Динозавр

А начиналось все это очень даже прилично, если не сказать оптимистично – когда четыре месяца тому назад, отдел в котором Евгений проработал более пяти лет, окончательно упразднили, раскидав сотрудников по более перспективным командам. К этому времени весь штат состоял ровно из трех человек, включая Евгения, а работа, как таковая, практически отсутствовала. Из-за постепенно набиравших обороты санкций, контакты с внешним миром медленно, но неотвратимо сходили на нет, а основной деятельностью их отдела являлось, как раз, техническое сопровождение поставок из-за бугра. Честно говоря, даже в лучшие времена процесс был отлажен до автоматизма и почти не требовал вмешательства, так что их небольшая, заставленная компьютерами и всевозможной, почти никогда не используемой техникой, пыльная комнатка напоминала сонное царство, а сам Евгений и две делившие с ним площадь, тянувшие последние годы перед пенсией тетки, по большей части развлекались при помощи "ВКонтакте" и браузерных игр. Синекура полнейшая, но и зарплата соответствующая, едва позволяющая платить за квартиру и кое как сводить концы с концами. Ну и полнейшее отсутствие какого-либо присутствия намека на карьерный рост – что, с одной стороны, конечно, сильно раздражало, но зато с другой, означало и минимум нервотрепки, что для человека столь тихого, если не сказать, откровенно пассивного склада характера, каким, уж чего греха таить, сколько себя помнил, всегда был Евгений, являлось исключительно важным фактором, ради которого можно было поступиться очень многим.

Подразделение, куда его перевели после "реструктуризации" компании, занималось примерно тем же самым, но только основные логистические цепочки теперь проходили по территории РФ, либо все еще относительно дружественных ей стран. Работы прибавилось, но не радикально, времени она отнимала, все так же, не слишком много, ну а зарплата стала еще меньше за счет тотального упразднения практически всех премий и надбавок. Однако общая атмосфера на новом месте не походила на прежнюю примерно столь же сильно, как день отличается от ночи – вдвое больше народу, средний возраст коллектива колеблется вокруг горячей отметки в тридцать лет, а женский пол, за исключением разве что только секретарши начальника, полностью отсутствует. Ничего экстраординарного, в этом, конечно же, не было, обычный микроклимат среднестатистического офиса, но вот только, как очень быстро выяснилось, Евгений, который тоже, как раз вплотную подошел к тому, чтобы разменять четвертый десяток, до сих пор не выучился выживать даже в таких, в общем-то, близких к абсолютно тепличным, условиях.

Несколько лет назад на глаза Евгению попалась весьма любопытная статья где обобщалась и анализировалась информация полученная в результате десятков всевозможных социальных экспериментов над мышами и крысами, проведенных в течение ХХ века. О некоторых из них, например, знаменитой "Вселенной 25", ему, конечно же, неоднократно доводилось слышать и раньше (кстати сказать, концепция "мышиного рая, превратившегося в ад", никогда Евгения особо не впечатляла и, вообще, он полагал, что Кэлхоун под конец грубо переврал и извратил изначальную концепцию опыта, пытаясь подогнать результаты под собственные, человеконенавистнические теории), однако кое о чем довелось прочитать впервые – в том числе и об одном не слишком масштабном, но весьма поучительном опыте над крысами, особенно его зацепившем. Суть опыта заключалась в следующем: шесть крыс одного пола и приблизительно равного возраста помещались в замкнутый вольер, выбраться из которого можно было только преодолев заполненный водой канал – не настолько широкий, чтобы имелась хоть малейшая возможность утонуть, но вполне достаточный дабы сделать купание весьма неприятным, особенно, учитывая, что крысы, в большинстве своем, терпеть не могут плавать. В самом вольере еды не было, но зато она регулярно появлялась на противоположном берегу. И среди крыс моментально произошло своеобразное разделение социальных ролей – две особи принялись совершать вплавь регулярные рейды на противоположный берег и притаскивать еду: типичные рабочие лошадки, бета-самцы, те самые, которых на блатном жаргоне обычно именуют "мужиками". Еще две никуда не плавали, зато регулярно нападали на добытчиков и отнимали у них часть продовольствия – правда, всегда оставляли ровно столько, чтобы у последних оставалось достаточно сил продолжать свое нелегкое занятие. Ярко выраженные альфы, они же "паханы". Еще одна крыса держалась в стороне, ни с кем не пересекаясь, принося еду исключительно только себя самой и жесточайшим образом, вплоть до смертельного боя, пресекая любые попытки покуситься на свои независимость и свободу. Жила она в стороне от прочих и впроголодь, но зато ни с кем не делясь ни добычей, ни чувством собственного достоинства. Несломленная одиночка. Но была и еще одна, шестая крыса, которую с завидным постоянством и какой-то неестественной для животных, пусть даже и социальных, жестокостью, били, чморили, обирали и опускали все – и грозные альфы, и покорные беты, и даже отстраненная, существующая сама по себе, одиночка. Несчастная пария, омега, питающаяся редкими, иногда перепадающими объедками, и только каким-то чудом не подыхающая.

