Читать книгу: «Падший. Игры Создателя», страница 4

Глава 7

Маленькое, уютное кафе располагалось в квартале от железнодорожного вокзала. Вин нараспашку открыл дверь и жестом пригласил спутников проследовать в зал. В это время суток кафе было почти пустым. Надежда отметила, что, несмотря на непрезентабельный внешний вид, внутри кафе было обставлено дорогой мебелью, и к оформлению его интерьера явно приложил руку талантливый дизайнер. Заходя в зал, первое, что бросалось в глаза, это аккуратный действующий пристенный каскад. Вода, весело журча, убегала по искусственному руслу вниз и пропадала где-то за камнями, чтобы вновь сорваться с трехметровой высоты, искрясь под легкую музыку смут-джаза в мягком свете бра. Весь интерьер был выдержан в пасторальном стиле. Складывалось впечатление, что ты с улицы зашел в таверну у подножия Альп. И даже воздух здесь был насыщен какой-то горной чистотой, без примеси посторонних запахов с кухни, обычно присущих большинству заведений такого уровня.

– Как красиво, – Надя чуть коснулась пальчиками журчащего ручейка – Вин, почему мы у нас в рюмочной не можем установить такой водопадик?

– Потому, что в аду нет воды и потому, что контингент, посещающий наше заведение, обязательно использует его не по назначению. Минимализм – вот идеальная форма интерьера для рюмочной.

Стоящий за барной стойкой зрелый мужчина с гордым орлиным профилем, о чем-то беседующий с молодой, привлекательной официанткой, услышав голос Вина, тут же оборвал беседу и, улыбаясь во все тридцать два зуба, вышел с распростертыми объятиями навстречу вошедшим.

– Вах, Вин, дорогой! Сколько лет, сколько зим?!

– Здравствуй, Георгий! – Вин улыбнулся в ответ горцу и в его манере продолжил разговор – Здравствуй дорогой! Почти два года, которые были наполнены скукой и печалью, потому что я был лишен общения с таким мудрым и душевным собеседником, как ты!

– Вах, Вин! Приятно слышать. Твои слова, как глоток чистой воды для одинокого путника, заплутавшего в пустыне. Очень важны! Понимаешь, да?! – старые знакомые обнялись, похлопав друг друга по спине – А кто эта прекрасная девушка, красотой посрамляющая всех женщин и соперничающая с самой Афродитой?

– Я Надя, – покраснев от смущения под взглядом мужчины, за Вина ответила девушка.

– Надя, Наденька, Надежда! Надежда, вы мой…

– …компас земной! – скривившись от набившего оскомину комплимента, продолжила фразу девушка.

– Вах! – Георгий характерным жестом вкрутил вверх ладонь с оттопыренным большим и указательным пальцем – Зачем компас? Что красивого в компасе? Нет! Надежда, вы мой идеал, вы женщина, которая своей красотой опалила мою душу, оставив в груди кровоточащую рану, потому что сердце мое теперь не со мной, оно теперь с вами!

– Как красиво! – Надежда захлопала ресницами, скрестив ладони на груди.

– Так, Георгий, хватит девушку соблазнять! – Вин хлопнул приятеля по плечу – Вот, познакомься, это Дмитрий!

– Здравствуйте, – увидев анчутку в образе Дмитрия, Георгий сделал шаг назад – Мы знакомы с мужчиной и я надеюсь, Вин, ты целиком отвечаешь за своего знакомого?

– Отвечаю! Полностью! А что произошло?

– Да так… – Георгий замялся, глядя на Дмитрия – Небольшое недопонимание. Проходите, садитесь за столик. Вы мои самые дорогие гости, я сейчас все организую по высшему разряду!

– Уф. Георгий, извини, мы с Надеждой здесь проездом и зашли только выразить свое уважение и позавтракать. Через час мы должны быть на вокзале.

– Ах, как плохо, слушай!

– Но, ты не унывай. Я теперь достаточно часто буду приезжать в Лугу, так что у нас будет достаточно времени для общения друг с другом.

– Вот, слова не мальчика, а мужа! – Георгий обрадованно потер руки и протянул меню – Что будете кушать, уважаемые?

– Т-а-а-а-к, – проводя указательным пальцам по строчкам меню, протянула Надя – Мне фруктово-ягодный салатик, сырники с гречишным медом и чай с лимоном.

