Венецианский купец. Книга 6. Падение Твердыни

Глава 7

С прибытием Венецианца лагерь буквально закипел. Его пять сотен стали разбивать и обустраивать собственное место, превращая его в небольшую хорошо укрепленную крепость, вызывая у всех рыцарей удивление происходящим. Вскоре из округи к нему потянулись обозы с припасами, вызывая этим еще большее изумление. Поскольку местные лорды отказались помогать крестоносцам, а от императоров припасы приходилось вытягивать едва ли не силой, Венецианцу же почему-то моментально были предоставлены продукты и снаряжение. Позже выяснилось, что он платил за них своими деньгами! Неслыханное дело для войска, находящегося на условно враждебной территории.

Но еще более удивительные вещи произошли, когда через неделю после его прибытия разведчики принесли вести о том, что к лагерю крестоносцев двигается огромное войско. Разлетевшаяся тревога, встревожившая всех, вскоре улеглась, когда оказалось, что это подошло то самое войско Венецианца, о котором он говорил ранее. Почти сразу после его прибытия и обустройства наемники отправились копать ямы к городу, вызывая общее непонимание происходящим. Больше всего этому не обрадовались стражи на стенах, которые с хмурым выражением на лицах смотрели, как к стенам подбираются зигзагообразные подкопы. Не зная, что это и для чего, они понимали, что ничем хорошим это для города не является, и вскоре их домыслы получили подтверждение. Слухи о захвате Польши в Константинополе появились вместе с обустроившейся здесь частью выжившей шляхты, которая осела в городе и сейчас рассказывала любому желающему, что произойдет дальше, едва землекопы Венецианца приблизятся вплотную к внешней стороне стен.

Весть об этом отправилась обоим императорам, которые засели с аристократами, думая, что делать дальше. Правда, за городом вскоре появился еще один лагерь, ускоривший череду происшествий, сломивших дух защитников обреченного города.

***

Ужинали мы в узком кругу. Со стороны маркграфа были графы Тибо Шампанский, его зять Балдуин Фландрский, Луи Блуаский, Гуго де Сен-Поль и Симон де Монфор, со стороны венецианцев отец, я, синьор Бароцци, мой старший брат Ренье, а также еще главы двух родов, состоящих в союзе с Дандоло.

Сначала насыщались молча, затем выгнали оруженосцев, и речь пошла о серьезных вещах.

– Витале, останови свою активность, – обратился ко мне отец, выпивая вино, – ты пугаешь греков.

– Мы же вроде как собираемся захватить город? – не понял я. – Я просто подготавливаю все, чтобы потом не тратить на это время.

– Да, только польские беглецы про тебя таких небылиц рассказали императорам, что наши люди в городе говорят, что те хочешь вступить с нами в переговоры, – покачал куриной ногой в воздухе маркграф Монферратский.

– Так это же хорошо, – не понял я. – Потребуете с них для начала обещанных денег. Вы сами сказали, что только по этой причине не хотите отдавать приказ на штурм.

– Они предлагают мирные переговоры, синьор Витале, – обратился ко мне граф, сидящий рядом с Бонифацием, – а нам не нужны мирные переговоры.

– Хм, – я задумался, – а как же защита города до последней капли крови? Как же патриотический дух и недопустим врага в святая святых? Зачем им самим нужны мирные переговоры?

Все рыцари скептически на меня посмотрели.

– Византия в жутчайшем кризисе власти, Витале, – за всех ответил Энрико, – ни один местный лорд не прибыл помочь нынешним императорам. Старый же, прихватив казну, сбежал.

– То есть вы не хотите, чтобы я так активно готовился к штурму, дабы они не обдристали свои штанишки раньше времени и не сдали нам город сами? – понял я смысл их просьбы.

– Если говорить грубо, то да, – кивнул Бонифаций, – нам нужен штурм и разграбление.

– Хорошо, – согласился я, – я вас понял.

***

9 января 1204 года от Р.Х., окрестности Константинополя

– Эльбек-ага, – я удивленно поприветствовал старого знакомого, который с хитрой ухмылкой подъехал к нам в сопровождении еще шести таких же древних кочевников. Троих я знал, а вот трое других были мне незнакомы.

– Какими судьбами?

