Куда светит Солнце. Поэмы и пьесы

Помещик дикий два алтына отберёт,

На них же, как собака на скирду, помрёт!

Едва ль на нужды он хотя бы рублик то вернёт,

Скорее шею сам себе свернёт!

Блаку́ра ведает в дарах,

Как и в жестоких злых богах,

Она стихий души и чувств богиня -

Скупая алчная княгиня.

Её державный атрибут –

Покуда черви не пожрут!

Все духи мчатся на поклон,

Вселяясь в тело, в плоть –

Разносят всюду смрад и вонь,

Чуму и зараженье,

Им горе – упоенье!

А устремляясь, машут – вон!

У трона ползает змея,

Хитрит и льстит восточная лиса,

Целуют демонице ноги,

И веселятся – нету мочи!

Цари наряжены в шутов,

И шут танцует – он таков!

И развлекать и тешить

Бестию всегда готов!

В переплетениях,

Интригах сложных,

Порочных связях,

В чувствах ложных –

Замешена царица,

Она губить людей

Большая мастерица!

А ты спеши, друг, жить,

И прекрати тужить

О бедствиях и помутнении рассудка,

О тайнах выданных врагам,

В потоке слов и предрассудков.

Возьми своё, летам не поддавайся!

А в старости уж постарайся

Собой остаться,

С умом своим не распрощаться!

На истины жрецов смешно порой смотреть -

Дают глазеть на то, что сами могут не узреть.

Обманчив вид, изменчив облик,

И заблуждения заманчив блик,

Но не дано понять им и того,

Как образ истины велик.

Им утешение – гордыня знаний,

Она им служит для прикрытия незнаний.

И как сошёл Перикл к обычным рыбакам,

Уж не сойдёт и часть ума к великим дуракам!

И хоть сто раз ты объясняй порядок мужикам -

Они тяжёлым житиём учёны,

Им смысла жизни мёд приносят пчёлы,

И лишь бы целы были чёла.

Напротив ж, знатная особа,

Не любит сок науки выживать,

Да любит не особо много знать,

Из простоты черпать не любит дум,

Для этого её уж не заточен ум.

Замёрзнув – чти огонь, сгорев – чти холод,

Мир заново ты для себя открой – дорог он новых полон,

Изведав новый путь,

Ты не забудь должок богам вернуть,

И так же не забудь о продолжении его,

Так в жизни суждено

К итогу всем прийти, и не упасть на пол пути.

Не рой другому яму,

Не только спьяну

Туда легко попасть.

Такие выдумки отставь -

На трезву голову

Ты месть оставь!

Живи же смолоду

Не мстя, и не коварствуя,

И для души во благо царствуя.

Ни то, из собственных капканов,

Не вызволит тебя, да и пяток болванов.

Порой, теряют люди человечность,

А свинья – свинственность,

И рьяно так храня беспечность,

Нескромно оголяют рыло и воинственность.

И каждому остаться бы на месте,

Но какова овца без шерсти?

Овчина выделки не стоит,

Пока в себе она покоит

Невзгод и бед плешивость.

И этим заслужив никчёмную паршивость,

Как тот баран не помнящий,

Становишься беспомощным,

Всем телом ощутив ретивость

Памяти и прошлых лет забытость.

Раз собрался отобедать

За одним столом с чертом –

Готовь длиннее ложку –

Ни то останешься голодным дураком.

И будь мудрее, хоть немножко –

Готовь побольше кружку.

Да не вкушай ты слишком много,

Была такая уж особа –

У ростовского попа корова,

От обжорства своего и треснула.

Чревоугодие оставь,

Пока на полный ты желудок не заснул,

Будь холоден к еде, как будто голод ветер сдул.

Обжорство велико,

Лишает множество оно,

А кормит одного.

Так непомерный аппетит

Рождает лишь убожество.

А Скупость на слова –

Рождает молчуна,

Щедрость – болтуна.

Поэтому-то празднословие опасно,

Тогда и сдержанность и ум прекрасны.

Они же твой поток словесный,

Так держат на цепи,

Что из пут крепких ему уж не уйти.

И смысл их многовесный,

Даёт рассудку в голову прийти.

Познание дневного ж празднолюбия –

Есть к лени ежедневная прелюдия –

Она и так и сяк валяется от бока с бока,

Её сестра и брат – есть лежебока.

И для ума нет ядовитей лени –

Людской обузы праздной тени.

И мал душой тот недоросток,

Который мнит себя рукою властной,

Его прельщает этикет –

А делом лишь скупой подросток.

Сей недоросль роняет слов букет,

И по щекам врагам небрежно хлещет,

Чему и меры нет!

О нём то и наслышан белый свет,

В томительных стенаниях зазнавшийся – опасный,

Он дал обет негласный –

Воткнуть во плоть коварства сей стилет,

Но ненависть его – всего лишь результат незрелых лет.

