Человек с тающим лицом

Написать о нем рассказ пришло мне в голову недавно, хотя порой мне кажется, что эта идея зрела в подсознании еще с момента приобретения костюма. Теперь человек с тающим лицом вызывал у меня не страх, а интерес, он стал чем-то личным. Я вглядывался в него, как в образ, перебирал значения, которые возникали в тумане ассоциаций, когда я думал о нем или наоборот, когда он вдруг вспоминался мне, зацепившись и найдя какое-то сходство с моим мысленным выводом или жизненной ситуацией – иногда напрямую, но чаще абстрактно. В итоге, когда я садился писать рассказ, человек в красном плаще уже не был чудовищем из детства. Это был интересный персонаж, чье тающее лицо наиболее свидетельствовало о зыбкости самоидентификации и идентификации тебя окружающими; о потере и поиске собственного я, если оно существует в завершенном обличии, без сотен ролей, масок и реакций на действительность вокруг. Потому что скорее всего, если бы любое я явило себя миру без всех этих определяющих действий, оно бы и было тающим… размытым.

С момента приобретения костюма и до написания рассказа, все эти годы, я не так уж часто думал об этом персонаже. Но краткие всплески моего увлечения всегда были захватывающими, меняющими сам образ, и в итоге мой теперешний человек с плавящимся лицом окончательно отделился от детского представления. Потому я и не предполагал, что встречу его снова.

4

Вторник. Вечер

Я ехал с работы в метро и полностью погрузился в свои мысли. Я всегда возил с собой книгу, которую читал в данный момент, но сегодня ее не открывал.

Я думал о записях и в голове был кавардак. Перед глазами рисовались отрывки из увиденного, но никаких разумных выводов они за собой не притягивали. Каждое видео было странным и повлекло массу вопросов, но последние два стали особняком среди них.

Когда я поднялся по лестнице на четвертый этаж кирпичной хрущевки, в которой снимал квартиру, и подошел к своей двери, заранее выставив вперед ключ, меня неожиданно обуял страх. Я ощутил себя хрупким и уязвимым, и боялся войти в квартиру. Мне захотелось убраться отсюда, из этого дряхлого дома, мигом телепортироваться, переместиться куда-нибудь… в безопасное место. Например, к себе домой или в людный бар с друзьями, где тепло и весело. Но… что они подумают, если увидят меня таким испуганным?

Друзья, сидящие в баре из моего воображения, вдруг прервали беседу. Все стихло и они в удивлении смотрели на меня.

«Чего ты перепугался?.. Понапридумываешь, как всегда, себе всяких страхов» – эхом отозвались во мне слова мамы, сказанные очень давно, когда я был совсем маленьким, при обстоятельствах, которые я окончательно забыл.

Я взял себя в руки, открыл дверь и быстро зажег свет. Несколько секунд постоял на пороге, осматривая коридор, но после заскочил внутрь и захлопнул дверь, словно источник опасности переместился и теперь угрожал мне снаружи. Затем я быстро обошел все помещения этой маленькой квартирки, везде зажигая свет и жалея, что у меня нет пистолета. Потные ладони судорожно хватали пустой воздух, в надежде ощутить орудие защиты.

Закончив метаться, я остановился в дверях кухни и заметил, что не моя квартира, к которой я и привыкнуть-то особо не успел, теперь кажется мне совершенно чужой, будто я впервые сюда вошел. Я понял, что отныне буду постоянно бояться здесь находиться. А все из-за того, что последние две записи, которые я смотрел, сделаны в этих стенах.

Чуть больше двух месяцев назад кто-то поставил камеру на шкаф или на коробки, что свалены там, и заснял меня и Катю, с которой мы тогда жили вместе. Запись начиналась вечером, когда я уже вернулся с работы и писал свой рассказ, сидя за столом в углу комнаты возле окна. Стол стоял тогда еще в том углу, в котором был изначально, когда мы въехали в эту квартиру, только недавно мы передвинули его в другой угол. В комнате был полумрак, что сказывалось на качестве изображения, потому что я никогда не писал при общем свете, лишь при настольной лампе, маленький, но с четкой границей, круг света которой отодвигал весь остальной мир за толщу темноты и фокусировал внимание на письме. К тому же, я уже много лет пользовался исключительно одной старой лампой, которую сразу же перевез сюда от родителей, и о которой шутливо отзывалась Катя, советуя мне выкинуть ее наконец и купить что-то поновее и изящнее.

