Маг и нимфа, или Неправильное фэнтези

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована иллюстрация:

© Grandfailure / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Предисловие

Наверняка все вы знаете Димеону. Не может быть, чтоб не знали, – возможно, она просто представилась вам другим именем, или вы не успели спросить, или же постарались забыть поскорее, как забывают всё, что грозит сорвать шоры с глаз и раз и навсегда сломать привычный уклад вещей. Так забывают первые годы детства – для того лишь, чтобы не было мучительно больно потом помнить о том, на что вы никогда уже не будете больше способны. Так забывают вспышку весны, беззаботное лето, прожитый праздник, первое чувство, смелую песню… Так забывают и Димеону.

По числу попыток отправить Димеону в забытьё я, пожалуй, мог бы дать фору многим из вас: к тому, чтобы выгнать её из памяти, я приложил, могу смело сказать, титанические усилия, но она всегда находила дорогу обратно – по отпущенным по рассеянности в вольный бег мыслям, сквозь окно электрички, мелькнув на мгновение между вагонами, дуновением ветра по волосам, сохранившейся чудом цветной фотографией, звонкой песней ручья, осколком ускользнувшего сновидения… Не могу сказать, чтобы это было хоть сколько-нибудь неприятно, просто есть вещи, возвращенье к которым означает такой непомерный отрыв от той реальности, в которой все мы, в конце концов, оказываемся, что иной раз проще закрыть глаза, чем поверить, что ты ещё что-то можешь. К сожалению, для меня практически каждый раз оказывался иным.

В последнее время, однако, воспоминания минувших дней вдруг померкли, поблекли, словно бы лампочка в старом чулане наконец-то перегорела. Сначала меня это обрадовало, а затем – испугало: я вдруг осознал, что в том виде, в каком себя представляю, без этого клочка жизни просто не существую – остаётся лишь оболочка, а суть ускользает, будто я смотрю на себя самого через увеличительное стекло и никак не могу сфокусировать взгляд. Вернее всего, причиной тому явилось признание моего поражения в попытках забыть всю историю и, как результат, прекращенье бессмысленного самокопания. С другой стороны, виной тому может быть моё непомерно развитое воображение, заместившее – я уверен – многие из имевших место в действительности событий фантазиями, упрощениями и абстракциями: я решительно не могу представить, чтобы я делал и говорил то, что делал и говорил, но память упрямо держится за своё. Наконец, может статься, что сама Димеона по какой-то причине утратила ко мне интерес: мир, в котором не ощущаешь её присутствия на каждом шагу, признаться, явился для меня местом новым и непривычным, а листки фотографий, внезапно исчезнувших со страниц моей памяти, вполне могут оказаться багажом, что она прихватила с собой. Так или иначе, но картинки, когда я к ним возвращаюсь, начинают теряться, тускнеть, покрываться прорехами. Пройдёт время, и вся наша встреча будет забыта – не знаю только, превращусь ли я тогда в механическое чудовище или в беззубого старика.

В свете вышеизложенного мне хотелось бы ещё раз прикоснуться к событиям тех дней, в по возможности искренней и простой форме изложив их на бумаге. Разумеется, я не тешу себя надеждой, будто этим мне удастся восполнить потери, приманить Димеону обратно или, упаси Господи, воздать кому-либо по заслугам – время неумолимо, и, споря с ним, легко не заметить, как оно равнодушно пройдёт сквозь пальцы. Всё, что мне остаётся, – это писать эти строки, потому что так надо. Кому и зачем? Не имею понятия. Вернее всего, что мне самому.

Надеюсь, что сейчас, дойдя до этой строки, многие уже поняли, о ком пойдёт речь. Если это действительно так, то задача моя значительно упрощается: историю, что я буду рассказывать, вы наверняка уже знаете, даже если пока сами в это ещё не поверили, хоть и, возможно, в ином контексте или под иным углом зрения. В таком случае, всё, что мне остаётся, – это немного добавить красок, подсветив лишь ключевые места. Тем же, кто до сих пор не понял, о ком я хочу рассказать, и тем в особенности, кто готов поклясться, что ни с какой Димеоной он никогда не встречался, могу сказать лишь одно…

Оглянитесь.

