Зимняя роза

Доктор Джонс рассказывала Сиду об ощущениях, возникавших, когда осматриваешь пациента, говоришь с человеком, который в тот момент корчится от боли; как нелегко бывало завоевать доверие. Иные пациенты поначалу даже прикасаться к себе не разрешали. А доверие к врачу – самое ценное. И какая это неописуемая радость, когда твой больной начинает выздоравливать, как здорово сражаться за чью-то жизнь. Сид внимательно наблюдал за ее лицом. Исчезла прежняя сдержанность. Лицо доктора Джонс оживилось и засияло.

Сид хотел знать, как она не боится брать в руки скальпель и делать то, что делала с ним, когда его привезли в больницу. Оказалось, в первый раз она дрожала от ужаса, потому что видела человека, а не поврежденное место. Но с годами она научилась сосредоточиваться на повреждениях и теперь видела только опухоли, грыжи и прободения.

– Скажите, а на ком вы учились резать?

– Мы учились на трупах. На трупах людей, собак, свиней. На любых, которые удавалось заполучить.

– Не верится что-то.

– А на ком, по-вашему, мы должны были учиться? На живых людях? И они будут терпеливо лежать, позволяя полосовать себе тело? Знаете, трупы не самое страшное. Все зависит от степени их разложения. Самые свежие трупы доставались студентам-мужчинам. А наша школа получала уже порядком разложившиеся. Когда их вскрываешь, внутри все скользкое. Скальпель не вонзается в ткань, а прыгает. И швы накладывать трудно. Нить вдавливается в ткань и прорывает ее. У живого человека ткани крепче и эластичнее.

– Жуть какая! Пожалуйста, дальше не надо.

– Извините, мистер Мэлоун. Потому я особо и не рассказываю о своей работе. Просто на меня нашло. Не смогла удержаться.

– Держу пари, что вас охотно приглашают на званые обеды.

– Не очень, – засмеялась она.

– А что вы чувствуете, когда ваш пациент откидывает копыта? – спросил Сид, стараясь дать ей хоть какую-то тему для разговора.

Красная водная стена нарастала. Он знал, если волна накатит снова и понесет, ему уже будет не выбраться на поверхность.

– У меня таких случаев не было. Я не потеряла ни одного.

– Значит, я стану первым.

– Не станете.

Какая самоуверенность!

– Откуда вы знаете?

– Оттуда, мистер Мэлоун, что каждая болезнь – это битва. Сражение человека – прекраснейшей, сложнейшей, чудеснейшей машины, которой нет равных, – с одноклеточным паразитом. С бактерией. У бактерии нет разума, души, сознания, цели и смысла. Неужели вы хотите, чтобы вас одолел такой противник? Я бы не хотела. И он вас не одолеет.

Серые глаза доктора Джонс сверкали страстным огнем. Сид заглянул в них и на мгновение увидел ее душу. Ее суть. Смелую, яростную женщину с непростым характером. Упрямую, нетерпеливую и добрую. Настолько добрую, что она сидит, забрызганная чужой кровью и блевотиной, кричит на опасных людей и, не считаясь со временем, спасает таких, как он. Сид понял: перед ним редкая женщина, столь же редкая, как роза среди снега.

Он хотел рассказать ей об увиденном. О том, что когда-то и его окружали добрые, хорошие люди. Давно это было. Но Сид сдержал порыв. Еще подумает, что он бредит. И тогда он попросил:

– Расскажите, почему это случилось.

– Что случилось?

– Почему вы стали врачом.

– Я… – начала она и осеклась, покачав головой.

Нет. Этого она не расскажет.

– Тогда сделайте мне новый укол, – сказал он. – Одно из двух. Выбирайте.

– Боль усилилась?

Сид неохотно кивнул. Он чувствовал свою беспомощность и полную зависимость от этой женщины, что его бесило. Он не позволял себе быть зависимым от кого-либо. Никогда и ни в чем.

Доктор Джонс пощупала его пульс и нахмурилась.

– Укола не будет?

– Пока нет.

– Тогда рассказывайте. Когда-то давно жила-была… – подсказал он начало.

Она повернула голову к окну, за которым хлестал дождь, но Сид понял: она сейчас видит другое окно и другое место.

– Когда-то давно жила-была девочка, и жила она в Уэльсе, в прекрасном замке Блэквуд.

– Я же пошутил насчет «жила-была». Я хочу не сказку, а настоящую историю.

