Эта неизвестная Алхимия

© Giammaria. Alchimia Questa Sconosciuta. Bergamo, 1996.

© Building Financial Consultants di Pier Riccardo Torri & C. sas., 1996

© Глеб Бутузов, перевод с итальянского, 2011

© TERRA FOLIATA, издание на русском языке, 2011

* * *

Лук и верёвка
Предисловие переводчика

В Доломитовых Альпах, включённых ЮНЕСКО в список природных чудес света, есть известный скальный маршрут Гонелла. Однако вряд ли кто-то из альпинистов, покоряющих Альпы в этом месте сегодня, знает, что проложил его много лет назад лигурийский алхимик, доктор юридических наук Джаммария Гонелла.

Джаммария, чьё настоящее имя стало также его литературным псевдонимом, родился 28 января 1925 года в Генуе, лигурийском портовом городе, который он всегда считал своим домом и в который всегда возвращался из путешествий. Будучи юристом по образованию и профессии, обеспечивавшей ему средства к существованию, урождённый патриций Триеста Гонелла за свою долгую и полную приключений жизнь успел достичь мастерства в стрельбе из лука, альпинизме, игре в теннис, пении, бальных танцах, абстрактной живописи и восточных единоборствах. В 1943 году, когда ему исполнилось восемнадцать, Джаммария принял решение идти добровольцем на фронт; благодаря силе, высокому росту и благородной внешности он был принят в берсальеры, или бывшую Королевскую Гвардию, – элитные войска, в составе которых он принимал участие в военных действиях на севере Италии; ещё совсем недавно, будучи пенсионером с почти двадцатилетним стажем, он занимался скайдайвингом и продолжал покорять сложные скальные маршруты. Простой перечень достижений в различных областях человеческой деятельности, которыми был отмечен его путь в промежутке, составляет несколько убористых страниц; однако, эти страницы – благодатное поле для биографа, а всякая биография, согласно убеждениям Джаммарии, всего лишь достояние деревянной куклы, буратино, каковая сделана из мяса, костей и общественных масок. Наше подлинное Я, сокрытое в тайнике пещеры человеческого сердца, божественно и бессмертно, – это нумен, облачённый в лохмотья анаграфического; его «нам» предстоит открыть в себе – либо же навсегда раствориться в небытии вместе с бренной оболочкой сломанного буратино.

Образ алхимика Джаммарии, путника без фамилии и биографии, начал проступать из дымки в послевоенные годы, когда студент Гонелла, изучавший в столице классическое право, а также латынь, иврит и арабский, познакомился с бароном Ричьярдо Ричьярделли, известным среди членов пифагорейских школ и «кружков Вергилия» как Марко Даффи (итальянизированная форма имени даймона Mцrkцhekdaph, которого воплощал барон). В течение многих лет Джаммария и Марко Даффи регулярно встречались в Риме; друг и последователь Джулиано Креммерца, барон Ричьярделли был самостоятельным герметическим философом и магом, которого основатель и глава Братства Мириам называл «мастером» (этого звания он удостоил за свою жизнь только ещё одного человека, своего формального преемника Джованни Бонабитаколу). Рок, преследовавший Братство с момента его основания, в конечном итоге не позволил ни одному из его воспитанников, начавших путь с ученичества, достигнуть вершины мастерства; и Ричьярделли, и Бонабитакола, как признал Креммерц в частном письме к Марко Даффи, были мастерами в своём собственном праве, вне формальных рамок Братства и не благодаря ему.