Глаша́тай придворный дует в рог,

А на бумаге для него и смысл

Стопа́ таков и сильно строг,

За толкование его обманщик сей выигрывает торг,

Вещать, любитель он, на все четыре стороны,

Крепки обмана сети и слова – вельможами дарованы,

Внушить желает пустозвон,

Что гром – есть колокольный звон.

Да из пустого перелить в порожнее,

К его наветам, друг, быть надо осторожнее!

Уж просто, гениальность духа вручается в награду,

Какая превращается в холсты, поэмы и отраду,

А для художника в потоки мысли!

Но главное – что б эти мысли были чи́сты!

Великим памятники, да строят быстро,

И вдохновлённая толпа,

Стуча огнивом друг о друга,

Так высечет души огонь и вложит в руки им,

И вылетит сквозь белый дым,

Сердец трепещущих, искра,

И никогда с полей любви, не унесёт пыльцу ветров молва.

Когда подруга предаёт забвению могучий символ дружбы,

То дружба превращается в подобие убогой службы,

Подружка из тебя – хоть косы вить,

Но для характера мужского такую перемену

Ни за что нельзя простить!

И лучше ползать в нищете и простоте,

Избегнув всякого людского взора,

Чем подле женских ног, у трона!

Ох! Эти элегантные девицы,

Всегда такие лёгкие, щебечут как синицы,

А сами ценят верность,

С мужами⁶³ изменяя,

Потом, от них по случаю, рожая,

Хватают казанов за щедрость,

И тянут всякую иную ценность.

Во всех грехах самих мужей же обвиняя,

Пока не пойман – то не вор,

В своей избе не видят сор,

И нарушают данный свыше уговор.

Родное чадо в колыбели,

Где ангелы сонеты нежно пели,

Не признаёт отец,

И чужд ему гнезда его младой птенец.

Старается от крови откупиться,

– И лучше, – думает, – ему бы не родиться! –

А самому пойти в кабак повеселиться,

Напиться и забыться,

Для успокоения души ранимой,

В объятиях почтенной и любимой

Бутыли, и жизни, меньше правильной, чем мнимой,

Рождает по ночам столь гадостный экстракт,

Которому сильней, чем отпрыску, тот рад.

А мать ремнём стегает сына,

Для воспитательных и прочих мер,

Чтоб подавить в нём мужества начала,

Чтоб тот и пискнуть ей в ответ не смел!

А для того, кто зарождён в утробе горя,

Несчастная всё просит слёзно гроба,

Пока родиться не успел!

Горгона яд презренья изливает,

Её видение – герой Персей её сбивает,

Он зеркало судьбы в осколки разбивает,

И взгляд безумный, фурии, в её же очи отражает.

И ждёт медуза роковой минуты,

В засаде спят её коварства спруты,

И локоны её шуршат,

И слышен больно громко тихий шаг!

Но молния сверкнув с небес,

Её же ослепить могла,

И очи гиблые в далёко та ехидна отвела,

А быстрота уж голову то с плеч снесла! –

Ахилл несясь на крыльях словно лань,

Персея щит принёс ко Прометею в дань.

О, смертный человек,

Узри бессмертья торжество,

Ты для небесного святого божества – земной червяк,

Хватаешься за мнимое ты с ним родство,

А для него – ты лишь пустяк.

Его соизволение лишить

Тебя способно и жизни и богатства,

И стоит ли вперёд спешить,

Из-за бездонного людского любопытства?

Страдать и мучиться так безотрадно,

Как лишь способно тело, слеплённое из глины,

И было б это странно,

Если люди все были б мысли исполины.

Скука от ума, что может быть опасней?

Что может хуже быть страстей напасти?

Что ж может породить такую тягу к буйству,

Которая способна подтолкнуть к убийству

Той хрупкой совести и принципа воинственного я?

Во истину души тепла, не затушить огня.

Ведь духом пали мы, иль это лишь пустяк?

И как же получилось так,

Что победили в сей морали дикари?

Грызут других, плюют друг в друга,

И хоть на части разорви – но ничего не говори!

Мы ль себе и им прислуга?!

Они ль богоподобные цари?!

И в этом разве вся заслуга,

Что стали чужды люди друг для друга?

Но ты держись – своё ж возьми,

В себе ты зверя победи!

Что властвует над нами?

Все наши чувства – соли привкус,

А наша явь наполнена ночными снами,

И жизнь, как кислый уксус,

Так сто́ит нам грустить, молясь лишь вечерами?

Боимся мы заката,

Иль жаждем мы рассвета?

Но от заката, до рассвета -

Тьма – всего лишь пустота для света.

Вернуть назад слова, мгновения – нельзя,

Как невозможно обновить свою же шкуру,

И где же вы – мои друзья?

