Rattus Sapiens, или Крыса Разумная

Появившаяся, будто из-под земли, Белянка налетела на похитителя, вцепилась в него когтями и изо всех сил принялась рвать клочья его бурой в подпалинах шерсти. По ее виду было понятно, что она собралась на прием вслед за Тихоней. Девушка оделась в элегантную зеленую юбку и желтую блузку с коричневым пояском, а на голове ее красовалась кремовая шляпка с искусственной красной розой.

Шляпка тут же слетела с ее головы, но девушка не отпускала охранника и дико визжала, дергая его с сумасшедшим отчаянием. Твердолоб ощерился и грубо толкнул ее, но она не отцепилась и принялась изо всех сил кусаться – так, что тот взвыл от боли.

Тихоскок почувствовал, что его бросили на мостовую, и тут же ударился о брусчатку боком, который не перестал еще болеть после падения с арки. На него наступили сапогом и отдавили колено.

И тут же со стороны цитадели раздались тревожные голоса. Это бургомистр во главе целого отряда гражданской гвардии пробирался мимо обрушенных валунов, размахивая церемониальной булавой, служившей для торжественных мероприятий. Он подбежал к Белянке, так и не отцепившейся от своего противника, и со всех сил двинул Твердолоба тяжелой золотой головкой оружия, украшенного драгоценными камнями. Охранник рухнул на землю, как подкошенный. А к Тихоскоку подскочил Барабаш, поднял его с земли и спросил:

– Ты как, цел?

Тихоня убедился, что Белянка в порядке, и только после этого отозвался:

– Поберегись Твердолоба. Его нужно поймать, а то он не ведает, что творит.

Однако бывшего начальника охраны было не так-то просто схватить. Он быстро вскочил с мостовой, ловко увернулся от рук горожан и студентов, только вчера набранных в гвардию, и дал деру по деревянным настилам посада, торопясь выскочить за пределы городской крепости.

– Держите его, уйдет! – вопил Серобок, размахивая своей драгоценной булавой.

Но Твердолоб сделал несколько ловких поворотов и скрылся в воротах многоярусной башни, за которой расстилались бесконечные фермерские поля. Белянка уже успокоилась и сказала:

– Пусть побегает на природе. Это пойдет ему на пользу.

– Тем более, скоро распутица и морозы. Проберет его холодком – сам приползет с повинной, – согласился с ней Барабаш.

Оставшихся охранников уже вязали и строили в ряд, чтобы отконвоировать на гауптвахту.

– Что с ними будет? – спросил Тихоскок.

– Суд присяжных, – утирая со лба липкий пот, ответил ему бургомистр. – Много им не дадут, они пешки в руках олигархов.

– Ну а как быть со мной? Ведь я тоже… – начал несмело Тихоня, но не решился продолжить.

Серобок с пониманием потрепал его по плечу и сказал:

– Мы уже разбирали тот случай на острове. Судьи согласились считать твой поступок самообороной, ведь тебя и твоих друзей собирались утопить без закона и справедливости. Да я бы, скажу откровенно, все равно бы тебя помиловал. Ведь ты столько сделал для города. Но все же ради всех святых: сдай эту шпагу в Оружейную палату. Она уже натворила дел, пора и остановиться.

Тихоня поморщился и кивнул головой.

– Одного не пойму, – сказал он. – Зачем вы послали ко мне Долгопята. Он что, теперь в штате мэрии?

– Что ты! – расхохотался бургомистр. – Этого холуйчика к ратуше и на пушечный выстрел никто не подпустит. Кстати, где он?

– Его уже след простыл.

– Ну и пес с ним. Кому нужна эта мелкая сошка? А я, если б хотел тебя пригласить, то послал бы к тебе кого-нибудь из магистров. Ты ведь у нас теперь важная персона. Кстати, в полдень твое награждение. Разумеется, ждем тебя вместе с невестой. Скажу по секрету: совет приготовил подарок. За заслуги перед городом мы дарим тебе отдельный дом, прямо за ратушей, у стены цитадели. Будешь жить по соседству. Если что, то мы рядом.

Тихоскок с благодарностью взял бургомистра под локоть и пошел сообщить радостную новость Белянке, которая приводила в порядок растрепанные волосы.

