Читать книгу: «Бурый диван», страница 3

Джеральд моргнул. Он никогда не видел, чтобы кто—то удостоверял документ дырками. Артур же продолжал своё странное таинство. При каждом проколе он издавал возглас "Зафиксировано!", а стажёр записывал это с таким пылом, будто фиксировал научные открытия.

Страницы протокола шуршали, одна за другой, каждая несла заголовки:

– "Сведения о предполагаемом оттенке"…

– "Причины возможной несертифицированной яркости"…

– "Данные о вероятном влиянии вывески на психоэмоциональное равновесие населения".

В графах требовались "показания свидетелей", "согласование со смежными департаментами" и даже "оценка с точки зрения акустической эстетики".

– Здесь… – Артур ткнул пером в одну из клеток, – здесь требуется подпись владельца объекта.

Джеральд наклонился и увидел крошечный прямоугольник размером с марку.

– Вписать можно только под углом сорок пять градусов, – добавил стажёр услужливо. – Так в инструкции прописано.

Артур одобрительно кивнул.

– Без угла подпись недействительна.

Джеральд взял перо, неловко поднёс к крошечной клетке. Рука его дрогнула. Подписывать документ, смысл которого он не понимал, было против его натуры. Но он чувствовал, что откажись он сейчас от этого, и процесс только усложнится.

Он вывел аккуратные буквы – "G. Brown".

– Принято! – торжественно объявил Артур и вновь вонзил перо в бумагу.

Стажёр захлопнул тетрадь и ударил кулаком по столу, как барабанщик, отбивающий победный марш.

Джеральд откинулся назад. Ему было не по себе. Форма оказалась такой же запутанной, как коридоры, по которым он сюда пришёл. Но среди этого бумажного хаоса он уловил главное – в конце документа жирно выделялась строка:

"Итоговое заключение направить в Отдел Планирования".

Эти слова проступали на странице как приговор.

– Следующий этап, – произнёс Артур торжественным голосом, закрывая кипу. – Отдел Планирования.

Стажёр кивнул с сияющими глазами, словно ему предстояла великая экспедиция в неизведанные края.

Джеральд посмотрел на форму, на крошечные дырочки от пера, на страницы, испещрённые бессмысленными клетками. Всё это казалось абсурдом, но абсурдом, который обладал пугающей силой.

Он впервые понял, что эта система вовсе и не требует понимания. Она требует участия. Бумаги сами создают свою реальность, и сопротивляться им означало оказаться вне неё.

Он вздохнул и положил ладонь на карман, где лежала линейка. Её холодный металл напомнил ему, что у него есть хоть какая—то твёрдая опора.

А Артур Скратчли, довольный своим делом, аккуратно сложил кипу и с благоговением протянул стажёру.

– Отправь это немедленно, – сказал он. – Пусть Отдел Планирования займётся лицом этого дивана.

Стажёр вскочил, прижал папку к груди и выскочил за дверь, едва не споткнувшись о ножку стула.

В комнате снова стало тихо. Лишь Соня перевернулась во сне и пробормотала:

– Планирование… всё спланировать…

Джеральд прикрыл глаза. Его вывеска теперь уже официально стала частью чужого мира, в котором дырки на бумаге имели большее значение, чем сами чернила.

Артур Скратчли выпрямился, прижал ладони к краю стола и посмотрел на Джеральда взглядом усталого пророка, который уже вынес приговор миру, но всё ещё наслаждается моментом его произнесения.

– Ваше дело, – сказал он с внушительной медлительностью, – передано в Отдел Планирования. Там решат вашу судьбу, мистер Браун.

Он сделал паузу, позволив словам осесть в сознании, и протянул Джеральду копию протокола – пухлую пачку из двадцати листов. Джеральд перевернул её и едва не рассмеялся. Все страницы были абсолютно пусты, лишь на одной красовалась косая закорючка, похожая на след от чернильного пятна.

– Подтверждение, – торжественно пояснил Артур. – Без него документ был бы ничтожен.

Он кивнул с таким видом, будто участвовал в рождение новой конституции.

Джеральд аккуратно взял бумаги, ощущая их тяжесть. Не физическую, а почти метафизическую, как если бы они впитывали в себя саму атмосферу этого места.