Пока писал, я, кстати, не особо чесался, далеко не так, как на работе. Лишь ручка перемещалась между пальцев в однотипных движениях и иногда лихорадочно царапала стержнем бумагу.

Вскорости вернулась Катя с работы и стала переодеваться в домашнюю одежду. Я закончил писать, подошел к ней и поцеловал ее. Мы поболтали, занимаясь при этом мелкими бытовыми делами, и ушли на кухню. На записи еще несколько минут была пустая комната, неподвижная и омертвевшая без нашего присутствия.

Следующая запись была очень короткой, но крайне необычной. Сделанная на несколько дней раньше, в такое время, когда мы с Катей были на работе, она, как и предыдущая, начиналась с панорамы нашей комнаты, только теперь вместо полумрака ее заливал солнечный свет. Но эту панораму сняли с другого ракурса – с высоты человеческого роста посреди комнаты, где не было никакой мебели. И камера вращалась вокруг, медленно обводя своим стеклянным глазом бытовое убранство.

Периодически – за пару минут это случилось несколько раз – камера быстро прокручивалась вокруг себя, из-за чего изображение смазывалось. Но даже в этом сплошном потоке было ясно видно, что в кадре мелькает что-то еще, кроме стен и мебели. Это был силуэт в красном и лицо, плывущее в сторону, словно тающее… и утекающее в размытость последующих изображений. Сливающееся с размытыми пальцами и ладонью, которые держали камеру. Огромными пальцами, что казались таковыми из-за близости к объективу, попадая в кадр при этих резких оборотах.

Сейчас я сидел на кровати и смотрел на то место, где предположительно была камера во время первой записи. Я уже все там обшарил и не понимал, как ее там так удачно расположили. И как это мы ее не заметили? Хотя, часто ли поднимаешь голову, глядя на шкаф? Часто ли вообще поднимаешь голову, пребывая в каждодневной суете?

Я чувствовал немое давление стен этой чужой комнаты и вышел перекурить. Но на балконе мне не стало легче, поскольку я постоянно оглядывался в комнату, боясь, что кого-то там увижу, подкрадывающегося со спины.

Порой мне казалось, что я вообще больше не смогу здесь находиться, после того, что узнал. Ведь для человека, который снял это видео – неважно, кто это – не было никаких преград. У него были ключи от моей работы и он знал код сигнализации. Одного кода из тех, что мы пользуемся, вполне достаточно, но у каждого он свой и даже сотрудник не знает моего кода, а я – его. У этого человека были ключи от квартиры и он мог прийти сюда в любое время! Может зайти ночью, если пожелает, когда я буду спать. Он уже был здесь, ходил по этому полу, меж этих стен. Я прямо-таки осязал след чего-то инородного, заразивший помещения. Это что-то преследовало меня уже давно, а я даже не догадывался.

Я прослонялся весь вечер, мучимый тревожными мыслями, так и не взявшись за какое-то конкретное дело. Даже аппетит пропал, хотя обычно, что бы со мной не происходило – это никогда не отражалось на моем желании постоянно есть.

Я выкурил, наверно, полпачки сигарет за вечер и решил придаться избавительному сну. Но разумеется, сразу заснуть мне не удалось, глупо было даже надеяться. Стоило мне закрыть глаза, как меня охватывала уверенность, что в комнату сейчас кто-то зайдет. Я видел сквозь завесы век, ставшие прозрачными, как входит человек с тающим лицом и склоняется надо мной. Я пытался это игнорировать, но тщетно. Страх и ожидание настолько сдавливали гортань, что становилось трудно дышать.