Берсальер Джаммария Гонелла на фронте

Вскоре после окончания Второй Мировой войны Марко Даффи организовал свою собственную группу в Риме. Сначала она называлась «Цепь Андромеды» или «Орден Амзур», а в 1962 году стала именоваться «Кольцо Плеяд» (эти символические места были обителью Mörköhekdaph: первое – его герметической Землёй, второе – Небом). Джаммария, будучи самостоятельным герметиком, много лет выступал в роли редактора и комментатора Марко Даффи; именно благодаря ему работы этого в высшей степени оригинального итальянского мастера стали доступны нам. Сам Марко Даффи никогда не относился к молодому адвокату как к ученику и всегда разговаривал с ним на равных; Джаммария в силу не только независимости своего мировоззрения и понимания герметизма, но и благодаря природным данным, характеру и энергетике в принципе не мог быть последователем, «рядовым членом группы», «делать карьеру» в области эзотерического (как, например, Бонабитакола), занимать место в иерархии, получать звания, иметь «начальство» и «подчинённых»; в этом смысле его как личность можно поставить рядом с бароном Юлиусом Эволой, который тоже никогда не мог (и не хотел) «вписаться» в какую бы то ни было организацию и всю жизнь выступал в роли, так сказать, «интеллектуального маяка» для многих эзотерических групп и «кружков», каковые с его помощью и при его посредничестве формулировали свои доктрины и представляли их публике, но не были способны «вобрать» Эволу в себя, сделать его своей частью: напротив, это он сделал их частью собственного пути, этапом Делания. При этом, как и Эвола, Джаммария никогда не был одиночкой, отгородившимся от людей аскетом или общественной маской, за которой он осуществлял бы внутренний путь, совершаемый в гордом безмолвии. Более того, Джаммария воплотил в жизнь новую неформальную модель герметического сообщества, отличную от «Ур» и «Крур», хотя и следовавшую тем же ориентирам. Группа, организованная им в 1965 году, называлась Il Corpo dei Pari (Корпус Равных) и была построена на принципах, которые позволяли наиболее адекватно реализовать герметическую парадигму в условиях второй половины двадцатого века, и, – как мне кажется, – вполне актуальны и сейчас.

Как отмечали многие авторы (в частности, Рене Генон), любая конкретная традиционная форма отражает особенности той точки цикла манифестации, где она зарождается, и каждое такое новое рождение является необходимой и обусловленной космическими факторами мутацией Традиции, адаптирующейся к иным историческим условиям. Традиция как трансцендентный принцип вечна, но формы традиционных учений темпоральны. «Всякий раз, когда дхарма приходит в упадок, я заново воплощаюсь», – говорит Кришна в четвёртой главе Бхагавад-Гиты; «никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвёт мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые», – говорит ученикам Иисус^[1].В результате исторических катаклизмов ХХ века, приведших к разрушению общественного устройства, опирающегося на принципы традиционной иерархии, и к провалу попыток возрождения такого общества, традиционные иерархические принципы – в приложении как к национальному государству и расе, так и к личности, – не только оказались «скомпрометированы в глазах общественности», но на гораздо более глубоком уровне, который ощущают лишь те, кто живёт и мыслит в традиционной парадигме, утратили силу дхармы и превратились в скорлупу, каковую теперь с лёгкостью наполняют чем угодно, но коя более не содержит в себе магической силы, поскольку Дух покинул её.

Современные маги, руководители и организаторы эзотерических групп, во многих случаях объявляющие себя духовными наследниками великих магов прошлого и претендующие на «прямую линию передачи», даже когда это соответствует действительности, продолжают строить взаимоотношения в группах на основе того же подгнившего каркаса орденов былых времён, они пытаются влить своё вино в старые мехи духовной иерархии, не принимая во внимание тот факт, что будущее таких организаций, как в зеркале, отражается в судьбе масонства, и что такое же блёклое существование будет их уделом, если вино это выдохлось; если же оно молодо и сильно, то прорвёт мехи и вытечет наружу, чему лучшим примером служит история Братства Мириам.

Марко Даффи и Джаммария

20-го января 1967 года в генуэзской газете Il Lavoro появилась статья под названием «Посмотрим, понял ли кто-нибудь стихотворение-манифест». Дело в том, что за несколько дней до этого на улицах Генуи и итальянской Ривьеры стали появляться листовки, расклеенные на заборах, столбах и стенах домов. Листовки были озаглавлены «Стихотворение» и содержали следующий текст, напечатанный на ярко-красном фоне:

СЕМЬ вместо ДВЕНАДЦАТИ

ЕДИНИЦА означала ЧЕТЫРЕ

Побеждённые, рассеянные, сбежавшие,

им

не известен

Путь Посвящённых!