Войско поднялось по тревоге, когда мои патрули легкой конницы столкнулись с передовым отрядом неизвестного огромного войска. Все порядком струхнули, но, когда те озвучили имя человека, с которым хотели бы поговорить, взгляды всех присутствующих в шатре рыцарей-крестоносцев перевелись на меня. Тогда мне пришлось пробормотать извинения и отправиться выяснять, кто там явился по мою душу.

– Провидением Великого Тенгри, Витале-бей, – улыбнулся тот, показывая часть гнилых зубов во рту, – по Степи прокатилась удивительная новость, услышав которую, мы решили проверить ее.

– И для этого пригласили с собой еще и своих друзей? – я показал нагайкой на огромное войско кыпчаков, которое обустраивалось на холме за спинами старейшин.

Старик рассмеялся.

– Прошлый поход очень сильно усилил наш род, Витале-бей, – с улыбкой продолжил он разговор, – мы решили, вдруг наша помощь тебе понадобится снова.

– На прежних условиях? – с усмешкой поинтересовался я.

– Витале-бей! Тогда нас было не больше пятнадцати тысяч! – моментально возмутился он. – Сейчас нас больше тридцати! Наша доля должна быть больше! Во много раз больше!

– Хм, это надо обсудить с другими предводителями похода Эльбек-ага, – я почесал подбородок концом нагайки, – обустраивайте пока лагерь, я скоро приеду в гости.

– Будем ждать, – старик склонил голову, затем залихватски свистнул и, повернувшись, поехал обратно к своему роду, а остальные спутники, не проронившие во время нашего разговора ни слова, отправились за ним следом.

– Отец будет недоволен, – я повернулся к сопровождавшему меня Пьетро.

– Более чем, – хмыкнул тот в ответ, показывая рукой на горизонт, сплошь покрытый лошадьми и разворачивающимися юртами половцев, – мои двадцать тысяч внесли весьма солидный перевес в вашу пользу, а тридцать тысяч конных лучников делают из вас очень серьезную силу, не говоря уже о том, о чем вас просили лидеры похода пару недель назад.

– Отец точно будет недоволен, – повторил я, качая головой.

***

В лагерь я возвращался со смешанными чувствами. Как обычно, с самого начала все пошло не по плану. Я хотел как можно быстрее захватить город и добраться до его богатств, а предводители крестоносцев пытались обставить все так, чтобы у них появился сначала официальный повод для такого действия, обосновав захват тем, что императоры не отдают обещанных денег, и второе, как я понял, они начали бояться, что я заберу себе все, ни с кем не став делиться. Мой резонный вопрос по первому пункту, что нам мешает сказать об этом во всеуслышание уже после захвата города, вызвал всеобщий ступор. Меня попросили выйти из шатра совещаний и не смущать больше серьезных людей странными предложениями.

Приветствуя рыцарей, с которыми успел познакомиться, я вошел обратно в шатер. Взгляды шести взрослых людей перевелись на меня.

– Так что там за шум, Витале? – поинтересовался у меня отец.

– Мои старые друзья заглянули в гости, – я пожал плечами, будто ничего существенного не произошло.

Один из французских рыцарей, вошедший за мной следом и сопровождавший мою поездку к кыпчакам, нагнулся к уху Бонифация и что-то прошептал ему, косясь при этом на меня.

– Да? А говорят, что теперь солнца не видно, – скептически заявил маркграф, – из-за пыли, что подняли их лошади.

– Витале! – Голос отца посуровел: – Сколько их?!

– Сказали, тридцать тысяч, – я снова пожал плечами.

Дворяне, присутствующие при разговоре, обеспокоенно переглянулись.

– Синьор Витале! Витале! Мы же просили! – в два голоса возмутились оба лидера, затем переглянулись, и Бонифаций предоставил право голоса более старшему.

– Ну все, теперь они точно испугаются, – отец покачал головой, – ждем послов. Витале, умоляю тебя, подожди развития событий на корабле! Когда ты рядом с городом, постоянно происходят странные события!

– Я не понимаю этих ваших танцев с бубном, – не согласился я с ним, – все можно сделать гораздо проще. Захватить город, сказать, что императоры отказались от своих слов, перебить свидетелей – и все, наслаждаемся богатствами.