Может быть, как раз сейчас она стоит за вашей спиной?…

Глава первая,
в которой Максим составляет отчёт и размышляет над тем, каким ему следует быть

В этом районе города я бывал редко, однако Калачёвая улица отыскалась сразу. Свернув на неё, я некоторое время брёл среди аккуратных каменных домиков из того замечательного времени, когда строить красиво и быстро уже научились, а экономить при этом – ещё нет. Уютные зелёные дворики были отделены от тротуара островерхими металлическими решётками с широкими арками без ворот. На подоконниках раскрытых навстречу утреннему солнцу окон стояли герани. Машин почти не было, людей – и подавно, лишь на противоположной стороне улицы работал метлой усатый дворник в ветхозаветном картузе, да в окне первого этажа грустный мальчик ел абрикосы. Увидев меня, он сразу же перестал есть и замер, уставившись на меня испуганными глазами. Я ускорил шаг.

Пригороды здесь устроены так, что, проходя по ним, всегда словно оказываешься лет этак на сорок в прошлом. Ревущие тонированные иномарки, порой проносящиеся по этим узким улочкам, совершенно не вписываются в царящий повсюду неспешный ритм старогородской жизни – примерно так же выглядят сказочные туристы, собравшиеся на опушке вокруг магнитолы в момент появления из лесу деревенского хоровода. Стародавняя глушь этих тихих улочек словно заранее готовит путешественника к тому, что его ожидает нечто волшебное. Трудно сказать, почему так получилось, но отыскать лучшее место для границы со сказочным миром было бы трудно.

Я шёл, вдыхая ароматы утреннего города, навсегда застрявшего в глубоком прошлом: ароматы кефира по тридцать копеек, и пахнущих краской газет, и сигарет «Прима», слушал восторженное щебетание птиц и думал о вечном. Вечной была Сказка.

– Доброе утро, Максим Андреевич.

Я вздрогнул.

– Ах, это вы… Доброе утро.

– Извините, что Вас напугал. Надо мне научиться кашлять поделикатнее, как Вы считаете?

Какое-то время мы шли рядом молча.

– Аполлон Артамонович, что не так с этой Вероникой? – спросил я наконец.

– Разве с Ней что-то не так? – маг поднял брови.

– Значит, всё так и вы всего-навсего решили со мной прогуляться? – ядовито осведомился я.

– Почему бы и нет? – Аполлон Артамонович шагал медленно, явно наслаждаясь сияющим утром. – Вы знаете, как это бодрит? Иной раз, посидев в кабинете… Впрочем, Вы правы, я, и в самом деле, хотел бы перемолвиться с Вами, – он поглядел на меня, прищурившись, и спросил: – Максим Андреевич, как Вы считаете: в чём заключается наша с Вами работа?

«Начинается… – подумал я. – И, что самое гадкое, не помню, чтоб я в последнее время так уж откровенно портачил. Прошлую неделю я вообще просидел на больничном, чёрт подери!»

– Следить за туристами, – начал я перечислять вслух. – Подталкивать, если нужно, чтобы события развивались определённым образом. Следить за тем, что вообще происходит. Следить за Сказкой, я бы сказал…

– «Следить за Сказкой»? – мой руководитель словно бы покатал эту фразу во рту и скривился. – За нами бы кто проследил, право слово! Но я не об этом сейчас, а то Вы подумаете ещё, что я Вас ругаю, – ну что Вы!.. В последнее время Вы были весьма осторожны, иначе бы я никогда… Впрочем, всему своё время.

«Так, – подумал я, – он что-то затеял и теперь хочет, чтоб я гадал, что же именно. Не буду ни о чём гадать – надоело!»

– Но, так или иначе… Да вот, полюбуйтесь!

Я обернулся туда, куда волшебник указывал тростью, и увидел объявление на столбе. «Куплю сруб, дом, избу, гараж в Сказке, – вещала бумага. – В любом состоянии. Дорого!»

– И что? – спросил я, пожимая плечами. – Недвижимость есть недвижимость.

