Думай как монах. Прокачай свою жизнь

Прощение – улица с двусторонним движением

Прощение должно исходить от двух сторон. Все мы несовершенны: бывает, что ведем себя безупречно, а бывает и так, что обоюдными неверными шагами лишь подливаем масла в огонь конфликта. Когда причиняешь боль другим, а они делают больно тебе, ваши сердца словно завязываются в затейливый узел, и чем туже этот узел затягивается, тем больнее и невыносимее делается и нам, и им.

ПРОВЕРЬ СЕБЯ: ОТРАБОТКА СПОСОБНОСТИ ПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЯ И ПРОЩАТЬ

Поупражняемся в развязывании узла боли, обиды и/или злости, порожденного конфликтом. Даже если у тебя нет желания спасать или восстанавливать отношения с человеком, с которым поссорился, это упражнение поможет тебе выпустить злость и обрести мир в душе.

Перед началом выполнения задания мысленно представь себя в шкуре этого человека, прочувствуй его/ее боль и осознай, что именно из-за этой боли он(а) и причиняет тебе ответную боль. А затем напиши этому человеку примирительное письмо с прощением всех обид и просьбой простить и тебя:

1. Перечисли все обиды, которые держишь на этого человека, все, что им по твоему разумению сделано плохого и неправильного в твой адрес. Искреннее прощение конкретных обид – огромный шаг вперед по пути восстановления здоровых взаимоотношений. Каждый пункт начинай со слов: «Прощаю тебя за…» – и продолжай писать, пока список обид не исчерпает себя. Письмо мы отправлять не собираемся, так что, не бойся повторов, если какие-то обиды не отпускают, а продолжают всплывать в памяти снова и снова. Запиши все, что тебе хотелось, но не довелось высказать этому человеку. Внутренне прощать его/ее за все не обязательно (пока что). Когда все вот так записываешь, ты раскладываешь наболевшее по полочкам и начинаешь отдавать себе отчет в конкретных обидах, после чего можно начинать плавно разжимать хватку и переставать за них цепляться, давая им уйти.

2. Признай свои собственные ошибки или промахи. Точно ли тебя не в чем упрекнуть? Какова была твоя роль в разжигании конфликта или развитии неприятной ситуации? Перечислите все, что вы сами сделали не так (по собственному ощущению), начиная каждый пункт списка со слов: «Пожалуйста, прости меня за…» – и помните, что прошлого так или иначе не изменить, зато, осознав свою роль и приняв на себя ответственность за нее, ты поймешь истоки своей злости на себя и обиды на другого человека, чем и дашь им пройти.

3. Дописав письмо, зачитай его вслух под запись (хотя бы просто на собственный телефон). Включи воспроизведение и выслушай себя со стороны, мысленно поставив себя на место объективного наблюдателя. Помни, что причиненная тебя боль, – не твоя. Это боль другого человека. Раздавишь лимон – вытечет лимонный сок. Вот и из человека, полного горечи и боли, если на него давить, наружу выплескивается скопившаяся горькая боль. Не надо ею пропитываться, но и влить обратно не выйдет. Просто прости – и боль рассосется.

Прощая других, мы ослабляем эту удавку и начинаем отделять свою боль от их боли и исцеляться эмоционально. А когда мы не просто прощаем кого-то в своих мыслях, а просим друг у друга прощения обоюдно и одновременно, мы тем самым полностью сбрасываем с себя путы конфликта, связывавшие нас. Вся хитрость тут в том, что поступать подобным образом нам мешает застарелая привычка сначала возлагать вину на других и лишь затем им эту вину отпускать, как бы одаривая их прощением с сознанием собственной правоты и превосходства. Не приучены и не привыкли мы признавать собственную неправоту и принимать на себя ответственность за то, что творим в своей жизни.