Рыцари, присутствующие при разговоре, радостно загудели, уж кто кто, а они точно здесь участвовали ради денег и новых земель, а не ради возвращения Гроба Господня, так что все эти словесные баталии и переговоры казались им малоинтересны. Они поддерживали мою сторону, зля этим своих синьоров.

– Тихо! – жестко скомандовал Бонифаций, и наступила тишина.

– Синьор Витале…

– Синьоры, прошу прощения, – полог шатра распахнулся, и на пороге появился запыленный итальянский барон, имени которого я не знал, – послы от Иссака II.

– Ну вот, я же говорил, – отец хмуро посмотрел на меня, затем на маркграфа, и они стали собираться. Я было дернулся следом за ними, но два взгляда пригвоздили меня к месту.

Когда они, а затем остальные рыцари стали выходить из шатра, большинство из них либо шлепали меня по плечу, поддерживая, либо просто весело подмигивали.

Лидеры крестового похода отправились к городским стенам на переговоры в сопровождении сотни всадников, и тут мне на глаза попался старший брат, с которым я познакомился только здесь, и который, по словам отца, был крайне компетентным человеком в торговых делах, а также отлично знал город и людей в нем.

– Ренье, – с вежливой улыбкой позвал я взрослого мужчину лет тридцати.

Тот, услышав мой голос, вздрогнул и нехотя остановился, ожидая, пока я подойду.

– Мы так с вами и не познакомились, дорогой старший брат, – улыбнулся я ему еще шире.

– Витале, отец запретил мне обсуждать с тобой любые дела, прости, – отодвинулся он от меня, – сказал, что частое общение с тобой – прямой путь в ад.

– Ренье! – изумился я, вскинув руки. – Ты взрослый, самодостаточный человек, на котором держится вся венецианская фактория Дандоло! Твое имя известно любому торговцу в Венеции! Неужели один маленький вопросик может смутить такого важного человека, как ты?

При моих словах его плечи слегка расправились, на губах появилась горделивая улыбка.

– Тем более что есть у меня в запасах одно тосканское вино семилетней выдержки, – невинным тоном продолжил я.

Ренье вздрогнул вторично и, посмотрев на удаляющихся от лагеря всадников, вернул взгляд ко мне.

– Если только пропустить по маленькому стаканчику, – неуверенно ответил он, косясь на мой перстень легата Папы, который я демонстративно покручивал на пальце.

– Конечно, всего один небольшой вопрос, и большое вознаграждение, – я достал из кармана штанов кожаный мешочек и, развязав его, выкатил из него большой изумруд. При виде него Ренье тяжело сглотнул слюну.

– Идем ко мне в шатер, пока отец не вернулся, – быстро махнул он рукой, показывая мне, куда идти.

Глава 8

– Ик. Витале, ты бы знал, как это тяжело, быть одному в чужом городе, где тебя все ненавидят! – пьяно икнул старший брат, смотря на меня мутным взглядом. – Каждый день ты ходишь по улицам, думая, упадет на тебя сверху камень или нет.

– Полностью понимаю тебя, брат, – закивал я, подливая ему еще в стакан, – при прошлом посещении нас вообще чуть не убили с кардиналом Конти, а ведь он был посланцем Святого престола. Совсем эти греки не уважают братьев по вере.

– Да! – он, осушив подставленный стакан, поднял его вверх. – Ты полностью прав! Я хотел породниться с одним богатым греческим родом, полюбив девушку, но они отказались выдавать ее за меня! Представь себе! Меня, Ренье Дандоло, они посчитали плохой и незавидной партией для нее!

– Полная несправедливость, брат, – поддакивал я ему уже час, подливая и подливая вина, которое, видимо, и правда оказалось хорошим. Поскольку первые три стакана брат выпил сам, а затем, когда я его разговорил, оставалось только слушать и подливать еще.

– Я им деньги, и титул предлагал, они просто гордо отказались, отдав мою Ирину за какого-то поляка.

– Поляка?! – навострил я уши. – А ты знаешь, что я завоевал их земли и продал их русским?

– Да?! – изумился он. – Это был ты? Слухи ходили разные о великом военачальнике, который это совершил, но я не знал, что это о тебе. Жаль, что ты не убил тогда проклятого Пшемисла.

