Автобиография НЕ йога. Субъективный Опыт

Глава третья
Двенадцатилетний цикл

Читатель, наверное, заметил, что по ходу моего повествования я взрослею, и мы неумолимо подходим к драматической части моей жизни. И мне предстоит показать вам промежуток примерно из двенадцати лет, в котором я двигался не по восходящей, и даже не по синусоиде, а по нисходящей траектории, погружаясь в пучину того, что религиозные люди называют Адом. Поэтому давайте немного поговорим о нем, об Аде.

Ад в представлении религии – ужасное, чаще посмертное место наказания грешников, испытывающих в нем муки и страдания, как предполагается вечные.

Я человек не религиозный, но в этом вопросе с религией согласен – Ад существует, и это действительно ужасное место. И все же спустя многие годы мытарств и исканий могу сказать что Ад, это в первую очередь – Состояние Сознания.

Это полностью безбожное состояние сознания, наполненное всевозможными искажениями, извращениями и фобиями. И я не стану философствовать на эту тему, а просто покажу ЧТО ЭТО.

Насколько я разбираюсь в жизненных отрезках, юность – это период активного роста и взросления, в котором взрослеющий человек перестает быть ребенком, и начинается он после двенадцати лет. Тут вам и гормональное развитие, и половое созревание, и быстро растущее тело, и ум, получающий информацию о мире, и все это на фоне минимального жизненного опыта.

К примеру, в древних культурах дети активно воспитывались до двенадцати лет, после этого, они брали на себя ответственность за свою жизнь. Если обратиться к Евангелию, то мы увидим, что Иисус, впервые заявил о себе в возрасте двенадцати лет, рассуждая о Боге с фарисеями в Иудейском храме. Разные мистические учения говорят, что в возрасте двенадцати лет к юному человеку приходит первый возврат кармы. То есть энергия, которую он вложил в свои поступки в прошлых жизнях. Положительные поступки – положительный возврат; негативные поступки – негативный возврат.

Я понимаю, что далеко не все верят в бессмертие души, и тем более в идею реинкарнации (перевоплощения души в другом теле).

Но доктрина реинкарнации является центральной в Индуизме и Буддизме, и в Христианстве она имела место быть, вплоть до 553 года, в котором на Втором Константинопольском Соборе, было проведено ряд реформ относительно учения Христа о перевоплощении души, что привело к удалению из канонического Евангелия учения о реинкарнации.

Отчасти этим можно объяснить проблемы с подростками. На фоне гормонального и полового созревания, молодому человеку (в основном на внутренних уровнях подсознания) приходится сталкиваться с возвращающейся энергией, и все это надо как-то переработать.

Ну и еще один момент: у каждого человека есть ПЛАН НА ЖИЗНЬ. Можно назвать это Божественным Планом. Это можно рассматривать как некую программу, которую человек, находясь в своем духовном теле, разрабатывает для своего земного воплощения, под руководством Духовных Наставников. И эта программа, или план, могут включать в себя определенные события, которые помогут человеку получить необходимые переживания. А эти переживания в свою очередь станут опытом, обработав который в своем сознании человек может вынести мудрость, что и станет его духовным капиталом – «сокровищем на Небесах».

Так вот, трудное детство, тяжелая молодость, и жизнь в целом, не обязательно могут являться результатом негативной кармы из прошлого. Перед воплощением человек сознательно может выбрать все эти трудности, для того чтобы достичь максимального роста сознания и обретения бОльшей мудрости. Или человек достигнув определенной зрелости, может взять на себя больший багаж кармы, а не делить на несколько жизней. Такие проработки могут привести к значительному духовному росту. Так же надо сказать, что если человек с рождения находится во внешне благоприятной среде, то это совсем не значит, что он имеет благую карму или это духовно продвинутое существо. Это так же может быть испытанием человека, увидеть за окружающим материальным благополучием духовный путь – ох как непросто. В общем, вариантов может быть много. Но вернемся ко мне.

