Читать книгу: «Излом. Роман», страница 2

Боров завел двигатель. Даже мой дилетантский слух отчетливо уловил посторонний шумок в моторе.

– Ну, что скажешь? – спросил боров. Василич напустил на себя важности и сказал веско:

– Одна греметь не будет, а две опять не так гремят! Коротко о главном: у тебя оборвало успокоитель цепи. Надо менять.

– Василич, а так можно ездить?

– Ездить, конечно, всегда можно, пока едет. Но если цепочка на зубчатке перескочит, клапана загнешь на раз-два. Тогда всю голову у движка перебирать придется. Скупой платит дважды. Решай сам.

– Слушай. А сегодня сможем починить?

– Сегодня нет. Видишь, у меня клиент стоит. Давай, езжай к себе, начинай снимать радиатор, крышку на блоке, а я, как освобожусь, подойду и успокоитель тебе поменяю. Купи только новый-то.

Боров уехал. Мы с Василичем закончили сборку движка, запустили. Был поздний вечер.

– Давай так. Завтра с утра я тебе все настрою, отрегулирую, и после обеда аппарат будет готов. Тогда и заберешь, – предложил Гена.

На том и порешили.

Машину Василич сделал просто отлично. Много лет она потом служила мне верой и правдой.

Время шло. Вот уже и Новый год наступил. Праздники пролетели как один день. А после выходных меня ожидало приятное событие – мне выделили квартиру. Да сразу трехкомнатную. Радости не было предела! Концовка зимы и весна прошли в приятных хлопотах: оформление документов, ремонт в квартире, покупка новой мебели и всякое такое. На майские праздники привез семью, заселились и решили с супругой устроить новоселье. Почти все родственники, на которых рассчитывали, приехать не смогли: у кого огород, у кого дела, а кому-то просто в другой город ехать не захотелось. Поэтому собрались в основном друзья: Игорь, Юрка, Андрей Мухин да пара соседей по общаге. Несмотря на пустые полки в магазинах, где по талонам, где по блату нам удалось достать кое-каких продуктов. Жена у плиты постаралась на славу, и стол получился отменный.

Если Юрка пришел один, без своей «половинки», то Игорь заявился сразу с двумя дамами: со своей супругой и со Светкой Смирновой. Об этой Светке следует сказать особо. Познакомились они с Игорем на работе. Только Игорь работал в райкоме партии, а Светлана – в райкоме комсомола. Скоро выяснилось, что и живут они по-соседству, в одном малосемейном общежитии. Более того, супруг Светкин тоже окончил наш институт, только на пару лет раньше нас, и работает теперь на монтаже. Мотается вечно по командировкам: то в Добрянке, то в Сибири, то еще где-то. Такова уж судьба монтажника. Хотя основным местом «приписки» считается Белоярка. Словом, сдружились они семьями, и Игорь, как старший товарищ, взял над Светланой своеобразное шефство. Света же была человечком совершенно неординарным. Была в ней невероятная женская привлекательность. Просто магия какая-то, заставляющая любого мужчину волей-неволей обращать на нее свое восхищенное внимание. Нам всем было уже под тридцать, кто-то уже и на четвертый десяток замахнулся, а Светке едва-едва исполнился двадцать один. Несмотря на свою молодость, она умела очаровать любого. К тому же не обделена была живым, острым умом. Возможно, ей где-то не хватало образования и элементарной эрудиции, но она с лихвой компенсировала этот недостаток не по годам развитой интуицией и житейской смекалкой. Я был знаком со Светланой, правда, весьма шапочно, уже не первый месяц, но все не мог понять секрет ее магнетизма и очарования. Идеально красивым ее лицо, может быть, не назовешь, хотя оно было, безусловно, привлекательным и миловидным. А вот фигура – это да! Просто идеальная фигурка. Шикарные волосы, аккуратный маникюр, минимум косметики… Но совсем не это выделяло ее среди других представительниц прекрасного пола. Ее мягкие, кошачьи движения, ее манера говорить, ее привычка упирать указательный пальчик в свою щечку, когда она о чем-то задумывалась или поджимать губки, когда была чем-то недовольна… И эти глаза! Этот удивительный взгляд ее больших карих глаз! Мягким бархатом он нежно будь-то бы ласкал самые глубинные фибры твоей души, успокаивал воспаленные нервы и одновременно с этим заставлял сердце бешено колотиться в груди. «Извини, не мог бы ты помочь мне в одном деле?..» – она только начинала фразу своим нежным, певучим голосом, а душа твоя уже ухала куда-то вниз, и ты уже готов был мчаться за тридевять земель, чтоб свернуть для нее любые горы! Чем-то она неуловимо напоминала мне Настасью Филипповну из «Идиота» Достоевского.

