Читать книгу: «А4000», страница 3

День сурка

Широкий бульвар заканчивается у большого нерегулируемого т-образного перекрестка. Три полосы каждого направления, совмещенные с трамвайными путями, снова объединяются. Пешеходам почти везде дорога, где есть полосатый переход. В четырех местах можно пересечь проезжую часть в нужных направлениях.

Камеры видео наблюдения установлены на столбах уличного освещения, фасадах зданий и опорах контактной сети трамвайных путей.

Темное время суток. Велосипедист двигается по бульвару к Т-образному перекрестку. Собирается повернуть направо, через полосу попутного движения. Вид с камеры на фонаре. Он не спешивается и почти пересекает проезжую часть по пешеходному переходу. Легковой автомобиль сбивает велосипедиста как раз в момент его появления в желтом круге света от фонаря.

Любое время суток. Водитель трамвая держит в свободной руке смартфон. Увлеченно листает ленту новостей в каком-то приложении. Трамвай проезжает по прямой Т-образный перекресток. Спешившийся велосипедист переходит проезжую часть по зебре. Водители машин заблаговременно уступают ему дорогу. Вид с камеры на опоре контактной сети, направленной вдоль пешеходного перехода на встречу велосипедисту. Он в наушниках быстро переходит дорогу. Громкий металлический стук и потом скрежет. Краткое звяканье велосипедного звонка. Музыку в наушниках и ленту новостей в смартфоне больше не замечают.

Дождь только закончился. Пешеходы убрали зонты. Спешащий велосипедист двигается по тротуару к переходу через встречную проезжую часть. Он совершает допустимый для сухой погоды крутой поворот направо. Привычный наклон корпуса. Колеса велосипеда теряют сцепление с асфальтом. На видео с камеры, установленной на уровне первого этаж углового здания, велосипедист наклоняется всё больше. Упав на правый бок, он с шумом закатывается под притормаживающий по нему автомобиль. Профиль машины дополнился выступом неопределенной колесной формы.

Солнечное летнее утро. На улицах очень мало машин и пешеходов. Где-то прогрохотал ранний трамвай. Отлично экипированный велосипедист, на хорошей скорости движется по проезжей части. Он поворачивает, пересекая трамвайные пути. Рельсы, уложенные в асфальте, образуют идеальный жёлоб для велосипедного колеса. На видео с камеры наблюдения на ярком солнце блещет метал отполированных рельс. Почти в середине манёвра заднее колесо велосипеда поднимается, а переднее останавливается. Седло также взлетает, и велосипедист начинает свободное падение к асфальту. Если двигаться вдоль трамвайных рельс, то можно попасть колесом почти намертво.

Зимняя темнота. Везде лёг толстый белый слой снега. После снегопада пешеходам приходится протаптывать себе узкие дорожки. Автомобильная дорога сужается почти до одной полосы. Вся обочина завалена снегом. Лёд под снегом мешает быстро останавливаться машинам. Объективы видеокамер залеплены мокрым снегом. Человек с заплечным коробом службы доставки толкает перед собой велосипед по узкой дорожке. Он, разбегаясь, вскакивает и проезжает несколько метров по бульвару. Нещадное вращение педалей остается безрезультатным. Снег струёй летит из-под заднего колеса. Велосипед почти не двигается и наклоняется в бок. Цикл движений повторяется. Срок доставки почти на исходе. Снежный вал обочины перегородил пешеходный переход. Человек на бегу снова разгоняет велосипед и пытается прорваться через преграду. Внезапно он оказался на середине перехода. Водитель слишком поздно заметил яркий короб службы доставки. Лёд под снегом не позволил вовремя остановиться грузовому автомобилю.

Не холодно, не жарко, нет ветра, нет дождя, видимость прекрасная. С разных камер наблюдения видно приближающийся массивный автомобильный кран среди остальных редких транспортных средств. Пробки нет. Машины движутся быстро, иногда уступая дорогу пешеходам в положенном месте. Крюк крана закреплен в транспортном положении. Он создаёт помеху водителю, ведь за ним слепая зона. Надо постоянно менять угол обзора и контролировать ситуацию наперёд. Чудес не бывает, но случаются сказочные стечения обстоятельств. Перемещение спешившегося велосипедиста совпало с перемещением крюка в обзоре водителя. Момент нахождения автокрана трагически совпал с переходом велосипедиста.