До двенадцати лет, несмотря на, во многом негативные обстоятельства, окружающие меня, я мог удерживать относительный баланс. Я хорошо учился в школе, занимался спортом, и даже посещал разные детские творческие кружки. Но уже в тринадцать лет, мне это стало даваться все сложнее. Отец с матерью окончательно стали друг другу чужими людьми, и я стал все больше и больше времени проводить на улице, все меньше и меньше уделяя внимания своему образованию.

Я постепенно сдружился с подобными мне ребятами, у которых дома так же творилось черт знает что, и мы начали прогуливать уроки, болтаясь по улицам с утра до вечера в поисках приключений.

Надо сказать, что я чувствовал себя в таком обществе не в своей тарелке. У моих уличных друзей были явно негативные наклонности, я бы назвал их «врожденными». Я же оказался болтающимся по улице в силу неблагоприятной среды, в которой пребывал с рождения, и мои негативные наклонности я бы назвал «приобретенными». Так или иначе, я болтался с ними по улицам, приобретая полукриминальные навыки. Хочу сказать, что эти подростки, из неблагополучных семей, относились ко мне недоверчиво, я и в самом деле был не «их поля ягода». Но в тринадцать лет у меня появился друг, который, как и я, хорошо учился в школе, и подавал надежды в спорте даже большие чем я. Сейчас у меня нет с ним связи, и я не знаю, могу ли называть его полное имя, поэтому назовем его просто Мишей.

Глава четвертая
Закадычные друзья

Мы с Мишей знакомы были по школе, учились в параллельных классах, но сблизились после того, как вместе провели месяц в пионерском лагере под Омском. У Миши дома был небольшой спортивный зал, его отец занимался бодибилдингом. И вот, мы гуляли по улицам, стреляли из рогатки по воробьям, гоняли футбол, участвовали в разных играх с другими детьми. Потом приходили к нему домой, работали с гантелями, жали штангу, били по самодельной боксерской груше, и устраивали спарринги. Так мы провели года два. Мы конечно общались с другими детьми и проводили время по отдельности, но в основном держались вместе. У его отца тоже были проблемы с алкоголем, несмотря на спортивную ориентированность. В этом была отличительная схожесть – ведь мой отец, временами ведя трезвую жизнь, мог запросто пробежать на лыжах километров пятнадцать, или свободно переплыть реку.

В те, Горбачевские, перестроечные времена тотального дефицита, возникали проблемы и с продажей алкоголя. И мой отец, как и многие, ставил домашнее вино, которое принято было называть брагой. И вот, в один прекрасный летний день, мы с Мишей пришли ко мне чего-нибудь перекусить. Тогда отношения между людьми были на много проще, и мы с пацанами запросто ходили друг к другу в гости, а так как были физически активны, то порою были голодны как волки. И своим волчьим аппетитом могли запросто опустошить попавшийся под руку холодильник. И я не припомню, чтобы чья-то мать ругалась из-за этого. Более того, многие матери перед уходом на работу готовили побольше, так как знали, что могут нагрянуть незваные гости. Представляете?! Мы и правда в такие моменты были одной большой, советской семьей. Я с теплотой храню в памяти эти простые проявления человечности.

И вот, заходим мы с Мишей ко мне домой, и случается так, что нашим вниманием завладевает бутыль с брагой. Не скажу, кто предложил, но решили попробовать. Налили по большой кружке, выпили. На вкус брага оказалась так себе, но опьянели мы очень. Немного повозились в квартире и уснули. Нельзя сказать, что состояние опьянения понравилось, и, тем не менее, к бутылю с брагой мы прикладывались еще не единожды, что, без сомнения, легло в основу последующих злоупотреблений.

В тоже время в мою жизнь вошел табак. Мы с Мишей находили сигареты у моего отца, или где-нибудь еще, и курили. Но если с брагой было непонятно по ощущениям, то табак у меня вызвал резкое отвращение. И, тем не менее, после отвращения от первого курения, мы пробовали курить второй, третий, четвертый раз. Странно конечно все это – ты делаешь то, что приносит тебе страдания: тошноту, головную боль, и все равно продолжаешь делать, силой заставляя организм адаптироваться к этим наркотическим веществам, пока он не начнет принимать их как должное, и это станет ему даже «нравиться». В общем, я постепенно пристрастился к табаку и алкоголю, и в четырнадцатилетнем возрасте, все появляющиеся у нас деньги, мы с другом пускали на сигареты и выпивку.