– Что ж, здесь я с Вами согласен, – кивнул Аполлон Артамонович. – Но я думаю вот о чём: всего каких-нибудь пару лет назад этого просто не было. Не было стольких туристов… Вы знаете, сколько компаний имеют сейчас представительства в Сказке? Я наводил справки – оказалось, уже более тысячи, и это если не считать трактиры, извозчиков, прялок – всех тех, кто сидит там с корнями.

Я слушал.

– Это – экспансия, друг мой, – со вздохом продолжал маг. – Люди – а с ними и мир – устремляются в Сказку, как мухой ужаленные. Но это бы ладно, Бог с ними! Я и Вы для того и работаем, чтоб в ней им всем нашлось место, и если сейчас в Сказке сотни волшебников, то скоро, попомните моё слово, пойдёт счёт на тысячи. Это уже иные масштабы, иные условия, а значит – и иные проблемы, с которыми нам с Вами неизбежно придётся столкнуться.

Я монотонно кивал, ожидая, когда, наконец, мелькнут ключевые слова.

– Но мало кто в наше время задумывается, – словно бы угадав мои мысли, изменил тон волшебник, – что по нарастающей идёт и обратный процесс – вторжение Сказки в реальность.

«Эк его сегодня хватило!» – подумал я.

– Чему Вы улыбаетесь? Да, два года назад мы готовы были предложить туристам Сказку, содержащую один лишь Русский сектор и всего несколько тысяч сценариев. Сегодня этого уже недостаточно, сегодня секторов уже пять, не считая недостроенного Японского, а нам с Вами приходится запутывать такие клубки, что не приведи Господь, чтобы что-то пошло вдруг не так, потому что иначе… – он посмотрел на меня и осёкся. – Впрочем, неважно. Так вот, к чему я веду? К тому, что Сказка сегодня даёт иной образ действия, иной образ мышления, чувствования, иные переживания, наконец! Да, нам порой кажется, что всё здесь зависит от нас, что это мы изменяем Сказку, когда в ней оказываемся, и мы совсем забываем при этом, что Сказка сама давно уже начала менять нас самих… Нас, да и весь окружающий мир заодно. Я не говорю о зеркалах и прочем квазимагическом мусоре, что скоро, наверное, начнёт вывозиться телегами, – это не наши проблемы, и пусть этим и дальше занимаются те, кому следует. Нас с Вами больше волнуют люди: Сказка меняет их до того, как мы – и они – успеваем об этом задуматься, вот что меня гложет.

Аполлон Артамонович перевёл дух и вдруг прищурился.

– Вам, кажется, неинтересно?

– Мне интересно, – сказал я равнодушно. – Я только не понимаю, зачем вы сейчас в такой спешке мне обо всём этом рассказываете. Вы специально нашли меня до того, как я встречу Викто… Веронику, ведь верно?

– Ох, Максим Андреевич, – маг вздохнул. – Вы порой так прямолинейны, что мне решительно нечего Вам ответить… Ладно, придётся идти напрямки. Вы, разумеется, знаете, что человек до посещения Сказки, человек в Сказке и человек после Сказки – это три разные, кхм, кхм, сущности?

Я кивнул.

– Ну, так вот. Вы обратили внимание, какой именно тип самовосприятия показал тест Вашей будущей спутницы?

– «Амазонка», – ответил я, не задумываясь. – Но, Аполлон Артамонович, это же полная чушь! Вы сами должны были читать биографию: спокойная, тихая девочка, малообщительна, в школе пятёрки, и вдруг – «амазонка»…

– Вы сомневаетесь в результатах?

– Я только считаю, что это не вяжется с остальным. Я запросил приложение к досье, я нашёл даже видео в социальных сетях, хоть вы этого и не одобряете, но, Аполлон Артамонович, я клянусь: нет там никаких амазонок. Может, «шаманка», да, с этим не спорю, это встречается у таких девочек сплошь и рядом, но здесь явно тихоня, а вы мне толкуете… То есть тесты.

Я замолчал, словно обиженный. Аполлон Артамонович собирался с мыслями.

– Максим Андреевич, – сказал он, наконец, как можно мягче. – Вы слышали о нашем – то есть не нашем, конечно, с Вами, а сказочном – последнем проекте?

– «Чёртова мельница»? – спросил я наугад.

