Ешкин код

– На своем веку. – подхватил Шарон и они заголосили весело и громко. – Красавице и кубку, счастливому клинку. Пока, пока, покачивая перьями на шляпах. Судьбе не раз шепнем.

– Судьбе шепнем. – внезапно загудел Шарон церковным басом, а Чума наоборот тоненько-тоненько,

– Судьбе шепнем.

И они вышли на коду задорным, счастливым грохотом.

– Мерси Баку! Мерси Баку!

– Погнали, хлопцы! – крикнул Чума.

– Погнали. – вздохнул майор Кормухин. – Если уж отпели, теперь только вперед и вверх.

Они стояли в траншее и слушали, как работают 82-е минометы. Короткие и сочные взрывы, а еще Генка видел, как трясёт от испуга лес. Южный и не смелый лес в звездной лихорадочной сыпи. В проступившей тишине возник тихий голос Кормухина.

– Время, мужики. Минут через пять еще три пакета «Града» накинем. Чтобы наверняка про вас не думали.

– Нам бы еще человечков и ложную атаку. – размечтался Чума.

– Человечков? – переспросил Кормухин. – Не знаю. Нет у нас военнослужащих с такой фамилией… И не нужно. – мягко и твердо, как оно по-настоящему и следует, сказал майор.

У Шарона на рюкзаке мотался оранжевый велосипедный катафот. Генка старался не отставать. Весело, за огоньком, полз по минному полю. Изображал из себя прыткую ящерку. Насторожиться, тем более деловито испугаться, Генка ещё не успел. Не перестроились до конца мозговые нейроны. Поэтому Генка не заметил, как исчез катафот. В глазах у него стоял довольный Кормухин, а в руках у майора подарок от рядового Ешкина. «Повернутые на войне» не дадут соврать. Чума все разрулил.

– Спишь? – услышал вдруг Гена. – Ну спи, спи. Соня.

Майор Кормухин легендарную финку спрятал и сам спрятался. Мимо Гены прошла темная и ловкая тень. Не смотря на ночь, рыжая! Генка осторожно поднялся на ноги. Огляделся. Слева и впереди горело белым светом. Стрелковка шумела, но, если присесть, так и нормально. Шарон расстегнул рюкзак.

– Зонтик? – шепнул Гена.

– Он самый. – подтвердил Шарон. – Чума, держи.

Шарон бросил второй зонтик Чуме, а третий раскрыл над собой.

– Волонтеры подогнали. – объяснил Шарон Ешкину. – Алапаевская долина. Вроде как материя от теплака защищает. Нам это во как нужно. Чтобы дроны не увидели. Вот сейчас и проверим. – Шарон встал.

– Как раньше цепью. Чума замыкает. Гена, у тебя катафот. Твой онлайн-кинотеатр сегодня. Идем гуськом и ножки ставим, будто культурные. Писать хочется, а вокруг ни Мэ, ни Жо, что характерно.

Генка старался. В густом и невидимом лесу, да ещё и с зонтиком, выходило так себе. Неожиданно возникали твердые и злые стволы деревьев. Однажды, зонтичный купол застрял в гибком и тонком кустарнике. Помог Чума. Этому Генка, конечно, был несказанно не рад. «Спасямбу» забросил короткую и дальше пошел своею дорогою. Но за катафотом. «Ничего». – надумывал себе Генка – «Разберемся, когда до дела доберемся». Шарон ждал у темного и нездешнего холмика. Очень ровный он был и природа никогда такое не сделает. Она добрая. Без воздуха и мысли никогда не оставит.

– Спиляем ветки. Э, нет. – остановил Шарон Генку. – Зонтик оставь. В машину сядем. Тогда.

Цвет у Тойоты был оливковый. Генка не видел, но знал. А вот толстый крест, как у немцев в фильмах про войну, был хорошо различим. На боку, на капоте.

– Даже на крышу всадили. – заметил Шарон. – И это очень даже хорошо. Для нас.

Раньше Генка думал, что враг эти кресты специально штампует. Потролить Красную Армию. А сам он не такой и не про это.

– И такой и про это. – уверил Ешкина майор Кормухин. Соседи из одного знаменитого оркестра приволокли в их батальон трофейный бронетранспортер М-113. Железную уродливую коробку на тонких не серьёзных гусеницах.

