Могу сразу сказать, что речь здесь пойдёт о странном доме, страусе, перламутровой ракушке, и бог знает о чём ещё. Это уже ваше дело, следовать за мной по путям моих свежих воспоминаний, или нет.

Если вы привыкли валяться дома и никогда ничем не рисковать, советую сейчас же отложить эту книжку и больше никогда о ней не вспоминать, ибо, кажется мне, вы решите, что всё это вздор, и выдумка! Что так поступают только крайние безумнцы, или полные идиоты. Но мы с Мэрри только что вернулись, и не собираемся молчать о том, что с нами произошло.

ГЛАВА 1

Как-то вечером, среди зеленеющей листвы нашего сада, мы с Мэрри сидели возле окна и мечтали, как все дети.

– Вилли, а как ты думаешь, – спросила меня Мэрри. – Мы доберёмся вон до той звезды?

Мэрри указала рукой на одну из бесчисленных звёзд, что были сегодня на небе.

– Как ты думаешь, там есть жизнь? Хотел бы ты увидеть, кто там живёт? Хотел бы?

– Не знаю, Мэрри, мне бы доделать домашнее задание, а потом уже думать о каких-то там звёздах.

– Но сейчас лето, врунишка! Мы же вместе ходим с тобой в одну школу, ты что, забыл? Ты даже в одном классе со мной сидишь, глупыш.

– Ну, может, и так. Я не сильно часто думаю о звёздах, так что ничего путёвого тебе не отвечу. Вообще, Мэрри, мне хотелось бы повзрослеть, если честно. Я давно так хочу стать взрослым, если бы ты только знала.

– Вот ты глупенький, Вилли! Никто не хочет повзрослеть. По крайне мере, никто в здравом уме.

– А я хочу! Хочу ходить на работу, и чтоб у меня была машина. Я бы тогда ездил на пикники, когда мне только захочется. Хоть вечером. Никогда не видел, чтоб взрослые так делали. А я бы делал.

– Ничего бы ты не делал, глупенький. Ты бы жил, как и все взрослые – скучной-скучной жизнью. Вот я лично не хочу взрослеть. Никогда!

– Ты серьёзно, Мэрри? Нет, ты действительно серьёзно сейчас? Это же так здорово – распоряжаться своей жизнью, как тебе только захочется. Никто тебе не указ!

– Да? А работать ты как будешь? Ты думаешь начальник тебе не указ?

– Ну, это же совсем другое. Не сравнивай.

– А вот и буду! Это же всё жизнь! Разве бывают исключения?

– А разве нет?

– Ну конечно бывают! Но не так… Не так, Вилли!

– А как?

– Я не знаю, если честно.

Открылась дверь, и в полоске яркого жёлтого света показалась мама.

– Мэрри, – сказала она. – Смотри не засиживайся долго, Тера начнёт переживать.

– Нет, что вы! Она никогда не переживает, когда я у вас! Можете ей позвонить!

Тера – это мама Мэрри. Они живут здесь по соседству. Мы с самого детства дружим, сколько я себя помню. Мэрри в этом году должно исполниться двенадцать, а я на год старше. Так что, я старший, а она – малявка.

– Нет, я не буду звонить Тере. Но смотри, я всегда переживаю, когда на улице темно…

– Всё в порядке, миссис, Аскваейр. Я уже привыкла. Мне двадцать секунд бегу. Вы что, не переживайте вы так. Вы так всегда заботитесь обо мне, но это лишнее.

– Мам, я проведу её, – сказал я.

– Ну, если тебе не будет сложно.

– Да мам, воздух отличный, я как раз подышу перед сном.

– Ну вот и хорошо.

Мама сделала вид, что этот ответ её успокоил, и закрыла за собой дверь. Хоть слабая полоска света всё ещё проникала в нашу тёмную комнату.

– О чем ты думаешь, Вилли?

– Да не о чём. Просто уже поздно, мысли лезут разные в голову.

– Ну, мне, наверное, уже пора домой.

– Хорошо. Я тебя проведу.

– Нет, не беспокойся. Я сама дойду.

– Нет, я маме обещал.

– Ох, Вилли!

