жест собственницы, но он не обращает внимания. Ему нужно время, чтобы осознать, с каким количеством народу Вики могла контактировать.

Ниам ведет его к бару, берет две чашки и наполняет их кофе.

– Я отведу вас в домик Вики, но сначала мы выпьем вот это, – и протягивает ему кофе.

Алекс кивает. Он видит, что руки у нее дрожат.

– Простите, что сразу не заявила в полицию о ее исчезновении, – говорит она. – Но тогда был жуткий аврал. Несколько недель мы работали в разные смены, и здесь было столько народу, что мы с Вики почти не виделись. И она… ну, похоже, просто решила уйти… Я, конечно, переживала тогда, но, честно говоря, больше из-за того, что она меня ни о чем не предупредила.

В этот момент Алекс понимает, что его беспокоит.

– А как насчет ее вещей? Если ее убили, то все имущество должно быть здесь, верно?

Ниам безучастно смотрит на него.

– Разве шеф Коскинен вам не сказала? В домике Вики было пусто. Все ее вещи исчезли.

Алекс пытается осознать ее слова.

– То есть как это пусто? А где же ее вещи?

– Неизвестно.

Алекс закрывает глаза и щиплет переносицу.

– Подождите, – говорит он, открывая их. – Если ее убили, а все вещи пропали, значит, тогда тот, кто это сделал, пришел и…

Он замолкает.

– Может, Вики просто кого-то встретила, собрала вещи и ушла? – предполагает Ниам без всякой уверенности.

Алекс поднимает брови.

– Вы ведь были подругами, верно? – удивляется он. – Тогда почему вообще решили, что она может уехать, ничего не сказав?

Ниам беспомощно пожимает плечами.

– Почему я должна была решить иначе? – отбивается девушка. – Ее вещи исчезли и… знаете, когда человек исчезает со всеми вещами, первой в голову приходит вовсе не мысль, что его убили, верно?

Алекс смотрит на группу, сидящую у камина. Коллеги Вики по работе, люди, которые, очевидно, могли зайти в ее жилище.

– Алекс, – шепчет Ниам, и ему приходится наклониться, чтобы ее услышать. – Мы ведь выясним, кто это сделал?

Он кивает.

– Хорошо, – говорит она и делает еще глоток кофе.

Поставив чашку на стол, хватает его за руку. Рука у нее маленькая, но хватка довольно крепкая.