Церемония награждения выдалась пышной: все шестнадцать магистров городского совета поднялись со своих мест, когда бургомистр под музыку духового оркестра навесил на грудь Тихоскоку малиновую ленту с огромной золотой звездой. Белянка, элегантная, как настоящая светская дама, блистала во всей красе и принимала с разных сторон комплименты, так что Тихоня даже немного занервничал.

На пышном банкете столько раз поднимали бокалы с вином, что его развезло, и он начал слегка хулиганить. Когда они остались вдвоем, Белянка строго его отчитала, но стило ей увидеть новенький каменный домик, спрятавшийся в уютном саду сразу за ратушей, как она тут же оттаяла и начала планировать, в какой комнате что поместить.

Вечером на рыночной площади снова возвели деревянную сцену и устроили грандиозный концерт. Сначала играл все тот же духовой оркестр, а после на всеобщее обозрение вырвался Баламут и так вдарил по струнам гитары, что все сорвались с места и пустились в пляс.

Торговцы, ремесленники, земледельцы и студенты веселились, забыв о недавних бедах. Площадь наполнилась до краев и дружным гулом восторга встретила первые струи фонтана, вновь запущенного после ремонта. Радужные брызги поднялись так высоко, что намочили табличку с надписью «Rattus Sapiens», над которой ученая крыса сжимала одной лапой книгу, а второй тыкала в небо.

К Баламуту присоединились еще несколько музыкантов. Они ударили в барабаны, задули в длинные дудки и заскрежетали на скрипках. Фермеры из окрестных сел начали чинно приглашать на танец горожанок, беря их под заплывшие жирком бока и кружа по мостовой.

Барабаш с Яской давно танцевали, а Тихоня все никак не решался пригласить свою подругу. Наконец, музыка стала лиричной и медленной, и объявили белый танец.

– Ну все, – решительно заявила Белянка. – Белый танец вдвойне мой: и как девушки, и как альбиноски. Пошли немедленно танцевать, а то я останусь единственной нетанцованной на этом празднике.

Тихоня вздохнул, и, жутко стесняясь, взял ее за бока. Они долго кружились среди соседних пар, которые прыгали и тискались, нисколько не заботясь о том, что подумают окружающие.

Тихоня прижимал Белянку к себе, ощущая ладонями ее тонкую гладкую шерстку. Его подруга забыла обо всем и отдавалась танцу со всей страстью, на какую была способна. Ее хвост лихо подпрыгивал и взметался ввысь, тонкие усики колыхались, а карие глазки смеялись, пряча в глубине хитрую искорку.

Тихоня запыхался и остановился. Музыка вокруг стала громче, голоса соседних пар сделались неслышны.

– Ты знаешь, – сказал он, – я привык видеть тебя каждый день. Каждый день я жду встречи с тобой и заранее знаю, что увижу самую красивую девушку на свете. И каждый раз, когда вижу тебя, ты оказываешься красивее, чем я ждал. Я смотрю на тебя, как впервые, и думаю: вот это красавица! Неужели она моя?

Белянка радостно расхохоталась, прижалась к нему, приподнялась на цыпочки и поцеловала.

В этот миг народ у них за спиной грохнул со смеху. Тихоня смутился и обернулся, но все смотрели не на них, а в сторону храма, двери которого распахнулись. Из темного зала вышла процессия служителей Ордена Тихого Прикосновения Восьми Мудрых Крыс, одетых в бардовые сутаны. Во главе процессии неспешно шагал Муровер. Но выглядел он необычно: вместо лиловой сутаны он был одет в грубое рубище, ступни его были босы, а голова непокрыта.

Епископ приблизился к сцене и отдал свой посох с серебряной пастью бургомистру.

– Что с вами, ваше святейшество? – хохоча, выкрикнул Шишкобор, стоявший в обнимку со своей почтенной супругой.

– Я больше не святейшество, – мрачно откликнулся Муровер. – Епископский посох я передаю городским властям. Пусть они вручат его достойнейшему из служителей веры. А я отправляюсь на Дикий остров проповедовать Слово Мудрых туземцам. Возможно, души Огненной Глотки и Неистового Сусла еще не окончательно потеряны для Подземного царства.

Горожане проводили процессию из цитадели, и снова грянула музыка. Тихоскок игриво схватил Белянку на руки и затащил ее прямо в фонтан. Девушка хохотала и отбивалась. Плотные струи воды отгородили их от шумной толпы. Тихоня прижал ее к колонне со статуей Крысы Разумной, собрался с духом и произнес:

– Беляночка, выходи за меня замуж!