Мэрри надела свою лёгкую кофточку, и мне почему-то стало её так жаль. Сам даже не знаю, почему. Так жаль, что я почувствовал, что сейчас влюблюсь в неё. Она была такой беззащитной, доброй и хрупкой. Она всегда проводила у меня столько времени, что я так привязался к ней, и теперь я осознал, что не представляю жизни без неё. Мне это чувство понравилось, но вместе с ним мне стало страшно. Страшно, что оно останется навсегда. И что я не смогу её любить так сильно, как она меня любит. Я был уверен, что она любит меня больше жизни. Детской, невинной любовью. Ах, как мне стало её жаль.

Я посмотрел на то место, где лежала её кофточка, и мне стало жаль и его. Мне всё на свете стало жаль, к чему она когда-либо прикасалась. Оно заслуживало большей любви, как и Мэрри.

– Ну что, глупыш? Идём?

– Да.

Мы вышли на тёмный воздух. Под лунным светом были видны высокие зелёные кусты, что росли в нашем маленьком саду; трава, завидев жёлтый диск на небе, послушно тянулась вверх, а внизу всё так же цвели астры. В горшочках прикреплённых к дому, бордовым, розовым и белым цветом пестрела петуния. Мэрри часто говорила, что обожает наш сад. И что, уж если бы ей пришлось когда-нибудь умереть, то только в нём. И теперь я не мог смотреть, как прежде и на свой сад. Всё из-за этой Мэрри!

Я разозлился и стал идти быстрее.

– Стой! Вилли! Куда это ты?

Но я не обернулся. Не надо было ей быть такой хорошей.

– Стой, Вилли!

Мэрри догнала, и стала молча смотреть мне в лицо. Она долго смотрела своим суровым взглядом. А я только и подмечал, как ветер раздувает её длинные каштановые волосы.

– Да, что с тобой? – спросила она, и остановилась. Я тоже остановился. Мне страшно захотелось её обнять, но я сказал:

– Пошли.

Мы пошли, и темнота этого вечера расступалась у нас перед ногами. Мэрри обогнала меня, и на несколько секунд пришла к своему дому раньше. Она остановилась, не оборачиваясь ко мне, и молча смотрела себе под ноги.

– Эй, чего ты? – спросил я.

– Вовсе ничего. Спасибо тебе, Вилли, что провёл меня.

– Эй, – сказал я. – Чего ты кипятишься?

– Наверно, я устала, и мне нужно поспать, – сказала она. Я знал, что она врёт. Она просто обиделась. Чёрт, но я ничего не мог с собой поделать. Просто ничего.

– Ладно, Мэрри. Как скажешь. Тогда до завтра? Мы же увидимся завтра?

– Кто знает. Если я буду жива, то увидимся.

– Почему ты всё время говоришь о своей смерти? Ты что, хочешь, чтобы это произошло на самом деле?

– Нет. Как раз этого мне хочется меньше всего.

– Тогда почему?

– Не знаю, Вилли. Это как-то само вырывается. Понимаешь? Эти слова живут сами по себе. Ну, больше я ничего тебе сказать не могу. Я не знаю, – повторила она ещё раз.

– Чёрт, дурацкие же у тебя слова, если честно.

На первом этаже зажёгся свет. Видать, Тера или Джон услышали наш разговор и спустились вниз. Должно быть они уже спали.

– Ну, я, наверно, пойду.

– Счастливо, Вилли.

Я не хотел сейчас видеться с её предками, поэтому дал дёру, якобы поспешив к себе. Но я просто не хотел здороваться.

Следующим днём, ближе к полудню, я набрёл на старые фотографии, что лежали где-то среди коробок. О них все давно забыли. Эти, очень давние фотографии пылились здесь уже не один год. Я знаю. Просто сюда мало кто заглядывает. Да и я тоже. Просто в один момент мне стукнуло в голову, что надо сюда заглянуть, и всё. Ничего не мог с собой поделать. И вот, только когда эти снимки были у меня в руках, что-то во мне успокоилось. Утихло, как внезапно догоревшая свеча.

На этих фотографиях был я ещё совсем мал, чтобы что-то понимать на тот момент, когда меня фотографировали. Был мой брат Джейкоб. Но он умер ещё в детстве. Несчастный случай. Он поперхнулся косточкой. Наверно, именно поэтому этот альбом и лежал здесь в таком одиночестве. Даже я о нём позабыл до сегодняшнего дня.

