Читать книгу: «Понять монстра», страница 4

В очередной атаке Виктор пропустил её манёвр, получил когтями в бок и, упустив из виду, позволил ей схватить себя сзади. Практически как в день их знакомства Матильда сковала его и прохрипела в самое ухо:

– Пре-ехра-ати-и или-и упью-у!

«Убьёшь?! Ты – меня?! А-А-А!!!»

Выпустив в бессильной злобе протяжный рык, Виктор отпустил сознание монстра и был тут же смыт потоком чистейшей ярости. Исчезая в этом безумии, он успел заметить, как его вторая, более могучая и совершенная, сущность рывком вытянувшейся лапы хватает Матильду и из-за спины швыряет в стену, моментально прыгая вдогонку. Чёрный монстр вскакивает, с трудом отбивает несколько мощных ударов и пропускает сначала один, практически отсёкший его лапу, и сразу второй, пронзающий горло.

Виктор успел увидеть и последний взгляд нечеловеческих глаз, направленных прямо на него. Сменяя первый ужас от осознания своей участи, пришло спокойное облегчение с нотками благодарности и… невероятной нежности.

«НЕ-Е-ЕТ!!!» – заорал Виктор, со всей силой вырываясь наружу, но было поздно. Его лапа рванулась, хлестнула кровь…

Он стоял над безжизненным маленьким телом, по щекам текли тихие слёзы. Он не хотел этого. Он не знал, чего хотел, затевая драку, но точно не этого. А ведь она его спасла, в последний миг – его и её – она смогла зацепить исчезающее сознание Виктора. А он не смог остановить движение своей лапы, не дав ей отметить свой двести девятый день рождения.

И почему они всегда после смерти перевоплощаются обратно?!

«Они? Мы. Я…»

Неожиданно остро он ощутил то одиночество, про которое говорила ему Матильда. Он остался совсем один. Внутри тоскливо заныло, натянуло до боли жилы, в сердце, если оно ещё жило в его странном новом теле, взорвалась чёрной всепоглощающей дырой пустота, медленно, пока – медленно, расширяясь.

Виктор стоял и не мог понять, как дальше жить. И надо ли жить. Единственное, что он знал точно – нужно найти тех, кто не должен был посылать его друга на это задание.

Часть 2. Месть монстра

Анто́ний прекрасно помнил всех своих детей. Их было много, они были разбросаны по миру и вели свою, полностью самодостаточную, жизнь, но каждый из них был для Антония уникальным, дорогим и, безусловно, очень важным. Он ведь всегда, сколько себя помнил, хотел нормальную семью и прорву ребятишек, но обстоятельства лишили его возможности завести крепкие отношения или хотя бы надолго задержаться в одном месте, заставив вести кочевую жизнь.

В итоге он решил эту проблему кардинально, путешествуя по миру и оставляя в разных его уголках своё потомство. Не слишком ответственно с родительской точки зрения, но он следил за жизнью каждого своего отпрыска, стараясь при необходимости поддержать и помочь – незаметно, не раскрывая себя, но неизменно эффективно. И, в общем, его такая жизнь вполне устраивала.

Абсолютно большую часть времени Антоний жил ради и для себя, кайфуя, наслаждаясь безбедной жизнью холостяка и ловеласа. Он уже давно перестал создавать себе новых детей. Все его нынешние отпрыски оказались вполне самостоятельными и прекрасно приспособленными к жизни, они быстро и эффективно обучились и наладили свой быт, требуя от папаши минимума усилий для их поддержки.

Да, они были очень разными, его дети: справедливыми или слишком жестокими, скромными или берущими от жизни всё, разумными или безбашенными, но всех их без исключения он по-своему любил. И оттого особенно неожиданно и больно было, когда внезапно разорвалась одна из незримых ментальных нитей, соединяющих его с детьми.