Он поднялся со стула. Калькулятор на столе тихо пикнул, словно прощаясь, а Артур, удовлетворённо хмыкнув, снова уткнулся в справку. Соня в углу по—прежнему спала, её равномерное дыхание казалось самым здравым звуком в этом пространстве.

Джеральд шагнул к двери. Когда он открыл её, в нос ударил уже знакомый запах коридора – смесь мебельного лака, старой бумаги и дешёвого кофе. В его руке шуршала пачка "копии", а в воздухе за спиной ещё держался привкус холодного чая и резкий дух типографской краски, вперемешку с табаком.

Коридор за дверью изменился. Он уже не был тем же, что вёл его сюда. Его стены слегка сместились, лампы мигали в ином ритме, как будто сама архитектура подстраивалась под новое положение его дела. Джеральд остановился, крепче прижал пачку бумаг к груди и поправил бейдж на лацкане.

Он испытал странное чувство, будто документы в его руках были ключом, который открывал невидимые проходы. Словно мир коридоров реагировал на бумагу сильнее, чем на самого человека.

Он пошёл вперёд. Шаги звучали гулко, отдаваясь эхом в пустоте. Где—то впереди поблескивали таблички, но буквы на них уже не складывались в слова, а текли, словно чернила по мокрой бумаге.

Джеральд взглянул на свою "копию" и понял, что держит в руках не просто бессмысленный набор листов. Для этих людей пустая форма с закорючкой имела вес закона. Если цифры и бумаги способны перевешивать здравый смысл, то и он должен научиться играть по этим правилам.

Он остановился на мгновение, глядя на ту самую закорючку, и подумал:

"Если они верят в цифры и формы, значит, придётся научиться верить в них убедительнее, чем они".

Он глубоко вдохнул и шагнул дальше, в меняющийся коридор.

Глава 4

Коридор, в который свернул Джеральд, был длиннее и уже прежних. Лампы под потолком светили с ослепительной ровностью, каждая с безупречно одинаковой яркостью, без мигания и дрожания. Казалось, их специально проверили и сертифицировали перед тем, как впустить сюда посетителей. Воздух пах чем—то аптечным, напоминающим средство для дезинфекции.

Впереди раздался пронзительный скрип тележки. Из—за поворота выкатился курьер в форменной жилетке, с глазами, полузакрытыми от усталости, и на ходу сунул Джеральду в руки тонкий листок.

На листке, набранном стандартным казённым шрифтом, значилось:

"Предписание №14/Ст—3: владельцу объекта "Бурый диван" немедленно явиться в Отдел предварительной сертификации объектов повышенного подъёма для прохождения этапа проверки конструктивных элементов малой высоты".

Внизу документа расползлась размашистая печать, чуть смещённая в сторону, и подпись, больше похожая на кривую каракулю.

Джеральд успел только открыть рот, чтобы задать хоть один вопрос, но курьер уже исчез в конце коридора, оставив после себя едва слышный звон канцелярских скрепок.

Он ещё раз перечитал предписание. Всё выглядело так, будто вопрос жизни и смерти решался именно в этом "отделе".

Он поднял глаза и увидел на стене табличку:

"Отдел предварительной сертификации объектов повышенного подъёма".

Буквы были вытравлены так тщательно, что даже тень от них казалась официальной.

– Ну что ж, – пробормотал он, поправив бейдж на лацкане. – Если предписание есть, значит, выбора нет.

Джеральд вздохнул, поправил пачку бумаг, выданных ему Скратчли, и толкнул дверь.

Кабинет поразил его сразу.

Это был не столько офис, сколько странный музей. По стенам висели схемы лестниц – боковые разрезы с обозначенными углами наклона, подписи мелким шрифтом: "допустимый уровень соприкосновения", "коэффициент скольжения по ступени". В застеклённых витринах стояли образцы перил: металлические, деревянные, даже пластиковые. У каждого образца имелась своя табличка: "Тип А. Сертифицировано", "Тип F. Ожидает доработки".

Прямо на полу стояла длинная модель лестницы в разрезе. Каждая ступень была покрыта разными материалами: дерево, бетон, кафель, ковролин. На табличке рядом значилось: "Учебный экспонат. Не трогать без разрешения".