– Мне две яичницы, овсянку, четыре сэндвича с ветчиной и сыром, творожную запеканку, чай и большую чашку какао, – начал перечислять анчутка, поедая меню глазами – А шашлык есть?

– Извини, дорогой, – Георгий виновато пожал плечами – Шашлык долго готовить. Могу сосиски сварить, свиную отбивную пожарить…

– Во-во, давайте!

– Отбивную?

– Да, отбивную и четыре сосиски.

– К-хе… – Георгий смущенно кашлянул и вопросительно посмотрел на Вина.

– Всё нормально, Георгий, – Вин, улыбаясь, перевел взгляд с Анча на приятеля – Дмитрий одинокий человек, когда еще ему удастся побывать в кафе и попробовать еду приготовленную таким прекрасным шеф-поваром…

– В таком случае, шаверму могу предложить. Я тут недавно на перекрестке ларек открыл, могу сыну позвонить, через пять минут шаверма будет здесь.

– Пожалуй, нет, – Анчутка недоверчиво покрутил головой – Не буду искушать судьбу.

– Зачем так говоришь, дорогой? Обидеть хочешь?

– Георгий, у Дмитрия предвзятое отношение к фаст-фуду, прими это факт, пожалуйста, со всем своим пониманием, – Вин успокаивающе положил руку на предплечье приятеля – Помнишь Веронику?! Она могла за раз съесть три шавермы приготовленные тобой.

– Вах, конечно помню, если бы не она, мы бы с тобой никогда не познакомились! Как она?

– У нее все хорошо, вышла замуж за итальянца, живет в собственном доме на берегу озера Комо.

– Дай бог ей и ее близким крепкого здоровья и процветания, – Георгий поцокал языком – Знойная женщина была. Ладно, я отвлекся, тебе Вин, как обычно, «омлет пастуха» и большой латте с сахаром.

– Угу, и бутылку минералки, если не сложно.

– О чем речь, дорогой, сейчас все будет.

Георгий, записав заказ, дал распоряжения официантке и скрылся на кухне.

– Что за «омлет пастуха»? – анчутка отложил меню и вопросительно воззрился на Вина – В меню такого нет.

– Обычный омлет из трех яиц с помидорами и болгарским перцем, только к нему еще добавляют порезанный на кубики черный хлеб и много укропа.

– Причем здесь пастух?

– Это личный рецепт Георгия, он на родине, с малых лет, трудился чабаном. Отсюда и название.

– А ты Георгия, откуда знаешь? – поинтересовалась Надежда.

– О-о-о, – Вин засмеялся – Это очень долгая история. Скажу лишь одно, у меня была знакомая, которая обожала шаверму. Причем только ту, которую готовил Георгий.

– Или Георгия…

– Зришь в корень. Было это в начале двухтысячных. Георгий работал на дядю. На родного дядю. Мы познакомились, разговорились, и я предложил ему на взаимовыгодных условиях открыть кафе в Луге.

– Так ты совладелец этого кафе? – на лице Нади отобразилось искреннее удивление – Ресторан «Рай», рюмочная «Ад», кафе «Идиллия»… Я не удивлюсь, если это окажется незаконченным списком того, чем ты владеешь.

– И правильно сделаешь, – встрял поедающий за обе щеки поданную официанткой овсянку, анчутка – Я еще знаю строительную фирму «Онагр» и ночной клуб «Ипостась».

– Это правда? – уточнила Надя, откинувшись на спинку стула и вопросительно приподняв бровь.

– Не совсем. «Онагр» занимается не строительными работами, а наоборот, демонтажными. Грех было не использовать дарованный преисподней талант!

– Я не об этом, я о клубе «Ипостась».

– Да, правда.

– Отведешь меня туда?

– Не-а! Хорошим девочкам там не место.

– Ну, пожалуйста, я буду плохой девочкой, это же у тебя работает какой-то уникальный охранник-монгол, который уже несколько лет утирает нос Цитоевым?! – Надя обвила руками бицепс Вина, прижавшись к его плечу щекой – Они же каждую пятницу соревнуются?!

– Да. Монгол, кстати, это прозвище охранника, а не его нация. А вообще, ты себя слышишь?! «Я буду плохой девочкой»… Я подумаю, а пока давай сменим тему.