Антоний полулежал в удобном плетёном шезлонге на краю небольшого лазурного бассейна во дворе виллы с прекрасными видами на живописные холмы Тосканы, которую снимал последние семь лет на чужое имя. Предзакатный период был особенно прекрасен. Антоний любил это время, любил встречать тосканские закаты за бокалом замечательного местного вина, а после, окунувшись в темнеющую воду бассейна, ещё долго наслаждаться пением цикад в тёплой и тёмной ночи, не спеша добивая бутылку.

Сейчас, правда, ночи уже совсем не тёплые и едва ли получится услышать цикаду, но окунуться ещё можно будет. Хотя и бассейн уже скоро прикроют. Закрыли бы раньше, но Антоний хорошо доплатил за возможность немного продлить лето.

Мужчина сделал небольшой глоток, немного поперекатывал вино во рту и проглотил, щурясь на заходящее солнце. И в этот момент в грудь словно раскалённую иглу всадили. Он дёрнулся, чуть не выронив бокал и расплескав вино по полу и шезлонгу, скривился и с силой сжал кулаки. Ножка бокала тренькнула, разлетевшись на несколько кусков, и в закатной тишине раздался ужасно громкий звук бьющегося стекла.

Со свистом втянув воздух сквозь стиснутые челюсти, Антоний взял себя в руки, глубоко вдохнул, выдохнул и с горечью и тоской прошептал:

– Маша… – И добавил уже с плохо скрываемой злобой: – Кто посмел?!

Антоний порывисто вскочил со скрипнувшего шезлонга и, с силой пнув подвернувшуюся под ногу бутылку, ушёл в дом. Шезлонг, отмеченный пятью свежими длинными прорезями на левом боку, остался встречать закат в гордом одиночестве.

Она была его последним ребёнком. Именно после неё он наконец успокоился и перестал этим заниматься, сосредоточившись на себе. Видимо, постарел душой. И, наверное, хотя сам он отказывался себе в этом признаваться, Мария была его любимицей. Тихая, скромная, необычайно умная девочка со стальным характером оказалась ещё и невероятно доброй. Невероятно для той, кем она была.

Антоний следил за ней, за её успехами, не раз пытался поучаствовать в её жизни, но она оказалась ещё и очень сильной, без труда почувствовав его в ситуации, в которой ни один другой его ребёнок даже ухом не повёл. И она отказалась от помощи отца, дав понять, как сильно его ненавидит. За то, что он сделал с ней. Кого он из неё сделал. Это очень расстраивало Антония, он рвал и метал, бился в бессильной злобе, но в конце концов смирился, ибо нарушить запрет дочери значило вступить с ней в смертельную схватку. А он её всё-таки любил.

И вот теперь она мертва. Как же непривычно и тоскливо было чувствовать пустоту там, где раньше жило ощущение контакта, будто лёгкого невесомого касания, ощущение близости.

Антоний прямо из бутылки заливал в себя дорогое двадцатилетнее бренди, стоя посреди гостиной и разглядывая развешенные на стене фотографии… одну фотографию. Маленькой девочки с пышной копной тёмных волос в цветастом платье и босоножках. Это всё, что у него осталось от неё. Мужчина с яростным рыком сдавил пустую бутылку, кроша стекло. Осколки глубоко впились в ладонь, но кровь и не подумала вытекать из свежих ран, а когда он разжал руку, все осколки довольно быстро вылезли из плоти, не оставив даже шрамов.

Кто?! Кто мог убить высшего оборотня?! Самого совершенного и сильного создания, когда-либо созданного природой. Даже высшие вампиры не рисковали связываться с ними, предпочитая договариваться и делить территории на взаимовыгодных условиях. К их счастью, подобных Антонию было очень мало, и даже среди них не все были так сильны. Но Мария!..