Установившаяся в самом начале эксперимента иерархия оставалась неизменной вплоть до его окончания – беты не становились альфами, а пария – одиночкой. Зато ученые несколько раз пробовали менять крыс, сортируя их по возрасту или половой принадлежности, помещая в разделенный водной преградой вольер то одних юных самцов, то, напротив, преклонного возраста самок – однако, результат всегда оставался одним и тем же: два бугра, две рабочие лошадки, драчливая и непокоренная одиночка, принципиально презирающая крысиный социум и всячески его избегающая, а так же неизменная опущенная пария, забитая сразу всеми. Закон жизни, закон природы.

Сразу после прочтения статьи Евгений практически не сомневался, что окажись он в шкуре одной из подопытных крыс, то, вне всякого сомнения, конечно же стал бы гордым одиночкой – пусть и полуголодным, но зато полностью независимым. Но выброшенный из безопасной, привычной среды обитания и оказавшийся в более агрессивном окружении (хотя, на самом деле, конечно же, совершенно не агрессивном – всего лишь самом обычном, нормальном для всякой, хоть сколько-нибудь адаптированной особи) спустя уже всего лишь пару недель, вынужден бы признать, что, мягко говоря, сильно сам себя переоценивал.

Он оказался тем самым парией, с кем можно безнаказанно делать практически все, что угодно, совершенно не рискуя получить какой-либо серьезный отпор – и новый коллектив моментально это понял. Конечно же ни о какой серьезной травле или чем-то подобном речь не шла: здесь была не зона, не казарма и даже не пионерлагерь – обычные офисные хипстеры, которых самих моментально зачморили бы по полной, окажись они среди реально серьезных мужиков. Ну уже через несколько дней над Евгением начали посмеиваться, затем издеваться более откровенно, подставлять по мелочи и не очень, заваливать нудной и никому не нужной работой, которую, вообще можно было не делать – но он ведь никому не умел сказать "нет". Точно так же, как не умел он и непринужденно поддерживать разговор на традиционно "мужские" темы, которые с видом прожженных знатоков постоянно вели его новые коллеги – о футболе, машинах, политике и, конечно, женщинах, поочередно обсуждая, как секретаршу босса, так и всех остальных представительниц женского пола из всех окрестных отделов. Делать это, разумеется, требовалось с максимальной пошлостью и цинизмом, что у Евгения никогда не получилось бы в любом варианте, даже самом мягком – отчего весь отдел дружно начал называть его "целкой". Причем, далеко не всегда только за глаза. Все это, конечно же, было совершенно не смертельно, опасности для жизни и здоровья (да и, вообще, для чего бы то ни было, за исключением нервной системы) не представляло ни малейшей, но, тем не менее, жизнь отравляло весьма фундаментально.

Евгений все никак не мог дождаться следующего этапа – когда на него просто перестали бы обращать внимание, он сделался бы невидимкой, пустым местом, никому не нужным и неинтересным – но, видимо, офисному планктону было так приятно обнаружить кого-то слабее себя, что новая забава все никак не надоедала. И когда Евгений уже на полном серьезе начал задумываться о том, чтобы написать заявление об увольнении (хотя и близко даже не представлял где ему потом искать новую работу и как, вообще, он собирается это делать), ровно в этот самый момент и объявились Влад с Максом.