Официантка расставила оставшиеся блюда на стол и первое время все завтракали молча, но потом любопытство взяло верх над голодом, и Надежда задала вопрос:

– А о чем ты говорил с Дмитрием?

– В смысле? – Вин отпил горячий, бодрящий напиток из большой фарфоровой чашки.

– Ну, что ничего нельзя изменить. Какой-то тысяча девятьсот двенадцатый год. Какая-то женщина перед смертью…

– А-а-а, ты про это. Ладно, так уж и быть, расскажу, но поклянись, что это останется между нами.

– Клянусь! – Надя приложила правую руку к сердцу, а левую, с раскрытой ладонью, подняла на уровень лица.

– Не, Вин, такой клятвы мало, пусть вон, – анчутка покрутил головой и, ткнув рукой в стоящий горшок с необычным цветком черно-коричневого цвета, продолжил – Пусть вон, землю кушает!

– Спасибо, но я сыта.

– Хватит и такой клятвы, а за этот цветок Георгий может сильно обидеться. Этот цветок подарил ему я. Есть у него слабость к орхидеям.

– Странная, какая-то орхидея, – внимательно приглядевшись, резюмировала Надя – Цветок на какую-то страшную маску похож!

– Все правильно, это Такка – цветок дьявола.

– Все у тебя с каким-то инфернальным подтекстом. Даже цветок. Б-р-р-р, – Надя зябко передернула плечами – Я поклялась, давай рассказывай про тетеньку.

– Ладно, не буду тянуть кота за хвост. У Дмитрия были родители, геологи, получившие образование еще при царе. Очень талантливые и интересные люди, я однажды с ними пересекался в середине двадцатых годов, они тогда уже преподавали в Горном институте … так вот, они жили в пятикомнатной квартире, а когда власть сменилась, к ним подселили семью партийного функционера средней руки. Таким образом, Дмитрий, его родители и младший брат стали проживать в двух комнатах, а оставшиеся три комнаты заняла пришлая семья из шести человек. Все бы ничего, но в тридцать седьмом году, функционер попал под волну репрессий и под пытками признал себя английским шпионом, а также выдал своих подельников, которые помогали ему подрывать устои советской власти, устраивая диверсии и саботажи.

– Родители Дмитрия, да?! – догадалась внимательно слушавшая Надежда.

– Да, а еще супруга и две старших дочки. С одной из них у Дмитрия был роман. Он тогда уже был Таможенником, но ничем родным помочь не смог. Всех обвиняемых по этому делу расстреляли в марте тридцать восьмого года.

– Как грустно. Теперь понятно, почему у него такой печальный взгляд.

– У меня? – задрав брови и оторвавшись от чашки с какао, спросил довольный жизнью Анч.

– У Дмитрия, – Надя махнула на Анча рукой – Тебе, что в лоб, что по лбу. Даже, наверное, и не знаешь, что такое настоящие чувства.

– Напрасно ты делаешь скоропалительные выводы, Надежда, – Вин чуть понизил голос – Падшие ангелы не могут любить так, как люди, но в части ревности, мести и переживаний от бессилия могут дать им фору.

– Ладно, об анчутке потом поговорим, давай вернемся к твоему рассказу?!

– Дальше, так дальше. Младшего брата Дмитрия, Женьку и двух оставшихся детей из семьи партийного функционера сдали в детский дом. В квартиру въехали другие жильцы, а Дмитрий думал о том, как вернуть время вспять и исправить произошедшее несчастье…

– Придумал?

– Да, он связался с другими Таможенниками, благо у них есть точки пересечения и узнал, что в одной из Башен есть дверь, выходящая в Москву 1887 года. Он отпустил бородку, надел френч, галифе, шинель с фуражкой, а на ноги, начищенные хромовые сапоги и двинулся в старую Москву, в глухие и узкие переулки Грачевки.

– Бывал я в районе Грачевки, его еще Драчихой называли. Прекрасное место: проститутки, сутенеры, прелюбодеи и всякая мразь… Эх, интересные времена были – анчутка оторвался от запеканки, тяжело вздохнул глядя в пространство и снова приступил к еде.