Свет здесь был чрезмерен. Лампы висели низко, отбеливая стены до меловой бледности. Джеральд заморгал, так как от яркости его глазам стало некомфортно.

За столом в глубине кабинета сидел мужчина в тёмном костюме. Его бородка была выстрижена под линейку, руки лежали строго параллельно друг другу. На лацкане поблёскивала крошечная эмблема с изображением ступени, уходящей вверх.

Рядом, чуть сбоку, находилась женщина – худая, стройная, с блокнотом на коленях. Она уже держала карандаш наготове, словно предчувствовала каждое слово, которое будет сказано.

– Господин Браун? – мужчина поднял глаза. Его голос был мягким, но в нём слышалось отчётливое эхо протокола. – Присаживайтесь, пожалуйста.

Джеральд сел на стул, стоявший напротив. Спинка стула была неудобно прямая, и сразу стало ясно, что он создан для дисциплины, а не комфорта.

– Я инспектор Барнстейпл, – представился мужчина, слегка наклонив голову. – Моя коллега, мисс Коттер, будет вести протокол.

Женщина кивнула, не издав ни звука, а её карандаш её скользнул по странице.

Барнстейпл разложил перед собой несколько папок, каждая с маркировкой и печатью. На верхней красовалась надпись: "Дело: Браун. Объект: магазин "Бурый диван". Вопрос: лестничные конструкции".

– Ваше досье, – начал он, – поступило к нам из отдела аудита визуальной гармонии. Теперь наша обязанность – оценить прочность и пригодность конструктивных элементов малой высоты.

Джеральд моргнул.

– Простите… малой высоты?

Барнстейпл спокойно кивнул.

– В просторечии – ступеней. В частности, ведущих к вашему торговому залу.

Мисс Коттер сделала пометку, не подняв глаз.

Джеральд открыл было рот, чтобы возразить, но Барнстейпл жестом остановил. Сделал он это совершенно не грубо, а с таким видом, будто любое слово всё равно будет внесено в протокол с оговоркой.

– Мы располагаем сведениями, – продолжил инспектор, – что ваши ступени могут не соответствовать уровню классификации.

– Уровню чего? – спросил Джеральд, не удержавшись.

Барнстейпл слегка приподнял брови, будто удивлялся самому вопросу.

– Классификации ступеней, разумеется. Все ступени подлежат сертификации по шкале от "А" до "Е". Шкала утверждена приложением пять к регламенту о конструктивной надёжности объектов повышенного подъёма.

Мисс Коттер подчеркнула в блокноте слова "А–Е".

– Но… – начал Джеральд, – мои ступени стоят там двадцать лет. Никто никогда…

– Возраст объекта не исключает проверки, – мягко перебил его Барнстейпл. – Напротив, повышает её необходимость.

Он перелистнул папку, нашёл нужный лист и ткнул пальцем в графу.

– Согласно жалобе, зафиксированной неопределённым источником, ступени при визуальной нагрузке могут проявлять признаки непрочности.

– Визуальной нагрузки? – переспросил Джеральд.

Барнстейпл выдержал паузу, будто это слово требовало особого уважения.

– Да. Нагрузка, воспринимаемая глазами потенциального пользователя. Если зритель считает ступени непрочными, они таковыми и признаются.

Джеральд откинулся назад. В голове у него промелькнула картина: его старые деревянные ступени, крепкие, отполированные годами, и какой—то незнакомый человек, который просто посмотрел на них и решил, что они "выглядят" хлипковато.

– Я… – начал он, но Барнстейпл уже поднял ладонь.

– Не спешите возражать, господин Браун. У вас ещё будет возможность изложить своё видение. Пока же мы должны зафиксировать возможное несоответствие.

Он достал тонкий металлический циркуль и аккуратно положил его на край стола.

– Мы используем стандартизированный набор тестов. Всё будет выполнено в строгом соответствии с протоколом.

Мисс Коттер подняла глаза и впервые встретилась взглядом с Джеральдом. В её лице не было ни злобы, ни сочувствия – лишь пустая внимательность. Затем она снова склонилась к блокноту.

Барнстейпл слегка улыбнулся, в какой-то степени утешающе.

– Прошу не волноваться. Наше дело – установить истину.