Естественно о школьных науках голова «болеть» совсем перестала, спорт еще оставался, но весьма формально. И в силу того, что приобретение табака и алкоголя требовали средств, мои интересы стали становиться все более криминальными.

Глава пятая
«Денег – нет!»

Я вырос с жесткой программой: «Денег – нет!». Эту программу активно применяла в отношении меня моя мать. У нее НИКОГДА не было денег для меня. Сколько себя помню, она мне покупала только самые дешевые, и мягко говоря, невзрачные вещи, и только самое необходимое. Я зачастую занашивал, эти свои вещи, до дыр, или ходил в явно маленькой одежде, из который давно вырос. И это при том, что в моей семье не было финансовых проблем. Отец прилично зарабатывал, да и она не плохо. Более того, она постоянно откладывала деньги на сберкнижку. И я помню ее стенания, когда после распада Советского Союза началась дикая инфляция, и все ее вклады обесценились.

Ее действия с финансами были похожи на «зарывание таланта в землю». На любую мою денежную просьбу мать отвечала почти мантрой: «Денег – нет!». Иногда я обращался к отцу, и он давал, но это бывало редко. Все это легко объясняется тем, что я был ненужным ребенком. И конечно не хочется что-то делать, или давать, ненужному человеку.

На самом деле очень трудно быть ненужным ребенком.

Раз денег дома не давали, а в тринадцатилетнем возрасте в Советском Союзе где-то подработать было почти нереально, то приходилось искать другие пути. И этот путь нашелся, и, он, разумеется, был нечестным. Все привело к тому, что я у кого-то из своих дружков подхватил идею воровать деньги из карманов в школьной раздевалке.

И вот я на переменах, или на уроках, которые стал часто прогуливать, проникал в раздевалку, и крал из карманов беспечных школьников деньги, и если попадались какие-то ценные предметы, то и их тоже. Наверное, это и был тот определяющий момент, который впоследствии привел меня к проблемам с законом. Но все таки была ситуация когда я мог сойти с этого пути, и не дойти до криминала.

Меня застукали в раздевалке и отвели к директору. Вызвали родителей…

Я помню, как по дороге из школы, мать бранила меня последними словами, и я внутренне сжимался под градом оскорблений. Конечно, мне было стыдно. Но также сейчас мне ясно – что была поздно, и я не смог пересилить себя, и отказаться от сомнительных делишек. К тому времени психика у меня сформировалась достаточно деструктивная, и помочь могло какое-то любящее существо, способное меня понять и поддержать. А град оскорблений только навредил мне еще больше.

Глава шестая
Марихуана

Мне было четырнадцать лет, когда мой друг Миша встретил меня на перемене и сказал что есть возможность попробовать марихуану. Я слышал об этом, но не углублялся, и согласился. Мы пришли в школьный туалет, там были двое старшеклассников, которые и «накурили» нас марихуаной.

Нет смысла описывать то состояние эйфории, которое я испытал, но могу сказать что с того момента, все как с горки покатилось. Мы с Мишей, под руководством старших товарищей, начали активно осваивать разные мошеннические способы отъема денег у своих сверстников. Мы заманивали своих простаков одноклассников, ребят из параллельных классов, ребят со двора, в азартные игры (карты, и не только), и беспардонно обыгрывали их. А так же, разными обманными способами вытягивали у них деньги, которые родители давали им на питание и карманные расходы. Я сейчас часто говорю «мы», потому-что «я» будет говорить некорректно, мы с Мишей тесно общались в это время и промышляли вместе.

Очень скоро алкоголь, табак, и марихуана стали частью моей жизни. Учебу я забросил совсем и меня с треском «выпнули» из школы после девятого класса. Впереди было лето, и надо было все равно что-то решать с учебой. Мои сверстники все куда-то поступали. Кто-то пошел в десятый класс, кто-то в техникум, кто-то в колледж.