– Да, Наденька, в конце девятнадцатого века, Грачевка была своеобразным кварталом красных фонарей. Вот туда Дмитрий и направил свои стопы, но не за сексуальными утехами, а к одной пятилетней девочке, которая была дочерью дешевой проститутки. Каждый день, в одно и то же время он появлялся возле дома, где она проживала с матерью, и угощал ее гостинцем: то пряник принесет, то петушка-на палочке, то калачик сдобный. Девчушка жила впроголодь, не то, что сладостей не видела, порой бывали дни, когда она вообще не ела. Дмитрий стал для нее неким добрым волшебником, которого она стала боготворить.

– Какой он хороший!

– Не спеши с выводом, Наденька. Девчушку звали Лизой, а Дмитрия она называла Феликсом.

– Почему Феликсом? – вставил вопрос анчутка, подъедающий недоеденный Надей сырник.

– Он так ей представился.

– Зачем? – в унисон поинтересовались Надя с анчуткой.

– Затем, на кого, по-вашему, Дмитрий внешне похож?

– Я не знаю, – Надежда пожала узенькими плечами – На интеллигента, особенно в пенсне.

– Чего тут думать, – Анч отставил опустошённые тарелки на край стола, под уважительным взглядом официантки и потянулся к большой чашке с какао – Вылитый Дзержинский! Феликс Эдмундович.

– Бинго! Он самый.

– И что? И зачем это все было нужно? – Надя переводила взгляд с анчутки на Вина и обратно.

– Затем, что в 1918 году Лиза стала членом ВКП(б), а уже через месяц стала сотрудницей ВЧК.

– Сотрудницей чего?

– ВЧК! Всероссийскоойо чрезвычайной комиссии, главного карающего органа большевиков. Главой ВЧК был Дзержинский. Он заметил молодую, ответственную девушку, рьяно сражающуюся с контрреволюционными элементами, для процветания Советской власти и трудящихся.

– Допустим. И что это объясняет? – Надя вновь вопросительно посмотрела на Вина и анчутку.

– Какая ты недогадливая, – Анч откинулся на спинку диванчика – Наверняка эта Лиза со временем стала служить следователем в НКВД.

– Точно! – Вин потер ладони – Именно она и вела дело соседа Дмитрия, с ее подачи к делу были привлечены его родители и невеста.

– Вот, блин!

– Нет, это еще не блин, – Вин ухмыльнулся – Дмитрий решил шокировать девушку. Вызвать у нее когнитивный диссонанс. Вначале влюбить в себя, а потом вызвать чувство отвращения и брезгливости.

– От любви до ненависти один шаг! – прокомментировал Анч.

– Он приходил к девушке с гостинцем каждый день, а неделю назад, когда в прошлом был 1912 год, явился совершенно с другим подарком…

– С каким? – Надя от любопытства даже подалась вперед.

– Эксгибиционистким.

– Каким-каким?

– Таким. Представь себе, на протяжении пятнадцати лет, тебя бескорыстно посещает мужчина интеллигентной наружности и всякий раз, распахивая полу шинели, извлекает какой-нибудь вкусный подарок…

– Ну, представила.

– А теперь представь, что в один прекрасный день, шинель распахивается, а там не гостинец, а голое мужское тело…

– Фу, какая гадость. Извращенец!

– Вот! Именно на такую реакцию Дмитрий и рассчитывал. Вызвать у девушки отторжение и недоверие к мужчинам его типажа. Чтобы однажды, Лиза увидела настоящего Дзержинского, и его вид вызвал у нее отторжение.

– И тогда она бы не стала работать в НКВД, и его родители остались в живых?!

– Да, но он не учел один факт.

– Какой?

– Девушке уже было двадцать лет, и она безумно в него влюблена. К тому же, она выросла с матерью-проституткой и мужскими причиндалами ее не испугаешь.

– Хм. Получается обратный эффект?

– Ага. Он планировал сегодня еще раз повторить эту выходку, но не повторит.

– С чего ты взял?

– С того, что я разговаривал с Елизаветой Александровной в последний год ее жизни. Она и поведала мне историю ее безответной любви к Дзержинскому, которого она знала с малых лет. И о том, что однажды у них даже чуть было не случилась близость. В тот день Феликс открылся ей в костюме Адама, но как только она стала стаскивать платье под его внимательным взглядом, он бросился наутек и больше в ее жизни не появлялся. Вплоть до 1918 года. Она сразу его узнала, но даже не делала попыток сблизиться со своим избранником, любя его на расстоянии и добросовестно выполняя поставленные перед ней задачи.