Игорю было по-отечески жаль оставлять в одиночестве это милое очаровательное создание, и он в последнее время таскал ее на всякие официальные и неофициальные мероприятия за собой.

Все устроились за нашим небольшим столом. В тесноте, да, как говорится, не в обиде. После традиционных для таких мероприятий тостов за новоселье, пожеланий счастья и прочее, и прочее, разговор как-то сам собой скатился к обсуждению ситуации в стране, к дефициту в магазинах и, конечно же, к обсуждению Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева.

– Ничегошеньки у него, бедного, не получается и ничего путного уже и не получится. Одна пустая болтовня. Брежнев пусть в орденах весь был. Ну, любил дедушка побрякушки. Бог с ним. Этот же – весь в талонах. Вчера в новостях сказали, что где-то на черноземье уже и презервативы, извиняюсь, по талонам продавать начали, – возмущался Ракочий.

– Это твоя политическая близорукость, – возражал Игорь, – ясно же, что наша партия, под руководством Горбачева, кстати, взяла курс на «социализм с человеческим лицом», как выразился Михаил Сергеевич. Думаешь, так просто такую махину, как наша страна, развернуть на новые рельсы? Да еще и на местах чиновники многого недопонимают, тормозят процесс перестройки.

– Знаешь, – горячился Юрка, – мне лично глубоко по барабану, кто там что тормозит, а вот то, что жрать нечего, в магазинах шаром покати, пусто, что мой больной старик-отец без лекарств остался, что элементарных вещей, – да хотя бы тех же презервативов, – днем с огнем не найдешь – это как? Форменный бардак в стране.

– А если вспомнить, что из-за этого засранца мы свои ракеты на металлолом порезали, корабли современные – туда же, ракетный железнодорожный комплекс угрохали… Вот где бардак так бардак! – Не выдержал я.

– Вчера он предал идеалы, так сказать, коммунизма, а завтра и новое «человеческое» лицо социализма предаст. А за дружбу с Рейганом и денежные подачки, – так и страну!.. – Юрка ткнул пальцем в грудь Игорю.

Неожиданно дверь открылась, и в прихожую вошел Геннадий Васильевич.

– О-о! милости прошу к нашему шалашу, – поднялся я ему навстречу, – я уж думал, ты не придешь.

– Что значит «не придешь»? Я же обещал, а уговор дороже денег! Сам говоришь.

– Заходи, заходи, давай-ка вот штрафную тебе, – я налил Василичу рюмку водки.

– Ни грамма в рот, ни миллиметра в попу, – запротестовал Генка, – извини, конечно, но мне еще Танюху по делам тут свозить надо.

– Не понял. Вы же вроде как разошлись. Или старая любовь не ржавеет?

– Да это другая Танюха. Бывшая жена – это Т-1, а эта уже Т-2. Я ж не виноват, что их обеих Татьянами зовут!

– Смотри, Василич, так ведь и до Т-34 недолго доиграться, а там и Т-55, и Т-80, глядишь появятся, – засмеялся я.

– Разберемся, – глубокомысленно ответил Василич.

Гена немного посидел с нами, слегка перекусил, выпил две кружки крепкого чая и умчался к своей Т-2. Я проводил его и вернулся за стол. Тональность разговора к тому времени сильно поменялась.