Слова звучали вежливо, но в этой вежливости была холодная решимость. Джеральд почувствовал, как пальцы сами сжали линейку в кармане. Он всё яснее понимал, что для этих людей ступени не просто дерево и гвозди. Это ещё один повод превратить его жизнь в протокол.

Барнстейпл щёлкнул застёжкой на длинном чёрном ящике и открыл крышку с тем видом, с каким археолог демонстрирует содержимое древнего саркофага. Внутри, на мягком зелёном бархате, аккуратно лежали предметы. Они были странные, блестящие, каждый в отдельной выемке, словно драгоценности.

– Наш стандартизированный набор полевой проверки, – произнёс он с почтением, словно речь шла о семейных реликвиях.

Джеральд невольно наклонился ближе.

Первым предметом была хрустальная линейка. Она мерцала при свете ламп, словно ювелирная вещица, и на её краю были выгравированы крошечные деления.

Рядом помещался прибор на медном шарнире, отдалённо напоминавший тисочки, но снабжённый шкалой и стрелкой.

Третьим лежала табличка из прозрачного пластика, на которой большими буквами значилось:

"Эталон уровня визуального сопротивления ступени".

А в отдельной бархатной гнезде покоился самый странный предмет – круглое, слегка приплюснутое печенье, завернутое в тонкую слюдяную плёнку.

Барнстейпл поднял руку, будто священник, совершающий обряд, и начал пояснять:

– С помощью линейки мы определяем угол наклона дверных ручек и перил. Измеритель пружинистости фиксирует сопротивление ступени давлению, а эталонная табличка служит для визуальной сверки. И, наконец… контрольное печенье класса "Бисквит".

Он произнёс эти слова с особым нажимом.

– Печенье? – переспросил Джеральд, решив, что ослышался.

Мисс Коттер, не поднимая глаз, записала в блокнот: "Испытуемый проявил сомнение при упоминании контрольного печенья".

– Сейчас мы произведем должную инспекцию вашей лестницы, – махнул Барнсейпл в сторону одно из образцов.

Джеральд нахмурился:

– Но… это же не мои ступени.

Инспектор Барнстейпл чуть наклонил голову, словно любуясь собственной бородкой.

– И не должны быть. Мы проверяем не частное, а общее. Ваши ступени принадлежат к типу F—17. Следовательно, достаточно исследовать эталонный макет.

– Но они у меня деревянные, – тихо возразил Джеральд. – А здесь бетон.

– Незначительное расхождение материала, – без тени сомнения произнёс Барнстейпл, – не влияет на уровень классификации. Ступень остаётся ступенью, а стандарт – стандартом.

Мисс Коттер подняла глаза от блокнота и утвердительно кивнула, будто именно это и было главным доказательством.

Барнстейпл тем временем взял хрустальную линейку, подошёл к перилам и приложил её к их поверхности. Делал он это с невероятной сосредоточенностью, словно определял траекторию космического аппарата.

– Наклон сорок три с половиной градуса, – объявил он. – Допустимый диапазон от сорока двух до сорока трёх. Следовательно… превышение.

Мисс Коттер кивнула и сделала отметку.

Джеральд открыл рот, но закрыл, понимая, что спорить здесь бессмысленно.

Барнстейпл вернулся к ящику и извлёк печенье. Он снял слюдяную оболочку и положил его на первую ступень учебного макета в центре комнаты.

– Теперь испытание на прочность, – сказал он.

Мисс Коттер протянула ему небольшую латунную гирьку с ручкой.

Барнстейпл положил гирьку на печенье, надавил слегка… и оно с треском разломилось пополам.

Он даже не дрогнул.

– К сожалению, ступень не выдержала нагрузку класса "Бисквит". Это означает, что её прочность ниже базового гастрономического коэффициента.

Джеральд моргнул, не веря своим ушам.

– Простите, – произнёс он наконец. – Но это… это печенье. Оно бы в любом случае сломалось на камне.

Барнстейпл пожал плечами с безупречной вежливостью.

– Возможно. Но наш эталонный кусок мармелада выдержал в прошлый понедельник.

– Мармелад?! – изумился Джеральд.

– Именно, – подтвердил инспектор. – Нагрузка класса "Мармелад" считается минимальной, но информативной. А "Бисквит" – это уже серьёзный уровень.