Ещё здесь были мои родители, совсем молодые и очень красивые. Мало у кого бывают такие красивые родители. От прежней красоты, конечно, остались только эти фотографии. Но всё же… Я ими очень гордился. А ещё нашлись две фотографии, где мы с Мэрри держимся за руки ещё детьми. Судя по всему, это были первые дни нашей дружбы. Наши почти беззубые улыбки были здесь настолько естественны, настолько волнительны, что я и сам сейчас улыбнулся, глядя на них. Ох, сколько счастья в этих глазах. Как же здорово, что Тера и Джон не ошиблись адресом, и поселились недалеко от нас. Если бы не покупка этого дома, не знаю, наверно, моя жизнь была бы намного скучнее. Даже думать не хочу об этом.

Я долго сидел на полу, держа в руках этот альбом. На этих снимках была совсем другая жизнь, понимаете? Что-то утеряно с тех пор. Чёрт, какие-то надежды, что ли. Не знаю, но в них явно что-то было. Минут сорок я на них пялился, прежде чем услышал, как в дом кто-то вошёл. Я положил альбом обратно, и задвинул его так, будто к нему никто и не прикасался. Я сел на диван и включил телевизор.

Это была мама, она встречалась со своей подругой, и вот только что вернулась домой. Отца сейчас не было в городе, он поехал к своим родителям. Его мама немного прихворала, и он захотел с ней увидеться. Я бы тоже поехал, но мне страшно смотреть на больных старушек. Не люблю я смерть, а она возле них так и ошивается. Чёрт, грустно всё это. Надеюсь, моя бабушка протянет, как можно дольше. Да, это было бы здорово. Папа её очень любит. Да и я тоже. Славная она. Правда я её почти не видел, но всё же. Там в Миннесоте холодно, а я не очень люблю холода. Да и жару с трудом переношу, если честно. Вот почти и не бывал у них. А так, я бы с радостью.

К шести часам вечера я страшно соскучился по Мэрри, она скоро должна прийти. Она бы и раньше пришла, только они тоже в гости ходили. Чай собирались выпить с кем-то из родственников. Мэрри мне почти обо всём говорила. Как и я ей. Никому не мог. А ей мог. Мог всё, что угодно рассказать. Она могла меня наругать, конечно, но всё равно всегда поддерживала. Я не знаю. Я не очень рад этим чувствам новым. Вот тем, что вчера появились. Чёрт, я всегда знаю, когда они появляются. А если я это замечаю, то поверьте мне, они не скоро исчезнут. Вот это меня и пугало. Всё было слишком отлично, чтобы длиться дольше. Вы, наверное, подумаете, почему я так боюсь. Да, вы точно так подумаете. Не знаю, просто я насмотрелся телевизора, фильмов. Там всегда так. Вот совсем всегда. А я думаю, они не врут. Зачем бы тогда люди их смотрели, если они врут обо всём? Нет, я думаю, тут они кое-что знали. Вот я вчера на собственном примере убедился, что всё начинает портиться. Всё было чисто, гладко. А потом – бац! И Мэрри уже чем-то недовольна, я веду себя, как идиот. Нет, они в фильмах насчёт этого явно не врали. Да и в мультиках так, если честно. Чёрт, это вообще дрянная штука. А знаете ещё в чём дело? Дело ещё в том, что я не могу поделиться этим с Мэрри. Вы, наверно, сами знаете, почему. Если честно, я сам не знаю, но вы, наверно, знаете. Вот она должна прийти с минуты на минуту, вот она придёт, и посмотрим, какая она будет. Очень хотелось бы, чтоб она была прежней.

А вот и звонок. Это она. Она всегда была пунктуальной. Я никогда таким не был, а она была. Мне всегда в ней это нравилось, хоть я и не задумывался, но сейчас понял.

Я слышу, как она поднимается по лестнице.

– Эй, Вилли! Ты там разговариваешь с кем-то?

Чёрт, она меня услашала.

– Нет, Мэрри. Проходи. Я просто записывал кое-что в свой дневник.

– Серьёзно? А я и не знала, что ты дневник ведёшь.

– Я недавно начал. Не знаю зачем. Захотелось как-то.

– Я тоже когда-то начинала, но мне не понравилось, и я оставила. Так он и лежит у меня в столе.

– А дашь мне почитать?

– Нет! Ты что? Нет, конечно. Дневники для того и ведутся, чтобы их никто не читал. Ты что, не знал об этом?

– Знал, конечно. Просто мне так интересно.

– Ну, мне тоже, если честно, захотелось почитать, что у тебя там написано. Но я даже и просить не стану.