Прощение самих себя

Иногда мы продолжаем испытывать чувство жгучего стыда или вины за содеянное в прошлом, это потому, что наши взгляды и ценности с тех пор изменились – и сегодня бы мы ни за что так не поступили. Вот мы и не понимаем мотивов своих былых решений, будто и не мы себя так странно вели. Но на самом-то деле нам этому радоваться нужно, это же отличная новость: мы терзаемся прошлым исключительно по той причине, что сами с тех пор выросли, изменились к лучшему, продвинулись вперед. Тогда мы сделали что могли, исходя из имевшихся в нашем распоряжении возможностей, а сейчас, конечно, справились бы с такой ситуацией лучше. Так что плохого в том, что мы достигли такого прогресса? Мы в плюсе, мы в выигрыше! А прошлое – перемелется. Да мы уже его перемалываем!

ПРОВЕРЬ СЕБЯ: ПРОЩЕНИЕ САМИХ СЕБЯ

Предыдущее упражнение можно использовать и для прощения самих себя. Всякий раз с новой строки, начиная со слов «Прощаю себя за…», перечисли все причины, по которым злишься на себя или испытываешь недовольство собой. Затем зачитай получившийся список вслух, а лучше запиши и прослушай аудио. Вынеси из себя вовне объективного наблюдателя, попробуй увидеть себя со стороны, понять и простить. Дай себе отпущение – и боль уйдет.

Как уложится у нас в головах тот непреложный факт, что прошлого не вернуть и не изменить, так и научимся понимать и принимать собственные оплошности и ошибки, прощать их себе и, делая это, раскрываться навстречу эмоциональному исцелению, которого все мы так жаждем.

Путь к вершине

Горная вершина прощения, истинная саттва – желать добра тому, кто причинил тебе боль.

«Буддисткой я стала из ненависти к мужу»³². Не каждый день такое услышишь, но Пема Чодрон, буддийская монахиня и автор книги «Когда все рушится», шутит, но только отчасти. После развода ее затянуло в водоворот негативизма, где она тешила душу фантазиями о возмездии неверному экс-супругу. Так бы и продолжалось, если бы не мастер медитации и основатель буддийского университета Наропы в Боулдере, штат Колорадо, Чогьям Трунгпа Ринпоче, чья книга ей попалась случайно, но весьма вовремя и кстати. В ходе прочтения его труда Пема Чодрон осознала, что ее отношение к бывшему мужу подобно раковой опухоли: вместо того, чтобы отмирать, больные клетки ярости и злобы неистово плодились и отравляли метастазами негатива все ее существо. А вот как только Чодрон позволила себе «уподобиться скорее реке, чем скале», так и обнаружила в себе способность простить супруга и двинуться дальше. Теперь она, кстати, называет своего бывшего мужа в числе своих лучших учителей.

Если хочешь, чтобы негатив между тобой и другим человеком развеялся, то уповать нужно лишь на то, что вы оба исцелитесь. Только не нужно говорить ему об этом прямым текстом, лучше излучать в его адрес энергию доброжелательности. Лишь тогда ты испытаешь ощущение истинной свободы и полнейшего умиротворения, ибо приходит оно от способности по-настоящему отпускать.

Негатив – естественная часть нашей жизни. Мы друг друга дразним и провоцируем, сами поддаемся на провокации и выказываем прочие слабости, схлестываемся из-за ложных ценностей и неосознанных страхов. Трудно даже назвать комедию, в основу которой не были бы положены подсмотренные в реальной жизни отрицательные стороны человеческой природы. Но есть красная черта, за которой заканчивается негатив, помогающий нам хоть как-то ориентироваться в жизни, и начинается полный мрак негатива, выплескивающего в мир еще больше боли и страданий. Можно обсудить в семье проблемы соседей, чей ребенок подсел на наркотики, поскольку боитесь, чтобы с кем-то из ваших такого не приключилось, и надеетесь изыскать способы этого избежать. А можно разнести сплетни об этой беде на всю округу и самоутвердиться за счет соседей, не сумевших «как следует» воспитать ребенка и «вырастивших наркомана». Эллен Дедженерес^[11] четко сформулировала³³ свое видение этой границы, заявив в интервью журналу Parade: «По-моему, нет ничего забавного в том, чтобы насмехаться над людьми. Мир полон негатива. Я хочу, чтобы у людей от меня поднималось настроение и они думали: „Хорошо-то как! Подниму-ка и я сегодня кому-нибудь настроение!“». Это именно монашеский дух веселья: мы любим позабавиться и посмеяться. Новички по прибытии в ашрам бывают донельзя серьезно и решительно настроены (по себе знаю), а старшие монахи таким советуют с лукавым блеском в глазах: «Умерь прыть и дыши ровно, не то всю энергию в первый же день впустую потратишь». Всякий раз, когда настоятель выставлял какую-нибудь особенную священную пищу – слаще и вкуснее простых будничных блюд, – монахи помоложе в шутку устраивали свалку, кто первый ухватит кусок. Ну а если кто вдруг засыпал и начинал храпеть во время медитации, то тут уже мы все начинали перемигиваться, даже не пытаясь скрыть друг от друга, что отвлеклись от погружения в себя.