Она была очень сильна, лишь немногим уступая своему отцу и ещё паре высших оборотней, и то только по причине гораздо меньшего опыта. Он возлагал на неё большие надежды, рассчитывая, что со временем она образумится и примет поднесённый ей дар, примет своего отца и те возможности, которые перед ней открываются. Ведь она была ещё так молода…

– Нет! – заорал Антоний, хватая телефон и ища номер директора частной авиакомпании, услугами которой периодически пользовался. – Я найду тебя, сволочь. Кем бы ты ни был. Какой бы силой не обладал, я тебя убью… Алло! Лука, здравствуй, дружище. Мне нужен самолёт. Как можно скорее.

***

Рабочий день как обычно закончился гораздо позже запланированного, снова пришлось решать уйму неожиданных, но важных вопросов, отнимающих время у намеченных на сегодня дел. Ничего не попишешь – в крупной организации только так и бывает. Тем более, такой организации.

Эммануил Робертович тяжело поднялся со своего кресла и прошёл к шкафу, где располагался небольшой бар. Взял початую бутылку El Dorado, нацедил на донышко стакана и, вернувшись на своё место, сделал первый небольшой глоток. Это был идеальный момент, чтобы спокойно подумать; он делал так каждый вечер перед тем, как выйти из кабинета, закрыть за собой дверь на несколько сложных замков, включить сигнализацию и отправиться домой. Время подведения итогов и планирования ближайших действий и шагов.

За последние несколько лет их организация понесла значительные потери, восполнение которых потребует ещё большего времени и серьёзных ресурсов – как финансовых, так и административных. Сейчас они были ослаблены, как никогда прежде, и виной тому был один единственный человек. Вернее, вовсе даже не человек.

Сегодня заходил Сергей Гаврилович, заместитель по кадрам, сообщил, что набор и обучение идут по плану, что уже хорошо, но сроки ввода в строй новых специалистов всё равно не радовали. Нужно было ускоряться. В следующем месяце ему придётся держать ответ перед советом, и если их, а в особенности – главу совета, что-то не устроит, Эммануила Робертовича могут и снять с должности, отправив на заслуженный покой, к которому тот совершенно не стремился. Завтра же нужно обязательно позвонить мэру, пусть подключает свои ресурсы, отрабатывает, так сказать, полученную должность.

Пожилой, но вполне бодрый на вид мужчина сделал пометку в ежедневнике, опустошил стакан и, вздохнув, покинул сначала своё кресло, а затем и кабинет, не забыв ни про замки́, ни про сигнализацию.

На подземной стоянке он сел в свою ухоженную, но уже далеко не новую «Ауди», выехал в город и набрал номер.

– Ты на месте? Хорошо, через пятнадцать минут буду.

В принципе, последнюю фразу можно было и не говорить, но Эммануил Робертович любил конкретику в делах, даже когда они касались подчинённых. Вернее – тем более, когда они касались подчинённых.

Он был на месте уже через четырнадцать минут, припарковав автомобиль во дворе ничем не примечательной девятиэтажки, вышел, пиликнул сигнализацией и пошёл в сторону подъездов, но, не доходя, свернул и двинулся вокруг дома, с угла отвернул в сторону небольшой аллеи, пересёк её и подошёл к стоящему в тени с выключенными фарами «Майбаху». Он сам открыл себе заднюю дверь и сноровисто юркнул внутрь.

– Добрый вечер, Эммануил Робертович. Домой?

– Домой, Аркаша, домой, – подтвердил мужчина и расслабился в уютном кожаном кресле.

По пустынным ночным дорогам они доехали до элитного загородного посёлка менее чем за двадцать минут, миновали пост охраны и вскоре уже въезжали на просторный участок с небольшим и уютным на вид двухэтажным домиком посередине. Некоторые из соседей удивлялись такому скромному жилищу, но куда ему больше, одному-то?

– Доброй ночи, Эммануил Робертович. До завтра.

– До завтра, Аркаша.

Водитель уехал, мужчина прошёл к двери дома, открывающейся по отпечатку. В личной охране он не нуждался, да и территория посёлка охраняется вполне сносно.