– Вот и правильно, Мэрри. Ты всегда была умной девочкой.

– Вот ты негодяй!

Она схватила подушку и ударила меня ею. Но я в ответ ничего не стал делать. Мне нравилось, когда она дурачится. А мне сейчас дурачиться почему-то не хотелось.

– Вилли, дурашка! Ты что, опять грустный сегодня?

Да, она это заметила. А как тут не заметишь, если я почти не двигаюсь?

– Да нет, тебе показалось. Просто я сонный, наверно.

– Что же ты делал ночью? Ты же не смотришь на звёзды.

– Не знаю. Не спалось мне.

– Не спалось ему. А до моего прихода ты не мог как следует выспаться, чтоб не ходить, как сонная муха, а?

– Да не знаю я. Чего ты пристала. Ну сонный, да и сонный. Чего тут такого?

– Но я хочу, чтобы ты был такой, как прежде.

– Я такой и есть.

– Нет, Вилли, ты не такой. Ты влюбился! Разлюби меня обратно, слышишь!??

Догадалась, мерзкая девчонка.

– Если бы я мог. Думаешь, я не пытался?

– Не опускай голову, Вилли. Не расстраивайся. Ты меня разлюбишь. Я тебе помогу.

– А если мне не очень хочется тебя разлюбить, что тогда делать?

– Да ты совсем глупый! Что ты говоришь такое!?

– А ты не можешь в меня влюбиться? Ну, на минуту. Может, тебе понравится?

– Чтоб я больше от тебя не слышала подобных глупостей! Ты меня понял, Вилли? Мы будем с тобой только друзьями. Всегда!

«Но почему???» подумал я. Что за навязчивая идея о дружбе?

– Ладно, – сказал я. – Будем друзьями. Всегда. Только ими и будем.

– Правильно. Только ими. И не развивай в себе эти страдания. Ты, как девчонка. Над тобой все будут смеяться, а я не хочу, чтобы над тобой смеялись. Слышишь?

– Слышу, слышу…

Не хочет, чтоб смеялись. А чтоб страдал – хочет. Какая она бывает глупая, всё же!

– Вот, что, Вилли! Поехали завтра со мной к бабушке. Она живёт недалеко. В Дорджвилле. Что ты скажешь? У неё есть фруктовый сад. Там есть одно такое дерево. Яблоня. Я очень её люблю. Говорят, я упала с него, когда была ещё совершенно маленькой. Но я всё равно его очень люблю. Оно такое красивое. Особенно, когда цветёт. А ему уже пора цвести. Что скажешь, Вилли, хочешь увидеть моё любимое дерево?

– Твоё любимое дерево – яблоня?

– Да.

– А как же на нём сидеть? Яблони обычно такие маленькие.

– Но оно такое красивое, когда цветёт. Ты просто не видел ещё.

– Ну ладно, мне не сложно. Жаль, правда, на нём не будет яблок, а лишь цветы.

– А ты и цветы не любишь, да Вилли? Ты ничего красивого не любишь. И если бы не твои родители, не было бы у тебя и этих цветов перед домом. Единственное на что ты был бы способен, это держать газон опрятным, и всё.

– Я не знаю, Мэрри. Может, ты и права. Я просто не думал над этим.

– А ты подумай. Возьми и подумай. Что же ты ни над чем не думаешь? Ладно. Завтра ты увидишь яблоню моей бабушки и полюбишь все живые растения. Я почему-то в этом уверена.

– Да, это было бы неплохо, – сказал я.

ГЛАВА 2

Следующим днём отец Мэрри повёз нас на машине к этой бабушке, Кэролайн, в Дорджвилл. Дорога была бы совсем скучной, если бы не моя подружка. Отец её был ещё тем занудой. Вечно он включал радио в машине, и настраивал на какую-то идиотскую станцию. Приходилось всё время слушать или музыку для стариков, которым давно уже пора сидеть в кресле-качалке, либо слушать новости, где нас то и дело пугали Советским Союзом. Мне это до тошноты всё приелось ещё пару лет назад, когда мы с отцом ездили по делам разным. Мой старик здесь почти не отличался от старика Фостера. Он тоже любил новости и вечно слушал эту идиотскую музыку. Потом заводил разговоры о политике, где никого не слушал, а только то и делал, что повторял одно и то же миллионный раз, пытаясь кого-то этим удивить. Он точно где-то этот текст выучил, и менять его не собирался до конца жизни. Видимо, он сильно его впечатлил тогда. Но я запомнил его ещё с первого раза, а все остальные тысячу раз я мечтал сбежать, дабы не слышать всего этого. Не знаю, почему только отец Мэрри, и мой старик не вели дружбу. Мне кажется, им понравилось бы. Хотя, они могли поубивать друг друга своей скукой, да. Здесь они были очень опасны. Наверное, одинаковые люди не сильно притягиваются. Им нужны были слушатели, а могли они только говорить. Наверно, со взрослыми так всегда. Не хотел бы я стать таким же. Обидно, если и мой старик в этом возрасте рассуждал так же, а потом превратился в того, кем он стал. Да, это страшно, если это так.