Не нужно и пытаться свести свои мысли, чувства и слова к стопроцентному позитиву. Но нам вполне под силу поставить перед собою задачу и взять за труд докопаться до корня негативного в нас, понять его истоки в себе и в окружающих и осмысленно и тщательно регулировать расход энергии, отнимаемой у нас и поглощаемой негативом. Так мы и начинаем отпускать его – через признание и прощение. Замечаем, замираем и заменяем – наблюдаем, отражаем в зеркале сознания и вырабатываем новые модели поведения вместо того негативного, что было в нашей жизни, – и всегда ориентируемся на маяки самодисциплины и безмятежности. А когда поймаешь себя на том, что тебе вовсе не любопытно и не интересно знать о неудачах и злоключениях других, а слышать об их успехах, напротив, радостно и приятно, это и станет для тебя сигналом о том, что начался процесс твоего исцеления.

Чем меньше и реже фиксируешься на ком-либо еще, тем больше у тебя времени на то, чтобы вглядеться в глубь себя.

Негатив, как мы только что обсудили, часто порождается страхом. К исследованию самого страха мы теперь и перейдем – и разберемся, как он становится нам поперек пути и как нам его обратить в продуктивного спутника нашей жизни.

Глава 3. Страх. Чувствуйте себя как дома, гости приюта «Земля»

Страх не препятствует смерти.

Он препятствует жизни.

Будда

Вот-вот разразится великая битва на поле Куру, апофеоз всей «Махабхараты». Воздух сгущается в предвкушении сражения между добром и злом. Тьмы воинов крепко взялись за эфесы клинков, их кони храпят и взрывают копытами землю… И только царевич Арджуна, отважный герой, пребывает в смятении, ужас объял его душу: друзья и родные его разделились – и встали по разные стороны поля, и биться готовы до смерти, друг друга разя беспощадно. Всегда был отважен не знающий промаха лучник Арджуна, а тут устрашился настолько, что выронил лук свой из рук.

С этой сцены начинается «Бхагавадгита». Искуснейший лучник Арджуна от страха утратил всякую способность управляться со своим оружием. Никто из нас от подобного не застрахован. У нас есть много чего предложить миру, но страх и тревога отключают нас от наших способностей, оставляя безоружными. А все потому, что нам с детства прямо или косвенно прививают негативное отношение к страху как таковому. «Ты, главное, не бойся», – наставляют родители. «Бояка-собака!» – дразнят ровесники. Вот мы и привыкли смущаться своего страха, считать его недостойным и даже унизительным проявлением слабости, скрывать его и гнать прочь от себя. Но есть у страха и оборотная сторона, коротко и ясно описанная Томом Хэнксом^[12] в обращении к выпускникам Йельского университета: «Страх выводит наружу самое худшее, что есть в самых лучших из нас»³⁴.