Иль я зову вас лишь впустую?

Иль я цепляюсь лишь за миг,

Напрасно прожитый, каким наполнен этот стих?

Вы? Иль я о го́дах пройденных тоскую?

Когда-нибудь поведает гранитная плита,

О чём же всё-таки тоскуют небеса.

Под тяжестью же́рнова мельницы,

Что прочно в жизни сей?⁶⁴

Взрастить то семя ты сумей,

Какое было брошено заложницей,

Давно минувших дней.

Пока нам ум мешает жить,

Так сложно в радости продлить

Те годы юные, когда бушует молодая кровь,

Когда зовёт на подвиги любовь,

А ты становишься суров, угрюм,

И в этом виноват твой вольный ум!

С каким живётся безотрадно,

Какой так мысли впитывает жадно,

И видит всех людей насквозь,

Знакомясь с их душой лишь вскользь.

О, одиночество! Способно ль ты любить?

Иль ты способно лишь губить,

Ещё живое содроганье?

Готова ты отдать на растерзанье

Такое жалкое дитя, какое предало себя?

Когда из тишины тебя зовёт никто,

И кто тогда откликнется на зов? Ну кто?

Великий крик души лишь эхо передаст,

Но что оно, глухое и немое, для спасения отдаст?

И что взамен возьмёт?

Людское одиночество – пока ты жив – оно живёт,

А умер – и оно умрёт.

Сухой она и реку века перейдёт,

Так тесно с телом проведя холодный год,

Напустит хворь,

И превратит все силы в сор.

Не счесть погибших мотыльков,

Сгоревших в пламени людского безразличья,

На маскараде язвенных подруг и доблестных сынов,

Среди надменного величья,

Ты узнаёшь её одну⁶⁵,

Её холодный лик и бледность губ,

И твой фрегат надежд идёт ко дну,

Уютный уголок души спасается

В холодном бездыханном рву,

Но жажду утолил и охладел к тебе суккуб,

И как ты зол, и как ты б не был груб.

Великим же искусником – гонча́ром,

Какой ваял меж светлым – злым началом,

Был создан добрый человек,

Чей образ плыл по поколениям, из века в век,

Как будто на галере шёл в заморье старый грек.

И вот, явился нам в людском обличье,

Герой, который скинул прочь

Долой олимпа безразличье.

Решился нам своим плечом помочь.

И как судья Самсон,

Отмщением он не будет ослеплён,

Наш славный муж,

Насытился им уж,

И битвами и кандалами -

Не прочь заняться и делами,

И подвиг совершить,

Между землёй и небесами.

V

Пока поляков вёл Сусанин,

А Пушкин на дуэли не был ранен,

Продолжим летописи сказ,

О шабаше смешной рассказ.

***

Завывая песни вьюг,

Черти злобы чертят круг,

Сажей сыпят мир вокруг,

И гурьбой летят на юг!

Быстры кони,

И в погоне,

Развиваются с лихвой,

И карета вся разбита,

Слышен недалёко бой,

Но волнение забыто,

И дорога грязью смыта,

Колеёю вязкой взрыта –

Клячу уводи домой!

В кове́н⁶⁶ так пропустят? Вряд ли!

Спотыкаясь-ся о ядра,

Побросали хлопцы сабли,

Поскакали в быстры сани,

Шевеля вослед усами.

На холме, сплотившись вряд –

Мойры, демоны стоят,

Громыхнул сухой разряд,

Шабаша́ забил набат!

Зашипели три змеюки –

Кособокие старухи:

"Духи! Духи! Встаньте в круги,

Наливайте в чан сивухи,

Посрезайте в снизки⁶⁷ ухи,

Да разрушьте все округи!" –

И согнулись в гибки ду́ги,

Да совместно, в три дуги́,

Эти злобные гадюки!

Три веселые карги!

Снова грозный глас в ночи:

"Пей до дна и не спеши,

Хаос, ужас разрази!

Глубоко волны́ волненье,

Широко толпы́ смятенье,

Да крови́ сильно́ смешенье!

Ленью, хворью зарази!"

И собравшись в хоровод –

Закружил водоворот,

Бес и чёрт их в мглу несёт,

Там давно хозяин ждёт,

Да сердец печаль всё жнёт!

На дороге, в путь – назад,

Смерти с косами стоят,

За проезд взимать грозят!

Да всех путников разят!

Быстры кони,

Да в погоне,

Пробираются с трудом,

Сквозь снега и буйны вьюги,

Уж не виден милый дом.

Ведьмы Бестию зовут,

Песни лести ей поют!

Пляшут, скачут и орут,

Да пускают желчи пруд!

Ведьмы:

– Королева адской жизни,

Мы кусок даём отчизны,

На скормление тебе,

Чтобы быть навеселе!