Но сейчас, если честно, меня больше интересовало, какой может быть сад у этой бабушки. Здесь, пока мы ехали, нам не попалось ни одно захудалое деревце, только сухая земля. Может, эта Кэролайн – фея?

– Мэрри, твоя бабушка фея, да?

– Фея? – удивилась Мэрри. – Нет. С чего ты взял?

– А откуда тогда у неё такой сад может быть? Посмотри вокруг. Эта земля разве что не выжжена. Здесь ничего не растёт.

– Нет, молодой человек, – это нас услышал мистер Фостер. – Здесь ничего не растёт, потому что ему не дали расти. Вот у бабушки Кэролайн всё иначе. Я, в своё время, помогал ей ухаживать за этим садом. Да. По воле случая он разрастался и становился всё больше и всё красивей, пока не стал таким огромным, каким он есть сейчас. О, я даже предположить не могу, как она со всем этим справляется. Она старенькая… Может, сад сам за собой ухаживает!? – он засмеялся. Наверно, поверил в свои же слова. А может, по радио услышал что-то. Чёрт его знает. Но смеялся он долго. А затем продолжил. – Да, этот сад точно за собой ухаживает. Подстригает себя, и поливает… Нет, представляете себе такую картину? Мы, значит, приезжаем, а там такие дела. Забавно же, да? Нет, я точно поговорю с мамой, как ей удаётся за садом следить. Может, она жениха себе нашла, а, как ты думаешь, Мэрри? Нашла она себе жениха?

– Вряд ли, пап. Поблизости никого нет. Да и не тот она человек, который на старости лет стал бы знакомства новые заводить.

– А я вам говорю, что она – фея. Точно вам говорю.

– Ну, Вилли, может, ты и прав. Хах! мама – фея! Никогда бы не подумал! Ну, Вилли, ты даёшь! Молодец! В какой класс ты теперь ходишь?

– В седьмой, сэр.

– В седьмой? А я думал ты в пятом. Вот, как время летит. Не успеешь оглянуться – и, бац! И твои дети уже ходят на работу, заводят своих детей. Надо же… А?

– Что это с ним, Мэрри? – спросил я, приставив губы к её уху.

– Не обращай внимания, – так же ответила и она.

Минут через двадцать езды на горизонте стало что-то виднеться, и я вспомнил, как прошлым вечером Мэрри рассказала мне, что поместье это принадлежало раньше кому-то другому, и что сад этот, который она так любит – тоже основал кто-то другой. Некий Томпсон. Она сказала, что никогда его не видела. А ещё сказала: «Если бы не мистер Томпсон, возможно, дедушка мой и не додумался бы основать этот сад. Сухая он личность. Мне так бабушка рассказывала. Знаешь, Вилли, Этот мистер Томпсон только табличку успел там повешать, – а всё остальное уже дело рук моей бабушки, она занималась этим садом – замечательный она человек!». Вот такую историю поведала мне Мэрри, так что теперь я был в курсе возникновения этого чуда света. Я понял, что это то самое место, куда мы и направлялись, поэтому не стал даже и спрашивать. У этой миссис Фостер действительно был сад. Но он стоял немного поодаль от дома. А первым нас приветствовал большой двухэтажный дом, выкрашенный в белую краску, которая со временем страшно пожелтела. Мы с Мэрри вылезли из машины, и воздух здешних мест показался мне очень мягким. Небо было бледно-голубым, и кое-где его пронзали тонкие полоски белых облаков. Такие обычно на закате выглядят очень красиво, когда окрашиваются в розовый. Но до заката было ещё далеко и мы пошли к двери миссис Фостер. Мистер Фостер стал молотить в дверь, будто он работал в полиции и ему требовалось обезвредить какого-то очень опасного преступника. Через минуту нам открыла бабушка Кэролайн (как её называла Мэрри). На вид она была очень старенькой, но сразу можно было сказать, что она божий одуванчик. Седые волосы были собраны сзади в пучок, а улыбающиеся глаза с глубокими морщинами побокам глядели то на мистера Фостера, то на нас с Мэрри. На ней были две или три тонкие одёжки, и в этот жаркий день всё это делало из неё очень милую и чудоковатую старушку, которой можно было доверить всё, что угодно. Она придерживала дверь правой рукой, и приветливо улыбаясь, сказала:

– Детишки! Джон! Входите! Входите!

Мистер Фостер обнял приветливую старушку, и мы прошли в тёмную, прохладную гостиную.

Дом был очень стар, и достаточно беден. Это был деревянный дом, должно быть, ещё со времён гражданской войны. Слава Богу, здесь ещё не успели завестись термиты. Гостиная не особо отличалась от фасада, и была достаточно светлой и просторной, выдержана в молочных и коричневых тонах, как и всё в этом доме. На стене по левую сторону в жёлтой раме висела большая тяжёлая картина с местным пейзажем (на ней была зелёная трава с дубом). На полу вразброс лежали небольшие коврики разной формы (прямоугольные, квадратные, круглые) они были ещё и разных цветов. К стене был прислонен большой коричневый диван, который казался всё ещё очень мягким. Напротив стоял маленький овальный столик, накрытый белой скатертью, а по бокам стояло кресло, и кресло-качалка. На одном из них почему-то (странно для этой поры года) лежал старый плед, и похоже было, что им всё ещё пользовались. Далеко, на южной стене дома виднелся уютный камин, где на верхней полке пылились старые фотографии в металлической оправе, и стояли красные праздничные свечи (должно быть, забытые ещё с прошлого рождества). Ещё в центре комнаты с потолка свисала большая старая люстра с хрустальными камешками, и солнечные зайчики, играясь между собой, перепрыгивали с места на место. Правда, пахло здесь странно. Старостью, или сыростью. Не знаю, может, это только так мне казалось. Но здесь действительно пахло как будто настоящей старостью.

Мы встали посреди комнаты, и стали ждать, когда мистер Фостер и бабушка Кэролайн закончат разговор. Первой в комнату вошла бабушка, за ней мистер Фостер.

– Итак, – сказала Кэролайн. – Кто этот симпатичный молодой человек?

Она подошла почти вплотную, наклонилась, и стала меня рассматривать, почти как учёный, обнаруживший что-то очень важное для науки.

– Это наш сосед – Вилли. Они с Мэрри дружат с самых малых лет. Ещё с тех пор, как мы только перебрались в ПолдейлКрэнч.

– Да? Джон, почему ты никогда о нём не рассказывал? У вас такой славный сосед. Верно, Мэрри? Ты довольна своим соседом?

Она так трогательно улыбнулась, глядя на Мэрри.

– Главное, что теперь ты познакомилась с Вилли. Да, ма?

Она не услышала.

– Правильно, Вилли?

– Да, сэр. Всё правильно!

– Ну что ж, – сказал мистер Фостер. – Тогда, пожалуй… – он на секунду задумался. – Рад был бы задержаться, да не могу. Дел невпроворот.

Он посмотрел на бабушку из-под очков, чтоб понять, услышала она или нет.

– Вилли, ты остаёшься здесь за главного.

Он подумал секунду.

– Нет, не за главного. Но вот, что, ты присматривай за Мэрри, хорошо? Бабушка Кэролайн уже плохо слышит. Ну, она старенькая, понимаешь? и не уследит за всем. А ты парень ответственный… Так что, не подведи меня. Договорились?

– Да, сэр. Я постараюсь.

Кэролайн так укоризненно смотрела на своего сына, пока тот говорил все свои просьбы.

– Ну, – он ещё раз посмотрел на Кэролайн. – Я пошёл. Рад был повидаться, ма.

Он обнял её, и направился к двери.

– Да, кстати. Мэрри, слушайся бабушку. И без Вилли никуда не уходи. Ты всё поняла?

– Да, пап. Иди уже!

– Отлично. Кстати, ма, можешь не провожать.