– Ё-мое, вот это треш! Дмитрий, получается, сам спровоцировал ее на то, чтобы она стала сотрудницей НКВД! – Надя обхватила голову руками – Получается, прошлое нельзя изменить?!

– Да, нельзя. Я уже говорил. Автосохранение этого не допустит. Произошедшее событие вновь произойдет, так или иначе.

– Знаешь, сколько было неудачных покушений на Гитлера? – задал вопрос Наде анчутка – Официально двадцать, а фактически около пятидесяти, их просто замолчали.

– Да, Анч прав. Когда в одной из Башен открылась дверь в Германию 1935 года, появились те, кто решил кардинально изменить историю, избавив ее от Гитлера.

– Хм, как интересно, – Надя с озорным блеском в глазах взглянула на Анча – А у тебя под шинелью сейчас есть что-нибудь?

– Не знаю, – анчутка в образе Дмитрия, недолго думая, встал из-за стола и распахнул полы шинели – Ух-ты, ничего нет!

– Э-э-э, уважаемый, ты опять безобразничаешь! – Георгий закатив глаза поднял руки к верху- Зачем снова показываешь, у меня приличное кафе. Что люди будут говорить, а?

– Прости, Георгий, это моя вина, – Вин быстро вскочил и запахнул шинель на анчутке – Извини, дорогой, мы уже уходим. До завтра.

– До завтра, Вин! Буду с радостью ждать тебя. Только без Дмитрия, хорошо, да?

– Хорошо-хорошо, конечно без него. А ты чего смеешься? – Вин шлепнул ладонью по бедру Надежду, обхохатывающуюся в приступе гомерического смеха – Пойдем уже…

Глава 8

2014 год

Виктора, толчком в спину, втолкнули в полутемную камеру следственного изолятора «Крестов». Кроме него в камере находились три арестанта, которые сидели в дальнем углу камеры и о чем-то тихо переговаривались. Молодой человек остановился у двери и обвел камеру глазами. Камера, как камера. Очень похожа на те, что показывают в телефильмах. Две двухярусные кровати, стол с лавками, прикрученными к полу, окно и лампочка в стальных «намордниках». Справа от входа, за невысокой перегородкой из бетона, раковина и унитаз.

– Чего уставился, первоход что ли? – обратившемуся к Виктору мужчине было около тридцати лет. Его обнаженный торс практически весь был покрыт синими наколками-партаками. Доминантой на груди выделялось изображение палача, отрубающего голову обнаженной женщине со связанными руками, а на спине сокамерника красовался храм с тремя куполами.

– Оглох что ли или немой? – агрессивно спросил второй, парень лет двадцати с бритой головой.

– Нет, не оглох, – Виктор пытался держать себя в руках и не показывать чувство страха овладевшее им.

– А чего молчишь тогда? – подал голос третий участник, крупный мужчина лет сорока-сорока пяти, с косым шрамом над бровью – Не уважаешь?!

– А что говорить-то?

– Ну, фуцан, ты что, не воспитанный? Здороваться по твоему не надо?!

– Извините. Здравствуйте! – татуированный скривился, услышав сказанное и приглашающе махнул рукой.

– Сюда иди! – рявкнул на замешкавшегося Виктора бритый – Чего ты мнешься, как целка при виде буя?!

Виктор остановился в шаге от компании заключенных:

– Чего?

– Ты кто по жизни? Чем дышишь? – вставая, задал вопрос бритый.

– В смысле? – от Виктора ускользнул смысл произнесенных фраз и резала слух манера их построения.

– Ты чего, не втыкаешь? – бритый вплотную подошел к Виктору и снизу вверх уставился на него с бешенством в глазах – Ты совсем рамсы попутал?

– Тебе чего от меня надо, пацан? – Виктор сделал шаг назад.

– Слышь, тебя как зовут? – задал вопрос татуированный.

– Витя!

– Витя, ты чего такой борзый, а? – татуированный поднялся и подошел к Виктору, вслед за ним последовал мужчина со шрамом.

– В чем моя борзость выражается? – откровенно удивился молодой человек.

– Да в том, чухан, что ты вопросом на вопрос отвечаешь, как последний пархатый! – бритый вновь вплотную подошел к Виктору – За что взяли?

– Ни за что!

– Чё, типа, узник совести, да?