Наконец я не выдержал, вскочил с кровати и зажег свет. Направился на кухню, первым делом бросаясь к выключателям, и взял самый большой нож, который нашел. Затем посмотрел на другие ножи и подумал, что если злоумышленник все же проникнет в квартиру, то у него будет гораздо больший выбор, чем у меня. Я сгрузил в один ящик все ножи, вилки и другие острые принадлежности и осмотрелся вокруг. Впрочем, он может прийти и со своим оружием, да и кастрюлей можно хорошенько дать по голове, но не могу же я вынести весь кухонный инвентарь, это уже чистое безумие. Однако, я все же взял ящик с острыми предметами и отнес его в комнату.

Я обошел всю квартиру, проверил защелки окон и запер все двери, даже в ванную. Входную дверь я хотел подпереть стулом, поскольку это была старая хлипкая дверь, которая вряд ли выдержит крепкий удар плеча, и открывалась она вовнутрь. Хотел подставить его спинкой под ручку и упереть в пол под углом, но все стулья оказались короткими – спинка достигала ручки, только если поставить их ровно. Тогда я все же упер стул в дверь, но гораздо ниже ручки и поставил на него несколько кастрюль, так, чтобы они от малейшего движения упали и загремели.

С дверью в комнату вышло сложнее, поскольку открывалась она в коридор. Я поискал, чем бы ее привязать, но ничего даже наподобие веревки у меня не было. Тогда я взял гибкий длинный шнур в гитарном чехле, предназначенный для подключения ее в комбоусилитель, и после того, как перебрал несколько инженерных теорий, я подсунул к двери письменный стол, за которым я работаю над рассказом, при этом изрядно попотев. Затем я привязал ручку к одной из его ножек. С этим шнуром узлы получались не тугие и слегка болтались, но я по несколько раз обматывал его. Закончив, я упер края стола в лутки дверного проема и максимально натянул шнур. Теперь открыть дверь не получится, ножка стола должна выдержать.

Наконец, почувствовав себя в сравнительной безопасности, я потушил свет и улегся прямо с ножом в руках, пребывая еще в возбуждении, но уже ощутив утомление от физического труда, такого редкого с моей сидячей работой. Сообразив, что во сне могу порезаться, я положил нож под одеяло на пустую половину кровати. Еще час я не мог уснуть.

Во сне я случайно дотронулся до холодного лезвия, ощутив его острие, и в ужасе подскочил. Прижавшись спиной к стене, я завертел головой, ожидая нападения, но в темной комнате не было никого. Я разглядел смутные очертания стола, придвинутого к двери, и тогда память окончательно вернулась ко мне. Следовало спрятать нож под матрац, а то мне еще повезло, я вообще мог напороться на него.

Немного успокоившись, я приподнял матрац со своей стороны под стенкой и услышал, как рукоятка цокнула о дерево.

Мне потребовалось еще много времени, чтобы утихомирить участившийся пульс и изгнать из сердца тревогу. Я реагировал на каждый шорох, особенно, когда затрещало сжатое дерево то ли в тумбочке, то ли в серванте. А после вслушивался в звенящую тишину и она становилась еще оглушительнее. Даже когда я заснул, мне казалось, что я до сих пор вслушиваюсь.

5

Среда

Я проснулся разбитым и меня сразу же посетило жгучее желание кому-то рассказать о всей этой истории. И лучше не кому попало, а своему другу. Говорить об этом с кем-то мало знакомым я не хотел, несмотря на жажду поделиться. Но, чтобы увидеться с Костей, мне нужно дождаться выходного, который будет через несколько дней. Конечно, можно съездить и после работы, но потом по ночи возвращаться сюда мне совсем не улыбается в сложившихся обстоятельствах. К тому же на выходной у меня будет достаточно времени, чтобы глянуть записи на видеокассетах, так как видик есть только у родителей.

Меня словно окутывал плотный саван ядовитого тумана, когда я думал о других записях. Больше всего меня беспокоило, что они на дисках и видеокассетах, значит они старше?

Первый ответ я смог получить лишь около трех часов дня.

В последнее время было слишком много работы, и часто, когда мне кто-то звонил из родственников или приятелей, приходилось сбрасывать. По закону жизни денег это не добавляло. Но меня сейчас не волнуют мои бытовые проблемы в общем, меня лишь раздражает, что я не могу выделить время на тревожные и актуальные вопросы. Ведь такое произошло, но работе об этом неизвестно.