– Хм, а они по-прежнему в городе? – поинтересовался я, прокручивая в голове созревающий план.

– Да. Ик, – он кивнул и чуть не завалился, я с трудом успел его перехватить.

– Но ее ведь можно сделать вдовой, – мягко улыбнулся я ему, – город все равно захватят, а тут явишься ты и спасешь ее от рук насильников, убивших перед этим ее мужа. Она ведь будет тебе благодарна за такой рыцарский поступок?

Он изумленно на меня посмотрел, было видно, как в его замутненном алкоголем мозгу с трудом проворачиваются мысли.

– Витале, – он приложил палец к губам, – тс-с-с, если она об этом узнает.

– От кого? – изумился я, театрально осматриваясь кругом, показывая, что мы одни. – Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Мы ведь родные братья! Должны помогать друг другу!

– А что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал? – искренне удивился он. – Ты самый богатый человек, которого я знаю, не говоря уже про армию и корабль.

– Одну маленькую, я бы даже сказал, малюсенькую просьбу, – я показал два пальца, сблизив их между собой, показывая, насколько моя просьба ничтожна.

– Да? – его ощутимо покачивало, и я понял, что с вином нужно завязывать, а то он забудет все, о чем мы тут разговаривали. Так что, отставив стаканы и бутыль в сторону, я тихо сказал:

– Понимаешь, эти все реверансы и переговоры, я думаю, затянутся надолго, а мне бы хотелось получить город прямо сейчас. Так что считаю, что один маленький камешек может сдвинуть целую гору, если его подтолкнуть в нужном месте и времени.

– Я слушаю тебя. Ради Ирины я готов на все! – весьма опрометчиво заявил он.

– Тогда вот что тебе нужно будет сделать, – улыбнулся я и тоном змея-искусителя стал рассказывать свой план, пододвигая при этом ближе к нему два полных открытых кошеля с золотыми монетами и тот большой изумруд, который показал ему в начале разговора.

Ренье с каждым сказанным словом все больше кивал, затем золото оказалось в его руках, и с ним же я уложил его на лавку. Затем собрал стаканы, бутылки и, почистив место пьянки, скрыл все следы своего пребывания. Затем вышел наружу и, стараясь не попасться никому на глаза, зашагал к своему шатру.

***

Встав в обед и самостоятельно одевшись, я почти сразу понял, что мне нужен оруженосец или лучше два, поскольку кто-то должен стирать и гладить мою одежду. Постоянно отвозить ее на корабль было весьма затратно по времени. Хотя можно было взять с корабля пару юнг, но их требовалось еще обучить, так что хотелось бы, конечно, взять уже готового человека.

– Доброе утро, Витале, – первым человеком при выходе из шатра стал отец, с озабоченным видом проходящий мимо.

– Доброе, – склонил я голову.

– Не видел Ренье? С самого утра не могу его найти, – поинтересовался он у меня.

– Ты же знаешь, он почему-то меня сторонится, – прикинулся я дурачком, – так что мельком видел вчера, что он шел в свой шатер, вот и все.

Энрико остановился.

– Нам нужно будет поговорить насчет твоих хотелок, – он поправил волосы, – по тем спискам, что мы составили с Ренье, ты слишком много хочешь себе единолично, Бонифаций будет против.

– В смысле? – удивился я. – Ему-то ты зачем об этом хочешь сказать? Реликвии, книги и скульптуры не их ума дело. Пусть золото и серебро берут с жителей.

– Отдельную долю в добыче ты не получишь, Витале! – отрезал жестко он. – Официально ты входишь в состав моей армии, так что все венецианцы получат долю только после того, как соберем и разделим все, что захватили совместно с другими рыцарями!

– Отец, ты случайно не заболел? Или ослеп, перестав принимать лекарство, что я привез тебе для восстановления глаз? Откуда у тебя внезапно появились мысли о том, чтобы делиться со всеми нужно честно? – удивился я.

– Вон оттуда, – он раздраженно ткнул рукой в сторону моих наемников, а затем перевел руку в другую сторону, где была разбита стоянка кочевников, – и оттуда.

– Такое количество войск крайне смущает добрых христиан, – продолжил он, – все боятся, что мы захапаем себе больше, чем было оговорено, и, зная тебя, я понимаю, что так оно и будет. Поэтому и говорю о рамках приличия.