– Типа того! – в тоне бритого ответил Виктор.

– Что шьют? – стоя за спиной у татуированного, поинтересовался мужчина со шрамом – Меня ближайшее время выпустят, поэтому не юли, я уже на следующий день после того, как покину СИЗО, буду знать о тебе всю подноготную.

– Убийство и сопротивление при аресте.

– Да ты душегуб, – присвистнул бритый – Кого порешил-то?

– Какая разница?! – прямо глядя в глаза бритому, сквозь зубы процедил молодой человек – Ты с какой целью интересуешься?

– Ух ты, – бритый с наигранным удивлением повернулся к сокамерникам – Какой грамотный оказывается.

– Понять хотим, Витя, кто ты по жизни. Стоит с тобой ручкаться и за одним столом есть, или надо под нары загнать.

– За что под нары?

– Ты кого убил, Витя? – проигнорировал вопрос татуированный.

– Девушку, – Виктор немного замялся, но потом продолжил – Любимую девушку!

– О, как. И за что?

– Случайно. Хотел убить ее любовника, но он увернулся, и я попал ножом ей в грудь.

– Застукал их, что ли, в постели?! – бритый отступил от Виктора и прислонился плечом к стойке двухъярусной кровати.

– Да, у себя в квартире. Из университета раньше времени приехал, они в моей кровати спят.

– Надо было обоих мочить, – со злостью произнес мужчина со шрамом – Бабы, твари, все беды из-за них.

– Это точно, – согласился с утверждением мужчины татуированный – Тебе сколько лет, Витя?

– Почти девятнадцать.

– Борман, пропиши пацанчика, только без фанатизма! – татуированный подмигнул бритому и присел за стол. Мужчина со шрамом последовал его примеру.

– Ща сделаю в лучшем виде, Калган, – бритый, которого назвали Борманом, прихватил со стола алюминиевую кружку и, показал Виктору рукой, чтобы он присел за столом возле него – Давай, присаживайся. Сейчас будем играть в игру под названием «Хитрая кружка»…

– У меня нет настроения играть в игры…

– У тебя чего, месячные, – притворно удивился бритый – Калган, это что к нам за зверь в хату попал?

– Сам понять не могу, – криво ухмыльнулся татуированный – Мутный какой-то. Не пидорок ли он часом.

– Чего молчишь? – бритый вновь со злобой в глазах глянул на Виктора – Пидорок?

– Нет! Я гетеросексуален.

– Да?! – бритый цыкнул зубом – А ведешь себя как пидорок. Настроения нет. Тебя спрашивали про твое настроение?

– Нет.

– А чего ты тогда, лох, нам про него рассказываешь? – бритый привстал со скамьи и навис над Виктором – Тебя что, спрашивали, хочешь ты играть или нет?

– Нет, не спрашивали… – агрессивное поведение бритого, вызвало в груди у Виктора предательский холод страха, сковывающий стальными пальцами сердце. Он понял, что здесь и сейчас он может рассчитывать только на себя. Связи его отца и дяди, и даже его коричневый пояс по карате, не помогут ему в сложившейся ситуации.

– А чего ты тогда гундосишь баклан? Сел и слушай правила игры, – бритый на удивление быстро успокоился и, заняв место за столом, уже безмятежным голосом продолжил – Сейчас будешь угадывать, что это за кружка. Если угадаешь с трех раз, считай, прописан и можешь занимать свою койку. Если не угадаешь, будем играть в другие игры, понял?

– Понял.

– За каждый неправильный ответ, будешь получать кружкой промеж бурл, усек?

– Да, – испуганно ответил Виктор, глядя на враждебно скалящихся сокамерников.

– Что да? – не унимался бритый.

– Да, усек.

– То-то, баклан. Значит, повторяю, играем в игру «Хитрая кружка» и сегодня вопрос такой: «какая это кружка»? – бритый ткнул пальцем в алюминиевую кружку в его правой руке.

– Алюминиевая! – не долго думая, ответил Виктор и тут же получил кружкой в лоб. От пропущенного удара он клацнул зубами и на мгновение потерял ориентацию в пространстве.

– Не правильно, – бритый осуждающе покачал головой – Три минуты тебе, чтобы подумать.