Я же даже не задумывался над тем, куда бы я хотел пойти учиться, и какую профессию получить. Все мое внимание было сосредоточенным на том, где бы срубить легких денег, и как бы получить сомнительное удовольствие. Ближе к началу нового учебного года мой отец все же спохватился: он понял, что я могу вообще больше не учиться, а просто болтаться. И в один из дней, он взял мои документы, меня вместе с ними, и мы пошли и подали документы в профессионально-техническое училище на специальность: монтаж – регулировка радио-электроаппаратуры и приборов. Причем, хочу заметить, что я никогда не интересовался электроникой, но это было близкой для моего отца темой для понимания, ведь он, как я говорил, был в руководящем составе на авиастроительном заводе.

Да, к сведению, я все-таки совершал одну попытку выбрать профессию, и ездил подавать документы в кулинарный колледж, но сделал это слишком поздно, и меня не приняли, так как группы были уже укомплектованы, а куда-то впихивать ученика, с сомнительной характеристикой, конечно, никто не хотел.

В, общем, меня приняли в это профтехучилище, и я сказал об этом Мише. И он унес свои документы в это же училище. И нас, представьте, зачислили в одну учебную группу!

Благополучно проболтавшись лето, первого сентября, мы с Мишей пришли «учиться».

Быстро сориентировавшись в своей группе учеников из тридцати человек, мы поняли, что находимся на «другом уровне развития». На фоне простоватых, пятнадцатилетних подростков, которые конечно были о себе значительного мнения в силу юношеского максимализма, мы выглядели хитрыми – нет, я бы сказал лукавыми, наглыми, и откровенно циничными. Наши: мастер производственного обучения и классный руководитель, к концу первого дня обучения (т.е. первого сентября), поняли, с кем имеют дело, и попытались поднять вопрос об отчислении. Но нас оставили, так как мы без труда смогли их убедить что «все будет нормально». Через пару недель из другого училища к нам перевелся еще один старый товарищ, и все закрутилось с дьявольской силой. На переменах мы курили марихуану, а на уроках своим поведением доводили преподавателей до исступления. Любого, имеющего какие-то средства сокурсника мы «обдирали как липку», пользуясь широким разнообразием мошеннических действий, которые мы постоянно совершенствовали, обучаясь у наших старших товарищей.

На нашем курсе нашлось еще несколько человек подобного склада, но даже на их фоне мы были «звездами», и нас стали откровенно бояться однокурсники, да что там однокурсники, и старшие ученики нас тоже опасались.

Учителя, на мой взгляд, проявляли в отношении нас настоящий героизм. Я до сих пор не понимаю, почему нас не выпнули в середине первого курса, а терпели целых три года. Но сейчас, могу сказать, что испытываю искреннюю благодарность к тем моим учителям. Они проявили невероятное терпение по отношению ко мне и к моим товарищам. Не смотря на то, что они порою реагировали резко негативно на наши выходки, все равно свое внимание распространяли и на нас тоже. И если у меня была необходимость, и я обращался за чем-то, мне никогда не отказывали, и оказывали необходимую помощь.

К семнадцати годам я зал, как говорил Остап Бендер: «Четыреста относительно честных способов отъема денег». И как раз, в этом возрасте – семнадцати лет – произошло событие, которое чуть не стоило мне жизни.

Глава седьмая
Поножовщина

Это был один из теплых сентябрьских дней, четырнадцатого числа. В тот день я по обыкновению немного выпил с друзьями. Сейчас трудно сказать как именно, но я оказался втянут в конфликтную ситуацию. Ничего особенного в этом не было. Конечно эта рядовая «разборка» могла перейти в потасовку, что, в общем, случалось довольно часто; но в этот раз, я почувствовал нависшую надо мной опасность. Я помню как один участник конфликта (он был старше, и недавно прибыл из мест заключения), стоял напротив меня, как «на изготовке». Я был крупнее его, и к тому, же все детство, и часть юности занимался спортом. В общем, в кулачном бою я чувствовал себя уверенно, и видимо он знал об этом. Тогда я был вспыльчив, и сказал что-то не оскорбительное, но резкое. И он неожиданно, каким-то неуловимым движением нанес мне удар ножом в живот. Конечно, я и близко не ожидал ничего подобного.