– Все проблемы в этом мире, в том числе и политические, и экономические, и социальные – от бескультурья, от разрыва связи человека с природой, от ошибочного пути развития цивилизации, – говорил Мухин, – вы посмотрите, как все на Земле обустроено. Как специально и именно для удобства человека. Сколько съедобных растений, домашний скот, даже деревья. Будто специально кто-то это все придумал. Например, те же деревья – идеальный строительный материал, можно построить дом. Идеальный материал для бытовых изделий – посуда, лопата, орудия труда. Идеальное топливо. И все только лишь из одного дерева! А вода? Кто-нибудь из вас задумывался хоть раз, что такое вода? Начать с того, что это единственное вещество, которое расширяется при охлаждении! Если бы не это свойство воды, жизни на Земле могло бы вообще не быть. А то, что вода, оказывается, имеет свойство памяти, что недавно открыли ученые. Как с этим быть? Все кем-то для нас придумано и кем-то все спланировано. А то, что времена тяжелые, так бывали и похуже. Война, например. Зато обратите внимание, в какое удивительное время мы живем. И я не о перестройке и ускорении. Не о новых веяниях в политике. Наука, как таковая, если помните, зародилась много веков назад в недрах церкви. Именно монахи были самыми просвещенными людьми в те времена. Именно «служители культа» более других слоев населения использовали письменность, именно они стояли у истоков прикладных наук и изучения законов природы. Позже, с развитием науки, как самостоятельного направления человеческой деятельности, религия и наука стали все больше отделяться друг от друга. Более того, со временем их отношения переросли в откровенный антагонизм, а порой и в открытую вражду. Наука шла своим путем, опровергающим догматы церкви, создавая постепенно собственную веру – веру во всемогущество его величества Гомо Сапиенса, как представителя высшей ступени развития жизни на Земле. И что мы видим на сегодняшний день? Мы видим, что наука достигла определенного уровня своего развития, такого уровня, что вольно или невольно, возможно сама того не желая, наука все чаще стала подтверждать те самые догматы церкви и постулаты Веры, с которыми она же сама и боролась на протяжении многих веков! И все отчетливей эта тенденция проявляется именно в наши дни. Ну, скажем, взять хотя бы споры о Туринской плащанице. Сколько уже копий сломано, сколько теорий и предположений высказано, сколько опровержений представлено… И что? Последние исследования на суперсовременном оборудовании и с помощью рентгенографии в частности неопровержимо доказали, что кровь на ней – настоящая, что на спине отпечатавшейся фигуры человека следы от ударов плетью. Причем ровно столько, сколько указано в Евангелии. Более того, удалось обнаружить отпечатки старинных монет на плащанице. Причем имя кесаря написано с ошибкой. Так вот, историки установили, что действительно, в годы земной жизни Иисуса Христа была выпущена партия монет с опечаткой в имени кесаря. Но поскольку монеты уже были увезены очень далеко от Рима, решили их не изымать, ибо печатать новые и снова везти в такую даль до Палестины – слишком дорогое удовольствие. Много чего еще можно говорить о плащанице, но я лучше приведу еще другие факты сближения современной науки и религии. К примеру, обнаружено, что сложные молекулы неорганической химии способны образовывать еще более сложные комбинации, которые уже смело можно отнести к органике, потому что это уже «строительные кирпичики», из которых состоит РНК. А ведь РНК – это основа ДНК, то есть живой материи! Но как вы думаете, почему молекулы вдруг берут и срастаются в те самые сложные комбинации? Под воздействием звука. Да не просто звука, а именно тембра человеческого голоса! Скажете, что тут такого, причем здесь религия? А с чего, дорогие мои, начинается Библия? «Вначале было слово». Слово Создателя, который сказал: «Да будет свет». И разделил свет и тьму. Потом создал Землю, разделил сушу и воду, потом заселил Землю растениями, скотом и гадами… Ну, и так далее по тексту. Или вот еще. Мой родной дядя, а он у нас астрофизик, говорит, что чем больше астрономы узнают о Солнечной системе и даже о дальнем космосе, тем больше у них уверенность, что весь этот мир не появился сам по себе из хаоса. Отнюдь! Все в космосе очень продумано и упорядочено. Да взять хотя бы нашу Солнечную систему. Посмотрите, расположение планет не подпадает ни под какие законы физики! Зато насколько «удачно» все устроено. Юпитер, к примеру, самая большая планета, находится почему-то именно в том месте, которое позволяет ему защищать Землю от крупных метеоритов и комет. А Луна? Это же одно из самых загадочных небесных тел! Почему она всегда к нам повернута одной стороной? И что там, на обратной стороне Луны творится? Почему проекции Луны и Солнца на небе одного диаметра? Словом, не случайно все это. Кто-то все это продумал и создал! И вообще, огромное количество вещей, о которых говорится в Библии, находят в наши дни научное подтверждение.