Неладное он почувствовал сразу же, как зашёл внутрь и захлопнул за собой дверь. Странное ощущение чьего-то незримого присутствия. Даже не ощущение, а чутьё, потому что по всем признакам, всем стандартным человеческим чувствам, дом встречал своего хозяина девственной пустотой. Но что-то было не так.

Стараясь не выдавать своей озабоченности Эммануил Робертович разулся, скинул и повесил на вешалку плащ, прошёл в ванную, где умылся, и вернулся в гостиную. Ничего не изменилось, но что-то витало в воздухе. Какая-то опасность или просто напряжённость. Что ж, он будет готов, но виду не подаст.

Идти сейчас спать было небезопасно, потому мужчина зажёг камин, наполнил бокал красным сухим и уселся на диван, включив телевизор.

– А вы хорошо устроились, мастер, – удивил его неожиданный тихий голос, раздавшийся сзади. Но удивил не самим фактом возникновения, к которому Эммануил Робертович был готов, а тем, кому этот голос принадлежал.

– Витя?

Мужчина обернулся, не вставая, и уставился на застывшего неподалёку в чёрных одеяниях гостя, как на призрака.

– Ты жив, Витя! – в голосе его послышалась радость, но искренняя ли она была… – А мы тебя похоронили уже. Несколько недель искали, отчаялись, а ты вот он, жив-здоров… Ты ведь здоров?

– Вполне. – Гость, названный Витей, прошёл по гостиной, взял бокал, наполнил его и отхлебнул. – М-м-м, прекрасное вино! – и уселся в кресло напротив хозяина дома. – Как ваши дела, Эммануил Робертович?

– Не сладко, Витенька. – Хозяин дома не жаловался, просто констатировал факт, вглядываясь в спрятанное капюшоном толстовки и оттенённое светом камина лицо. Его было странным образом не разобрать даже таким острым зрением, каким обладал Эммануил Робертович. И сквозило оттуда что-то… не то, что-то чуждое и будто опасное. – А ты как, Витя? Как здоровье, где пропадал столько времени?

– Учился, познавал новое, – неопределённо повёл рукой гость и вдруг с искренним интересом поинтересовался: – Откуда у вас такой шикарный дом, мастер? «Майбах» с водителем. А мы-то верили в аскетизм и альтруизм, пропагандируемый учителями. А выходит, понятия эти не для всех…

– Положение обязывает, Витя. В таком мире мы живём. Настанет время, когда и ты поймёшь, как он устроен, тогда сможешь занять моё место и иметь такие блага, у тебя есть для этого все данные.

– Нет! – резко оборвал его гость. – Нету.

– Зачем ты пришёл, Витя? – с подозрением спросил Эммануил Робертович.

– Пришёл узнать, кто послал Лёшу меня искать.

– Никто его не посылал. Алексей не верил, что ты погиб, постоянно порывался тебя найти. Мы запретили ему даже думать об этом, а потом он внезапно исчез и перестал выходить на связь. Мы нашли его в одном из дворов на окраине города, но…

– Врёте, Эммануил Робертович, – тихо, с угрозой вымолвил гость.

– Зачем бы мне тебе врать?

– Причин может быть много: страх, попытка скрыть серьёзное нарушение, нежелание потерять всё это, – он обвёл рукой помещение, в котором они находились. – Скажите мне, мастер, кто вам платит? Кто спонсирует вашу шикарную жизнь?

– Во-первых, я тебя не боюсь и мне нечего скрывать… кроме моей шикарной жизни. А во-вторых, спонсируют наш орден неравнодушные люди, и ты это знаешь!

– Ага, знаю. Только не то, что эти неравнодушные неприлично богаты, а спонсорская помощь очень уж адресная – в пользу руководства ордена.

– И что ты хочешь от меня? – устало спросил хозяин дома, поднимаясь и идя к бутылке. – Вывести на чистую воду? Накатать жалобу? Но кому? Вышестоящее руководство ещё богаче, как ты, думаю, догадываешься.

– Догадываюсь, – согласился гость, внимательно следя за стариком. – И хочу услышать ответ на заданный вопрос: кто эти спонсоры?