– Лежите спокойно, и я расскажу вам настоящую историю.

– Тогда продолжайте.

– Сам замок не был веселым местом, но вокруг простирались густые леса, журчали ручьи, высились черные холмы. И у девочки была целая компания замечательных друзей, с которыми она играла. У нее была сестра Мод, двоюродный брат Уиш, а также друзья Фредди и Бинг. В эту же компанию входили дети местного егеря: его дочь Би и сын Хью. Дом Хью и Би стоял в лесу. Девочка любила приходить к ним в гости. Их мама, милая улыбчивая женщина, рассказывала сказки у очага. А на столе всегда был чай с печеньем. Так они и росли вместе: девочка и ее друзья, и были они, как говорят, не разлей вода.

– А потом появилась злая ведьма? Или волк?

– Нет, мистер Мэлоун. Не было там ни ведьмы, ни волка. Зачем нужны придуманные чудовища, когда в мире полным-полно настоящих?

Эти слова были нацелены в него. Она косвенно назвала его чудовищем. Сквозь боль пробился гнев. Кто она такая, чтобы его судить? И какое ему дело до ее мыслей о нем? Сид хотел попросить ее уйти, но не смог. Ее голос был единственным, что не позволяло боли взять его за горло.

– Но дети выросли и покинули свой лесной дом. Хью стал конюхом в замке, а Би – горничной.

– А кем стала девочка?

– Печальной и никчемной узницей, приговоренной к ношению корсета и платьев.

– Не очень-то счастливая история.

– Вполне согласна. Боюсь, дальше будет еще печальнее. Когда Би исполнилось шестнадцать, она влюбилась. В кого – не сказала ни мне, ни остальным. Мы думали, сочиняет она, водит нас за нос.

Сид заметил, что теперь разговор шел от первого лица. Голос Индии погрустнел, а взгляд стал отсутствующим. Сид смотрел в ее глаза, и пока они были рядом, он оставался над болью и красными волнами.

– Однажды я пришла в конюшню – поболтать с Хью – и застала там Би. Она плакала. Потом вдруг сказала, что у нее будет ребенок. Отец – парень из соседней деревни. Стоило ей заикнуться о ребенке, он исчез неизвестно куда. Я хотела ей помочь и предложила подождать. Вместе мы что-нибудь придумаем. Но Би очень боялась, что о беременности узнают ее родители. И мои. Она работала у моего отца. Если он узнает – тут же прогонит ее из замка.

Индия глотнула остывшего чая и продолжила:

– У моей матери были два очень дорогих и ценных парных гребня. Один затем появился в лавке местного старьевщика. Думаю, старьевщик не обрадовался, а сильно перепугался. Он сообразил, какова настоящая цена этой штучки и чьи инициалы выгравированы на гребне. Он заявил в полицию и описал приметы молодого парня, принесшего ему гребень. Это был Хью. Полиция искала его, но не смогла найти. А я нашла. Я нашла его в нашем тайном месте – в развалинах старого дома. То место входило в число земель, принадлежащих моему отцу. Там же я увидела и Би. Она лежала на полу. Хью соорудил ей постель из конских попон. Они оба были забрызганы кровью. Кто-то сделал ей аборт… Иные мясники туши разделывают аккуратнее. Хью украл гребни, чтобы заплатить за эту варварскую операцию. Увидев меня, Хью потребовал уйти, но я сказала, что не оставлю Би. Ей нужен был врач. Я попросила его через полчаса принести сестру к воротам. Потом пошла в конюшню и дождалась, пока старший конюх не отправится на обед. Тогда я запрягла лошадь в одну из наших двуколок. Хью поднес Би, я укрыла их обоих попонами, и мы без остановок помчались в Кардифф, где находилась ближайшая больница. С нами поехал Фредди.

Индия умолкла и покачала головой.

– Я отчаянно сглупила, не взяв денег. Мать внушала мне, что благовоспитанные юные леди не должны носить с собой деньги. Пришлось найти ближайшую лавку ростовщика и продать мои сережки. Мы довезли Би до больницы, но… мертвой. Там сразу вызвали полицию. Я испугалась за Хью. Мы решили поскорее выбраться из больницы, но заблудились. – Она невесело рассмеялась.

– Почему вы смеетесь?

– Мы очутились в легочной палате. В легочной! Куда ни глянь – повсюду лежали шахтеры, умирающие от легочных болезней.