Юрка задумчиво почесывал свою бородку, Игорь хотел было что-то то ли возразить, то ли спросить, подался было всем телом вперед, но передумал, откинулся на спинку стула и уткнулся взглядом в одну точку на столе. Светка же на протяжении всей Андрюхиной речи смотрела на него не отрываясь, глаза ее подернулись какой-то маслянистой поволокой, на губах застыла чуть заметная улыбка. До этой встречи они не были знакомы. Я видел, что Андрей произвел на Светлану сильное впечатление, и начинал за нее слегка беспокоиться.

– Никогда не думала, что бывают такие умные мужики, – тихо произнесла она, все также глядя на Андрея, – и откуда ты все это знаешь?

– Ну… – начал было Мухин.

– Все, хватит разговоров, – вдруг выпалила моя супруга, – вас не переслушаешь, а соловья баснями не кормят! Доедайте второе, сейчас чай с тортом будем пить. Кстати, Юра, может, споешь что-нибудь?

Юрка и в самом деле великолепно пел и мастерски владел гитарой. Голос у него был необыкновенно приятного тембра. «Тебе только с „Песнярами“ петь» – говорили ему многие, кто его слышал. Юрка потянулся за своей гитарой, которую предусмотрительно захватил с собой, немного ее подстроил, взял несколько аккордов:

– Что споем? – обратился он к нам.

Вопрос был отнюдь не праздный. Во-первых, Юра любил, чтоб ему подпевали, когда вот так вот, за столом и в тесной компании, а во-вторых, в последнее время случился просто какой-то бум музыкальный: страшно популярным был новоявленный бард Александр Новиков, восходила звезда «Наутилус Помпилиуса», «Агата Кристи» и «Урфин Джюс» громко заявили о себе на уральской сцене. Да и «традиционная» эстрада заиграла новыми красками с появлением молодых талантов: Корнелюк, Глызин, Таня Буланова, да и многие другие. Так что выбор у нас был широкий.

– Давай, Юрка, нашу для разминки, – предложил я, – а там как пойдет.

Ракочий запел нашу студенческую песню. Я принес свою гитару и стал тихонечко наигрывать импровизацию. Мы спели несколько песен, потом пошли танцевать. Моя жена меняла столовые приборы для чаепития, резала торт. Ко мне подошел Мухин:

– Пойдем, покурим, – мы вышли на крыльцо подъезда, закурили.

– Кстати, можешь меня поздравить, – сказал Андрей.

– Что случилось?

– Мне тоже жилье дали. Правда, малосемейку пока, но обещали в течение года выделить полноценную однокомнатную. Сейчас оформляю документы, сделаю ремонт и перевезу семью из Новоуральска наконец-то. Так что через месяц-другой милости прошу ко мне на новоселье. Да, не подскажешь, где отделочников можно найти хороших для ремонта?

– А что тут искать. Мне вот ремонт делали тетки из нашего РСЦ – ремонтно -строительного цеха на станции. Отличные мастера. Рекомендую.

Я дал Андрею адреса, телефоны, явки и пожелал успеха.

Уже за полночь гости стали расходиться. Светка попрощалась и убежала раньше всех. Следом потянулись остальные. Мы с Андрюхой покурили на дорожку, и он ушел последним.

Через пару дней я заехал к Василичу в гараж, чтобы заклеить проколотое колесо. Там сидела теплая компашка из трех человек: Василич и два его приятеля, завсегдатаи гаражей. На столике стояла початая бутылка водки, опорожненная наполовину банка кильки в томатном соусе, два кусочка засохшего хлеба и большая луковица. Судя по состоянию заседающих, бутылочка была уже далеко не первая.

– Привет, привет, – заулыбался Васидич, – давай-ка с нами по рюмашке.