И смеются и воркуют,

Ворожбой своей торгуют,

Лебедей к столу несут,

И пророчат высший суд.

Ведьмы:

– Ты ,Блаку́ра, зов услышь,

Будь волной, как гладь, да тишь.

И узри – ложатся кости,

Да спешат к тебе уж гости!

Загремели небеса,

К ним спустилась снов завеса,

Да примчалась колесница,

В ней, златой – сама царица.

Белокурая вдова,

Но мертва, как пня зола,

Лязг и скрип стоит от шпоры,

И открыла ко́ням шоры.

Дьявол ползал сам, у ног,

И прислужничал как мог.

Блаку́ра:

– Вы корявые старухи,

Получите оплеухи! –

Бьёт их, и гремит копьём,

– Подчиняйтесь мне втроём!

Ведьмы:

– О, царица,

Милолица! –

Молвит старшая – Нюкта́⁶⁸,

Ночью страшная Ни́кта⁶⁹!

– Мы твои навеки вечные,

Слуги, сёстры мы сердечные!

Блаку́ра:

– Браво – сёстры, вы мои,

Да примите вы дары!

Силой, злобой награждаю,

Я судьбы исход решаю!

Злато, и алмазы ваши,

Наполняйте полны вазы!

Но велю вам мой наказ,

Срочно выполнить приказ!

Разошлите сие вести по хоромам,

Да по уличным домам!

Я – Блаку́ра их царица,

Красоты, ума зеница!

Я им счастья, я им совесть

Вновь отдам!

За царя себя уж выдам,

Я уж лучше знатных дам!

Ведьмы:

– Мы летим уж к часу ночи,

Нам топтать⁷⁰ уж нету мочи,

Разом мир мы облетим,

И сказаньем наградим!

Но своё мы уж возьмём,

Злобу, беды – раздаём.

Сёстры любят домового,

Злого маленького гнома,

Мы ему велим тащить,

В чаны яд, где варят щи.

Мы Кикимору загоним,

И в глазах её уроним,

Каждая красавица,

Перестанет парням нравиться.

А в глуши, вместо грибов,

Леший расплодит опасных сов,

И взберётся в огороды,

Принимать у девок роды!

Блаку́ра:

– Ах, принцессы вы мои,

Сладкощёкие сои́⁷¹,

Вы порвите струны гуслей,

Пусть народец станет грустный!

А меня уж ждут дела,

Все хотят чтоб я вела,

Да с богами счёт свела.

Улетать уж мне пора,

Ждёт меня богов гора!

И понёс её Пегас,

И покинул нынче нас,

Я на том печать поставил,

Да и публику оставил.

Но не долго нам грустить,

Надо терпеливым быть –

Рассказать, да и забыть!

VI

Прошли года,

И ратников, помятая орда,

Поникнув головами и звеня шлема́ми,

Назад же возвращается, побитая шельма́ми,

Горит их общий дом – там за столбами⁷²,

И сердце разрывается на части,

От устали болит и голова,

И вра́ги рыскают вокруг толпа́ми,

От рук же бесноватых, одуревших нет спасенья –

Сбываются и страхи – инсти́нкта опасенья.

Злая нечисть, удачу оседлав в войне,

Неистово ведёт себя втройне.

Арес им предан и Афина,

И множество защитников лежат давно в земле,

Нет благове́сти и пуста широкая равнина,

А Сфинкс столицу разрывает,

И падать в пропасть, иль загадывать – не помышляет.

Его злой дух, и злые помыслы терзают,

А стражи вечные покоя уж не знают.

Но есть на свете и вдали от глаз и взора,

Укромный уголок, с царицей мудрой и премудрой,

Тот ангельский клочок прикрыт от ха́оса и вздора.

Герой, шагая поступью простой,

Никто и не сказал ему "Постой",

Увидел женщину над гладью озера ночного,

Услышал музыку с небесных звёзд,

Узрел и светлячка лесного,

Склонился, и вошёл во свет.

А сто́ит ли гадать о том,

Кого серьезно ранит Купидон?

Простого смертного, иль бога? –

К любви свободная дорога!

Шелка иль соболя важны

Для будущей красавицы жены?

Иль поцелую, иль поступки,

А может быть взаимные уступки?

Венеры трон мерцает в поднебесье,

Ей милый Прометей

Любовных серенад затягивает песню.

Надеясь на взаимность,

Заполучить пытается интимность.

Прометей:

– О нимфа! Плывёшь ты своею судьбою,

Сквозь бури и столпы,

Сквозь толпы и грозы!

Идёшь – ты браваду поешь,

О вечном и славном,

О дне благодарном,

О жизни, любви и мечте.

Уносит ко солнцу ангел крылый,

За край льдом покрытый,

За славную гору ту песню

О божественном и сладостном сне.