– Я что-то не понимаю.

– Простите. Я думала, вы знаете. Многие знают. Мой отец – лорд Бернли. Он владеет половиной угольных шахт Уэльса. Большинство умирающих в той палате работали на его шахтах. А может, все. Мы видели тридцатилетних мужчин, внешне напоминавших столетних стариков. Дети шахтеров страдали от туберкулеза. На одной кровати лежала девочка лет шести. Она кашляла кровью. Ее простыня вся была в пятнах крови. Одна женщина узнала меня. На мне был плащ переливчатого синего цвета. Мать купила его в Лондоне. Женщина плюнула в меня и сказала, что за эту дорогую одежку заплачено жизнью ее мужа.

Индия замолчала, не в силах продолжать.

– Теперь понятно, почему вы стали врачом. Из-за Хью, егерского сына.

Его голос прозвучал резко и насмешливо. «Не смей», – одернул он себя, но было поздно. Слова уже вылетели.

Индия уловила эту резкость и вздрогнула, вдруг став хрупкой и беззащитной.

– Сама не представляю, зачем я вам все это рассказала. Должно быть, только нагнала на вас скуку. Простите меня, мистер Мэлоун. – Она встала.

– Подождите. Что с ним случилось?

– Его арестовала полиция, – сказала она, собирая чашки.

– Это уж как пить дать! – фыркнул Сид. – Ваш отец обвинил парня в краже. И даже возврат гребней не помог.

– Отцу вернули только один гребень. Хью утверждал, что второго он не брал, но ни отец, ни полицейские ему не поверили.

– А вы?

– Я поверила и продолжаю верить.

– Он любил вас?

Чашка выскользнула из рук Индии, с шумом упав на поднос.

– Этот вопрос относится к числу сугубо личных.

– А вы любили его. – (Индия промолчала.) – Но сейчас вы почему-то не с ним.

– Вы угадали, мистер Мэлоун. Я не с ним, – глухо ответила она, берясь за ручки подноса.

– Бедный красавчик! Поди корячится сейчас на шахте и сохнет по вам. Но я никак не могу представить, чтобы доктор Джонс, она же леди Индия, вышла замуж за арестанта.

– Хью умер, мистер Мэлоун. В тюрьме. От тифа.

Глумливый ты придурок, сказал себе Сид.

– Черт побери! Я… простите, пожалуйста. Я не знал. И не думал…

– Естественно, вы не знали. Трудно представить обратное.

Занавес опустился. Открытое, сияющее лицо снова исчезло. И все из-за него. Он нарочно сказал такие слова, чтобы задеть ее. Отомстить за то, что задела его. Назвала чудовищем. Разве она это говорила? Может, он сам все придумал? Сид разозлился на самого себя. Ему снова захотелось извиниться и попросить ее остаться, рассказать еще что-нибудь о себе. Но как ее попросишь после всех его слов?

– Я скоро зайду и измерю вам температуру, – сказала доктор Джонс, собравшись уйти.

– Подождите… пожалуйста.

Его боль усиливалась. А под болью… скрывалось что-то еще. Пряталось и выжидало. Сида начало трясти.

– Мне нужно еще одно одеяло, – стуча зубами, произнес он.

– У вас уже два. Вам снова холодно?

– Замерзаю.

Она опустила поднос и достала из шкафчика одеяло. Оно не помогло. Сида продолжало трясти. Удары сердца вдруг сделались частыми и громкими. Казалось, еще немного – и оно, пробив ребра, выпрыгнет наружу.

– Доктор Джонс, я…

Он пытался рассказать ей про боль и темное существо, затаившееся внизу, но не смог. Ему стало трудно дышать.

– Сестра Абель! – послышался крик Индии и следом – топот бегущих ног.

Кто-то о чем-то кричал. Сид услышал слова «септический шок».

Красная волна боли быстро поднималась. Сид потянулся к руке Индии и крепко сжал. Он не должен отбросить копыта. Он должен любым способом остаться в живых. С ней он чувствовал себя в безопасности. Она удержит его, не даст утонуть, какими бы высокими ни были красные волны.

Но затем ее голос стал удаляться. Он не слышал ничего, кроме плеска моря. Красные волны перекатывались через него, неся куда-то и увлекая в пучину.

Глава 14

– Ты ее любишь?

Фредди провел рукой по нагой груди Джеммы Дин, по ляжке и нежной коже бедра.