– Не могу, Василич, извини. В город надо срочно ехать, а колесо спустило.

– Не понял. Мы что, из-за ста грамм дружбу будем терять? – засмеялся Гена, – ладно, вот тебе сырая резина, вот клей. Где вулканизатор лежит – сам знаешь. Давай, занимайся, а мы тут на грудь примем пока.

Калитка открылась и в гараж вошел сосед Василича. Пожилой мужик, с благородной сединой и усталым лицом.

– Василич, у меня к тебе вопрос, – начал он с порога.

– На любой вопрос – любой ответ, – парировал Геннадий.

– Съемник для шаровой у тебя есть?

– Кто не пьет, у того все есть, – важно ответил Василич и опрокинул в рот рюмку. Сладко занюхав водочку кусочком хлеба, Гена достал с полки стеллажа съемник.

– В тетрадке запишись, что взял, – напомнил Василич порядок, заведенный им еще несколько лет назад. Много у него всякого инструмента и уникальных совершенно приспособлений. Люди берут попользоваться, а возвращать зачастую забывают. Так чтоб не терялся инструмент, Василич завел тетрадку, куда записывал, кому и что давал.

– Да Бог с тобой, Гена. Я хоть раз чего-нибудь не вернул? Да и тут я, за стенкой. Никуда не денусь, отдам, – возмутился сосед.

– Ты прав, как мое правое яйцо. И даже чуть-чуть правее. Но запишись все равно. Ты не забудешь, так я забуду куда что ушло. – настаивал на своем Василич.

Я завулканизировал камеру, забортовал колесо и сел к столу перекурить.

– Может, все-таки дернешь писярик? – спросил Гена, намекая прозрачно на пятьдесят грамм водки.

– Нет, Василич. Во-первых, ехать надо, а во-вторых, писяриком ведь не обойдется, а завтра с утра на работу. У нас на проходной, сам знаешь, с запашком не проскочишь, – ответил я.

– Если пьянка мешает работе – брось ее нафиг, такую работу свою! – глубокомысленно изрек Василич.

– Ладно, бывайте, братцы, – поднялся я, – да смотрите, не переусердствуйте, до дома-то топать не близко.

– Если мы не можем идти, мы едем! – ухмыльнулся Василич.

Из города я вернулся поздно. На скамейке у подъезда я обнаружил в сумерках Андрея Мухина. Вид у него был какой-то потерянный.

– О чем задумался, детина, ямщик приветливо спросил, какая на сердце кручина, скажи тебя кто огорчил, – пропел я строчку из старинного романса, – ты чего тут?

– Тебя жду. Разговор есть.

– Ну, выкладывай, что у тебя стряслось?

– Случилось страшное, – начал Андрюха, – я жене изменил. Первый раз в жизни. Но самое хреновое даже не это. Самое хреновое то, что я влюбился! По уши, что называется.

– Господь с тобой, Андрюха! В кого это, если не секрет?

– Не секрет. В Свету, которая у тебя на новоселье была.

– И когда же это вы успели-то?

– А вот, слушай, – вдруг с жаром заговорил Андрей, – помнишь, тогда, с новоселья, Света ушла первой? Так вот, никуда она не ушла. Она спряталась в скверике у школы, а оттуда твой подъезд – как на ладони. Помнишь, все ушли, а мы с тобой еще курили стояли. Так она дождалась, когда мы расстанемся с тобой, догнала меня по дороге и попросила ее проводить до дома. Зашли мы к ней. Мужа у нее не было, в командировке он, кажется. Ну, посидели, чай с печеньем попили, поболтали. Время-то – ночь. Я засобирался к себе в общагу. А она: «Не пущу, – говорит, – и все тут!» Я все одно хочу уйти, так она встала у двери, руки в проем уперла – одно свое «Не пущу!» Ну, что мне было делать? «Где ж я, – говорю, – спать-то буду? Завтра ж на работу!» А она постелила мне на полу рядом со своей кроватью и говорит: «Ложись. Поболтаем еще немного, и спи себе. Утром я тебя разбужу». Ну, легли, разговариваем. А она потихоньку, потихоньку так, все ближе к краю, ближе, да и сползла, как бы случайно, что ли, ко мне. Куда деваться? Пустил ее под одеяло. Дальше объяснять? Нагишом, под одним одеялом с такой роскошной девочкой! Ну, кто бы устоял? Вот ты бы устоял?