Собственно, они никуда не девались и до этого, мало того – с самого начала вполне успешно принимали участие в общей травле. От Евгения они отличались самым разительным образом насколько это только, вообще, было возможно – оба спортивные, накаченные и регулярно посещающие всевозможные фитнесы и качалки, однако, вместе с тем, в лучших традициях яппи, тщательно следящие за собой, а самое главное – исключительно самоуверенные и, особенно это относилось к Максу, крайне нахальные. Однако их отношение внезапно и достаточно резко поменялось – что один, что второй принялись показательно здороваться с Егением за руку, хлопать по спине, называть своим другом и даже "братом" (хотя, в основном, конечно, "Онегиным" – как то раз случайно процитировав что-то из Пушкина, Максу внезапно вздумалось сравнить Евгения с главным героем классической поэмы, после чего идиотская кличка приклеилась намертво. Не слишком приятно, конечно, но, все же, значительно лучше "целки"), активно обсуждать разные темы, хотя до этого даже и близко не интересовались его мнением. Но самое ударное заключалось в том, что они, вроде как, даже начали его слегка защищать – правда, это больше напоминало покровительство банды рэкетиров по отношению к регулярно выплачивающему дань "за крышу" коммерсу, но, все таки, раньше и такого не было.

Ни к Владу, ни, особенно, к Максу, Евгений не испытывал ни малейшей симпатии – последний, вообще, у него с первого дня знакомства ассоциировался со змеей – не то из-за странных, змеиных глаз, не из-за какой-то скользкой, липкой манеры общаться – даже когда он, вроде бы, говорил по дружески и с теми, кого, казалось, уважал, никогда нельзя было толком понять, насколько он серьезен и можно ли, вообще, его словам хоть немного верить. Умом было совершенно понятно, что в этом неожиданном покровительстве запрятан подвох размером с Сибирь вместе с окрестностями, мало того, его даже не требовалось особенно рьяно отыскивать – Евгений сам не заметил, как помимо своей работы, в полном объеме взвалил на себя и практически все должностные обязанности Влада с Максом, не говоря уже о том, что теперь, по умолчанию, регулярно платил за них в столовой, да и вообще регулярно давал, как бы, в долг, прекрасно понимая, что вернут ему, скорее всего, угольками на том свете.

Тем не менее, с упорством упоротого имбецила, Евгений продолжал регулярно убеждать себя в том, что, как бы то ни было, но все же он обрел приятелей, с которыми можно хоть как-то общаться – пусть даже и столь специфическим образом. Но самое отвратительное заключалось в осознании и даже частичном принятии существующих реалий, при которых, несмотря на все унижения, решительно отказаться от этой навязанной "дружбы" и отправить Макса с Владом куда подальше, у него все равно не хватит ни сил, ни воли. Основная причина все та же – потому как не умел говорить "нет".... а кроме того, возможно, еще и от тлевшей где-то на задворках разума тошнотворной, малодушной и почти что мазохистской надежды, что, возможно, у него когда-нибудь еще и появится шанс доказать свою состоятельность, после чего отношение новых "приятелей" сразу волшебным образом поменяется и у него, наконец, начнется, нормальная, настоящая жизнь… и именно за подобные мысли всегда Евгений больше всего ненавидел и презирал самого себя. Малодушие и трусость намного омерзительнее любой слабости.

И когда, одним липким июньским утром, Макс, хитро блестя своими зелеными змеиными глазами, вдруг предложил совместно взять отпуска и отправиться к морю, конечно же, первое, что ударило Евгению в голову – неужели, вот оно?! Теперь все будет по новому?! Он перестанет быть парией, его приглашают с собой, возможно и не совсем как равного, но, все же, в качестве партнера, чтобы вместе весело провести время… Верно говорят, что идиотизм – понятие клиническое и излечению уже не подлежит. Если угораздило уродится слабаком, размазней и идиотом, значит, скорее всего, именно таким же и помрешь.