– Что Вы, Максим Андреевич! Это старо, как былина, – чародей засмеялся. – Я Вам даже больше скажу: её уж построили и даже уже запустили, просто об этом пока что никто не знает.

– Запустили?…

– Нет, я говорю о работе внешне не настолько масштабной, но намного более глубокой с точки зрения проблем, которые она раскрывает. Я имею в виду проект «Гатчина» – Вам о чём-нибудь говорит такое название?

Я отрицательно покачал головой.

– И не должно, – губы мага сложились в самодовольнейшую улыбку. – Дело в том, что на этом проекте… Вы работали с Герасименко и, стало быть, в курсе, что такое «Эвридикины слёзки»? Ну, так вот: здесь мы сами готовим нечто подобное, но уже под полным контролем.

Я встал как вкопанный.

– «Эвридикины слёзки»? Но это же…

– «Смерть», Вы хотели сказать? Да, отчасти; а Вы знаете мотивацию?

Я взглянул на него, словно на полоумного.

– Мотивацию? Аполлон Артамонович, это же наркоманы…

– Да, – сказал чародей.

– А какая может быть мотивация у человека, сидящего на игле?

– Может быть, уверяю Вас, может быть! – маг неспешно двинулся дальше, и мне ничего не осталось, кроме как пойти вслед за ним. – Мир куда многограннее и намного разнообразнее, чем нам порой кажется… Впрочем, я имел в виду нечто иное. Вы представляете себе, что может побудить Управление заняться разработкой чего-то подобного?

– Нет, – сказал я, стараясь этим коротким словом сказать как можно больше о том, что я обо всём этом думаю.

– Попробуйте угадать.

– «Пиротехнику» мы прикрыли, – начал я строить логическую цепочку, в глубине души удивляясь способности шефа даже самое простое задание одним своим появлением превратить едва ли не в экзамен. – Наркоманов мы, кого нашли, вылечили. Тем не менее потенциальный клиент остаётся. Стало быть, если Управление решит заработать на этом…

– Ответ верный, – сказал волшебник.

Я поперхнулся.

– То есть как – верный?! Вы хотите сказать…

– Максим Андреевич, – проникновенный тон чудотворца заставил меня замолчать. – В своём ответе на мой вопрос о том, чем мы занимаемся, Вы забыли упомянуть про образовательный аспект нашей работы… Про образовательный и научно-исследовательский. Позвольте напомнить Вам, что исследователи, скажем, от медицины зачастую разводят штаммы бактерий не просто опасных, а смертельно опасных. А Вы знаете, для чего? Для того, чтоб узнать, как они развиваются, для того, чтоб понять, что нам делать, если что-нибудь выйдет из-под контроля… Вам ясно?

– Что? – спросил я.

Аполлон Артамонович пожевал губами, вид у него вдруг сделался очень печальный.

– Про бактерии мне ясно, – поспешно сказал я. – Про «Гатчину», в общем, тоже. Мне неясно, какое это всё отношение имеет к тому, чем мне предстоит заниматься, когда мы с вами дойдём до «вокзала».

– Со мной? Нет, увольте, – волшебник остановился. – Я Вас оставлю сейчас, Вы не против?

Я молча развёл руками.

– Что касается Вас… Думайте. Думайте и учитесь. Пока Вам есть о чём думать. И пока есть у кого учиться. И пока есть чему… Учитесь. И думайте. Хорошо?

Я стоял и старался не показать, насколько разочарован тем, что мне в очередной раз отказали в ответе.

– И, Максим Андреевич… «Амазонка», Вы помните? «Амазонка»!

Я вздохнул и, кивнув на прощание шефу, двинулся дальше. Вокруг по-прежнему было утро, но оно уже не казалось мне таким безмятежным, как прежде.

Маг покинул меня, когда мы уже почти подходили к цели. Вздохнув и погрузившись в печальные мысли о том, что вокруг что-то опять происходит, а я снова не понимаю, что именно, я свернул на Третью Наушкинскую и зашагал к «вокзалу» номер тридцать четыре. Утренний город плыл мне навстречу, играя в лучах восходящего солнца.