– Не знаю, Андрюха, я с ней под одеялом не был. Впрочем, я тебя понимаю. Есть в ней какая-то чертовщинка.

– Не чертовщинка, друг мой, не чертовщинка! А грандиозный вулкан страсти! Понимаешь? Просто вулкан! Я такого никогда не встречал и не испытывал. Это было нечто! Я пропал! – Андрюха внезапно сник и замолк.

– Что теперь будет? – прошептал он, предвосхитив мой вопрос слово в слово.

Мы попрощались, и Андрей побрел к себе в общежитие. Я долго провожал взглядом его ссутулившуюся, скорбную фигуру, медленно удаляющуюся в темноту. «Ну, дела!» – выдохнул я и пошел домой.

В воскресенье с утра жена выгнала меня в магазин за хлебом. Денек занимался чудесный. Островки леса, оставленные при строительстве в разных концах поселка, звенели птичьим многоголосьем, солнышко всходило на абсолютно безоблачном небе, в теплом, чистом воздухе разливалась какая-то летняя, воскресная нега. Возвращаясь, я с удивлением натолкнулся на стоящий прямо у крыльца соседский «Запорожец». Возле машины на табуретке сидел и хозяин этого чуда техники – одноногий старик Владимир Георгиевич. Автомобиль появился у него недавно, и выделен был ему государством бесплатно, как инвалиду и участнику Великой Отечественной войны. Ногу он, правда, потерял не на фронте, а в семидесятые годы – отрезали врачи по причине запущенного облитерирующего эндартериита. Бывает такая болячка у обязательно курящих людей. Сосуды в конечностях перестают нормально работать, конечность загнивает, и ее ампутируют. На фронте же он был всего один день. Призвали его в армию весной сорок пятого. Пока подготовили, пока привезли в Германию, наступил май. Бросили молодое пополнение прочесывать лес на предмет выявления прячущихся там фашистских недобитков. Друг Георгиевича, шедший с ним рядом, подорвался на пехотной мине и погиб, а Георгиевича легко контузило. Попал в лазарет, там и узнал, что войне конец, Победа. Но по всем документам – все одно участник ВОВ. Вот машину с ручным управлением ему через собес и дали.

– Здравствуй, сосед, чего это ты тут расположился? – спрашиваю его.

– Да вот, пришло время масло в двигателе менять. А как мне безногому? Я и решил тут, возле дома, на табуреточке.

– Постой, постой. Машина же новая совсем, да и ездишь ты только до ближайшего магазина. Когда же столько набегать-то успел, что масло надо менять? – удивился я.

– Так в инструкции по эксплуатации написано – после первых трех тысяч километров, – будьте любезны.

Я заглянул в салон. На спидометре было ровно триста километров.

– Дед, так у тебя же триста, а не три тысячи! Последний-то нолик не бери во внимание, это метры отсчитываются!

– Эк, незадача, – огорчился сосед, – да ладно. Раз уж начал, так поменяю. Хуже не будет.

Я зашел в дом. Прошло часа три. Вышел покурить. Дед все сидит и чего-то ковыряет под капотом.

– Как успехи? – интересуюсь.

– О, хорошо, что ты вышел. Консультация твоя нужна. Что-то лью масло, лью, а оно не прибывает в моторе-то. Куды девается? Не подскажешь?

Я заглянул под капот и обмер. Во-первых, дед заливал масло не в горловину, а через самодельную воронку в тоненькую трубочку, куда вставляется щуп для проверки уровня масла, а во-вторых, старое масло он слил, но пробку обратно закрутить не догадался. Все масло, влитое с таким усердием, протекает насквозь, сливаясь в баночку со старым маслом, расположенную заботливо дедом под картером двигателя.

– Вторая канистра заканчивается, – сокрушался сосед, – а оно как в прорву. Сколь его туды надо лить-то?

– Хорош! Дай-ка, дед, я сам тебе все сделаю, – сказал я, забирая из его рук канистру с маслом. В общем, поменял деду масло, сели покурить на скамейку.