Виктор стал лихорадочно соображать, какая же это кружка? Возможно, он ошибся с алюминием, для изготовления подобной кухонной утвари уже, наверное, давно используют сплавы, типа дюралюминия. По истечению трех минут, молодой человек ответил:

– Кружка дюралюминиевая!

Точный удар кружкой в лоб опрокинул его на пол, вызвав в голове маленький взрыв. Виктор тяжело поднялся с пола:

– Это было больно! – он приложил ладонь к образовавшейся шишке.

– Ты еще не знаешь, что такое больно, лох! – татуированный презрительно взглянул на Виктора – Вот когда тебя впятером ногами молотят так, что ты потом три дня встать не можешь и под себя кровью ходишь, вот это больно. А это так, фуфло, легкая неприятность.

– Давай, фуцан, соображай, какая это кружка? У тебя три минуты, время пошло! – бритый взглянул на часы и, подбрасывая кружку на ладони, стал с превосходством наблюдать за Виктором.

– Жесткая, – по истечении времени произнес Виктор.

Нацеленную в его лоб кружку Виктор пропустил над головой и поставил жесткий блок, травмируя руку бритого. Тот вскрикнул от боли, под аккомпанемент упавшей на пол кружки и вскочившего из-за стола Вити. Молодой человек и сам не понял, как это произошло, видимо, вбиваемые на протяжении восьми лет на тренировках рефлексы решили сработать в самый неподходящий момент.

– С-с-с-ука, – зашипел от боли бритый, покачивая травмированной рукой – Я тебя урою тварь.

– Прости, я не хотел…

– Ты чего баклан, беспредельщик? – татуированный и мужик со шрамом вальяжно встали из-за стола и, потирая руки, двинулись к Виктору.

– Я же говорю, я не хотел, – молодой человек от страха сорвался на фальцет – Случайно получилось, простите, пожалуйста.

– Ты чего атлет, совсем берегов не видишь? За канитель ответить придется!

– Слышь, Борман, баклан готов за косяк ответить, чего думаешь?

– Чего тут думать, – бритый приблизился к приятелям и, показывая пальцем на кроссовки на ногах у Виктора, произнес – Лопарями с ним махнемся и замнем для ясности.

– Слышал?! – татуированный вновь обратился к молодому человеку.

– Да, – Виктор дрожащими от адреналина и страха руками стал неуклюже развязывать шнурки на дорогих кроссовках – Я сейчас.

– Не менжуйся, баклан! – татуированный сплюнул сквозь зубы на пол – За кипеж в хате, первый бердыч в общак зашлешь. Сроку неделя! Понял?

– Нет, ничего не понял, – молодой человек передал кроссовки бритому, получив от того в обмен рваные тапочки – Что такое бердыч и этот, м-м-м китеж?

– Не китеж, а кипеж,– закатив глаза ко лбу, поправил мужик со шрамом – Кипеж означает волнение, бердыч – это посылка, передача.

– А если мне передачу в течение недели не передадут?

– Хм, – татуированный и бритый похабно ухмыльнулись – Офоршмачим…

– Что сделаете?

– Опустят, – устало произнес мужчина со шрамом – Петухом сделают.

– За что?

– За косяки, фуфломет… – бритый вновь стал заводиться.

– Глохни, Борман, – татуированный осадил бритого, а потом обратился к Виктору – У параши тряпку возьми и плевок вытри.

Виктор молча взял лежащую за унитазом тряпку и вытер с пола плевок, ощущая презрительные взгляды сокамерников и испытывая жгучий стыд за свой страх перед ними. В это время бритый что-то рисовал на стене простым карандашом.

– Эй, бивень, тряпку помыл и сюда подошел, – бритый набычившись, смотрел на Виктора со злостью в глазах – Живо, я сказал. Прописка еще не окончена.

Виктор споро сполоснул тряпку под струей холодной воды, отжал ее и аккуратно положил за унитаз.

– На, с-с-с-ука, – бритый пнул молодого человека под зад ногой обутую в Витин кроссовок – Я кому сказал живо?! Не слышу ответа.

– Мне… – промямлил Виктор, вжав голову в плечи и повернувшись к Борману боком.

– Мне-мне, чё ты гундосишь? Сюда смотри, – бритый ткнул пальцем на стену, на которой схематично были нарисованы футбольные ворота и мяч – Это футбол, вон ворота, а это мяч. Пробил пенальти.

– Как?