Эти же –

завоёванный Сан –

не Мистики более,

но Адепты,

посвящённые в Магистерий,

они сбрасывают Маску,

и

Ясные лица,

Увлажнённые Солнцем,

Отражаются в Великом Зеркале!

День придёт,

когда они узнают

единый лик,

отражённый

во многих Зеркалах!

Репортёр сообщал, что никому не известны ни мотивы распространения этих листовок, ни скрытый в них смысл. «Общее число отпечатанных копий не превышает сотни, однако, как подтверждают карабинеры и городская полиция, начатое в Лигурии расследование демонстрирует, что эта акция вызвала бульший общественный интерес, чем можно было бы ожидать и от тысячи листовок», – говорилось в статье. Расследование закончилось ничем; в типографии, где было отпечатано «Стихотворение», дали словесное описание пожилого господина, принёсшего текст и деньги, однако его разыскать так и не удалось (адрес на визитке оказался фальшивым). Это событие, правда о котором была раскрыта день в день 20 лет спустя, ознаменовало начало деятельности группы Джаммарии, впоследствии задокументированной в сборнике О деяниях Корпуса Равных^[2],а также в книге одного из участников под знаменательным названием Истина в вине^[3].Не будет слишком большой натяжкой увидеть здесь определённую параллель с событиями 1607-1616 гг. в Германии и публикацией двух манифестов Fama Fraternitatis и Confessio Fraternitatis, положивших начало розенкрейцерской эпопее в истории европейской мысли. Герметические идеи должны быть представлены герметическим образом: в самом акте публичной демонстрации герметично закупоренного объекта, философского яйца, непроницаемого для профанного взгляда, – будь то картина, стихотворение или кинофильм – заложена возможность проникновения в область герметического, возможность преодоления зрителем мурока обыденности и порождения нового крылатого «я» при соблюдении правильного температурного режима.

Группу искателей, которых Джаммария объединил под именем Корпус Равных, нельзя назвать «эзотерической организацией» в общепринятом смысле. Само слово «равные» вполне ясно даёт понять, что участники группы не образуют никакой привычной иерархии, жёстко регламентированной организационной структуры, в ней нет «градусов» и «степеней», «мастеров» и «подмастерий». Однако такое состояние дел ни в коем случае не должно считать «хаосом» или «сборищем» – совсем напротив. «Каждый Равный – актёр, и все остальные по отношению к нему – статисты. Из этого следует, что внутри Корпуса каждый Равный является исполнителем драмы, трагедии или комедии, а иногда и фарса»^[4].Стоит также помнить, что «Корпус – это резонатор для Голоса»^[5], – той песни Единого, которая становится слышнее, резонируя в теле из гармонично соединённых душ. И, если продолжить музыкальную аналогию, наиболее точно Корпус Равных можно охарактеризовать как консорт; в период Ренессанса так называли небольшой инструментальный ансамбль, в котором, «в отличие от большого оркестра, гармоничность исполнения определялась не работой дирижёра, но максимальной сосредоточенностью и сердечностью (в смысле способности улавливать значимость внутренних мотивов другого) составляющих его индивидуумов»^[6].

Джаммария за занятиями альпинизмом

У Джаммарии нет «учеников» или «последователей» в том смысле, как это понимается участниками масонских или подобных иерархических организаций, хотя в какой-то степени его можно назвать главой «школы», если под таковой разуметь стремление освободить искусство Алхимии от всех посторонних культурных, доктринальных и прикладных коннотаций и вывести его из сферы формальной активности «эзотерических групп» в область индивидуального, внутреннего необусловленного итинерария, следование которому занимает всё время жизни, имеющееся в распоряжении оператора, включая сон. Всякий, кто готов понять и принять такое видение Царского Искусства, кто готов ступить на Путь под знаком неизвестности в полном одиночестве, взяв на себя всю ответственность за успех или неуспех предприятия, может именовать себя последователем Джаммарии.