Я до сих пор помню это ощущение – когда холодный кусок металла входит в твое тело. Я увидел нож уже в конце, на выходе, когда он выдергивал его назад. Нож был большим, а рана глубокой. У меня немедленно началась быстрая потеря крови. Со мною было два моих друга, которые повели себя по-товарищески.

Я стал терять силы. Они подхватили меня под руки, и повели в сторону моего дома. Я быстро терял кровь, и всего через сотню шагов в крови была куртка, рубаха, брюки. Я начал терять сознание, и они буквально волокли меня. Возле моего дома я смутно заметил еще одного моего приятеля и сказал ему: «Тащи к тебе…», что они вместе и сделали. В общем, я оказался в квартире своего приятеля, а не у себя дома, что конечно показательно.

Вызвали «скорую помощь», позвали отца с матерью. Я помню как моя мать, заламывая руки, истерично допытывалась у моих товарищей – что произошло, и даже не подходила ко мне. Как она сказала позже: «Мне было жутко страшно подойти». Отец же напротив – сразу подошел, положил свои руки мне прямо на рану.

Еще пару слов об отце. Несмотря на проблемы с алкоголем, он был благородным человеком.

В детстве у меня, по необъяснимым причинам, часто болел живот. И в такие моменты он клал свои руки на мой живот, нежно, но по-мужски поглаживал, и боль уходила. И в этот раз он возложил руки на рану, не позволяя потери крови быть слишком большой. Я помню, как мы немного переговорили. С его стороны не было ни жалости, ни тени упрека. Он тогда являл собою мне, некое сострадание…

«Скорой» не было сорок минут, и, я, тогда потерял почти полтора литра крови.

Позже я узнал, что смертельная потеря крови начинается с двух литров.

В полубессознательном состоянии «Скорая помощь» доставила меня в больницу. Я еще помню, как меня раздели и положили на операционный стол. Одели маску. Я вдохнул хлороформ. Мое сознание отключилось, и я повис в воздухе, глядя на свое «уснувшее» тело, и врачей, суетящихся вокруг него…

Было бы, наверное, круто, дорогой читатель, рассказать: что я увидел туннель света, вошел в него, передо мной промелькнула моя жизнь, которую я просмотрел и осознал очень глубоко; и я встретился с ангельскими существами. Но ничего этого не было. Но я действительно помню как «завис» над своим телом в состоянии невесомости на мгновение, потом резко ускорился, и на этом в моей памяти все закончилось.

Глава восьмая
Реанимация

Не стану подробно останавливаться на ощущениях после пробуждения от наркоза. Скажу лишь, что я семь дней провел в реанимации испытывая сильнейшие боли, которые едва выдерживал, несмотря на обезболивающие. В моменты, когда я особенно стенал, мне вкалывали морфин, и только тогда наступало временное облегчение. Под действием морфина мне казалось, что я лежу не на реанимационной кушетке, а на качелях, – и плавно покачиваясь, возношусь к небу…

Через неделю меня перевели из реанимации в общую палату. Еще через несколько дней разрешили вставать.

Я помню, как почувствовал себя космонавтом, когда после двухнедельной лежки сел на кровати и ощутил силу атмосферного давления, которая буквально вдавливала меня в больничную койку. А когда первый раз встал и пошел в туалет, то смог передвигаться только на полусогнутых ногах. Казалось, что какой-то невероятный груз давит на меня со всех сторон. Зато теперь я могу приблизительно знать, что испытывают космонавты, после возвращения на землю.

За этим последовал этап восстановления. В общем, он шел не плохо, и через месяц меня выписали. Правда, после этого пришлось еще раз вернуться в больницу. У меня был пробит желудок и кишечник, также задета левая почка. Кишечник, после «ушивания», работал плохо, я испытывал боли; пришлось пройти обследование и курс лечения. Все-таки курс лечения дал положительные результаты и я более или менее восстановился.