– Город еще так-то не захвачен, – тоже напомнил я ему, – а вы не даете мне подготовиться к его штурму, то пытаясь соблюсти какие-то эфемерные правила приличия, то деля между собой шкуру еще не убитого медведя.

– Они не эфемерные! – разозлился он. – Еще нам не хватало после захвата города передраться между собой! А ты, между прочим, к этому всех подталкиваешь своими разговорами о штурме!

– Отец, я могу взять город один, без вас, за две, максимум три недели, – я покачал головой. – Так что меня крайне удивляют твои слова. Мы договаривались совсем о другом в начале всего этого мероприятия, и ты, видимо, забыл, кто еще у нас значится в доле. Такому партнеру придется отдать все причитающееся, а ты еще больше хочешь нас обделить.

– Витале, я не забыл, – он тяжело вздохнул, – но, если ты думаешь, что того, что ты один можешь захватить город, не понимают другие рыцари или Бонифаций, то глубоко заблуждаешься. Потому они и затягивают все, поскольку боятся, что ты один заберешь себе всю добычу. Бонифаций это видел еще прошлый раз, ему хватило того опыта общения с тобой за глаза.

– Ладно, мне пора к кочевникам, нужно с ними переговорить, – я покачал головой, – в обед встретимся.

– В обед мы снова отправимся на переговоры под стены города, – ответил он, – будут представители императоров, они пытаются тянуть время, но я уверен, что мы их дожмем в конце концов.

– Хорошо, не забывай только, пожалуйста, надевать шлем и кольчугу, что я подарил тебе, – попросил я его спокойным голосом, – на всякий случай.

Он осторожно на меня покосился, но я сделал вид, что просто беспокоюсь за его жизнь.

***

– Витале-бей! – обрадовались моему приезду кыпчаки, откровенно скучающие без дела. Ну разве можно назвать развлечением разграбление соседних селений и замков, так, сущая ерунда для бравых сыновей Степи.

– Мне наконец сказали, почему все медлят, – признался я старому вождю, с благодарностью принимая чашку с кумысом. Редкостная гадость, но отказать было нельзя, не поймут.

– Думаю, боятся. Вас. Нас, – хитро прищурился он, делая медленный глоток из своей чаши и смотря, как я потягиваю столько же кислого напитка из своей емкости.

– Ваша мудрость не имеет границ уважаемый, Эльбек-ага, – пожал я плечами, – но я кое-что предпринял в этом направлении, и, если план сработает, у нас будет хорошая драка. Всех ли воинов вы проинструктировали, чтобы слушались моего военачальника? Или нужно будет кого-то показательно наказать?

– Пьетро-бей – хороший воин, – он отрицательно покачал головой, – мы его знаем. Воины будут его слушаться так же, как и вас. Не стоит беспокоиться об этом, Витале-бей.

– Да я не за себя, за вас беспокоюсь, – улыбнулся я ему, ставя пустую плошку на круглый сборный деревянный стол, – если будет неповиновение, вы лишитесь части добычи.

– Эх, каменное сердце у вас, Витале-бей, – вздохнул один из самых уважаемых вождей половцев, которым было доверено разговаривать со мной лично, кроме главного старейшины рода.

– Жизнь заставила, уважаемый Захуз-бей, – повернулся я к нему, – вот недавно случай был, доверил я людям принимать оплату за услуги, которые город оказывал страждущим, а они возьми и подумай, что это их деньги.

– Что же их ждало, когда вы об этом, судя по всему, узнали? – прищурил глаза старик.

– Привязал их всех к столбам на центральной площади, и палачи в течение нескольких часов срезали с них по кусочку мяса, пока те не умерли, – с улыбкой ответил я.

Половцы переглянулись между собой.

– Непослушания не будет, Витале-бей, – заверил меня Эльбек, – мы еще раз на всякий случай поговорим с воинами.

– Отлично, тогда вечером вас посетит синьор Бароцци, найдите ему толмача, – попросил я, вставая с одного из седел, которые заменяли кочевникам стулья в шатре, – он расскажет вам о дальнейших планах, которые, я уверен, скоро случатся.

– Конечно, Витале-бей, – он чуть склонил голову, – приезжайте еще в гости.