Об облако бьешься своею

Высокой мечтою, и риф,

И Зевсом наполненный кубок своею рукою

Ты льешь на несказанный миф.

Скажи мне, о ангел!

Как быть мне и как победить,

Как одолеть мне и полчища вражьи,

И как бы мне их не простить?

Они налетели в веселье, куражье,

Кого же теперь обвинить?

Прикосновенье ветра,

Прикосновенье рук,

И свет твоей души – спасенье,

И шёпот твоих губ –

Всего лишь сновиденье и обман,

Ночной дурман,

Манящие мечты, гонимые словами о любви!

Прошу – не уходи!

Ты задержись лишь на мгновенье!

У озера отдохновенного ты слово мне скажи!

Венера:

– Однажды, лишь открыв глаза,

Увидела я, как падает с травы роса,

Как лучик трогает лучинку,

Как ветер перемен несёт снежинку,

Узрела я, как ночь нежна,

Как эта ночь блаженным сном полна!

Как сон твой полон сладких грёз,

Как этот сон тебя на крыльях невесомости унёс.

И время м тихий час,

Оно тут вечно.

И в этот миг, сейчас,

Я думала о встречи.

Преодолев, через пространство, вечность,

Я окунулась в бесконечность,

Твоей любви, но там огонь погас,

Который ты принёс,

И в руки людям передал от нас,

Стихия затушила и мерцание огней,

Тех сладостных воспоминаний,

И и́скры тех блаженных дней.

Мне хочется смеяться,

Бывает, хочется грустить,

И в высь за облако ворваться,

Ведь не дано тебя сгубить

Уж никому! Изменчив мир, изменчива природа,

И лишь моя любовь к тебе

В любое время года неизменная,

Как вечность и сама вселенная,

Возьму тебя, в награду я, к себе,

В обители моей земля не тленна,

На ней плоды растут, и воды льются рьяно.

Так вот же, друг – домой вернись

И в горло Бестии вцепись,

Тебе, огня стихия, охраняет путь,

Но не забудь мне долг вернуть –

Те кудри белые, какие демоница расплела,

С какими в годы старые, как нива расцвела.

Прометей:

– Ах, дива! Любой каприз исполню я беспрекословно,

Я раб твой! Невольник я, и чувств своих я пленник!

Готов упасть я на колени,

Молить о поцелуе и ответе

На устремления мои!

Ты снишься мне во снах,

Короткой ночи безвозвратной!

Желанья жажды безотрадной

Всё мучают меня, твоя рука ложится на плечо,

Ты смотришь мне в глаза,

Ни слова – лишь молчанье,

А просыпаясь, я зову тебя,

Ты оставляешь мне воспоминанья,

И с ними я живу, иль с ними я умру?

Время – вода,

И бежит она безотчетно,

Всюду вела нас с тобою

Судьба, ты для меня, есть и была мечтою,

Самой ранней и яркой небесной звездою!

О, жив я! И жизнь кипит во мне!

Восстал, как феникс, я из пепла!

Но сердцу не хватает крепости вполне,

Без устали держаться за крыло свободы,

Но впереди меня уж дожидается поход,

И я, не зная брода,

Готов и времени ускорить ход,

Пока бездействие не довело до гроба!

Жизнь, не оборвётся запятой,

Не оборвётся и на точке,

Мне боги ниспослали в одиночку

Избавиться, в бою, от фурии,

Но не дана совсем отсрочка,

Так поспешу, уж слышу голос бури.

Я, Прометей, людскую скорбь

Вдыхаю жадно, и наполняю ею грудь,

И жизнь моя, покуда вечна,

Наполнена единой сутью, ничуть не безмятежна,

В ответе я за все приземистые су́дьба,

И позабыл давно, и отстранён от будущих обид,

Во мне червяк поганой мести не сидит!

И мой секрет за раем скрыт,

Вины моей уж нет, но искупление на мне,

Но всё же я дышу, и я живу! В словах моих

И скрыты все мои пороки,

Навеки избавления от коих нет –

Я дам, вторжению немедленный ответ!

Неведомо, как в тлеющих сердца́х

Наших отзовётся эхо расставанья,

Но ведомо, как в миг прощания

Родиться ангел в небесах,

И ты, увидишь его в снах,

Придуманных не мною,

Прощай, мне суждено расстаться уж с тобою!

И как же мне всегда бывало тяжело,

В минуту грустного раздумья,

Когда прошёл уж полный путь я,

Остановлюсь и обернусь,

Но не вернусь

Во сей же миг? Обратно нет пока дороги!

Дорога есть вперёд!

Чего же я боюсь?

Она то и зовёт,

И манит, возможно, и обманет!

Меня уж ждут ветра́ невзгод,

Дорога есть вперёд – дороги нет назад!

О, вечная подруга! –

Ты есть предел моих мечтаний,

Разбитых вдребезги страданий,

И в будущем и в настоящем дне!