– Нет, Джем, не люблю, – ответил он. – Я люблю тебя. Знаю, ты мне не веришь, но это так.

– Я тебе верю, Фредди. Во всяком случае, ты любишь меня настолько, насколько такой, как ты, вообще способен любить. Другими словами, не особо.

– Джем…

– Если ты ее не любишь, зачем собираешься на ней жениться?

– Потому что она богата. Очень богата. А я, к сожалению, нет. – (Джемма фыркнула.) – Я говорю правду. Мой чертов братец управляет всеми семейными деньгами. Точнее, тем, что от них осталось. Он выдает мне суммы на содержание. Жалкие гроши. А чтобы попасть туда, куда я хочу, мне нужны настоящие деньги.

– И куда же ты хочешь попасть, Фредди?

– На Даунинг-стрит.

Фредди повернулся и приподнялся. Он лежал на широкой кровати Джеммы, завернутый в скомканные простыни. Они только что занимались любовью. Как сказала Джемма, в последний раз.

– Подожди, пока я не женюсь. Обещаю, тогда нам станет легче. Я разбогатею настолько, что деньги будут торчать у меня из ушей. Тогда я смогу сделать все, что ты хочешь. Буду платить за твое жилье. Куплю тебе экипаж и лошадей. Исполню любой каприз.

– И зачем это мне тебя дожидаться? – язвительно спросила Джемма. – К тому времени я сама выйду замуж. Мой новый мужчина богат. Он покупает мне все, что ни попрошу. Платья. Меха. И уже платит за это жилье.

Фредди почувствовал себя в жарких тисках ревности. Он был готов убить нынешнего благодетеля Джеммы.

– Кто он?

– Не твое дело, – ответила Джемма, слезая с кровати.

– Как его зовут? – спросил Фредди, хватая ее за руку.

– Отцепись! – огрызнулась она. – Я сказала достаточно. Мне вообще не стоило тебя пускать. Надо было выгнать тебя коленкой под зад. Я бы и выгнала, если бы не твоя обаятельная морда.

– Но я и в самом деле обаятелен, – улыбнулся Фредди. – И вдобавок хороший любовник.

– Не льсти себе.

– Ни капельки, – прошептал он, затаскивая Джемму обратно и утыкаясь в ее ухо.

– Прекрати, Фредди. Тебе пора уходить. Я не шучу.

– И совсем не пора, – возразил он.

Он приподнялся и уселся на Джемму, одновременно крепко прижав ее руки к кровати.

– Слезь с меня!

Он поцеловал ее. Губы Джеммы были сладкими от шоколада и хранили вкус шампанского.

– Скажи, что ты меня не хочешь, – подзадорил он Джемму. – Говори, не стесняйся.

– Я тебя не хочу.

Он ловко просунул руку ей между ног, проник пальцами в лоно и заставил вскрикнуть.

– Врунья! – усмехнулся Фредди. – Там все мокренько.

Он подвигал пальцами, сначала осторожно, потом настойчивее. Он поцеловал Джемму за ухом и заставил вздрогнуть, когда наклонил голову к ее грудям. Теперь она его не остановит. Джемма была создана для любви. Такого красивого тела, как у нее, он больше не видел. Розоватое, сплошь состоящее из шелковистых округлостей. Рядом с ней он терял голову от желания. Их слияния были взрывными, агрессивными, шумными. Такое ему не дарила ни одна женщина. Фредди не представлял, как можно потерять ее и вместе с ней все богатство наслаждений.

– Скажи мне, Джем… – прошептал он, входя в нее. – Скажи, что хочешь меня.

– Пошел ты, Фредди!

– А я уже там, – засмеялся он.

Его толчки, поначалу медленные, становились все быстрее, пока он не почувствовал, что Джемма движется вместе с ним, и не услышал ее стонов и ругательств. Тогда он вдруг замер. Ее глаза, полузакрытые, подернутые пеленой наслаждения, сразу распахнулись.

– Скажи мне, – потребовал Фредди, и в его голосе появились угрожающие нотки.

Джемма не отвечала. Тогда он кусил ее в плечо.

– Ой! Засранец! – крикнула Джемма.

Дернувшись всем телом, она высвободила руку и шлепнула его. Фредди слегка сдавил ей горло и снова поцеловал, но Джемма до крови укусила его губу.

– Сука, – прошептал он, сильнее сдавив ей горло.