– Ну, спасибо тебе. Как рассчитываться с тобой буду, не знаю, – озаботился Георгиевич.

– Да ты что, дед. Дело соседское. Тем более, что труда тут никакого, мне даже в удовольствие с техникой повозиться, – успокаивал я его.

– Нет, нет. Ты же мне и машину из Свердловска перегнал, и ездить обучил, и с маслом вот помог. Давай посидим хоть, что ли. У меня и бутылочка припасена, и закусочка найдется. Давай? – засуетился дед.

– Ну, давай, чисто по-соседски. Только попозже, у меня еще дела дома, – сдался я.

Вернувшись домой, расхохотался, вспоминая, как перегонял деду автомобиль. Поехали мы тогда на моей машине втроем «Запорожца» этого получать: сосед, его жена и я. Ни дед, ни, тем более, его супруга ездить не умеют, да и прав у них отродясь не было. Приехали в город, на базу. Оформили бумаги, вышли во двор. «Вот, – говорят работники базы, – ваш автомобиль, забирайте». И только тут до меня дошло: машины теперь две, а водитель-то один, только я. Ладно, договорился с базой оставить свою машину у них на стоянке часика на три-четыре. Поехали мы всей компанией на «Запорожце» домой. Но эта ж холера с ручным управлением! Я ж на таких не ездил никогда. Давлю педали, а их там нет! Акселератор – рукой, тормоз – рукой. Одно сцепление педалью. То чертыхаясь, то хихикая над собой, еле-еле доехал. Тут же на автобус, и обратно в город. За своим аппаратом. Короче говоря, весь день прокатался. Так что, действительно, не грех было и остограмиться с соседом по такому поводу.

Наступил август. Деньки стояли на удивление теплые и солнечные. В субботу, ближе к вечеру, зашел ко мне Андрей Мухин.

– Айда, покурим.

– Ну, айда.

Вышли, сели на скамейку у подъезда, закурили. Андрюха достает из объемного пакета бутылку портвейна.

– Дернем?

– Можно. Но не здесь же! Тут люди ходят, неудобно. Да и комары нас с тобой сожрут еще до того, как бутылка закончится. Пошли в избу?

– Не хотелось бы. Разговор у меня к тебе сугубо конфиденциальный.

– Ха, – говорю я, – идейка мне тут в голову клюнула. Подожди, я сейчас.

Я заскочил домой, взял ключ от чердака, позвал Андрея. Мы поднялись на девятый этаж, потом через люк на чердак и, выбравшись через тесное слуховое окно, оказались на крыше нашего дома. Солнце клонилось к закату. Прямо у наших ног отсвечивали в предзакатных лучах крыши стоящих ниже по склону пятиэтажек, дальше небольшой скверик и все остальное пространство – зеркало Белоярского водохранилища. Далеко-далеко, на другом берегу, от плотины и к верховью виднелся сосновый бор, деревья которого из-за большого расстояния и в лучах вечернего солнца казались совершенно голубыми. Мы с Андреем замерли от вида этой красоты, боясь нарушить абсолютную тишину уходящего дня.

– Отражается небо в лесу, как в воде, и деревья стоят голубые, – словно прочитав мои мысли, процитировал Мухин песню Владимира Высоцкого.

Здесь, наверху, дул легкий, теплый ветерок и, что еще важнее, не было ни единого комара. Мы расположились на парапете с видом на водохранилище и на закат. Андрей достал портвейн, одноразовые стаканчики, плитку шоколада и пакетик с сушками.

– Ты же, насколько я помню, человек практически непьющий, – удивился я этому набору из пакета, – и вдруг портвейн?

– Пьющий, непьющий… Тут, брат, такие дела. Не то, что выпить, башкой об стену биться хочется! – выдал Андрей.

– Опять Светка?

– Давай, тяпнем. Для говори, что называется. Сейчас все расскажу.