Разумеется, Аполлон Артамонович не был совсем уж неправ, говоря, что Сказка меняет нас более, чем мы ожидаем, и здесь я готов подписаться под каждым словом, однако раздувать вокруг этого щёки было, пожалуй, слегка рановато. В конце-то концов, мы ведь не будим древних чудовищ, не насылаем проклятия и не испытываем на прочность ни мир, ни людей, так что все те небольшие проблемы, что мы порою имеем, вполне вписываются в категорию мелких проколов, без которых ни одно хорошее дело существовать не способно. Меня, скорее, беспокоило то, как всё это было связано с одуванчиком-амазонкой, с которой я должен был встретиться через пару минут, и что в этом совершенно обычном с виду задании было скрыто такого, ради чего Аполлон Артамонович решился пожертвовать завтраком и о чём говорить прямо он явно стеснялся.

Я миновал несколько дворов, разрезанных наискось туго натянутыми бельевыми верёвками, едва не спугнул стаю голубей, под забранным белым тюлем окном ожидавших свой завтрак, обошёл овражек, заросший лебедой и заваленный осколками патефонных пластинок, прошёл ещё около сотни шагов по пыльным булыжникам и, наконец, оказался на нужном «вокзале».

На синем дорожном знаке, укреплённом на фонарном столбе, была изображена телега с запряжённой в неё лошадью, а ниже пристроилось слово «Сказка». На краю скамейки под знаком сидела девушка в неяркой одежде и смотрела прямо перед собой. Я присел рядом. Соседка медленно повернула голову в мою сторону, скользнула по мне равнодушным взглядом и вновь отвернулась.

– Привет, – поздоровался я.

– Здравствуйте, – голос прозвучал безучастно и хрипло, как у человека, что не привык разговаривать с незнакомцами, однако же промолчать считает невежливым.

– Ты… Вы тоже в Сказку? – спросил я, чувствуя, что, если не поддержу разговор сейчас, начать его снова будет не слишком-то просто.

Девица кивнула.

– Меня Максимом зовут. А вас… Тебя как?

На мгновение – всего на мгновение – девушка подняла голову, и глаза её, глядящие вдаль, странно блеснули. Затем веки её вновь опустились, а взгляд устремился под ноги. Я ждал.

– Верная, – сказала она, наконец.

– Э-м-м… – протянул я, слегка сбитый с толку.

– Мне всё равно, что вы себе думаете, – быстро добавила Вера – скорее себе, чем мне. – Ваши проблемы.

– Никаких проблем, – поспешил согласиться я. – Верная… Что же, красивое имя.

– Не смейтесь, пожалуйста.

Я вздохнул, снял рюкзак, откинулся на спинку скамейки и принялся доставать бутылку с водой. Через минуту должна была подъехать телега, и история, которую мне предстояло, в случае чего, клеить, должна была начать развиваться сама по себе. Но всё же: что могло произойти здесь такого, ради чего стоило впутывать в это дело не просто полевого агента, а, в придачу ко всему, мага? Пусть не магистра и даже не эсэсэса^[1], а всего лишь аспиранта, но – мага?

– Вообще-то, меня зовут Вера, – тихо, будто бы ни к кому не обращаясь, сказала вдруг девушка. – Я просто надеялась, что в Сказке это не имеет значения. Правда ведь?

– Наверное, – поспешил согласиться я. – Со Сказкой вообще порой сложно понять, что имеет значение, а что – нет.

– Извини, не запомнила, – девушка вдруг подняла на меня глаза и улыбнулась застенчивым, но весьма обаятельным образом. – Михаил, да?

– Максим.

– Верная.

Мы пожали друг другу руки.

– Ничего, если на «ты»?

– Очень приятно, – кивнул я. – Так даже лучше.

– Я в школе учусь. Десятый класс. А вы… Ты чем занимаешься?

– Я – волшебник, – ответил я. Универсальный ответ: люди, как правило, хоть и не верят такой наглой правде, но и не задают лишних вопросов.

Верная рассмеялась, а потом вдруг показала язык.

– Я что-то не то сказал? – спросил я, удивлённо моргая.

– Всё в порядке, – девушка успокаивающе похлопала меня ладонью по руке. – Просто ты не соврал.