Белянка обняла его за шею и сказала:

– Наконец-то ты решился. А я уже думала, что ты так и не предложишь. Только знаешь, я должна тебе кое в чем признаться…

– Что еще такое? – насторожился Тихоня.

– Я не настоящая альбиноска! – выпалила его подруга. – Настоящие альбиноски с ног до головы белые, и у них красные глаза. А у меня глаза карие, и рыжее пятно на спине. У альбиносок таких не бывает.

– Но ведь ты белая, как лебяжий пух.

– Это у моей шерсти окрас такой, – смущенно сказала Белянка.

– Ну и что? – рассмеялся Тихоня. – Я люблю тебя такой, какая ты есть. Ты – самая красивая крыса на свете!

Мохночупа, старшая жена Гнилозуба, недовольно размахивала руками и орала на бургомистра.

– Как вы можете отнимать у нас этот дворец? – заходясь от гнева, выкрикивала она. – Его строил на свои кровные Гнилозуб, да упокоят его Мудрые Крысы в своих подземных чертогах! Он принадлежит нам, только нам!

– Ваш дворец отныне принадлежит городу, – устало повторял ей бургомистр Серобок. – Такое решение принял городской совет. А у вас, уважаемая госпожа, осталось загородное поместье. Свежий воздух пойдет вам на пользу.

– Что мне осталось – не твое дело! – окончательно выходя из себя, взвизгнула Мохночупа.

Ее бурая полинялая шерсть встала дыбом, а обвисшие усики заколыхались.

– Нечего считать богатства в чужих закромах, – продолжала она. – Все, чем владел покойный магистр, должно отойти его сыну!

И она вытолкнула вперед молодого крысопарня в модных джинсах до самых лодыжек, в такой же джинсовой безрукавке с блестящими застежками на карманах и в темно-синей панаме с вышитой надписью «I’m a fat rat!». Парень держал в лапах глиняный кувшинчик с лимонной настойкой, которую он с шумом высасывал через сухую соломинку. Кажется, он не вполне понимал, что вокруг происходит. Он ошалело вращал по сторонам черными глазами и беспокойно шевелил взъерошенными усами.

– Покойный магистр преступил закон, – терпеливо сказал Серобок. – Он в нарушение всех правил присвоил общественное имущество, и теперь оно возвращается в собственность государства. А в этих мраморных палатах расположится новый Дворец Правосудия. Старый ютился где попало, оттого и решения у него были кривыми.

Оставшиеся одиннадцать жен обступили бургомистра со всех сторон и гневно загоготали. Капитан гражданской гвардии оттеснил их и помог Серобоку выбраться из мраморного подземелья.

А Мохночупа вернулась в Большую залу дворца и собрала всех вокруг себя.

– Долгопят, собирай наши вещи, – решительно распорядилась она. – Мы едем в загородное поместье. Ни часа не хочу оставаться там, где нас оскорбляют. Подумать только: мальчик едва остался сироткой, а у него уже отбирают жилплощадь. Правильно наш покойный супруг засадил этого бургомистра в темницу – по мне, нужно было вообще его там сгноить. Но мы этого так не оставим. Мы будем бороться за наше общее достояние. Верно я говорю?

И все оставшиеся одиннадцать благородных вдов в один голос загомонили, выражая ей полную поддержку.

– Это все Тихоскок, этот отвратительный хулиган и злодей, это он все затеял! – сказала Мохночупа, поглаживая сына по загривку. – Он и его мерзкая подружка. Видать, и вправду народ говорит, что альбиноски до добра не доводят. Чему их там учат в этом университете? Ни за что не отдам в лапы профессоров моего Шпыня!

Парень с шумом втянул через соломинку лимонад и поправил джинсовую панаму, которая съехала набок от чрезмерно энергичных поглаживаний матери.

– Помяни мое слово, сынок, – продолжала она. – Когда-нибудь мы вернемся в этот дворец, и ты возвратишь себе все, чем владел твой отец. А врага рода крысиного, Тихоскока, мы накажем. Это он виноват в наших бедах!

Парень выплюнул соломинку, окрысился, и, грозя когтем невидимому врагу, произнес:

– Не беспокойся, мать, я этого так не оставлю. Я ему отомщу!

В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.