Мы выпили. Андрей долго смотрел куда-то вдаль, на голубые кроны сосен за озером, хрустел сушкой. Потом повернулся ко мне:

– Черте что творится в этом мире, – начал он издалека, – вот скажи мне, как так можно поступать с людьми? Ведь привязала она меня к себе, как собачонку привязала! После той, первой ночи, я три недели ее увидеть не мог. То ли нарочно от меня скрывалась, то ли действительно случая не было. Я искал встречи с ней, мучился, переживал. Потом плюнул и решил, что так оно и к лучшему, все одно из этой связи ничего путного не выйдет. Но вот забыть ее не мог ни в какую! Только-только начал было успокаиваться, – на тебе! Звонит сама. Надо, говорит, встретиться, объясню, типа, все при встрече. Встретились. Потащила она меня на квартиру своей подруги. Там, естественно, не было никого. Только вошли, прямо набросилась на меня. Соскучилась, говорит, люнул и решил, что так оно и к лучшему. потом не было. вот скажи мне, как так можно поступать с людьми? ортвейн? а казались сови все тут! Что мы творили, друг мой, что творили! Такого бешеного секса, такой страсти не бывало у меня никогда даже в самых смелых мечтах! А потом опять пропала. Я уж и так и сяк. Подкарауливать ее пробовал. То у ее дома, то у райкома комсомола. Однажды увидел ее, так они с подружкой прошли мимо, даже не взглянула на меня! Как мимо столба какого-нибудь прошла. А третьего дня иду с работы, глядь, – сидит возле моего дома на скамейке. Она! У меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди! Я же, к слову сказать, ремонт в новой квартире закончил, а семью-то так и не перевез еще. Все из-за нее! Поднялись мы ко мне, а она даже поцеловать себя не дает. Что за черт? Нам, говорит, надо расстаться. Привози жену, ребеночка своего, живите дружно и мирно. А у меня муж. Я, говорит, тоже ребенка хочу. И ушла. Я только прилег, – звонок в дверь. Открываю – она. Как завертелось опять! Ух! Часа в два ночи вдруг подхватилась. Все, говорит, это был прощальный бал. Ухожу навсегда. И как мне семью везти? Я же надвое не разорвусь! Мы с женой знакомы были с детства. Жили в соседних подъездах, там, в Новоуральске, учились в параллельных классах. Ну, симпатии, конечно, были взаимные, но такой страсти, такой пылкости не было как-то. Да и пожениться-то решили только потому, что Маринка забеременела. От меня, разумеется. Она вообще человек правильный. Цельная натура, что называется. А я как уж на сковородке теперь кручусь-верчусь перед ней. Все никак ремонт в квартире не закончу, типа того. А самому в глаза ей смотреть стыдно. Я когда в Новоуральске, я ее люблю. Ну, и сыночка, конечно. А когда здесь – дня без Светки прожить не могу! А она меня то поманит, то оттолкнет. Держит на дистанции, но и не отпускает. Как собачонка на поводке, честное слово! А душа болит – сил нет! Хоть в омут с головой, дак так же!

Бутылка опустела. Андрюха вынул из пакета вторую. Разлил по стаканчикам. Солнце медленно заползало за горизонт, бросая последние лучи на абсолютно гладкую поверхность водохранилища. Вдалеке, возле острова с народным названием «Дунькин пуп», шла под парусом небольшая яхта. Со стороны залива «Песчаный» резала гладь озера моторка. С заходом солнца жара спала. Стало заметно свежее.

– Давай для сугреву, – предложил Андрей.

– Да вроде не холодно пока. Что делать дальше думаешь? – спросил я.

– Вот я и хотел с тобой обсудить, посоветоваться. Как думаешь, может развестись мне?

– Не дури! Лучше Светку брось. Тем более она сама это же предлагает.

– Да не могу я! – взвился Андрей, – не могу, понимаешь? Запал я на нее. Во сне вижу, жить без нее не могу!

– А без жены, без сына жить сможешь?

– И без них не могу! Вот ведь дилемма. Вот парадокс! – Андрюха вскочил, заходил по крыше туда-сюда, сжимая виски руками.

– Чертовщина! Чертовщина в чистом виде! Господи, помоги мне! – стенал он.

– Давай выпей, успокойся. Есть предложение попробовать включить голову и спокойно во всем разобраться, – предложил я. Мухин сел на парапет.