Из уголков ее глаз брызнули слезы. Он слизал их, насладившись их соленой горечью, затем возобновил толчки, двигаясь медленно и глубоко.

– Скажи мне…

По телу Джеммы прошла судорога. Потом еще одна. Фредди их почувствовал.

– Да, – наконец выдохнула она. – Я хочу тебя. Я очень тебя хочу, Фредди… сейчас. Боже… сейчас…

Потом она обмякла в его руках. Фредди гладил ей волосы, водя пальцами по длинным каштановым прядям. Он насытился и испытывал приятное утомление.

Сегодня он приехал к ней домой, умоляя принять его обратно. Почти месяц назад они серьезно повздорили. Джемма узнала про Индию и про помолвку. Это привело ее в бешенство, и она заявила, что больше не желает его видеть.

Он принес цветы, шоколадные конфеты, бутылку шампанского и подарочек.

– Джем, я скучал по тебе, – сказал Фредди, когда дверь квартиры приоткрылась. – Неужели ты по мне не скучала? Совсем?

– Ни капельки, – ответила она, пытаясь захлопнуть дверь. – Будь добр, проваливай отсюда.

Но Фредди и не подумал уходить. Он вручил Джемме букет роз. Желтых, символизирующих прощение. Потом пустил в ход свое красноречие. Фредди попросил разрешения войти на минутку, чтобы просто выпить шампанского в память о старых добрых временах. Он налил Джемме полный бокал, затем второй. Они сидели на диванчике. Фредди пододвинулся ближе и ловко надел ей на мизинец золотое колечко в виде свернувшейся змеи с изумрудным глазом.

– Змея, – усмехнулась Джемма. – Очень подходяще.

После этого Фредди не составило труда уложить ее в постель. Побрякушки всегда делали ее покладистее. Он радовался, что Джемма его не выставила. Он хотел ее вернуть. Так и случится, причем скоро. Он найдет ей квартиру получше этой и наполнит разными красивыми вещицами: мебелью, цветами, картинами. Купит ей «Виктролу»^[13]. Потом станет покупать драгоценности, яркие, броские, а она будет дарить ему в постели безумные наслаждения. Нужно лишь дождаться свадьбы.

Он подумал об Индии, своей будущей жене. Они давно не виделись, но через неделю встретятся в Лонгмарше. И там он непременно заставит ее назначить дату свадьбы. Для этого есть разные способы.

Джемма шевельнулась в его объятиях, пододвинулась ближе. Фредди поцеловал ее в макушку. Здесь, на ее измятой кровати, он был счастлив, наслаждаясь ею и шампанским, которое они пили в сумерках.

С Индией у него такого не будет. Он никогда не раскроется перед ней. Фредди это знал. Свое сердце он мог открыть только Джемме, поскольку ее собственное было еще чернее.

«Ты ее любишь, Фредди?» – спросила у него Джемма.

Он ответил «нет», но, услышь он такой вопрос в прошлом, сказал бы «да». Когда-то он действительно любил Индию. Тогда они были невинными детьми. А потом изменились и они, и всё вокруг.

В детстве Индия была прелестной. И невероятно отзывчивой. Фредди помнил, как она постоянно спасала птиц со сломанными крыльями и попавших в беду зверюшек. Бельчат, оставшихся без матери. Крошечных слепых детенышей крота. В конюшне Индия даже устроила для них что-то вроде ветеринарной клиники. У нее было очень доброе сердце. Как-то летом в Блэквуде он увидел это воочию. За несколько месяцев до убийства отца.

Ему тогда было двенадцать, а Индии десять. Сачками для бабочек они ловили лягушек на берегу пруда. В этом развлечении участвовали все, кроме Дафны и Индии. Первая была еще слишком мала для подобных забав и осталась в детской, а вторая сочла ловлю лягушек жестокой. Уиш, которому надоели лягушки, предложил ловить рыб, водившихся в пруду. Он, Бингэм и Хью быстро скинули рубашки и завернули брючины. Мод и Би завязали юбки узлом и шагнули в воду, держась за руки. Пруд был мелким, и вскоре все они отошли на приличное расстояние от берега.

Фредди замешкался. Подвернув брюки, он стал расстегивать рубашку, ненадолго забыв, что этого делать нельзя. А когда вспомнил, было слишком поздно. Индия, оставшаяся в знак протеста сидеть на берегу, увидела его спину. Фредди даже отвернулся, чтобы не встречаться с ней глазами. Он поспешил снова застегнуть рубашку, но Индия не позволила. Она распахнула на нем рубашку и смотрела на уродливые рубцы, тянущиеся у него по груди. Потом с необычайной осторожностью дотронулась до них, но Фредди все равно вздрогнул. Не от ее прикосновения. От стыда.