Велосипедист Саша проснулся в холодном поту дома. В комнате почувствовалась слабая вибрация. С улицы донеслось звяканье трамвая, проходящего перекресток. Учебное пособие по сдаче экзамена на водительские права с шелестом скатилось с его груди и глухо упало возле кровати.

Крепкие орешки

Помню, что первый раз я наряжал новогоднюю ёлку, когда мне было 4,5 года. Я расспрашивал маму о каждой игрушке. Как правильно крепить, как они устроены, откуда они взялись. Наверное, я и раньше так делал, но память у меня хранится только с этого периода.

Среди игрушек были два металлических ореха. Точнее, как объяснила мама, это были обычные грецкие орехи. Когда-то её бабушка завернула их в фольгу от шоколадки и обвязала ниткой для подвешивания на ёлочную ветку. В её непростое время, и в том глухом месте, где они жили, не было возможности купить елочные игрушки. Тогда и там магазинов просто не было. Поэтому она сделала игрушку своими руками. Орешки передавались из поколения в поколение. И всегда говорили, что разворачивать фольгу категорически нельзя.

Шли годы, два псевдо металлических орешка исправно украшали новогодние ёлки в родительском доме. Я бережно надевал игрушки в декабре, а потом снимал их в январе. Это изменилось, когда я сам обзавелся своей семьей и начал жить отдельно от родителей. Коробки с ёлочными игрушками перешли ко мне в собственность.

И вот уже мои дети наряжают новомодную новогоднюю ёлку. Однако, орешки всё те же. Я тоже часто рассказывал историю создания этих металлических орешков, только теперь уже своим маленьким детям. И, конечно, говорил, что разворачивать орешки пра-пра-бабушки нельзя, надо их беречь.

Наш кот, которого мои дети всё время гоняют по квартире, в тот год приспособился прятаться внутри веток новогодней ёлки. Он пробирался под занавес серебристого дождика, гирлянд и игрушек. Конечно, кот там спал и периодически падал, иногда вместе с ёлкой и игрушками. Часть игрушек от таких происшествий полностью ломалась. В конце концов мы надёжно привязали ёлку, а кота смогли отучить от ёлочного экстрима.

Стеклянные игрушки разбились, пластиковые треснули, а у орешков оборвались нитки. В суматохе восстановления ёлки сразу не заметили, что орешков нет. Видимо кот ещё с ними поиграл как следует, погоняв по полу ночью. Только когда в январе стали убирать ёлку, поняли, что орешков нет.

Пропажу специально не искали. Убрали все игрушки, выбросили ёлку и потом ещё долго кололись о вездесущие иголки. Уже летом делали небольшую перестановку к приходу гостей и нашли два исцарапанных орешка за диваном. Оставил потрепанные игрушки на кухонном столе, чтобы на следующий день починить.

Я предполагал, что ремонт не доставит много хлопот. Кусок фольги и новая прочная верёвочка полностью должны были восстановить новогодние орешки. Главное не открывать скорлупки.

На следующий день, за завтраком, я обнаружил на столе полностью исправные новогодние орешки. Первая мысль была о новогоднем чуде летом, но сын сам себя выдал.

– Папа, я вчера пока у вас были гости, орешки починил, – выпалил сын, зайдя на кухню.

– Отличное дело, спасибо, – с едой во рту ответил я.

– Только, пап, знаешь. Ну, мне хотелось посмотреть, что там у него внутри осталось. Ведь столько времени прошло, – сказал сын.

– И что же ты там нашёл? Ядра – чистый изумруд? – перестав жевать, я задал вопрос.