Джаммария в 90-е годы прошлого века

Как говорит сам автор в предисловии к предлагаемой вашему вниманию книге, он не смог найти ни одной справочной или обзорной работы, игравшей бы роль формального «введения» в Алхимию, которая эксплицитно очерчивала бы основные доктринальные контуры этого пути, его фактическую историю и сущностные отличия от других сходных путей спасения и освобождения. По этой причине он взялся за написание такой книги сам, в итоге решив сию задачу с успехом (Эта неизвестная Алхимия была удостоена специальной премии министерства культуры Италии и выдержала два издания), притом в соответствии с Zeitgeist и теми требованиями, которые время предъявляет к языку и культурным коннотациям подобной пропедевтики. Введение в эзотерическую дисциплину – как и во вся– кую другую – не может быть написано в терминах самой дисциплины, по– скольку её имажинариум (в данном случае алхимический) понятен только алхимикам, то есть тем, кто уже пребывает внутри сферы герметической мысли; введение же предназначено для тех, кто находится снаружи, – стоит – у входа в неё или же не может таковой найти. В качестве терминологического и образного инструментария Джаммария использует язык современной физики, психологии, нейрофизиологии и других наук; говоря об истории герметизма, он не выходит за пределы набора документально подтверждённых фактов, таким образом избавляя себя от необходимости аргументации в той области, которая приватизирована современной наукой, и каковая аргументация уводила бы в сторону от главной линии произведения; при этом текст содержит два десятка диаграмм, использующих планетарные символы и геометрические репрезентации герметических идей, а также краткий алхимический тезаурус.

Важную часть данной работы составляет негативное описание Алхимии, то есть разбор её «разновидностей», которые по сути ею не являются. Ни индийская, ни китайская «алхимия» не могут быть названы восточными эквивалентами греко-египетской Алхимии (или, тем более, её предшественниками), это различные пути как в доктринальном, так и в практическом отношении, к которым сам термин «алхимия» применим лишь на основании сложившейся привычки. В силу исторических и культурных обстоятельств этот европейский (и быть может, единственный аутентичный европейский) путь Освобождения претерпел значительные искажения и контаминацию со стороны сходных (в отношении цели, а зачастую лишь символического языка) доктрин; ложная интерпретация данного учения стала общим местом и чуть ли не «хорошим тоном» как для современных представителей науки, так и для разного рода «духовных школ». Работа Джаммарии в значительной мере возвращает Алхимии её изначальный смысл в глазах современного европейского читателя, каковой она никогда не теряла для тех, кем написаны подлинные герметические трактаты и кому они в реальности предназначены. На мой взгляд, есть нечто символическое и весьма важное в том, что первым иностранным языком, на который переведено это произведение, стал русский, – язык народа, сохранившего в своей душе то изначальное золото, без коего невозможно достичь успеха в великом искусстве Алхимии, какими бы хитроумными практиками ни пользовались его восточные апологеты.

В заключение своего краткого предисловия переводчика я хочу привести слова самого Джаммарии, обращённые к русской публике: «Приглашаю тебя, русский читатель, к знакомству с алхимическим Герметизмом, – Путём, который среди других путей наиболее созвучен твоей природе. В отличие от японцев, ты не создан для дзен, не для тебя истинная йога, соответствующая восточному уму и восточному жизненному пространству, не для тебя суфизм, прерогатива исламского мира, тебе ни к чему иудейская каббала, чуждая европейскому духу. Алхимический Герметизм может помочь тебе, русский читатель, выйти за пределы мистицизма, характерного для твоей славянской души, коя остаётся европейской, и осознать, что, обладая этим золотом, ты способен сделать Золото, если говорить языком Алхимии, языком Золотого Искусства…