И с этими словами мистер Фостер вышел в тёмно-коричневую дверь с матовым стеклом, и ситцевой занавеской. Через секунду я услышал, как он завёл мотор, и резко тронулся с места. Точно куда-то спешил. Хотя не думаю, что это так.

– Ах, этот Джон, – сказала Кэролайн. – Всегда он куда-то спешит. Никогда у него нет времени. Садитесь, детишки, садитесь на диван. Там вам будет удобно. Я сейчас что-нибудь посмотрю для вас. Вилли, что ты любишь больше, молоко или лимонад? Будешь печенье миндальное?

– О, большое спасибо, мэм, я бы с удовольствием выпил молока!

Я страшно проголодался во время дороги, и съел бы что угодно.

– А ты, Мэрри, что ты будешь?

– Мне то же самое, бабуль. Ты же не забудешь своё фирменное печенье? Ты всегда его выпекаешь по четвергам.

– Конечно, дорогая. Оно как раз готово. Должно быть ещё тёплым. Сейчас я принесу. Подождите.

Когда миссис Фостер вышла за угощением, Мэрри обернулась ко мне, и сказала:

– Вилли, они все, как сумасшедшие. Мне так неудобно за них.

– Да ладно, – говорю. – Все взрослые такие. Сумасшедшие и неприятные.

– Да. Но бабушка не такая. И у неё есть сад. Вот мы съедим печенье, чтобы прибавились силы, и я тебя проведу в сад. Это замечательный сад, ты его полюбишь, как только увидишь, я в этом абсолютно уверена!

– Ну ладно, главное поесть чего-нибудь сначала.

– Да. Сейчас бабушка принесёт молока с печеньем. Оно очень вкусное.

И тут послышалось, как бабушка Кэролайн чуть не уронила что-то с подноса.

– О, Божечки! Чуть не уронила. Руки совсем старые стали…

– Вам помочь, миссис Фостер?

– Нет, Вилли, спасибо. Я сама справлюсь.

Она подошла к столику, и аккуратно поставила поднос с молоком и печеньем перед нами.

– Вы обо мне разговаривали, не так ли? – спросила она с лукавой улыбкой.

– Да, бабушка. Ты всё слышала?

– Нет, моя дорогая. Я просто догадалась.

Мэрри посмотрела на меня и улыбнулась.

– Я подогрела молока, – продолжила миссис Фостер.

– Спасибо, миссис Фостер.

– Бабушка, – обратилась к ней Мэрри. – Как вы себя сегодня чувствуете?

Мы пододвинулись, и взяли по печенюшке. Оно кстати оказалось очень вкусным. Это была домашняя выпечка. Я люблю домашнюю выпечку.

Она села в кресло-качалку, накрылась пледом, и, надев очки, пристально на нас посмотрела.

Она выдержала некоторую паузу, и с улыбкой сказала:

– Превосходно! С каждым днём всё лучше и лучше!

– Бабушка, – воскликнула Мэрри. – Но это ведь замечательно! А я беспокоилась, что вы тут без меня совсем скучаете.

– Мэрри, дорогая моя. Конечно, я без тебя скучаю. Но мне по вечерам компанию составляет Бенджамин, кот, которого ты мне подарила в прошлом году. Ты ещё не забыла?

– Ну да! Бенджамин Франклин! Чудесный кот. С ним всё в порядке?

– Конечно, моя дорогая. Ты сможешь сама в этом убедиться. Он сейчас наверху отдыхает. Он любит поспать в это время. Он мне иногда Джона напоминает. Вечно его никогда нет рядом. Но… Бенджамин, в отличие от твоего отца вырос о-очень красивым котом. Слава Богу и ты не похожа на Джона. Ты скорее в маму пошла генами. Такой же славный нос, такие же глаза… Да и сердцем ты в неё. Это меня только и утешает.

– Ох, бабушка. Мне так жаль, что папа совсем о вас не заботится. Но он хороший. Он любит вас. Я знаю. Поверьте мне.

– Я верю тебе, дорогая. Верю. Я знаю, что он хороший. Просто он весь в своего отца.

И тут во время задушевного разговора обе эти леди вспомнили, что рядом с ними сижу и я. А тут такая откровенность. Ну, они посмотрели на меня так укоризненно, что мне аж неловко стало. Будто я подслушиваю.

12 След.

Мэрри и Вилли

Легкомысленное предупреждение от автора!

*

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

С этой книгой читают

Другие книги автора