Мисс Коттер скрипнула карандашом в блокноте.

– Но ведь… это же нелепо! – воскликнул Джеральд. – Какое отношение печенье имеет к ступеням?

Барнстейпл не изменил выражения лица.

– Мы не измеряем ступень как таковую, господин Браун. Мы оцениваем её поведение в контексте прогнозируемого пищевого давления.

– Пищевого чего?..

– Давления, – чётко повторил инспектор. – Посетители часто переносят продукты, подносы, коробки с выпечкой. Ступень должна демонстрировать устойчивость к этим факторам.

Джеральд уставился на крошки от печенья.

– Но ступени у моего магазина простояли двадцать лет! Они выдерживают людей, мебель…

– Это не имеет отношения к делу, – мягко оборвал его Барнстейпл. – Регламент не о людях. Регламент – о стандартах.

Он достал из папки лист с печатью, положил рядом с печеньем и аккуратно подчеркнул карандашом строку: "Прочность определяется посредством теста на давление пищевых изделий согласно приложению "С".

– Всё вполне ясно, – заключил он.

Джеральд хотел рассмеяться, но смех застрял в горле. Сцена выглядела одновременно смешной и страшной. Серьёзный мужчина с бородкой, молчаливая помощница, хрустальная линейка, печенье, латунная гирька… и протокол, где всё это считалось единственно верным методом проверки.

Мисс Коттер подняла глаза и бесстрастно сказала:

– Записано. "Объект проявил удивление при сопоставлении печенья и ступеней".

Барнстейпл кивнул и вернул остатки печенья в слюдяной пакет.

– Мы продолжим испытания, – сказал он ровно. – Но уже сейчас ясно, что ваши ступени нуждаются в пересмотре классификации.

Джеральд закрыл глаза на секунду, чтобы не видеть крошек на полу. В груди поднималось ощущение, что его привычный, реальный мир постепенно вытесняется вот этими странными формулами и абсурдными измерениями.

И всё же он понимал, что любые протесты тут бесполезны. Нужно искать другие способы.

Барнстейпл щёлкнул защёлкой хрустальной линейки, положил её обратно в ящик с инструментами и вытер пальцы о безупречно белый платочек. Он повернулся к Джеральду так, будто ждал от него не просто слова, а признания, которое изменит ход заседания.

– Итак, мистер Браун, – произнёс он подчеркнуто неторопливо, – последний вопрос перед составлением предварительного протокола. Скажите – на какой уровень классификации сертифицированы ваши ступени?

Глаза Джеральда округлились, а губы дрогнули.

– Простите… мои ступени?

– Разумеется, – уточнил Барнстейпл, выдержав театральную паузу. – Уровень классификации лестничных конструкций малой высоты. По стандарту N—42, приложение три.

Мисс Коттер, сидевшая сбоку за маленьким столиком, не подняла глаз, но её карандаш сразу ожил. На бумаге появился быстрый штрих, затем ещё один.

Джеральд почувствовал, как в груди что—то сжалось.

– Простите меня, сэр… я… никогда не думал, что ступени нужно классифицировать.

Повисла тишина. Даже лампы, казалось, перестали потрескивать. Барнстейпл закрыл глаза, сделал долгий вдох и с едва заметным разочарованием выдохнул:

– Это не редкость, мистер Браун. Увы, многие владельцы малых объектов пренебрегают столь важным аспектом.

Мисс Коттер подняла голову, как будто впервые за всё время оценила выражение лица Джеральда. Затем молча кивнула и записала длинную строку, под конец подчеркнув её двумя жирными чертами.

Барнстейпл продолжал с вежливой строгостью:

– Впрочем, невежество не освобождает от архитектурной ответственности.

– Но ведь… – начал Джеральд, осторожно поправив воротник. – Ступени… это же просто ступени.

– "Просто" ступени? – тон Барнстейпла внезапно обострился, словно он услышал кощунство. – Простите, но подобные слова я могу расценить как легкомысленное отношение к конструктивным элементам повышенной опасности.

– Повышенной опасности?