– Завтра, я лучше пришлю вам хорошего вина и золота, – хмыкнул я, – раздадите воинам, чтобы не сильно скучали.

Услышав от меня такое, они обрадовались. Конечно, кто откажется от халявного золота и дармовой выпивки.

– Вы всегда будете почетным гостем в нашем становище, Витале-бей, – с улыбкой склонился ниже, чем в первый раз, старый кыпчак.

***

3 февраля 1204 года от Р.Х., Пера, окрестности Константинополя

Как я и думал, крестоносцы, боясь моей огромной армии, старались вытянуть из трясущихся от страха императоров, боящихся ровно того же самого, больше привилегий и денег. А те отлично понимали, что у них ничего нет, благодаря сбежавшему с казной прошлому правителю, и взять деньги неоткуда, поскольку взбешенный постоянными повышениями налогов и поборов народ Константинополя искренне ненавидел господ, которые предали их интересы, чтобы умаслить пришлых латинян. Поэтому, находясь между молотом и наковальней, императоры всячески юлили и тянули время. Я был уверен, что все так бы и продолжалось, если бы наконец не пришел в действие мой план.

Однажды вечером на пороге моего шатра появился синьор Бароцци, трудившийся здесь больше всех, поскольку натаскивал мою армию на хоть какое-то совместное взаимодействие, что по понятным причинам было крайне сложно сделать. Наемники относились к кочевникам как к людям второго сорта, те не оставались в долгу, называя их в ответ вонючими сынами шакалов. Так что порядок держался только на моем присутствии и страхе, ну и еще десятке повешенных с обоих сторон, которых я демонстративно расположил на одном дереве, показывая всем, где окажутся остальные, если не перестанут ругаться по время тренировок. Пока это работало, но я не сильно обольщался, представляя, что произойдет, если мне потребуется на пару дней уехать из лагеря.

– К вам ваш брат, синьор Витале, – обратился ко мне военачальник.

– Зовите, – кивнул я, доставая из сундука вино, наливая его в два стакана и кладя на стол раскрытый кошелек с золотом. Как правильно разговаривать с братом, я узнал еще в прошлый раз. Не ошибся и в этот. Разговор о наших делах начался уже после второго стакана. Ренье рассказал, что видел Ирину, которая со своим поляком ищет способы покинуть город, так что он решил ускорить мой план и договорился с нужными людьми, предоставив им арбалеты, которые получил от меня. Заплатил он вперед только треть, так что в ближайшее время нам стоило ждать новостей.

Похвалив его за расторопность и быстроту, я стал расспрашивать про Ирину, дом, где она живет, и обсуждать, как Ренье будет ее спасать и куда потом вести. Молодой человек, заливая в себя вино стакан за стаканом, с большим удовольствием разговаривал о том, что интересовало лично его, и в этом я его только поддерживал. Каким бы компетентным специалистом ни был человек, он всегда остается эгоистом, когда дело касается его интересов и судьбы. Узнав у любого его слабость, можно, используя ее, достичь многого, пока вам по пути. Я это прекрасно понимал и поддерживал интерес брата к его делу больше, чем к своему, сдабривая все это вином и деньгами. Против такой сдвоенной атаки любые запреты отца по отношению ко мне просто пасовали.

К моему удивлению, еще одним положительным плюсом посиделок и хороших отношений с Ренье стало то, что, расчувствовавшись, он пообещал отдать мне копии документов по мастеровым людям Константинополя, а также всем святым артефактам, что он собирал в Константинополе по просьбе Энрико последние два года.

Отец, который отказался отдавать мне эти списки, объясняя это тем, что рано говорить о трофеях, пока не захвачен город, даже не узнал о том, что Ренье в обход его запрета отдал мне сохраненные на всякий случай копии документов, имеющие для меня огромную важность. Заполучив их, я тут же смог совместно со своими командирами на нарисованной карте города отметить все нужные ключевые точки, деля армию на три больших потока, которые пройдутся по всем им при захвате города. Каждому предстояло выполнить свою роль. Эта активность не ускользнула от опытных взглядов лидеров Крестового похода, но, не понимая причин, они поинтересовались об этом лишь у меня. Пришлось успокоить их, сказав, что просто по-особому тренирую свое войско.