По правде сказать, полностью изжить страх и тревогу не дано никому. Никому из нас не дано наладить экономическую, социальную и политическую жизнь до такой степени, чтобы полностью устранить из мира объективные предпосылки к конфликтам и факторы неопределенности, не говоря уже о наших повседневных трудностях в отношениях с себе подобными. Ну так и хорошо, потому что в страхе как таковом нет ничего дурного; это просто сигнальный флаг, с помощью которого сознание подсказывает тебе: «Берегись, тут, похоже, намечается что-то недоброе! Что-то тут неладно!» Главное тут не сам сигнал тревоги, а то, как именно мы на него реагируем и что с ним делаем. Из страха перед последствиями климатических изменений мы можем заняться целенаправленным поиском и проработкой конструктивных решений проблемы, а можем впасть в ступор и беспомощно опустить руки в леденящем душу ожидании неизбежной катастрофы. Иногда страх выдает критическое предупреждение об истинной опасности и тем спасает нам жизнь, но значительно чаще мы просто тревожимся вроде бы и не совсем по пустякам, но скорее по поводу вещей весьма будничных и прозаичных, не несущих угрозы нашей жизни и не затрагивающих нашей глубинной сущности, – из-за денег, работы, отношений с людьми. Мы позволяем озабоченности – вошедшей в привычку боязливости – день за днем держать нас в узде и не допускать до вкушения наших истинных чувств. И чем дольше мы держимся за свои страхи, тем крепче они в нас въедаются, пропитывают нас насквозь, закисают – и в результате процесса брожения становятся со временем крайне токсичными.

Сижу, скрестив ноги, на полу в холодном полуподвале ашрама среди других монахов. Нас тут человек двадцать послушников, прибывших всего-то пару месяцев назад. Гауранга Дас только что закончил обсуждение сцены из Гиты с описанием ужаса, охватившего героя Арджуну перед началом великой битвы. Получается, что страх удержал его от того, чтобы броситься в гущу сражения, заставил взять паузу, застыть. Он сокрушен самой мыслью о неизбежной скорой гибели на поле брани множества близких людей. Страх и мучительные терзания впервые в жизни доводят его до сомнений в правильности своих действий. Он невольно озвучивает их своему колесничему, и между ними завязывается долгая беседа о нравственных и духовных качествах человека и о том, как устроена жизнь и как должно жить согласно Кришне, благо сам этот бог как раз и явился воину в облике его возницы.

По завершении лекции Гауранга Дас просит нас закрыть глаза, мысленно вернуться в прошлое и заново пережить самый жуткий страх, который нам когда-либо доводилось испытывать: не просто вспомнить все в картинках, а именно прочувствовать его всем телом, всеми чувствами – воскресить в себе все образы, звуки и запахи, сопровождавшие то переживание. Важно, говорит он, выбрать не что-то мелкое, не как впервые пошли в школу или учились плавать (если только мы при этом реально не пережили смертельного ужаса), но что-то по-настоящему значимое и глубоко нас затронувшее. Он хочет, чтобы мы вскрыли в себе самые глубинные страхи, заново их пережили, приняли их – и заново пересоздали в себе отношения с этими глубочайшими страхами.

Мы поначалу обращаем все в шутку. Кого-то разбирает смех от моего рассказа о том, как я в детстве на прогулке до смерти испугался сброшенной змеиной кожи, на которую едва не наступил, приняв ее за живую змею. Гауранга Дас согласно кивает, выслушивая наши анекдоты, а затем говорит: «Если хочешь проделать это толково, нужно переступить через ту часть своего сознания, которая высмеивает пережитый тобою страх. Это защитный механизм, удерживающий тебя от реального разбора существа проблемы, что только и позволяет нам изживать страх. «Мы же вместо этого отвлекаемся на смешное и уходим в сторону от сути, – говорит учитель. – Нужно пройти мимо этой развилки не останавливаясь». Смех стихает, и я чуть ли не физически чувствую, как у всех, включая меня самого, спины самопроизвольно вытягиваются в струнку.