Когда стук копыт стих вдали, я крайне осторожно, по одному, раскрыл глаза, затем так же медленно поднял голову, готовый в любое мгновение вновь притвориться контуженным, и огляделся. Рядом не было никого, если не считать неудачливых разбойников: трое из них валялись в траве в поле зрения, и ещё двое, насколько я помнил, должны были лежать где-то поблизости. Возница висел в неестественной позе, перекинувшись через козлы грустно уставившейся в землю пустыми дышлами телеги, связанный, как и все, и стонал. «М-да, – подумал я, поскольку высказать что-либо вслух мешал кляп. – Я бы понял ещё, если бы нас всех связали, чтобы забрать, или просто отправили на все четыре стороны, или хотя бы попытались убить. Но связать семерых избитых людей и оставить в лесу – это уже что-то с чем-то».

Я попробовал пошевелиться – вонзившиеся в запястья и ноги верёвки красноречиво напомнили, что наложившая их рука действовала с холодной расчётливостью, не оставляя места какому-то там побегу, совершённому приключенцем-любителем. Перекатившись на спину, я кое-как сумел сесть, но на этом, похоже, моя свобода заканчивалась. Конечно, я мог бы ещё при желании свалиться на землю, но такая перспектива мне не очень-то улыбалась. Я пошарил глазами вокруг, но, разумеется, не обнаружил ничего такого, чем бы можно было разрезать верёвку: это мы, гуманисты, всегда сохраняем туристу как минимум пять вариантов выхода из трудного положения, тогда как молодые разбойницы сделали свою работу на удивление чисто и профессионально. Молодые разбойницы… Чёрт бы их взял!

Запрокинув голову, я мысленно взвыл. Господи, ну почему? Почему всегда я? Ведь есть же на свете другие, правильные волшебники: и статьи-то у них пишутся, и сценарии соблюдаются, и, конечно уж, разбойники похищают туристов один-в-один по написанному, а не падают сами жертвами невесть откуда взявшихся девчонок с ножами и самодельными луками. Всё это – чушь, всё это, если задуматься, ещё полбеды, но меня ведь предупреждали и прямее некуда намекали: Максим, амазонки! Амазонки, Максим! Где, ну где же вы были, мои глаза?…

Что-то мягкое коснулось моей руки. Я дёрнулся и сразу же пожалел об этом: верёвки врезались в запястья с удвоенной силой, обещая наградить меня новыми синяками.

– Пожалуйста, сидите спокойнее, я ещё не закончил, – раздался у меня за спиной бархатный баритон.

Попадаться на глаза шефу в таком жалком виде было настолько стыдно, что я изо всех сил пожелал оказаться где угодно, но только не здесь, даже если для этого пришлось бы провалиться сквозь землю. Потом я всё-таки оглянулся – Аполлона Артамоновича позади не было. Я моргнул.

– Ниже, – участливо сказал голос.

Я опустил взгляд. На деревянном полу телеги сидела крупная мышь и смотрела в мои глаза осмысленным взглядом.

– Фы фто? – спросил я, от неожиданности даже забыв о кляпе.

Мышь в какой-то уж очень знакомой манере возвела глаза к небу:

– Я – Мышка-Норушка. Вы – Максим Коробейников, маг и оперативник. Небо – синее. Трава – зелёная. У Вас остались ещё вопросы, или, быть может, я могу, наконец, закончить?!

Я поспешно повернулся обратно. Когда шеф доходит до цвета травы, лучше не заставлять его нервничать ещё больше.

– Вот так, – произнёс голос, когда верёвка, сковывавшая мои кисти наконец лопнула. – Под лавкой у ямщика есть дубинка с шипами – о ногах позаботитесь сами. Жду Вас в Китежграде, но можете слишком не торопиться.

С удовольствием пошевелив пальцами и ощутив, как в них возвращается кровь, я оглянулся – но, разумеется, никого уже не увидел.

– Да, кстати, – раздался голос откуда-то из травы. – В снаряжение телеги по сценарию входил путеводный клубок, и, стало быть, Вы могли бы попробовать накормить его этой самой верёвкой… Но это Вам так, на будущее.