– Да уж. – Кормухин обошел трофей вокруг. Потыкал тростью, где нужно и особенно, где не нужно. – Квадратишен. Практишен. Гуд. Вообще, не умеют в милитари дизайн. На фоне этой собачьей будки наша моталыга – спортсменка, комсомолка и красавица. Крестов везде понатыкали. Ну чисто обезьяны.

– Это они, чтоб нас позлить, товарищ майор. – сказал тогда Гена. – Клоуны.

– Для чего? – спросил майор.

– Что для чего? – не понял Генка.

– Вот злить зачем? Какая здесь логика?

– Никакой логики, товарищ майор.

– Именно, Ешкин. А нет логики, значит остается вера. Они в это верят, бойцы. В эти кресты, в святую западную вундервафлю. И мы, наконец, должны поверить, что они в это верят. Когда к нашей логике добавится наша вера, тогда все будет наше, а главное мы сами.

Генка запомнил, как произнеся последние слова, майор Кормухин, что есть силы, засадил свою трость по самую пистолетную ручку в пьяненькое и рыхлое мартовское небо. Кормухин, в отличие от американского военно-промышленного комплекса, в милитари дизайн ещё как умел!

Генка в салоне обжился быстро. Подсумок с зарядами бросил Чуме на заднее сиденье. Прогрел мотор и проверил ближне-дальний свет.

– Смотри. – Шарон сидел рядом. Освещал нашлемным фонариком карту с самодеятельными пометками.

– Вот наш лес. Сейчас аккуратненько берешь вправо и по просеке вот на эту бетонку. Через 12 километров первый блокпост.

– Вот скажи мне, американец. – услышал Гена рыжий неугомонный голос. – В чём паляниця?

– Палья-Ни-Тсьаа. – повторил Генка.

– Ловко. – одобрительно кивнул Шарон. – А вот так. Имя. Фамилия. Пидроздил.

– Ноу. – отозвался Генка. Подтянул свою киношную насмотренную память. – Ай м нот Пидра Здил. Ай эм Абедайя Харря, мэн. Юй Эс Эй.

– Ловко. – одобрил Шарон, а Чума продолжил сомневаться.

– А вот, допустим…

– Не допустим. – отрезал Шарон. – Теперь по таймингу. Желательно в 3 часа уложится. Ориентир – луч солнца золотого. Точка А – эта поляна, она же точка Б. Объект – это пушка на грузовике. Доки у меня есть. Левые, конечно, но если быстро не очухаются, прокатит. Легенда такая. Едем на позицию. Координаты передали. Вроде бы Пригожин на передке появился. Времени в обрез. В общих чертах, как-то так.

Шарон сложил карту и бросил ее в рюкзак. Помолчали. Ещё помолчали. Ещё и ещё помолчали. В итоге Генка всех перемолчал.

– Ну? – спросил Шарон Генку. – Вроде как ехать надо. Ты как думаешь?

– Я думаю. – согласился Генка.

– Это вредно. – отозвался Чума.

– Я думаю. – продолжил Генка.

Помолчали. Еще помолчали. Ещё и ещё помолчать не получилось.

– Ерунда какая-то. – сказал Ешкин и Тойота мягко, почти бесшумно тронулась с места. Когда свет дальних фар дотянулся до сложенных полукругом мешков с песком и самодельного шлагбаума, Шарон воткнул в магнитолу желто-голубую флешку и выкрутил громкость на полную.

– Черноротики! Самое-то. – прокричал Шарон. – Психология. За нашу победу.

– І…ш іх Вова б…ть! А мы допоможем. – Не песня, а баллончик с перцовкой. У Генки натурально слезились глаза и першило в горле. Перед блокпостом Ешкин даже скорость прибавил, чтобы быстрее остановиться и с облегчением опустить стекло. Душеубийственная музыка вывалилась наружу и шмякнулась на бетонку. Шарон прибрал громкость.

– Хай. – весело поздоровался Ешкин.

– Старший солдат Руденко. – лицо в окне было житомирское. Не по месту рождения, а по сути. Худое лицо сорокалетнего мужика с карими глазами, острым носом и темными ямами вместо щек. Неглупое лицо, но и глупое тоже. Здрадопераможное. Житомирское.