Закрываю глаза – и сознание успокаивается, но я по-прежнему не жду слишком многого. «Меня же ничто не страшит. По-настоящему – ничто», – думаю я. Затем, по мере того как я проваливаюсь все глубже в медитацию, пройдя точку отрешения от последних отзвуков шума и гама в моем мозгу, я спрашиваю себя в наступившей прозрачной тишине: «Так чего я по-настоящему боюсь?» Проступают первые проблески истины. Вижу свой детский страх перед экзаменами. Знаю, что это звучит банально. Экзамены же никому не нравятся, верно? Но у меня экзамены с детства вызывали не просто мандраж, а настоящие приступы паники, накатывающие лавиной. И вот я сижу и медитирую, проскочив точку запрета и разрешив себе исследовать глубинные корни этого страха. «Чего именно я так боялся? Что меня реально пугало до ужаса?» – допытываюсь я у себя. Постепенно до моего понимания доходит, что страх мой был сфокусирован на том, что подумают родители о полученных мною оценках и, как следствие, обо мне самом; на том, что скажут многочисленные родственники; на том, как я буду выглядеть на фоне своих двоюродных, да и просто общей массы ровесников. Я не просто вижу этот страх в глазах моего внутреннего я, но испытываю его физически – каждой клеткой своего тела: в груди теснит и челюсти сводит так, будто я снова очутился прямо там. «Что же меня реально так страшит?» Тут я начинаю проникаться и другими страхами перед разными неприятностями, подстерегавшими меня в школе. До чего же меня все это тревожило. Вдруг отчислят? Что я тогда скажу родителям? Как они отреагируют? Что обо мне думают учителя? Приглашаю себя погрузиться еще глубже. «Чего я реально боюсь?» Вижу ореол страха вокруг родителей: они не ладят, вдруг рассорятся насовсем? И я, маленький, пытаюсь встроиться между ними связующим звеном. Страх при мысли: как же угодить им обоим? Как управиться с ними и сделать так, чтобы они были счастливы и довольны? Вот где я нашел корень своего страха – в глубине раннего детства. «Чего я по-настоящему, до ужаса боюсь?» Мне страшно, что я не способен сделать так, чтобы родители были счастливы. Едва натолкнувшись на это откровение, я понимаю, что вот он – истинный страх, кроющийся под всеми прочими, наносными страхами. Это всем телом пережитый миг прозрения, будто я заныривал все глубже и глубже под воду, давление все более стесняло грудь, воздуха отчаянно не хватало, судорожно хотелось вздохнуть, – и как только меня осенило этим сознанием, так я и вынырнул как пробка и глотнул долгожданного воздуха.

За полчаса до этого я был уверен, что мне чужд всякий страх, и вдруг я открыл в себе глубочайшие страхи и тревоги, которые до этого каким-то образом исхитрялся годами полностью скрывать сам от себя. Мягко, но настойчиво спрашивая себя, чего же я действительно боюсь, я отказал своему сознанию в привычном удовольствии увильнуть от искреннего ответа на этот вопрос. Мозги у нас так устроены, что отлично справляются с задачей не подпускать нас близко к областям, где нам становится реально не по себе. Но, раз за разом повторяя этот вопрос без изменения и смягчения формулировки, мы, по сути, загоняем свой мозг в угол. Но, и это важно, в этом не должно и не может быть никакой агрессии в собственный адрес, ибо это не наезд и не допрос, а мирная беседа с собой. Задавайся этим вопросом с искренним любопытством, ибо силой из себя ответа тебе не выпытать.

Боязнь экзаменов – это то, что я называю ветвью древа страха. Налаживая постепенно отношения со своим страхом, ты волей-неволей научишься отличать его ветви – непосредственные страхи, которые вспомнятся тебе при беседе с собой, – от корня. Отслеживая истоки своего страха провалить экзамены и других явленных мне «ветвей», я докопался до корня – страха, что я не способен осчастливить своих родителей.

Боязнь страха

За три года монашества я научился отпускать свою боязнь страха. Боязнь наказания, унижения или неудачи – и сопутствующие негативные эмоции и взгляды – более не направляли меня по ложному пути тщетных попыток защититься от самого себя. Теперь я умею распознавать возможности, о которых сигнализирует страх. Безбоязненное отношение к собственным страхам помогает нам использовать их для выявления и устранения или видоизменения стереотипов мышления и поведения, которые не идут нам на пользу.