Прощай же! Уж громыхает в вышине!

А я спешу на зов судьбы! Меня зовут!

Венера:

– Обиды мнимые легко забыть,

Лишь стоит их в бокале утопить,

Прощальных слёз и красного вина,

Иди же – не твоя вина,

Давно уж боги, так решили –

Тебе же, Прометею, победу присудить.

Спеши, они способны передумать!

И стоит ли сейчас страдать и думать?

Иди, скорей прощайся,

И без победы ты не возвращайся!

Прометей:

– Мне жарко! Мне не хватает сил!

И страсти не хватает!

Слова мне коротки, а ночь скучна,

Но сердце мне сожгла

И вновь воспламенила одна она –

Моя мечта, моя искра восторга и желания!

И я не буду одинок, и впредь я никогда

Не буду робок! Час пробил!

Мне не хватает слабости,

И так же не хватает слов!

Пусть гаснут свечи от гуляющих ветров.

И вот – уж воцарилась тишина,

Она ушла – оставила меня.

И вместе с ней, мечта, такая кроткая,

Столь быстро растворилась в ней,

В тиши, в стране теней,

В тумане искреннего чувства!

И как моргнуть я не успел!

О, Венера, таков ли мой удел?

Меж тем, трубит со стана,

Трубач, высокого и злого сана,

Разверзлись облака

И колесница в облаках видна,

Героев вряд собрался полный пантеон,

Но нет его – остался только он!

Завыли вьюги, закружили вихри,

И все герои уж притихли,

И песни ратные в войсках затихли.

Армагеддон случился, как комета,

Да в зиму превратилось лето,

Ударили озе́мь копыта,

Что раскололось то корыто,

Какое в сказке было скрыто,

И землетрясения недуг,

Всех поглотил героев слуг.

На Бестию накинулись, и кто как мог,

Да и никто из них не смог,

Им стоит лишь легонько оступиться,

И Бестия сумеет кровушкой напиться.

И стоит им слегка остыть,

То Бестия начнёт ужасно выть.

Коня пустил бгатырь седой,

Но от Блаку́ры воя – стал немой,

И так от острых жал погиб Илья,

Который Му́ра! Погиб, да в чистом поле,

Враги избавили его от божьей воли!

И не глаголила такой судьбы ему семья,

Погиб от стрел из лука пуще,

Блаку́рой Бестией, пускаемых всё гуще!

Посмертный крик коней сих поднял на дыбы,

Что колесница Бестии расшиблась о дубы!

Илья Муромец:

– Зря пролежал я на печи,

И в одиночестве мечтал о битвах и походах,

Не думал я о злате и доходах,

В дрогу Мать-Сыра-Земля

Сейчас так сладко поманила –

Меня в себе почти похоронила.

О, белы груди!

Кровоточи́те вы смертельной раной,

Я знаю – помирать мне рано,

И столько я побил злодеев,

Долой же прочь гонимых лицедеев,

Что неразлучны мы с тобой,

Мой крест, и образа скрываемые простотой,

Всегда со мною.

То всё окажется засыпано землёй, –

Илья поник,

Раздался громкий крик.

И пал Ахилл – Афин любимец,

Упал он вниз, свалился ниц,

Среди знакомых бранных лиц.

А подвела его пята –

Его с рождения беда,

Блаку́ра луком овладела,

Его в пяту́ и поразила!

Сам Геркулес

Остался гол и без

Великих сил и дара,

Не выдержал он мощного удара,

Пронзенный молнией грозы и бури,

Отдал он душу Бестии Блаку́ре!

Огромный Святогор,

Напуган высью гор,

Он ног своих не может оторвать,

А Бестия уж рядом,

И начинает в клочья рвать!

И нет в руках уж силы,

Ему пророчество сулило,

В из гроба своего не выйти,

Его оплошность эта погубила!

Персея прах давно гуляет полем,

И Посейдон таким исходом не доволен,

Скорбит отец об убиенном сыне,

Он зол, он нелюдим отныне!

Волнами топит яростно суда,

И не пройти уж никому туда,

Где поле бранное гремит,

Но Прометей на крыльях Аргуса летит!

Сварога молот поломался,

А сам он оказался в миг у ног,

Злой Бестии, но он держался

Столько – сколько смог!

Тылы всё пали, пали кузни,

И поломались вскоре гусли,

Оставил братство трус союзник,

И Велес уж в цепях –

Идёт склонившись узник.

Попович бился с ратью тёмной,

Мечом махал и головы срубал,

Великозмея силой побивал!

Но обратили братцы тыл,

И от укуса ядовитого Алёшенька остыл.

Так бойся ахейцев, дары приносящих,

Коней поневоле во степи умчавших!

Не пал Одиссей и под Троей

И в плаванье цел оказался!