– Фредди, откуда у тебя это?

– От отца, – нехотя ответил он.

– Отец тебя… бьет? – шепотом спросила Индия.

– А как ты думаешь, зачем мы на лето приезжаем сюда? И почему ты никогда не ездишь в Лонгмарш? Мама отсылает нас к вам, чтобы мы не попадались ему на глаза. Раз мы далеко, он срывается на лошадях. И на маме.

Взглянув на Индию, Фредди увидел, что ее глаза полны слез. Из-за него.

– Индия, не реви, – сказал он. – Мне только тяжелее от твоей жалости.

– Это не жалость, Фредди, – дрогнувшим голосом возразила она. – Это горе.

Она вытерла слезы и взяла его за руку. Так они и сидели на берегу тихого пруда в тишине летнего английского вечера. Единственный раз в жизни Фредди не чувствовал себя одиноким.

Он полюбил Индию, но по-детски. С годами его любовь изменилась. И другим летом, когда ему шел девятнадцатый год, а ей семнадцатый, он приехал в Блэквуд, надеясь, что она согласится стать его женой.

Естественно, что и жизнь их всех изменилась. Они уже не играли дружной детской ватагой. То лето оказалось последним из проведенных вместе. Мод и Индию впервые вывезли в свет. За Мод ухаживали полдюжины парней из аристократических семей. Би работала в замке горничной. Хью стал конюхом. Уиша с осени ждала работа в банке «Баринг». Бингэм изо всех сил старался управлять Лонгмаршем.

Мод и Индия тепло встретили гостей и обрадовались возможности снова провести время вместе. Однако в Индии что-то изменилось. Едва ее увидев, Фредди сразу это почувствовал. Держалась она отрешенно, а ее мысли бродили неведомо где.

Как-то ночью Фредди сидел у окна и раздумывал о странностях в поведении Индии. И вдруг внизу, на лужайке, он увидел стройную женскую фигуру. Полная луна освещала ее бледное лицо и светлые волосы. Это была Индия, быстро идущая в сторону конюшни.

Удивленный и обеспокоенный – время перевалило за полночь, – Фредди выскочил из дома и последовал за ней. Когда он достиг конюшни, Индия уже шла в лес, и не одна. С ней был Хью Маллинс, их бывший товарищ по играм.

Фредди не поверил своим глазам. Решив узнать, что́ же связывает повзрослевших Индию и Хью, он двинулся следом, стараясь ничем себя не обнаружить. Взявшись за руки, Индия и Хью шли к скале Диффидс-Рок – ее любимому месту. Хью влез на громадный валун и помог забраться Индии. Когда они уселись, Хью притянул ее к себе и поцеловал. Фредди почувствовал, что его мир распадается на куски. Он подполз ближе, отчаянно желая услышать разговор пары.

– Я так рад, что ты пришла. Думал, вдруг не придешь. У меня же теперь соперник появился? – спросил Хью.

– Соперник? Кто?

– Фредди. Я же вижу, как он на тебя смотрит. Он тебя любит.

– Не говори глупостей, – засмеялась Индия. – Фредди меня совсем не любит. Если у него и есть какие-то чувства ко мне, то как у брата к сестре.

– Но тебе его прочат в мужья.

Индия покачала головой:

– Фредди женится на блистательной красавице, под стать себе. Зачем я ему? Я для него слишком заурядна. И потом, мое сердце отдано другому. – Индия обхватила лицо Хью и принялась его целовать, нежно и страстно, потом вдруг сказала: – Возьми меня, Хью. Прямо здесь. Я тебе отдамся.

– На этом жестком шершавом камне? Ты что, спятила?

– Ну тогда в лесу, под деревом.

– Не раньше, чем мы поженимся. Иначе это непорядочно.

– Ханжа! – со смехом бросила она.

– Бесстыжая девица!

Фредди смотрел и не узнавал Индию. Она никогда не вела себя так ни с ним, ни с другими. Тихая, замкнутая девочка, какой ее привыкли видеть, исчезла. Индия смеялась. Она была счастлива и свободна. И такой ее сделал Хью.

Она прильнула к нему и стала смотреть на звезды.