Мы позволяем страху двигать нами, но не в страхе как таковом наша реальная проблема. Реальная проблема в том, что мы боимся не того, чего нужно бояться, – бояться же нужно воистину устрашающей перспективы упустить возможности, открываемые перед нами нашими страхами. Гэвин де Беккер, один из ведущих мировых экспертов в сфере безопасности, в книге «Дар страха»³⁵ называет это чувство «блистательным внутренним телохранителем, который всегда настороже и готов предупредить вас об опасностях и направить по верному пути в рискованных ситуациях». Часто случается, что, испытав страх, то есть получив сигнал об опасности, мы игнорируем его предупреждение. Если мы научимся правильно распознавать и истолковывать его подсказки, страх многое нам расскажет о нас самих и о наших ценностях, а затем мы сможем использовать его в качестве инструмента для придания большей осмысленности нашей жизни и самореализации. Можно и нужно поставить страх себе на службу и с его помощью добраться до всего самого лучшего в нас.

В девяностых годах минувшего века ученые провели в аризонской пустыне эксперимент: построили колоссальный комплекс из стекла и стали под названием «Биосфера-2»³⁶ – полностью герметичный, с воздухо- и водоочистными системами, богато удобренной питательной почвой и более чем достаточным естественным солнечным освещением. Идея состояла в том, чтобы создать внутри идеальную среду обитания для флоры и фауны и посмотреть, как поведет себя экосистема. Эксперимент удался лишь отчасти, причем главным и непреодолимым провалом стало загадочное поведение деревьев: раз за разом, достигнув внутри «Биосферы» определенной высоты, они попросту заваливались – и весь лес рушился как домино. Поначалу этот феномен весьма озадачил ученых, но в конце концов они нашли ему простейшее логическое объяснение: в отличие от нерукотворных природных условий, в «Биосфере» начисто отсутствовал ключевой элемент, необходимый для закаливания и поддержания здоровья деревьев: ветер. В естественной среде деревья постоянно треплются ветром – и в ответ, чтобы устоять, обрастают корой потолще и пожестче и пускают корни поглубже и пораскидистее.

Мы тратим уйму времени и энергии в тщетных попытках окружить себя защитными пузырями таких вот самодельных «Биосфер». Мы боимся стрессов и вызовов времени, требующих от нас перемен, но ведь эти стрессы и вызовы – суть ветер, закаляющий и укрепляющий нас. В 2017 году скалолаз Алекс Хоннольд потряс мир³⁷ первым в истории одиночным покорением без помощи веревок и прочего альпинистского снаряжения легендарной вершины Эль-Капитан в национальном парке Йосемити по маршруту Фри-Райдер – прямо по отвесной скальной стене высотой около километра над окружающим ландшафтом. Истории невероятного восхождения Хоннольда посвящен снискавший «Оскар» документальный фильм «Фри-соло». Там его спрашивают, как он во время свободного скалолазания без страховки справляется с мыслью об отсутствии права на малейшую ошибку и безальтернативности вариантов: либо взятие вершины, либо смерть. «Люди только и говорят о том, как они борются со страхом, тщатся его подавить в себе, – ответил он. – Я же гляжу на это под другим углом – стараюсь расширить границы своей зоны комфортного пребывания за счет многократной отработки выверенных движений, повторяю их раз за разом до тех пор, пока не пробьюсь сквозь страх, проработав его, после чего всякая боязнь просто исчезает». Именно страх, порождаемый инстинктом самосохранения, побуждает Хоннольда всесторонне и целенаправленно совершенствовать технику скалолазания, прежде чем отважиться на очередное эпохальное одиночное восхождение. Привлечение страха в продуктивные союзники – ключевой компонент его тренировочного процесса. Именно страх вознес Хоннольда к вершинам в прямом и переносном смысле. Как только нам удается перестать относиться к стрессу и его частому спутнику – страху – как к чему-то негативному и научиться вместо этого видеть их потенциальные плюсы для нас самих, мы становимся на путь изменения наших взаимоотношений со страхом.