Я вставил диск, запустил изображение и сперва ничего не понял.

На экране был стеллаж с водкой, съемка велась в продуктовом магазине. Изображение охватывало лишь часть напитков, сверху его закрывала черная полоса, очевидно, камеру прицепили на стеллаже напротив. В поле зрения появились покупатели. Они разглядывали бутылки, периодически брали какую-то в руки, или сразу клали в корзинку, и шли дальше.

Запись начиналась в 11-52 и я стал понемногу перематывать, приближаясь к двенадцати. Изображение было хуже по качеству, чем на флэшках, однако, благодаря близкому расположению, я мог различить названия на некоторых бутылках, другие узнавал по цвету этикеток. Я был таким знатоком отнюдь не из-за большой любви к водке, я ее пил очень редко. Просто когда-то я работал…

От неожиданности я вжался в стул! На экране появился я, спокойным шагом подошел к стеллажу, в руке у меня была синяя папка. Я был презентабельно одет – рубашка и брюки, но… у меня были длинные волосы! Но ведь это я же?!… Да и рубашка старая, я ее уже давно не ношу.

Когда волна шока минула, я повнимательнее вгляделся в дату и увидел, что эта запись сделана больше трех лет назад. Циферки даты на этот раз были столь маленькими и расплывчатыми из-за плохого качества, и терялись в углу возле крупных цифр часов и минут, что мое восприятие само нарисовало желаемый год, когда я бегло взглянул на них в первый раз.

На экране, между тем, я спрятал папку вглубь стеллажа, положив ее на дальние бутылки, и обратился к первому покупателю, заинтересовавшемуся водкой. Было 12-04.

Теперь до меня дошло. В те времена я работал продавцом-консультантом на водке и представлял определенную торговую марку, а когда у меня спрашивали – кто я такой, я врал, отвечая, что консультант магазина. Я уже не помню точно, но вроде бы моя смена часто была с двенадцати до пяти. Это была работа для студентов, хотя я студентом не являлся. И у меня тогда были длинные волосы.

Так что же это получается? Этот псих, что следит за мной, делал это на протяжении нескольких лет? Я ощутил легкое головокружение и тяжесть в груди. Мне резко захотелось курить, но впереди меня еще ждало два диска.

Я пошел в туалет и умылся холодной водой. С зеркала на меня взглянул испуганный молодой человек с узким бледным лицом, с которого стекала вода. А что, если и это записывают – как я смотрюсь в зеркало? Я огляделся вокруг, затем пошарил на полках с бытовой химией, но камеры не обнаружил. Да и что конкретно я искал, как должна выглядеть эта камера? Я ее представлял в виде черного продолговатого цилиндра размером с палец.

Я вышел на перекур. В голове был кавардак, даже сигарета не помогла. Я оглядел каждый сантиметр решетки, камеры не было и здесь. Нужно знать, что искать!

Я стремительно вернулся к своему рабочему месту, минуя стол сотрудника, стоявший напротив моего. Сотрудник лишь на мгновение оторвал глаза от монитора и безучастно взглянул на меня. То ли он привык к моим периодическим спонтанностям, то ли, как всегда, погрузился в свое занятие настолько, что нарочно или же на самом деле отключался от всего окружающего.

Я стал лихорадочно клацать по клавиатуре, вводя в интернете запрос «шпионские камеры». Нажал «картинки» и с удивлением обнаружил, что они бывают совершенно разные, чаще всего маленькие, квадратные или в виде MP3-плеера. Я бессознательно бросил взгляд на стеллажи у левой стены, откуда велась первая запись. Я часто туда поглядывал. Затем поставил следующий диск.

Человек с тающим лицом был там! Теперь я это точно знаю.

6

Четверг

Всю ночь я плохо спал и часто просыпался. Мне снилось, что фигура в красном плаще заходит в комнату, и я вскакивал, выхватывая нож из-под матраца.