Я вздохнул, обречённо дополз до козел и вытащил у ямщика из-под лавки означенную дубину. Распороть верёвку острым гвоздём оказалось довольно легко – я спрыгнул на землю, получив штрафной балл от не пришедших ещё в себя ног, и, разыскав у дороги рюкзак, уже ножом разрезал ткань кляпа. После этого я занялся остальными. Люди стонали, тёрли затёкшие части тела и щупали яркие синяки, заработанные в короткой стычке. Разрезав последний узел, я, наконец, отряхнулся, закинул рюкзак за спину и двинулся в направлении дороги.

– Парень, а ты… – начал было один из разбойников, но я махнул корочками Управления, и он сразу же потерял ко мне интерес.

Выйдя из поля зрения своих товарищей по несчастью, я достал из кармана телефон и вызвал четвёртую базу. Никто не ответил. Чертыхнувшись, я вызвал одиннадцатую.

– Да?

– Младший сотрудник Максим Коробейников. В вашу сторону движутся амазонки. Повторяю: амазонки, не менее десяти человек. С ними туристка, некая Вера…

– Да знаю, знаю, – перебил меня недовольный голос. – Ты лучше скажи, они пленных не взяли?

– Сколько было разбойников по сценарию?

Слышно было, как человек сопит, листая какие-то записи.

– Четверо и атаман.

– Значит, не взяли.

– Точно? – уточнил мой собеседник.

– Я шестерых развязал, включая возницу.

– Окей, тогда даю ребятам отбой, – голос явно повеселел.

– Как – отбой? – меня будто током ударило. – Да вы вообще видели, что тут происходит?!

– Распоряжение сверху: если нет пленных, никого не преследовать, – отозвался оперативник в промежутке между приказами, выдаваемыми мимо трубки.

Я вздохнул. Вот, значит, как…

– Туристка моя за пленника не считается? – на всякий случай уточнил я.

– Разумеется, нет. У вас всё?

– Да, пожалуй… Благодарю за сотрудничество…

Я положил трубку и какое-то время шёл молча, стараясь не думать о том, как я буду оправдываться за проваленное задание, и кто мог отдать приказ не трогать банду подростков, бросающих в волшебном лесу беззащитных людей. Лес плыл мне навстречу, и я, вспомнив слова мышки о том, что торопиться не следует, поспешно принялся шарить в карманах в поисках маркера экстренного возвращения.

– А вот и наш герой дня! – подняв взгляд от экрана, на котором мелькали деревья и лица, сказал мой начальник, едва я, постучавшись, вошёл в его кабинет. Остальные волшебники тоже глянули в мою сторону, и что-то в выражениях их лиц подсказало мне, что разговор будет долгим. – Входите, входите, Максим Андреевич!

На ватных ногах я вышел на середину комнаты и встал, ожидая расстрела.

– Мы уже знаем, как прошло погружение, – продолжал чудотворец. – Но если Вы считаете, что можете как-то дополнить картину, – милости просим.

– У них было численное преимущество! – выпалил я первое, что пришло в голову.

– В самом деле? – усмехнулся шеф.

– И элемент неожиданности, – понимая, что вязну, прибавил я.

– И?…

– Послушайте, я признаю, что действовал непрофессионально, и всё такое… – начал было я, но Аполлон Артамонович осадил меня жестом руки:

– Что Вы, что Вы, никто и не собирается Вас ругать. Вы сделали всё, что могли, и, я бы даже сказал, в целом всё прошло достаточно хорошо.

Мне показалось, что я ослышался.

– Простите?

– Ну, сами-то посудите: серьёзных травм нет, один только вывих, Вероника нашла себе клуб по интересам, если не семью даже, а благодаря угнанным лошадям мы теперь знаем, где их искать. Мы даже засекли логово. По-моему, всё складывается очень удачно.

В кабинете повисла напряжённая тишина, пока каждый старался переварить услышанное. Затем заговорили все сразу. Аполлон Артамонович поднял руки:

– Господа, господа! Инцидент исчерпан. Я уже оглашал нашу позицию в этом вопросе и могу лишь сказать, что она остаётся прежней. Всё, что произойдёт дальше, – не наше дело. Пусть этим теперь занимается стража, опричники или кто-то ещё. Совещание объявляю закрытым, все свободны.

Я выдохнул с облегчением.

– А Вас, Максим Андреевич, прошу остаться, – добавил маг, когда все двинулись в сторону двери.