– Каком к верху, – очередной пинок сотряс тело Виктора – Бей по мячу, живо!

Ничего не понимая, Виктор обозначил удар ногой по нарисованному мячу и тут же вызвал бурную реакцию Бормана.

– Ты чего, тварь, совсем попутал, – на губах орущего бритого выступила пена – Ты чего, совсем башмак? Наша команда проигрывает, этот гол решает для нас всё! Ты что, урод, игру слить хочешь. Да я тебя за такое так размандорю, никакой лепила не соберет. Б-е-й-й-й.

Виктор от страха ударил по нарисованному мячу и, рухнул на пол, держась за выбитые пальцы, отекающие на глазах.

– Ты чего валяешься, как шатанный? Из-за тебя проиграли, вазелинь очко, петух, – бритый ударил лежащего ногой в живот и довольный собой лег на койку, с удовольствием наблюдая за стонущим от боли Витей – Отдыхай пока…

***

– Я же честно все рассказал, гражданин следователь. Можно меня перевести в другую камеру? – канючил Виктор, глядя в усталые, равнодушные глаза пожилого следователя, проводящего допрос – Или отцу моему сообщите, что я в тюрьме, они с мамой сейчас в Крыму отдыхают.

– Не положено, – следователь вытер вспотевшее лицо несвежим носовым платком – А тебе я не советую из камеры ломиться. Тебе это не поможет, только хуже будет.

– Они сказали, если я в течение недели не сдам в общак посылку, они меня опустят.

– Ерунда. С чего вдруг они с тебя в общак передачку стали требовать?

– Борман хотел ударить меня кружкой в лоб, а я на автомате поставил жесткий блок и ушиб ему руку.

– Только хотел?! – следователь ткнул пальцем в желто-зеленую шишку на лбу у Виктора – Тебя что, в хате прописывали?

– Да.

– В «хитрую кружку» играли?!

– Да, меня Борман спросил: «какая это кружка?», я ему ответил «алюминиевая», а он мне за это ею в лоб ударил. И так два раза, а на третий я уклонился и блок поставил…

– Ну, ты и дурачок. Если игра называется «хитрая кружка», то какая кружка?

– М-м-м…

– Хитрая она! – следователь озабочено покрутил головой – А ногу повредил, когда пенальти по нарисованным воротам пробивал?!

– Да, – Виктор понурил голову – Борман меня постоянно третирует, странные вопросы задает и постоянно бьет. У меня живот и спина все в синяках.

– Значит так, на будущее, – следователь вновь вытер лицо платком – Если заставят бить по воротам, проси дать пас, понял?

– Понял! – Виктор улыбнулся забавному выходу из ситуации – А еще Борман сказал: «Вилкой в глаз или в жопу раз?». Я выбрал вилку, он разозлился и отстал.

– Потому что это правильный ответ. В тюрьме вилок не выдают, заметил уже, наверное?!

– Да, обратил внимание.

– А вообще, ты бы его спросил, что он в такой ситуации выбрал?

– Зачем? – удивился Виктор.

– Чтобы на место его поставить.

– Каким образом?

– Таким. Он бы ответил, как и ты: «вилкой в глаз». А ты бы тогда у него уточнил, почему он не одноглазый.

– Он бы меня за это избил. Получается, я его обвинил в том, что он петух.

– Ты не обвинял, ты задал вопрос, – следователь посмотрел на сидящего перед ним молодого человека, забитого, на грани психического срыва и почувствовал к убийце чувство, схожее с жалостью – Ладно, объясню тебе вкратце воровские законы.

– Что и такие законы есть? – вновь удивился Виктор.

– Есть. Первое, всегда фильтруй базар. Следи за каждым словом. Вообще старайся первое время держать язык за зубами. Второе, насилие одним арестантом по отношению к другому порицается и не приветствуется. Если тебя унижают и избивают ради удовольствия – это беспредел. Третье, не играй в азартные игры, проиграешь. Четвертое, если задали вопрос по делу – не ври, но и не откровенничай. И пятое, самое главное – не верь, не бойся и не проси.

– А убирать в камере я обязан?

– Если чмырь или опущенный, то обязан. Нормальный пацан убираться не будет.

– Слушайте, а вы можете, если уж отцу не получается, сообщить моему дяде, что я в тюрьме. Может он мне адвоката нормального оплатит, а не этого, предоставленного государством…