Читая и перечитывая тексты алхимического Герметизма, ты сможешь научиться, говоря «я», не отождествлять себя со своей анаграфической персоной. Постепенно, через книги^[7],в тебе начнёт прорастать осознание себя как Нумена, как внутреннего божества. И когда наступит твоя физическая смерть, окончание биографии, в тебе просто умрёт та марионетка, которой ты был в миру, – каковой являюсь и я, и все мы здесь…»

Глеб Бутузов

Введение

В память о предсказании Мишель Марфен,^[8] согласно которому утешением для меня станет возвращение в землю

Решение всецело посвятить себя алхимическому поиску созрело у меня постепенно в 1945-1950 годах. В этот период мои познания в области Алхимии были зачаточными и туманными; в то же время я оказался абсолютно не подготовлен к встрече с метафорическими и символическими канонами оперативной работы, смысл жаргона каковой от меня ускользал.

Именно в таких затруднительных обстоятельствах в 1949 году мне представился случай встретиться с человеком, известным в герметических кругах как Марко Даффи, а также выдалась редкая удача видеться с ним регулярно в течение десяти лет и, позднее, в той или иной степени поддерживать отношения.

Это была удача в буквальном смысле слова, поскольку я получил возможность посредством прилежания и настойчивости в данной области, в ходе глубоких размышлений и плодотворных медитаций, через некоторое время освоиться и почувствовать себя комфортно в сфере алхимической литературы, получив необходимые ключи, чему содействовали личные отношения. Кроме того, это позволило мне разобраться в алхимическом наследии в плане его аутентичности, а также подлинности авторов; будучи поначалу совершенным невеждой в вопросе лексики, к моему удовлетворению, мне удалось в конечном итоге составить словарь,^[9] предварительно, в ходе многих лет труда, подготовив компендиум всего учения,^[10] имеющий ценность в качестве пропедевтики пути, а также, вдобавок к ним, текст, который можно расценивать как систему, относящуюся к технике специфического «внимания» в области материи.^[11]

Следует, однако, отметить, что всё больший интерес проявляется к тем исследованиям Алхимии, кои касаются её экзегетики, а также исторического и анекдотического аспектов, начиная от истоков и вплоть до сегодняшнего дня, и каковые исследования можно было бы использовать в качестве справочного пособия, пусть и самого общего характера.

Таким образом, поскольку мне не удалось найти ничего достойного в этой категории текстов, я взялся за написание собственной книги. Результатом явилась работа, которая в какой-то степени приподнимает завесу над эзотерической частью Алхимии, или, иначе говоря, проницает её профанный аспект, позволяя смутно различить в глубине то сакрально-эзотерическое (в буквальном смысле), кое «соседствует с божественным».

Я говорю об эзотерическом в том доктринальном смысле, что лежит за пределами слов (ср. у Лукиана Самосатского, II в. н. э., а также Климента Александрийского и Оригена, III в.); фактически, подлинный смысл алхимических высказываний, будь то устные, либо письменные, остаётся скрытым (оккультным),^[12] или же «мистическим» (см. Болос Мендесский, III–II вв. до н. э.), то есть таинственным.^[13] Стоит заметить, что «оккультное» в Алхимии не имеет ничего общего с «оккультистским» образца XIX в. (см. Леви и Папюс).

Из данной книги с очевидностью следует, что Алхимия, рождённая на Западе в результате столкновения эллинистического и египетского мышления, как путь представляет собой качественный скачок от исторического к метаисторическому, от анаграфического к архетипическому, оставаясь при этом чуждой тому стремлению, – если не сказать одержимости, – к продлению срока земного существования, которое характерно для раннего периода распространения сего учения на Востоке.