Для чего его на самом деле позвали, выяснилось еще даже до того, как были забронированы билеты на поезд, когда Макс объявил, что для гарантированного обеспечения "полного сбытия мечт" по всем направлениям, ему жизненно не хватает тридцати тысяч. Но Онегин ведь выручит по братски, разве не так?! И "Онегин", конечно, выручил. И раз, и другой, и третий… оплатил все основные расходы на поездку не только для самого Макса, но и для Марины, и, разумеется, Влада, не говоря уже о мелких текущих тратах. В долг, конечно же, под клятвенные обещания непременно все вернуть с процентами… как только, так сразу.

Уже почти совсем ничего не оставалось не только от заначки, которую Евгений откладывал последние несколько лет, но даже и от основного банковского счета, который на его имя открывали еще покойные родители. Как хорошо, когда под рукой всегда есть, прирученная и послушная шестерка, об которую можно не только регулярно вытирать ноги, но выдаивать до последней копейки.

Первого, то есть вытирания ног, впрочем, тоже никто не отменял.

И вот теперь он здесь, обливаясь потом, бредет по жаре неведомо куда, для того чтобы ублажить своих "дружков" несколькими бутылочками холодненького.

Особенно горько было из-за сегодняшнего фильма – мелочь, конечно же полнейшая, но жгучее ощущение того, что ему только что с особым цинизмом нагадили прямо в душу, буквально накрыло с головой. Перед глазами танцевало красноватое марево и Евгений никак не мог разобраться – то ли это было от обиды, то ли он уже находился на грани солнечного удара и обморока. В любом случае, кроме себя винить было некого. Динозавров, доисторический мир и все, что с ним так или иначе связано, в том числе и художественные фильмы, Евгений трогательно любил еще с раннего детства – так, каким же надо было быть идиотом, слабаком и дегенератом, чтобы додуматься позвать этих "друзей" на премьеру картины, которую он с замиранием сердца дожидался несколько лет и на что-то там потом еще рассчитывать… впрочем, честно говоря, ничуть не большим, чем для того, чтобы терпеть от них все остальное.

Он до боли в зубах сжал челюсти. Отыскал в кармане носовой платок, промокнул обильно струившийся по лицу пот. Исключительно удачное время для рефлексии и самобичевания, ничего не скажешь. Встать вот прям тут, на этих чертовых расплавленных досках, и дожидаться, пока не сдохнешь от перегрева и обезвоживания. Или постараться, все-таки, быть хоть немного сильным, взять себя в руки, и идти вперед, как бы мерзко и тяжело это не было.

Евгений выбрал второй вариант.

Как и следовало ожидать, ничего похожего на пиво в ближайшей шаговой доступности не обнаружилось – точно так же, как и не в самой ближайшей. Обливаясь потом и с трудом втягивая в легкие расплавленный, пахнущий солью и нечистотами, воздух, Евгений отшагал вдоль берега не меньше полкилометра, миновал три забегаловки – все, разумеется, были закрыты до вечера, – чахлый сувенирный магазинчик (как ни удивительно, но, похоже, что отрытый, хотя никаких продавцов, равно, как и покупателей, ни внутри, ни поблизости не наблюдалось) и несколько торговых точек под открытых небом, состоявших из прилавка и слегка прикрывающего его сверху от безжалостно ухмыляющегося солнца, брезентового тента. За одним из прилавком даже наблюдались признаки жизни – загорелое до черноты, неопределенного возраста существо женского пола, с большой неохотой оторвавшись от смартфона, поведало Евгению, что "пиво еще утром кончилось и теперь подвезут только после шести". В стоявшем чуть подальше ларьке, парень восточной наружности, которого Евгений своим вопросом про пиво выдернул из состояния сонной дремы, предложил купить "уникальный освежающий коктейль", кивнув на ряд полуторалитровых пластиковых бутылок со странного вида этикеткой и еще более странной мутной жижей внутри. Еще в одном киоске в наличии имелась теплая "Пепси-кола" и несколько видов минералки. При упоминании пива, продавец только мрачно фыркнул – судя по всему, имейся оно в наличии, то долго бы не задержалось, причем, вряд ли бы пошло на продажу.