Под утро я погрузился в бредовый полусон, в котором эфемерно связывались и перетекали друг в друга мои тревожные мысли, воспоминания о произошедшем и подспудные ассоциации. Сумрачные формы были повсюду…

Когда я встал, окружающая реальность стала сливаться с моими ощущениями из этих снов. Особенно, когда я был в душе и закрывал глаза, умывая лицо или моя голову. В такие моменты мое, еще не до конца вернувшееся к яви, сознание, будто проваливалось в междумирье, в котором простые бытовые предметы и мои элементарные действия расслаивались и набухали от двойственных значений, словно тающая бумага в воде.

Путь на работу пролетел незаметно, как будто его совершало тело без сознания. Когда я шел по аллее вдоль каштанов, меня неожиданно захлестнула паника. Я стал оглядывать каждое дерево и вообще все предметы вокруг. Взгляд скользил по забору, массивным стволам и терялся в пышных кронах. Мне казалось, что отовсюду за мной следят камеры. Кто-то снимает мою жизнь! Со всех сторон на меня смотрят глаза. Чьи? Не знаю, но потом, когда я увижу эту запись, то я в будущем буду следить за собой в теперешнем. Прямо так и происходит. Где-то там, впереди я уже смотрю эту запись и вижу себя в этот момент.

Сегодня работать было тяжело. Я выпил «Американо», впрочем, как и каждое утро, и это не дало желаемого результата, поскольку организм привык к регулярной порции. Тогда я выпил еще «Эспрессо» и разум слегка прояснился.

Я понял, что не выдержу еще одной такой ночи и на перекуре позвонил другу. Сразу после приветствия я спросил:

– Слушай, ты не хочешь сегодня ко мне в гости приехать?

– Ты что, мне ж завтра на работу.

– Так останешься на ночь и поедешь на работу прямо от меня.

Костя засмеялся:

– Ну и как ты себе это представляешь? Я работаю рядом с домом, а ты живешь в другом конце города.

– Ну да… – Я замешкался.

– Давай уже завтра, все-таки пятница.

– Завтра?

– Ну. Бахнем по пивку или коньячка даже возьмем.

Костя выдержал паузу. Он хотел пойти проверенным путем – поддержать меня после расставания с Катей теплой беседой и алкоголем. Я ничего не отвечал.

– У тебя все нормально? – спросил он между прочим.

Я не хотел говорить об этом по телефону. Я огляделся, мне казалось, что меня подслушивают.

– Да так себе… – ответил я. – Кое-что произошло… Как раз хотел об этом с тобой поговорить.

– Что случилось? – насторожился он.

– Слушай, а давай я приеду и мы встретимся. А переночую у родителей.

– Хорошо… Точно не хочешь рассказать?.. То есть, ты там как?..

– Давай все при встрече.

Мы договорились на конкретное время и я положил трубку.

До конца дня я был рассеянным, в чем меня не преминул упрекнуть сотрудник.

– Ну что ты такой медлительный?

А потом:

– Ты какой-то странный сегодня.

И я понял, что ярлык повешен, и теперь, что бы я не делал, все будет выдавать мою странность, работать на образ, уже сформировавшийся в голове у сотрудника, по крайней мере сегодня. А значит, я могу больше не притворяться, делая все как обычно, могу вполне законно отдаться новому образу, в котором меня хотят видеть.

Юра вообще любил налепить вокруг себя ярлыков, чтобы как можно больше предметов и событий идентифицировать по шкале своего восприятия. Насколько я помню, он никогда не утверждал, что его ярлыки верны и как-то связаны с общепринятым мнением, в отличии от Кости, который часто предполагал, что он – «голос народа». Для него куда важнее было определить – нравится ему это или нет. И он очень любил делиться своим мнением с окружающими, не раз, я думаю, приобретая это самое мнение прямо во время беседы.

«Эта музыка классная, а то вообще дерьмо… Этот коньяк хороший, а вот тот… ну… так себе… Картошка «фри» хорошая только в Макдональдсе, больше нигде такой нету… не тот вкус.»

Ничего особенного в этих примерах нет, особенность заключалась в регулярности, с которой он говорил о таких вещах. Словно доказывая этим окружающим, а больше даже себе, что он человек способный мыслить и выбирать, окруженный понятными ему вещами, создавая таким образом уют.