Возможно, поиски «долгой жизни», присущие религиям Дальнего и Ближнего Востока, объясняются теми взглядами, следы которых можно найти в наиболее древних текстах, и согласно каковым смерть нельзя отодвигать до бесконечности: рано или поздно она всё равно настигнет, и её воздействие будет радикальным. Идея бессмертия как преодоления смерти в культуре семитских народов, жителей Месопотамии, Индии и Китая является поздней, причём:

а) в библейский период формирования Израиля и его веры ни у кого не вызывал сомнения тот факт, что смерть есть окончательный итог, который оставляет человеку лишь возможность сохраниться в памяти;

б) в Новом Завете бессмертие представлено как прерогатива Бога (см. 1 Тим. 6:16), поскольку по причине греховности смерть естественным образом сопутствует человеку, его «телу и душе», за исключением случая, когда он обладает «верой в Иисуса Христа»;

в) в Месопотамии нельзя найти ни малейших следов верований, будто нечто может уцелеть после смерти (по этой же причине там не проводилось и бальзамирование);

г) в первых Ведах слово amєta не относилось к бессмертию, но означало отодвигание смерти, и обретение бессмертия (amєtat-va) признавалось возможным и способным оправдать надежды… лишь «в детях»! Только в Бхагавад-Гите и Упанишадах появляется идея посмертного воздаяния;

д) в добуддистском Китае люди молились о ниспослании долгой жизни (шу), и возможность бессмертия не была им известна как минимум до V–IV вв. до н. э.

Концепция бессмертия человеческого существа, ещё ранее, чем в древнегреческой мысли (см. Платон), присутствовала в культуре Египта; правда, изначально как привилегия фараонов (см. Тексты Пирамид V и VI династий – 2500 лет до н. э.), и лишь затем, среди эпигонов Великой Империи, pro omnibus.^[14]

В египетском понимании, точно так же, как человек при рождении переходит границу иного мира, так и после смерти он становится «новорождённым», имея возможность за её порогом управлять своим становлением (ср. «температурный барьер», за которым не действует физика), каковое представляется как путь к состоянию, для коего «открыты все возможности» (ср. физический вакуум).

В русле этих рассуждений есть все основания считать Алхимию (как и Магию, впрочем) духовной наследницей Книги Мёртвых, текста, чьи наиболее древние фрагменты, относящиеся примерно к ХХ в. до н. э. (XI династия), никогда не были зафиксированы письменно, что имело место лишь в VII–VI вв. до н. э.

Алхимия и Магия суть две оперативные формы одного и того же Weltanschauung,^[15] наличие согласия между которыми отмечал ещё алхимик Зосима в 300 г., поскольку обе предоставляют человеку возможность избежать фатума: одна (Магия) при помощи силы,^[16] другая (Алхимия) – путём познания.

Наконец, возвращаясь к нашей книге, следует сказать, что она являет собой текст, имеющий шанс стать источником правдивой информации об алхимическом процессе, который не даст читателю заблудиться, поддавшись академическим спекуляциям о «единстве природы» последнего. Иначе говоря, человеческое существо представляет собой поле, где герметический Меркурий отражается, живёт, грезит и думает с целью познать себя… хватаясь за собственный хвост (вспомним Уробороса). Алхимия родилась и существует как инициатический Путь, чисто духовный (в современном смысле слова как антитезы современного же понимания материального) и чуждый любых химико-металлургических импликаций – кроме символических, – хотя и сохраняющий при этом определённую гибкость жестикуляции.^[17]

Пытливый читатель, равно как и сторонник Алхимии, и, в значительной степени, тот, кто чувствует призвание к оперативной деятельности, чтобы избежать риска, следуя обманчивыми тропами, должен иметь в виду, что субстанции Делания, то есть лабораторные материалы и инструменты, совершенно точно соответствуют инструментарию и материалам ритуальной магии, каковые суть круг, жезл, кинжал, чаша, алтарь, храм и т. д. При этом, также как и в случае Магии, они не являются необходимыми и выполняют вспомогательную функцию.

Заниматься алхимией, чтобы сделать золото, всё равно, что заниматься Магией с целью чем-то «овладеть»… Это не имеет отношение к инициации.

Джаммария