– Хью, я жду не дождусь, когда мы поженимся! Мы будем жить в уютном домике, как у твоих родителей. Представляешь: в очаге пылает огонь, на решетке кипит чайник. По вечерам будем петь и рассказывать чудесные истории в окружении наших чудесных детишек.

– Индия, – серьезным тоном ответил ей Хью, – ты прекрасно знаешь: если мы поженимся, нам не позволят жить в Блэквуде. Скорее всего, отец лишит тебя наследства.

– Неужели ты думаешь, что я хочу остаться здесь? В этом унылом, безрадостном доме? Я хочу уехать. Мы с тобой уедем далеко-далеко. С тобой я согласна хоть на край света.

– Ты сама не знаешь, о чем говоришь. Ты еще слишком молода и не видишь последствий.

– Мне скоро исполнится восемнадцать. Достаточный возраст, чтобы самой решать, чего я хочу. Всего через два месяца. И тогда мы уедем. Прямо в день моего рождения. Обещай мне, Хью.

– Не могу. Если я тебе пообещаю, однажды ты меня возненавидишь. Ты начнешь скучать по дому и по жизни, к которой привыкла. Я создать тебе такую жизнь не смогу. Ты будешь сожалеть о встрече со мной, не говоря уже о замужестве.

– Не говори таких слов. Хью, я никогда тебя не возненавижу. Никогда. А теперь пообещай мне, что мы уедем вместе. Обещай, Хью Маллинс.

– Индия, ты потеряешь все.

– Я обрету все, – возразила Индия, поднеся палец к его губам. – У меня будешь ты.

– Индия, я люблю тебя, – сказал Хью, обнимая ее.

– Обещай мне!

– Обещаю, глупая ты девчонка… Обещаю.

Фредди отвернулся. Он услышал и увидел достаточно. В мозгу зазвучали слова Красного Графа: «Быть хочешь королем? Тогда вначале вырви собственное сердце»… Он думал, что вырвал сердце еще в тот вечер, когда в Лонгмарше спустился по лестнице и увидел искалеченное тело отца. Оказалось, нет. Малая часть его сердца еще оставалась и продолжала жить. Фредди это знал, поскольку ощутил, как она разлетается вдребезги.

Он поплелся назад в Блэквуд. Его любовь к Индии превращалась во что-то иное: черное, исполненное ненависти. Внутри бушевали ярость и гнев. Боль, которую он испытывал, была хуже всякой телесной боли. Он думал, что не переживет ту ночь, но пережил. А еще через неделю боль сослужила ему хорошую службу. Она помогла ему сделать то, что он сделал, – передать Хью Маллинсу гребень. Помогла отплатить Индии ударом за удар.

Джемма снова шевельнулась в его руках.

– Который час? – спросила она.

Фредди прищурился на часы, стоявшие на ее бюро:

– Половина восьмого.

Это означало, что ему нужно вставать и уходить. Ровно в половине девятого он должен быть на обеде. На очередном политическом обеде. На этот раз с местным руководством профсоюза грузчиков. Там ему придется снова упражняться в искусстве политика, когда предлагаешь много, но не даешь никаких обещаний. Публика, которая его там ждет, уже сейчас вызывала у него зевоту. Обычные профсоюзные зануды с их чертовыми вопросами о забастовках, повышении жалованья и сокращении рабочего дня. Его совсем не тянуло туда идти, но придется.

Слава богу, шумиха вокруг ограбления «Крепости» поутихла. Одной щекотливой темой меньше. Про ограбление писали во всех газетах, но, к счастью, одновременно там же сообщалось об аресте Сида Мэлоуна и двух его сообщников. Дональдсон их арестовал. Вот только зацепок инспектор не нашел. Сообщников пришлось выпустить. А сам Мэлоун вместо камеры загремел в больницу, где его выхаживает – кто бы мог подумать? – Индия! На данный момент власти не могли упечь за решетку ни Мэлоуна, ни его людей. Но этот неприятный факт Фредди скрасил заявлениями о том, что расследование продолжается. Полиция ищет улики и собирает доказательства, а потому справедливость вскоре восторжествует. Не самый лучший финал, но Фредди хотя бы ослабил удар по своей репутации. Если принять во внимание все обстоятельства, он не так уж и плохо выпутался из всей истории, показав себя быстрым, жестким, умеющим контролировать события.

Фредди высвободился из объятий Джеммы.