– Разумеется. На каждую ступень приходится средняя нагрузка человеческого веса, умноженная на коэффициент усталости. Если прибавить сюда прогнозируемое воздействие погодных факторов, а также риск скопления крошек, вы сами понимаете, что речь уже идёт не о чем другом, как об угрозе общественной стабильности.

Джеральд открыл рот, чтобы возразить, но Барнстейпл поднял руку в строгом, почти судейском жесте.

– Не торопитесь. Ваше признание, что вы никогда не задумывались о классификации, будет зафиксировано в протоколе.

Мисс Коттер не упустила момента и её карандаш снова застучал по бумаге.

Джеральд, чувствуя себя школьником перед экзаменатором, пробормотал:

– Но ведь мои ступени двадцать лет простояли. Никто не жаловался. Я сам их когда—то шлифовал, покрывал лаком… они крепкие.

– Лак, сэр, – холодно перебил Барнстейпл, – это не классификация.

– Но разве прочность не доказывается практикой?

Инспектор слегка приподнял бровь.

– Практика, мистер Браун, – лишь предварительная гипотеза. А классификация – это истина, закреплённая печатью.

На этих словах он вынул из ящика небольшую печать с резным гербом и демонстративно постучал ею по ладони.

– Видите? Этот инструмент весит ровно 212 граммов. Мы называем его "печатью весов истины". Именно она определяет, какой уровень классификации получает ступень.

Джеральд только покачал головой.

– Никогда… никогда я не думал, что это вообще предмет обсуждения.

Барнстейпл на мгновение смягчился, в голосе даже прозвучала тень сочувствия.

– Я понимаю ваше удивление. Но поверьте, мы здесь ради вашего же спокойствия. Несертифицированная ступень – это как неподписанный контракт. А значит источник хаоса, точка потенциального правового взрыва.

Мисс Коттер вдруг подняла руку, привлекая внимание инспектора. Тот наклонился, и она показала ему строчку в своём блокноте. Барнстейпл удовлетворённо кивнул.

– Замечательно. Моя коллега зафиксировала, что владелец признал полное отсутствие осведомлённости об уровне классификации. Это облегчит дальнейшие процедуры.

– Облегчит?! – не выдержал Джеральд. – А мне—то как это облегчит ведение дел?

– Тем, что вам больше не придётся ломать голову. Всё сделаем мы. Ваша задача – лишь подписать итоговый документ.

– Итоговый… о чём?

Барнстейпл прижал печать к столу.

– О признании ваших ступеней условно—применимыми до вынесения решения в Отделе Планирования.

Джеральд ощутил, как у него подкашиваются ноги. Слово "условно" прозвучало так, будто ступени его магазина превратились в подозрительный предмет, который могут в любой момент конфисковать.

– И если они решат, что ступени… не соответствуют? – спросил он, стараясь не дрогнуть голосом.

– Тогда, мистер Браун, вы будете обязаны демонтировать их и заменить на сертифицированный образец.

– Но… это же безумие!

Барнстейпл прижал платочек к уголкам губ и ответил почти мягко:

– Возможно. Но это регламент.

Пауза затянулась. Мисс Коттер тихо, но отчётливо поставила точку в блокноте.

Джеральд, уставившись на этот бездушный карандашный штрих, почувствовал странную смесь бессилия и упрямства. Впервые в жизни ему захотелось схватить их линейки, печати и блокноты и выбросить в окно, которого к счастью тут не было. Но он лишь глубоко вдохнул и сказал:

– Ладно. Пусть будет так. Я не знал. Запишите это, если уж вам так необходимо.

Барнстейпл удовлетворённо кивнул, словно только что одержал победу.

– Именно это мы и делаем, мистер Браун. Записываем.

В этот момент Джеральд ясно осознал, что в этом мире знание ничего не значит без бумаги, а признание незнания – ещё одна форма бумаги.

Барнстейпл взял с краешка стола новую папку цвета бледного песка, отстегнул тугую резинку и разложил перед собой десятки белоснежных листов. Заголовок на первой странице выглядел внушительно:

"Протокол о визуально—соприкосновенной недостаточности".

Буквы были набраны столь строгим шрифтом, что казалось, будто самим своим видом приказывали подчиниться.

– Всё должно быть задокументировано, – сказал инспектор почти шёпотом, но с такой важностью, словно произносил молитву. – Мы ведь не выносим приговоров, мистер Браун. Нет, ни в коем случае. Мы лишь фиксируем факты и передаём дело в компетентный орган.