Я отпросился на два часа раньше под предлогом плохого самочувствия и поехал к себе за видеокассетами. Забыв поесть, я тут же отправился к родителям.

Когда я ехал в метро, люди вокруг показались мне странными. Некоторые периодически на меня поглядывали. Хотя наверно, всегда так происходит. Люди сидят лицом к лицу в движущейся банке под землей и девать глаза некуда, вынуждены время от времени друг друга разглядывать. Но сейчас это воспринималось иначе. Многие спасались от навязчивого присутствия других, уткнувшись носом в телефон или книгу, но мне было некуда деваться. Я ощущал на себе неосязаемое прикосновение черных зрачков, брошенных на меня сквозь пустоту вагона.

А может, человек с тающим лицом тоже здесь? Может, он обрел силу, потому что я о нем писал, и теперь он всегда со мной? А значит, это он снимал видео?

Бред! Полный бред!

Может, это кто-то из друзей решил пошутить? Но это не похоже на шутку. Тогда может всерьез… кто-то из друзей.

Я был уверен на сто процентов, что это не мой лучший друг Костя, с которым я сейчас должен встретиться. Ладно, на девяносто девять процентов.

Я перебрал в голове всех моих друзей, товарищей и близких знакомых, сотрудника теперешнего и пару предыдущих. Среди них было не много тех, кто меня хорошо знал, но… я даже не знаю. Сложно представить – кому это может понадобиться и зачем?

Но я же видел там человека с тающим лицом! Он был не на одной, а даже на нескольких записях. Точь в точь, каким я его видел в детстве (если это было на самом деле). Точь в точь, каким я его описал в своем рассказе. Точь в точь, как…

7

Четверг. Вечер

– Даже не знаю, что сказать. У тебя есть хоть какие-то мысли – кто это вообще может быть? – спросил Костя.

– Без понятия, – ответил я.

Я не хотел рассказывать другу про человека с расплавленным лицом. Хотя он знает о его псевдо-существовании, раньше я делился с ним историями из детства и говорил, что собираюсь написать о нем рассказ. Но сейчас не приплетал его к сложившейся ситуации, не говорил, что видел его на этих записях. Это напоминало безумие, а я не хотел выглядеть как сумасшедший в глазах своего друга. Тем более такого друга, как Костя, ведь он видел окружающий мир схемами. Всегда все четко разграничивал. Иногда казалось, что он смотрит на реальность через прозрачный листок в клетку – одно явление там, другое здесь, каждое на своем месте. Хотя бывало он преподносил сюрпризы, которые шли в разрез с этим мнением. Впрочем, судить его линейно – это прибегать к его взгляду на жизнь.

Но может, все-таки стоит рассказать об увиденных странностях, без этого история получается не полной. А то еще Костя, чего доброго, сочтет меня трусом, ведь в данных обстоятельствах мало чего стоит так пугаться, кроме человека с тающим лицом. Расскажу, только надо выбрать подходящий момент, не могу же я просто так взять и выложить это, как кулинарный рецепт.

Мы сидели в лесу недалеко от наших домов, с которым нас связывает множество воспоминаний. Но сейчас мы пришли сюда отнюдь не из-за ностальгии, а чтобы скрыться от чужих глаз. Мне было бы гораздо сложнее говорить о произошедшем, если бы рядом проходили люди.

Я успел рассказать ему о содержании записей на флэшках и одном диске, на котором запечатлена моя старая работа продавцом-консультантом. Затем я поведал о странном обнаружении коробки с записями.

– Так это что, кто-то из наших ее там оставил? – в смятении спросил Костя.

– Нет, не думаю, – ответил я.

– Ну как же? Ты ж сам говоришь, что коробка появилась через день-два после этой гулянки.

– Дело в том, что у того, кто делал эти записи, скорее всего есть ключи от моей квартиры. Одно ж видео снято прямо в комнате! Он мог притащить коробку, когда угодно. – Я задумался. – Но то, что коробка появилась где-то во время той гулянки может быть совпадением, а может и нет. Может, он хотел, чтобы я нашел ее, когда все были у меня дома? Хотел выставить меня идиотом или думал, что я начну подозревать всех и каждого? Может он…