Обречённо повернувшись на месте, я на негнущихся ногах побрёл обратно к столу. Кто-то из уходящих похлопал меня по плечу – я не стал оборачиваться, чтобы посмотреть кто.

– Присаживайтесь, – маг указал мне на кресло. – Чаю?

– С сахаром, – кивнул я.

Волшебник поставил чашку с блюдечком передо мной и опустился в кресло напротив.

– Послушайте, мне очень жаль, что так получилось… – начал я, но Аполлон Артамонович предостерегающе поднял палец.

– Максим Андреевич, не нужно об этом. Я знаю, Вы думаете, что подвели нас, но я в самом деле так не считаю. Давайте посмотрим на это с другой стороны: считайте, что я показал Вам, что излишнее рвение и подготовленность порой не играют решающей роли. Вы думаете, я знал, что всё произойдёт вот так скоро?

– Да, но побег от разбойников…

– Стандартный сценарий. Забудем об этом. Сценарии хороши с теми, кто не желает импровизировать, но если уж за кем пришла сама Сказка… – маг сделал неопределённый жест пальцами. – В конце концов, если б Вы сразу не провалились, им бы могла прийти мысль взять Вас с собой, а вот это действительно могло бы стать проблемой.

Я сидел, дыша паром над разогретой фарфоровой чашкой, и изо всех сил пытался остыть. Я шёл в эту комнату с повинной главой, а меня вместо порки вдруг поят чаем и пытаются убедить, что всё в порядке, – трудно представить себе более суровое наказание.

– Послушайте, я… – начал я и осёкся. Начальник смотрел на меня так, словно раздумывал, а своим делом ли я занимаюсь. В нашей среде такие мысли могут завести далеко. Должно быть, смятение чересчур хорошо отразилось на моём лице, потому что Аполлон Артамонович, наконец, улыбнулся.

– Спрашивайте, – сказал он.

Когда он так сказал, я вдруг понял, что у меня, в самом деле, есть куча вопросов.

– Аполлон Артамонович… Что это было? – спросил я, не поднимая глаз. – Я понимаю, бывают отклонения от сценария, но…

– Вам удобно? – спросил вдруг волшебник.

Тут я заметил, что сижу в неестественной позе, и откинулся на спинку кресла.

– Такое бывает, – сказал Аполлон Артамонович, пожимая плечами. – Признаюсь, всё чаще. Мы ведь не казённые клерки, наше дело – там подтолкнуть, где само не идёт, а всё остальное…

Он замолчал.

– Это понятно, – осторожно продолжил я. – Но… Откуда в Сказке вообще амазонки? Тем более – в таких количествах? Я думал, здесь русский сектор.

– Откуда в нашем городе молодёжные банды? – пожал плечами мой собеседник. – Хулиганство ведь не является официальной религией нашего государства.

– Я не об этом… – под взглядом шефа я чувствовал себя голым. – То есть вы хотите сказать, что…

– Сказка даёт приют всем, – веско сказал волшебник. – Не хорошим или плохим – просто всем.

– И теперь в ней орудует шайка, – подытожил я. – Сегодня они нас связали. Завтра, быть может, решат кому-то для смеху разбить лицо? А послезавтра – убить кого-нибудь и ограбить? Что дальше?

– А я думал, Максим Андреевич, Вас совсем не интересует развитие Сказки, – усмехнулся шеф. – Послушайте: это всего лишь группа девчонок. Да, пусть они бунтари, зато Сказка дала всем им всё то, о чём за её пределами они могли лишь мечтать. И что я, по-Вашему, должен с ними делать? Отшлёпать и вернуть домой к мамочке? Вы можете предложить мне решение – действительное решение, я имею в виду – проблемы, которая мучает мир уже не одно десятилетие?

– Нет, что вы, – я стушевался. – Я лишь забочусь о безопасности…

– Вы – скрытый стражник? – притворно удивился волшебник. – Шучу, шучу. Но в таком случае оставьте стражам порядка их работу, не то они снова придут на Вас жаловаться.

– Опять приходили? – затравленно спросил я.

Маг лишь развёл с кислой миной руками, однако по его лицу было видно, что эти безобидные, в общем-то, эпизоды его забавляют.