Блаку́ра напала с безудержным роем,

И конь под седлом отказался

Совсем от героя,

Не слушал и мчался и царь растерялся!

На копья врагов своей грудью нарвался.

Стрелой поражённый,

Пан с дерева наземь упал,

И шею о камень себе он сломал,

Орфей же от крови совсем заскучал,

И струнный форми́нга в бою замолчал,

И нет нигде песни, и музыка тонет,

И раненый в муках, страдания стонет,

Густую же тьму кто разгонит?

Кто Бестию адскую насмерть заколет?

Сам Минотавр ноздрями пышет,

Над головами падших жарко он дышит,

Тесея нет, и Ариадна громко плачет,

Чудесной нитью сети вяжет,

А Бестия уж рядом, ещё чуть-чуть – её накажет!

Порвались сети, друг погиб!

Любви уж новый господин,

Рогатый бык её несёт,

И вряд ли Бестии вернёт.

Могилы оскверняют демоны ехидны,

Кусают грудь

И не дают вздохнуть

А злыдни на плечах сидят,

Мешают воинам копьё воткнуть

Во плоть врага, и не дают передохнуть

Ни на секунду, и многие лежат -

Для них закончен бой

С самой судьбой!

А после уж погибли все,

Иже еси́ на небесе́.

VII

На холме стоят ворча

На глухого трубача,

Во всё горло хохоча́,

Три колдуньи с давеча́

Льют помои с горяча.

Рвут траву́,

Кусают ногти,

Отпускают о́стры когти,

И пускают в ход молву,

Всё помёт свой тря в муку.

Разливается река,

Боги смотрят свысока,

Но пока та грань тонка,

На равнине велика

Духа бранного война.

Первая ведьма:

– Задержавшийся обоз

Нам всех нитей не привёз!

Все тут есть, но нет его,

Может ли нарочно кто,

Так запрятал далеко?

Вторая ведьма:

– Нить его, конечно, ва́жна,

Не иметь её опасно,

Оборвать и после можно,

Только нужно осторожно.

Третья ведьма:

– Если бестия узнает,

Нас щадить она не станет!

Вторая ведьма:

– Мы другие оборвём,

Ту скорее так найдём!

Первая ведьма:

– Мы Блаку́ре врать не станем,

Скажем мы, что так уста́ли,

Пять ночей совсем не спа́ли,

То восход с полей встречали,

Прочь долой печали гнали,

Нитей много мы порвали –

Жизни быстро угасали!

Вторая ведьма:

– Чую-чую, я тоскую,

По щекам себя секу я,

Нужно браться нам за дело,

И губить героев смело,

И Блакур́е тем помочь.

Первая ведьма:

– Можно так, давай, ну что ж!

Судьбы в пепел уничтожь!

Третья ведьма:

– Про отраву позабыли!

Первая ведьма?

– От которой кони в мыле?

Да, то зелье ещё в силе!

Нам бы мелочью помочь,

И помёт перетолочь,

Чтоб покрепче были копья,

Оставляли крови хлопья!

Вторая ведьма:

– Да чтоб крючило живот,

Может кто так и помрёт?

Ползал б в приступах согнувшись,

Иль слюною поперхнувшись,

Перестал в строю́ стоять,

Во все стороны махать!

Первая ведьма:

– В стороне тихонько встанем,

Но с врагом шутить не станем!

Своё дело чётко знаем,

Если нужно погубить,

Мы готовы придушить!

Вторая ведьма:

– Хватит!

Надо поспешить,

Чтоб народ не рассмешить,

Нам закончить ворожбу

И узнать её судьбу!

Первая ведьма:

– Ждёт Блаку́ру милый гость.

Вторая ведьма:

– Ты сестрёнка это брось!

Первая ведьма:

– То уж было,

Всё сошлось!

Вторая ведьма:

– Хватит ныть, давай. Пророчь!

Первая ведьма:

– Не успеем мы помочь…

Третья ведьма:

– Кости накъ, приворожи,

И с царицы глаз сними.

Первая ведьма:

– Я плохих вестей чураюсь,

С ворожбой столетья знаюсь!

Вторая ведьма:

– Где же нить?!

Давай ищи!

Громом небо разрази,

Как найдёшь, сюда тащи!

Нитка та давно в кармане,

В балахоне на смутьяне,

Он с тех пор лежит в бурьяне,

То ли мёртвый, то ли ранен.

Тут Афина подхватила,

Из кармана нежный бархатный конец,

Намотала на десни́цу и сплела себе венец.

Сикинид на ухо Афине:

– До богов им не добраться,

Как бы сил им и хватило.

Стоит ли к Олимпу рваться,

С вольной жизнью распрощавшись?

Ведь для них вопрос нехилый,

Для меня же он немилый,

Их нутро так разомлело,

Что мне в доску всё осточертело!