– Старушка, мне надо бежать. Обязан быть на одном скучнейшем обеде, – сказал он, вставая с постели.

Он заскочил в ванную, чтобы умыться и причесаться, затем подхватил с пола одежду и быстро оделся. Прежде чем уйти, он наклонился и поцеловал сонную Джемму.

– Чертовски рад, что мы снова вместе.

– А кто сказал, что мы вместе? – спросила Джемма, открывая свои ленивые кошачьи глаза. – Нет, Фредди, мы не вместе. У меня теперь другой мужчина, и ты это знаешь.

Фредди присел на кровать, взяв Джемму за руку:

– Как только я женюсь, все изменится. Обещаю.

– Фредди, мне нужны не только обещания. Обещаниями с моей портнихой не расплатишься.

– Джемма…

– До свидания, Фредди. Возвращайся после свадьбы… или вообще не приходи.

Она закрыла глаза и повернулась к нему спиной.

Фредди потянуло на возражения, но его подпирало время. Если он сейчас не уйдет, то опоздает. Выйдя из квартиры Джеммы, он торопливо сбежал по лестнице и хлопнул входной дверью. Она жила в Степни, на тихой улочке. Кеб здесь вовек не сыщешь. Фредди поспешил в южном направлении, к Коммершел-роуд.

Через неделю мы все будем в Лонгмарше, думал он. Осталось всего семь дней. Он не пожалеет никаких усилий, чтобы заставить Индию назвать дату свадьбы. Он пустит в ход все уловки: будет распинаться о неумирающей любви, скажет, что жить без нее не может, потом добавит, как давно он мечтает о детях. Если же вся эта словесная мишура не сработает, всегда остается другой способ. Способ, который почти всегда гарантирует свадьбу.

Фредди вышел на Коммершел-роуд, поднял руку, ловя кеб, и мрачно улыбнулся. Жениться, и как можно скорее. Никогда еще он не ощущал такой решимости исполнить задуманное: приобрести жену и удержать любовницу.

Глава 15

Джо громко выругался. Потом еще раз.

– Полыхает до самой крыши! – крикнул его кучер.

Но Джо вряд ли его услышал. Прежде чем Майлс остановил экипаж, Джо выскочил и побежал по Хай-стрит.

Склад «Марокко» был охвачен огнем. Из окон и погрузочных дверей вырывались злые, извивающиеся языки пламени. В полуночное небо тянулся густой черный дым. Час назад констебль полиции постучался в двери дома номер 94 по Гросвенор-сквер и сообщил мистеру Бристоу о пожаре на его складе. Джо разбудил всех. Фостер бросился к Майлсу, веля срочно запрягать. Джо быстро оделся и выскочил наружу.

Сейчас он пытался прорваться к горящему зданию, но его не пускал рослый, угрюмого вида пожарный.

– Пропустите меня! – кричал Джо, отталкивая пожарного. – Где он? Где он, черт побери!

– Кто? – рявкнул пожарный.

– Управляющий складом. Альф Стивенс. Вы видели его?

Подбежал другой пожарный, взял Джо под локоть.

– Сэр, прошу вас не…

– Еще раз меня тронешь, приятель, и я сломаю твою пустую голову. Где Альф?

Ночной воздух прорезал крик. Душераздирающий крик человека, испытывающего невыносимую боль. Крик раздался не из горящего склада, а с улицы. Точнее, с соседнего склада «Орел».

– Боже! Нет… нет… – пробормотал Джо.

– Не ходите туда, – сказал ему первый пожарный. – На такое лучше не смотреть.

Но Джо уже несся туда со всех ног. Перед складом стояла небольшая толпа. Люди смотрели не на пожар, а на что-то, лежавшее на земле.

– Может, кто-нибудь сделает хоть что-нибудь? – спросил один из толпы.

– Где этот проклятый доктор? – выкрикнул второй.

Джо протолкнулся сквозь толпу. На земле корчился Альф Стивенс, управляющий складом. Его друг. Альф чудовищно обгорел. Левая сторона буквально расплавилась. Кожа на руках и груди стала угольно-черной. Во многих местах она лопнула, обнажая покрасневшее обожженное мясо. Удивительно, что глаза Альфа не пострадали. Взгляд их был дикий и даже безумный, но осмысленный. Увидев Джо, Альф протянул к нему руку. Джо опустился на колени и осторожно взял почерневшую руку, боясь причинить Альфу дополнительную боль.