– Ты только не ругайся. Я позвонил бабуле, вы ведь были вчера заняты гостями. Я спросил у неё можно ли мне открыть орешек. Она сказала, что, конечно, ведь она и сама уже так делала, представляешь? Так вот, там под скорлупой ничего не было. Всё давно высохло. Какая-то труха только осталась. Я всё выкинул и взял новые орехи, потому что старые уже не складывались обратно, – ответил сын.

Я сразу вспомнил один новогодний вечер моего раннего детства, когда родители уже спали. Покорённый жгучим интересом узнать, что под фольгой, я вскрыл запретный орешек. После разочарования, мне пришлось скрыть свой проступок и заменить истлевший орех на новый. Видимо, так делали почти в каждом поколении, но продолжали хранить тайну. Самое удивительно, что до этого утра, я не вспоминал об этом случае и чтил семейную традицию. Но как говорится: «Утро вечера мудренее».

– Ничто не вечно, ты сделал всё правильно, сынок. Молодец, что рассказал и поговорил с бабушкой. Когда ты вырастишь и будешь делиться со своими детьми историей орешков, то сам решишь, какой будет возраст у твоих ёлочных игрушек, – допивая утреннее какао, ответил я сыну.

– А можно я скажу, что этот орешек мне дедушка мороз принёс, когда я был маленький? Или даже моей пра-пра-пра-пра-бабушке? – с увлечением спросил сын.

Разрешите выйти

Я жил невдалеке от железнодорожного вокзала в столичном городе. Пешком уходил из дома в командировку. Спускался к вокзалу и вот почти в 23 часа садился в обычно пустое купе. Раньше поезд к южному городу нашей республики, отправлялся каждый день. На нём было очень удобно добраться из одного города в другой. Поздно вечером сел и вот уже завтра в 12, хорошенько выспавшись, попадаешь в нужное место.

В тот день я продолжал слушать произведение Станислава Лема "Солярис". Данный роман нельзя причислить к ужастикам. Однако, таинственность, напряжённость и даже местами страх, в нём имеются. Особую атмосферу создавал эхоподобный голос чтеца, а также соответствующие мистические звуковые эффекты на фоне в аудиозаписи книги.

Билеты проверены, бельё получено, перрон оставлен, поезд в пути. Быстро переодевшись, я принялся застилать постель и раскладывать необходимые в дороге вещи. За окном купе вспыхивали друг за другом проносившиеся жёлтые фонари уличного освещения. Они ритмично выхватывали из мрака элементы оставляемой цивилизации. Ну и, конечно, стук колёс, именно за это и стоит пользоваться поездом.

В 20-м вагоне, в 4-м купе, на 13-м месте внизу всё готово ко сну. Верхние полки подняты, я, к счастью, еду один. Посмотрим будут ли позже попутчики. Нужно поскорей заснуть. Однако, сначала надо победить вечерние гигиенические процедуры. Кто бывал в обычных туалетах поездов, ещё до наступления эры биотуалетов в новых вагонах, вздрогнет и всё поймёт без дополнительных слов. Сражение было трудным, но победа осталась за чистотой. Укладываюсь головой к выходу, чтобы смотреть в бесконечный оконный телевизор купе.

Продолжаю слушать Солярис. Лёжа, под чистейшими, но всё же как будто пыльным постельным бельем, под ритмы поезда и книги незаметно начинаю погружаться в сон.

Засыпая в наушниках, самое сложное – это снять их аккуратно, чтобы они не мешались во время сна. Переворачиваюсь в различные положения, иногда открываю глаза и вижу совсем рядом за окном прорезанные людьми горы. Тысячелетние пласты повернуты почти вертикально. Что же тут когда-то творилось, раз такие махины так сильно подняло и повернуло. Тяжело было пробивать здесь дорогу.

Начался какой-то тревожный дорожный сон, прерываемый краткими остановками на мелких промежуточных станциях. Снилась обычная сюжетная линия про опоздание на самолёт. Вот-вот он улетит, а я только выхожу из дома, а везде пробки, такси не заказывается.