– Понятия не имею, – наполнив бокал, развёл руками Эммануил Робертович и вдруг резко, едва уловимо для человеческого взгляда, развернулся, стреляя из странного оружия, напоминающего смесь обреза с пистолетом. Но пуля только разворотила спинку кресла. Гостя там уже не было.

Хозяин дома похолодел – он не верил в то, что подсказывало ему чутьё, отказывался верить и стрелял уверенный, что быстро избавится от слишком странного и много знающего адепта, бывшего некогда его талантливейшим и подающим большие надежды учеником, но ставшего сейчас опасным и непредсказуемым.

– А теперь боитесь? – раздался издевательский голос из тёмного угла в другой части гостиной.

– Кем ты стал?.. – тихо прохрипел ошеломлённый Эммануил Робертович, не опуская оружия, но и не делая попыток повторить выстрел.

– Не знаю, – пожал плечами гость, допивая вино из не брошенного при перемещении бокала и вразвалку двигаясь к другому креслу. – Мне не потрудились объяснить. Точнее – сказали, что не знают. Итак, уважаемый мастер, я жду ответа.

И он сел лицом к застывшему в нерешительности и растерянности хозяину дома, закинул ногу на ногу. Эммануил Робертович тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, положил оружие на полку с алкоголем, понимая, что толку от него не будет, прошёл к свободному креслу и уселся, делая глоток. Он уже принял свою судьбу, тут всё было очевидно и трепыхаться смысла не было. Что ж, он пожил достаточно и рад тому, что умрёт от руки одного из достойнейших в прошлом представителей ордена.

– Я же сказал, Витя, я не знаю. Я всего лишь руководитель регионального отделения, не самого большого к тому же. Я знаю больше, чем рядовые адепты, и за это, видимо, мне и полагаются такие, скажем, бонусы, но мне всё равно очень и очень многое из орденских дел и секретов не ведомо.

Повисло молчание, разбавляемое лишь треском дров в колышущемся пламени. Гость сидел, неотрывно разглядывая хозяина дома и не шевелясь вовсе, а Эммануил Робертович ждал. Просто ждал. Он был готов рассказать своему бывшему ученику всё, что знает, поскольку не видел смысла что-то скрывать перед лицом скорой кончины. Ему, конечно, было интересно, что произошло с Виктором и каким неведомым существом тот теперь является, но, к огромному его разочарованию, ответа не было и у самого объекта любопытства.

– Допустим, – наконец подал голос гость. – Тогда, может, вы ответите мне на другой вопрос. Вы потеряли трин… уже четырнадцать опытных ведьмаков в охоте на одну единственную цель, не добившись никаких значимых успехов. Зачем? Откуда такое маниакальное упорство, полное игнорирование потерь, несмотря на, в общем-то, безобидность и безопасность цели для населения?

– Такой был заказ, очень важный, даже – первостепенный.

– Значит, заказы целей всё же имеют место быть? Орден занимается убийством неугодных кому-то?

– Конечно. Ты и сам уже догадался.

– И кто является заказчиком этой первостепенной цели? И… какова цена?

– Понятия не имею, Витя, я же тебе сказал. Заказ был спущен сверху, из канцелярии главы совета российского подразделения ордена. Могу только высказать своё мнение, что, исходя из важности цели и потраченных на её ликвидацию средств, цена контракта очень большая.

– Даже так, – слегка удивился гость со злой ноткой в голосе. – Контракта, значит…

– Разумеется. Контракт должен быть. Само собой, о нём, как и о прописанных в нём условиях, знают лишь избранные.

– Понятно. Быть может, вы назовёте мне имя главы этих избранных? И где его искать?