Он сделал паузу и повернулся к мисс Коттер. Та безмолвно передала ему маленький пластиковый контейнер, предназначенный, судя по форме, для хранения драгоценностей или музейных экспонатов.

Барнстейпл бережно взял половинку сломанного печенья и, щипцами, похожими на хирургический инструмент, опустил её в контейнер. Щёлкнула крышка.

– Вещественное доказательство, – объявил он, поставив на бокс ярко—красный штамп "Зарегистрировано".

Джеральд, не веря своим глазам, пробормотал:

– Но это же… просто печенье.

Барнстейпл поднял брови.

– Ничто не бывает "просто", мистер Браун. В регламенте сказано ясно, что результаты испытания сохраняются в материальном виде до завершения анализа. Крошка – это уже улика.

Мисс Коттер записала очередную строку. Её карандаш скрипнул, и в этом звук Джеральду почудился стук молотка, ударом которого решаются судьбы.

Барнстейпл тем временем заполнил первые графы протокола. Перо царапало бумагу, чернила ложились толстыми линиями. Он делал это неторопливо, словно каждый знак имел вес.

– Объект "Бурый диван". Адрес зафиксирован. Вид деятельности: торговля мебелью. Конструктивный элемент: лестничная структура категории F—17. Установлено: визуально—соприкосновенная недостаточность вследствие несоответствия нагрузке класса "Бисквит".

– Да ведь на граните это печенье тоже треснуло бы! – не выдержал Джеральд. – Какая ещё нагрузка класса "Бисквит"?

Барнстейпл поднял на него глаза – взгляд мягкий, почти сочувственный.

– Понимаю ваши эмоции. Но наши методы не подлежат обсуждению. Установлено – значит установлено. Мы ведь не судьи. Мы только передаём материалы туда, где примут решение.

Он обмакнул перо, перевернул страницу.

– В вашем случае это будет… – он выдержал паузу, чтобы произвести впечатление, – Отдел Планирования.

Слова прозвучали так торжественно, будто речь шла не о бюрократическом департаменте, а о высшей инстанции вселенной.

Джеральд сглотнул.

– И что… они решат?

Барнстейпл аккуратно сложил руки поверх протокола.

– Они решат, имеет ли право ваш магазин располагаться на данной лестничной структуре без пересмотра концепта зонирования.

– Пересмотра… чего?

– Концепта зонирования, – терпеливо повторил инспектор. – Попросту говоря, будет рассмотрено, на что именно расходуются ваши площади и соответствует ли это гармоничному распределению двадцати и восьмидесяти процентов.

Джеральд почувствовал, как что—то холодное скользнуло вдоль позвоночника. Слова звучали обыденно, почти вежливо, но от них веяло угрозой.

Мисс Коттер, не поднимая головы, перелистнула страницу блокнота и начертила крупную букву "Z".

Барнстейпл закрыл папку, защёлкнул резинку и передал её Коттер.

– С этого момента вопрос находится вне нашей компетенции.

Он поднял голову, сложил руки на груди и добавил торжественным тоном:

– Желаю вам мужества, мистер Браун. Отдел Планирования – это серьёзно.

Джеральд не ответил. Ему казалось, что слова инспектора обрушились на него как ещё одна гиря.

***

Дверь кабинета мягко закрылась за спиной, и мир снова сузился до ряда одинаковых светильников и бесконечных панелей из "бюрократического дерева".

В руках у него оказался бланк – копия протокола, скреплённая печатью. Бумага была почти пустой, кроме одной фразы, выведенной размашистым шрифтом:

"Подлежит плановой переклассификации по формуле 20/80".

Джеральд долго смотрел на эти цифры. Они ничего ему не говорили, но внутри всё подсказывало, что дальше всё будет только хуже.

Он прижал лист к груди, поправил бейдж на лацкане и тихо произнёс сам себе:

– Ну что ж… посмотрим, что значит их двадцать и восемьдесят.

Шаги его зазвучали глухо, лампы мигнули, и коридор будто вытянулся ещё на несколько метров. Запах холодного чая и типографской краски тянулся за ним, словно тень.