Нужно мчать, во что есть мо́чи,

К ночи завтрашней прискочим!

Лес затих,

Раздался вой.

Под горой уж бьёт прибой,

Уж звучит ко сну отбой!

Афина Сикиниду:

– Подслушав разговор,

И различив старухи го́вор,

Герою я не вынесла тот смертный приговор,

Который наречён ему судьбой.

Ведь не палач я,

И не пешка,

К чему такая спешка?

К чему готовлю я себя?

Меня ведь смерть героя

Способна осушить до дна,

Как глубока бы не была река

Великодушия Афины,

По ней несясь летят дельфины

Наивной юности моей.

Отдам же должное я ей,

Чему она меня учила?

Откуда в ней такая сила?

Куда она во снах носила

Значение забытых дней?

Давно вернуться мне пора,

Не оставаться ж навсегда

Богинею добра без ремесла?

И пусть дурак ведёт осла,

Пусть он гребёт без легкого весла,

Но я не для того сюда пришла,

Чтоб дружбу заводить осла и ишака!

А для того чтоб бурю разыграть

Между титанами – им волю дать!

После чтоб ни думать,

И в гуще ни гадать,

Своё свободно взять.

Ну, а в замен отдать

Земную благодать!

И унесла Афина нить,

И стоит впредь о ней забыть.

VIII

Деметра – вольная богиня,

Она землёй владеет,

Её луга, поля под властью зеленеют.

Красавица свежа и высока во имя

Братиев своих, какие стадо стерегут,

Чтоб уродился больше гурт,

Зерно в муку всё трёт на мельне,

И топчет виноград на винокурне,

Рождает пир и празднество́,

Тем укрепляя с пастухом родство.

Для Бестии земля – осколки,

Гармония и безмятежность – колки,

Её же мир – сплошной обман,

Окутан тайною и канувший в туман

Тартары вечной и забвенной,

И шире он самой вселенной,

Чернее только ад,

Готов я биться об заклад –

Туда – раз не попал –

Всем сердцем рад!

Завоевательница рая!

Её друзей готова стая

Порвать и в пыль стереть любого,

И малого и уж большого,

И ни гнушаясь мертвяком,

Ни падалью, ни червяком,

Пожрать готова землю,

Да обглодать всё до последнего камня́ –

И подавившись твердью,

Закончить утром завтрашнего дня.

На чьей Гека́та стороне?

Гоняет дичь в чужой войне,

Деяния вершит,

Не зная наперёд –

Какой поступок совершить.

Ей Дионис даёт из кубка пить

Сухое красное вино,

Меж тем из уст его

Летит молва о том герое,

Способном Бестию убить.

Во честь и славу не пролить

Порочного напитка наземь,

Тем блуд с развратом расплодить,

И лишь позволено ему отпить

Малу́ю каплю, и забыть

Об оргиях в бою гремящих

Калёной сбруей и шипящих –

Вороним маслом раскаленным.

В молве своей едва упомянул об отдалённом

Великом пире и веселье, где нет войны,

Где ужас спасовал,

Где так вольготны львы –

Сам Дионис там долго пировал!

И Палефату гимном подпевал!

Арес остался при врагах,

Афина в доблестных сынах

Свою опору отыскала,

Она исхода наперёд не знала,

Но приняла́ решение уйти,

На гру́ди белые взойти

Блаку́ры кровожадной,

И как любая битва -

Сулит быть очень жаркой!

Его, веселья божество,

Решила посетить Афина.

Афина:

– Пока, ты распиваешь вина,

Горит долина за долиной,

И их тушить –

Уж некуда спешить!

Но ты скажи,

Мой Дионис,

Пока не выпил ты кумыс,

На чьей ты стороне,

Ты в латах, или на коне?

Смеется Дионис,

Его улыбка, из тысячи веселых лиц,

Единственно, довольна.

Дионис:

– Покуда Бестия на бранном поле вольна,

Её не охладит душистый хмель,

И если ж я от горя смел

Её во брани потревожить?

То скорчил бы ей только рожу.

Геката молвит той Афине:

– Была бы только георгина,

То я сумела бы помочь,

И есть заклятие точь-в-точь

Какие Бестия воркует,

Тогда нам боги растолкуют,

На чьей я стороне –

Так лучше на коне,

Чем навзничь на спине!

А есть на выжженной земле,

Хотя б один лишь цвет?

Иль мёртво всё, и жизни нет? –

Всё стоптано,

Но солнца свет

Афине указал в то место,

Куда прохода нет,

Куда идти опасно!

И там растёт единственный букет,

В шатре во стане у Блаку́ры,

Который сторожат три бури,

Но против хитрости им сил так мало!

Афине же победа так легко досталась,

Гекате цвет тот отнесла –

Сама цела осталась!