Эммануил Робертович задумался, не спеша отвечать на вопрос. Во-первых, разглашение такой информации, даже если бы он её знал, – это верная смерть, а не просто отлучение от ордена. Но это не столь важно, если он и так умрёт, да и наговорил уже предостаточно. А вот во-вторых – раскрывая эти данные явно враждебно настроенной и невероятно сильной сущности, он, вполне вероятно, серьёзно подставит весь орден, а не только себя, что его уже не особо волновало. С другой стороны – да какое ему теперь дело?!

– Ладно, Витя, я расскажу, что знаю, но это не много. Настоящего имени главы совета я не знаю, на видео созвонах с советом его экран всегда пуст, а называть его просят каждый раз по-разному. Но могу назвать имена пары участников этих собраний: Перуно́в Владлен Игоревич, это секретарь, и Пётр Осипович, фамилии не знаю, – один из первых помощников. Это всё, что мне известно, больше мне, увы, нечем тебе помочь. По их местонахождению тоже только догадки – скорее всего, конечно, это Москва.

– Ладно, – неожиданно легко согласился гость и порывисто встал. – Всего хорошего, Эммануил Робертович.

– Э-э… Ты меня не убьёшь? – недоверчиво и удивлённо бросил хозяин дома в спину удаляющемуся гостю.

– А зачем? – Виктор на миг задержался перед входной дверью. – Ваш дом наверняка напичкан камерами, а данные отправляются прямиком в облако. Так что о моём визите всё равно узнают и начнут охоту. А расправу над вами я оставлю на усмотрение ваших патронов сверху.

И бросив на прощание злорадную ухмылку, скрылся в темноте ночи, а Эммануил Робертович остался один со своими мыслями и страхами смотреть на захлопнувшуюся дверь.

***

Погода стояла премерзкая. Со дня на день должна начаться весна, но по факту она уже вторую неделю как портит настроение и впечатление от нормальной зимы, которая теперь, видимо, придёт отыгрываться уже где-нибудь в апреле. Постоянная морось, перемежающаяся мокрым снегом и ледяными дождями, давно слизала практически весь снег с поверхности земли, оставив только грязные кучи там, куда сгребала его с дорог и тротуаров уборочная техника.

А солнце не появлялось в этих краях уже около месяца, предоставляя горожанам возможность насладиться всеми оттенками серого. Идеальная погода для возникновения и плодотворного распространения различного вида депрессивных расстройств. Быть может, она и стала отчасти виновницей того, что он совершил?..

Глупо, конечно, валить ответственность за свои поступки на погоду. Даже отчасти. К тому же, Виктор не чувствовал в себе никаких признаков депрессии, только пустоту и одиночество, и то возникшие уже после произошедших событий. А до этого… До этого всё было, в принципе, неплохо. Даже несмотря на погоду.

Не обращая внимания на давно промокшие кроссовки, пряча лицо в натянутом практически до носа капюшоне, он шагал по тротуару, даже не пытаясь обходить многочисленные лужи, шлёпая по ним и далеко разбрызгивая воду. Мокрые ноги, как и мокрый спортивный костюм, продуваемый порывами промозглого ветра, не причиняли ему никаких неудобств, можно даже сказать, что он этого просто не замечал, погружённый в свои размышления.

Встреча с бывшим учителем и нынешним главой ордена… местного отделения ордена принесла некоторую ясность. Да, где-то Виктор только получил подтверждение своим догадкам, но кое-какая информация была действительно важной. Жаль только, информации этой было катастрофически мало, но тут ничего не попишешь, придётся приложить больше усилий для её выуживания. Придётся выискивать новые источники, поднимаясь по ним к цели. Что ж, к этому он был готов.

«Итак, что мы имеем? – выстраивалась в голове картина. – Кто-то с самого верха – возможно, глава российского отделения ордена, а может, и ещё кто-то выше, – спустил ориентировку на уничтожение одного конкретного… монстра, пусть будет так пока, не ограничиваясь в методах и ресурсах. И это был заказ, проплаченный ордену кем-то очень богатым и влиятельным. И теперь необходимо выяснить, кому и чем так помешала именно Матильда. Вполне мирный и безопасный представитель своего вида».