После какой-то узловой станции, на которой стояли ощутимо долго, поезд уже снова едет. Голоса, щелчок дверного механизма, свистящей-лязгающий звук открываемой двери. Внезапно в купе врывается шум, а потом тяжёлый жёлтый свет из коридора вагона. Внешне я сохраняю вид спящего, но понимаю, что теперь еду не один. Мельком замечаю, что теперь у меня два мужчины попутчика. На противоположной стороне они занимают обе полки, непродолжительный шум, никаких приготовлений ко сну. Один ложится наверху, второй садится за столик у окна. Всё затихает. Снова проваливаюсь в сон.

В темноте купе просыпаюсь от непонятной речи. Мужчина, сидящий у окна, раскачивается вперед и назад. На каком-то тюркском языке повторяет одни и те же фразы. Иногда замирает у стола и что-то дёргано пишет. Потом отрывает какие-то квадратные листочки бумаги размером с ладонь и кладет рядом на стол. Затем начинает снова раскачиваться, но не прерывает своей, как мне кажется, молитвы.

Моё сознание находилось сразу в трех мирах: вагон, Солярис, тревожный сон. Без каких-либо подозрительных движений продолжаю лежать. Глаза закрыты, иногда мельком осматриваю тёмную обстановку, слушаю. Сложно в таком состоянии последовательно вспомнить и выстроить диалог между моими попутчиками. Их разговор постоянно перемежался тюркскими молитвами и ритуалом с отрывными бумажками. Одни и те же конструкции беседы, убеждения, повторялись много раз.

– Азат, прекрати. Всё будет хорошо. Мы приедем и позвоним. Дальше будет ясно, что делать, – пытался успокоить своего спутника пассажир с верхней полки.

– Я приеду и всё будет кончено. Я всех убью. Слышишь Вадим? Всех взорву. Я так не хочу. Не надо меня отговаривать, – надрывным шепотом, слегка повернув голову влево и вверх, в разных вариациях повторял Азат.

– Прекрати я тебе говорю. Ничего неизвестно. Я сам позвоню, если хочешь. Ты главное успокойся, – отвечал также шёпотом с верхней полки Вадим.

Скажу честно, мне было страшно. Моё сознание рисовал однозначную картину. Эти двое – террористы. Они хотят взорвать поезд. Ну однозначно. Верхний у них старший, а этот внизу, то ли передумал, то ли сомневается. И вообще они по-любому смертники. Поезд приедет на узловую станцию, и мы все взорвемся. У них все спланировано.

В голову пришла мысль, что вот так лежать дальше как-то странно. Надо предпринимать какие-то действия. Долго я размышлял и продолжал слушать эту испорченную пластинку ритмичной партии Азата и Вадима. Вариант бей и беги казался какой-то некультурный. Открытый вопрос типа: "Вы террористы?", представлялся безрезультатным. Были ещё мысли в духе Соляриса – запереть их в купе и куда-нибудь запустить. В конце концов выбор пал на обычные человеческие потребности и принцип: война план покажет.

Я медленно, имитируя пробуждение, сел на своей полке.

– Ты чего не спишь? – Азат резко передвинулся на середину своей нижней полки и почти в упор посмотрел мне в лицо.

Мы оба сидели друг на против друга. Он был весь на взводе, недвижим, напряжен. Я же продолжал разыгрывать сонного пассажира и немного покачивался, естественным образом, не препятствуя импульсам поезда.

– Пописать хочу, – спокойно проговорил я заготовленную фразу.

– Иди, – Азат коротко произнёс и отодвинулся обратно к окну.

Я нашарил ногами тапочки, потёр глаза. В полном образе спящего вышел в коридор. Закрыл за собой дверь. Посмотрел по очереди в оба конца коридора. Поезд едет с большой скоростью. Приходится прилагать усилия, чтобы балансировать в качке и удерживать равновесие. Прошёл к туалету, располагавшемуся в противоположной стороне от купе проводника. Снова оглядел коридор, погони не было. Зашёл и закрылся в туалете. Справил нужду по-маленькому. Много раз умылся. Оставаться в туалете не было ни смысла, ни кислородной возможности. Кто бывал – поймёт без дополнительных слов.