Это снова они. Веселая стройка – 2

© Денис Егоров, 2018

ISBN 978-5-4493-3482-4 (т. 2)

ISBN 978-5-4493-3483-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо пролога.
Где-то на другом объекте

– Пётр Фёдорович Лещук-Смирновский, – представился высокий мужчина с бородой и пронзительными глазами. На вид ему было чуть больше сорока пяти, руки пианиста, лоб Архимеда и борода Хэмингуэя. Присутствие такого человека в строительном вагончике можно было сравнить с «Джокондой», украшающей стену грязной пивной. Тем более что местные строители напоминали шайку разбойников на привале.

– Ты, Петя, что-то слишком сложен, – буркнул Толян, привычным движением сворачивая пробку. – Мы люди простые, и нам такое не выговорить. Давай короче как-нибудь.

– Можно просто Пётр.

– Не годится. Петя у нас уже имеется. Надо как-то иначе тебя назвать, чтобы не путаться. У тебя кличка есть?

– Я же вам не собака, – возмутился бородач. – Какие могут быть клички у взрослых интеллигентных людей среднего возраста?

– За кличку обиделся? Ладно… Прозвище тогда. Вот тебя в молодости звали как-то иначе, если не по имени?

– Звали. Помню, в институте я сам выбрал себе литературный псевдоним – Стэплтон. Когда писал для местной газеты… Минутку, вы мне так много не наливайте! Я не сторонник горячительных напитков, но выпью, чтобы сгладить углы, растопить лёд… так сказать – пчела в новом улье…

Над столом повисла тишина. Толян с бутылкой в руке некоторое время таращился на мудреца, Стёпа поперхнулся сигаретным дымом, Петька (самый молодой) прекратил гладить кота, а Михалыч несколько раз шумно вздохнул. Все были поражены.

– Какие там ещё ульи и лёд? – недоумевающе спросил Степан.

Толян плеснул немного водки в один из стаканов, протянул его бородачу и предложил:

– Давай выпьем, что ль, и потом обсудим это всё. А то по трезвой что-то не катит. Да и спирт быстро испаряется.

Выпили. Степан порывался снова что-то спросить, но Толян властным жестом лидера остановил его и начал сам:

– Я не сильно-то вникал, что ты там про пчёл да углы втирал, да и не люблю пчёл совсем. С детства. Покусали как-то. Так что эту тему мы пропустим. А вот этот самый – Слиптон – это что за слово такое?

– Не Слиптон, а Стэплтон! Был такой персонаж у Конан Дойля в цикле его повестей о похождениях великого сыщика. Хозяин собаки Баскервилей…

– Что ж это за собака такая? Я про такую породу и не слыхал. У меня вот жена завела таксу, – поразился Михалыч.

– Собака Баскервилей – это не порода. Это некий собирательный и легендарный образ, олицетворяющий весь вековой ужас, а также страх перед ночным и неизвестным, – пустился в объяснения бородач. – Можно сказать, что появление такой собаки разбудило заснувшее общество, заставило тронуться глубинные процессы в затерянном краю и напомнило людям об их бренности. Несмотря на несомненные отрицательные стороны и, сказал бы более – трагедию, ужас, боль. Меня привлекает этот Стэплтон живостью ума, решительностью в сочетании с…

– Хватит! – прервал его Толян. – У меня аж голова закружилась… Короче – будешь Стаптон, раз нравится. Такого у нас нет и точно больше не будет никогда.

– Стэплтон.

– Я так и говорю. Вековой ужас и всё такое, – подытожил Толян. – Давайте лучше снова выпьем.

Выпили. Степан тут же заявил, поглядывая на нового знакомого:

– Ты, мужик, явно переучился где-то. Учился-учился и перечитал свою норму. Ума палата без добра! То ульи у тебя, то собака, то ночное… Ты попроще с нами. Мы – строители! Нам не на трибуне стоять. Сказали копать – копаем… А может, и нет. Но не мудрим лишнего.

– Где-то я про ту собаку уже слышал, – вспоминал Петюня, – или кино смотрел.

– Есть такой фильм, – кивнул Стэплтон. – Несколько посредственная постановка, на мой взгляд, но выигрывает неплохой игрой актёров.

Комментировать это никто не стал. Налили и выпили ещё. Толян захотел общения.

– Вот ты скажи мне… Наверное, умный человек и книжки писал. Как люди пишут? Откуда они всё это берут? Страшно трудное дело, наверное?

Стэплтон скрестил пальцы и опёр на них бороду, напоминая Мефистофеля в полумраке.

– Писать книгу – труд, несомненно, долгий и нелёгкий. Один мой знакомый занимается этим уже восемь лет. У него не просто книга, а некий энциклопедический труд, что значительно сложнее простой беллетристики. Требует массу времени для сбора научной информации, но, по счастью, в наш век конструктивных…

– Короче. Книга о чём? – прервал его Толян.

– Да по сути своей – о многом. Называется «Звёзды и не только». Приятель мой, астроном по профессии, решил живым и доступным языком описать свою область знаний для обычного человека. Но в процессе создания книги слишком раздвинул рамки и пустился в разъяснение многих других явлений и предметов. Несколько погорячился, на мой взгляд… В общем, можно сказать – книга универсальна. Обо всём.

– Ишь ты. Обо всём, хе… А не свихнулся приятель твой? – спросил Михалыч.

– Вы, конечно, шутите? Возможно, так и есть, – пожал плечами Стэплтон, – но не мне его судить. Именно такие смелые идеи меняют историю человечества.

Выпили снова. Закурили. Инициативу подхватил Степан.

– Как ты вообще к нам сюда попал-то, Стаптон? Ты ж должон учителем где-то быть или хотя бы считать чего-нибудь.

– Считать я умею неважно, – улыбнулся бородач, – человек гуманитарного склада ума и не технарь. Ну а попал к вам временно, так уж вышло. Остался без жилища, потерял работу, и очень нужны средства.

– Какие средства?

– В смысле… э-э-э-э… деньги, – застеснялся Стэплтон.

– Дак и скажи «деньги»! Мудришь всё!

– Погоди, – оборвал Толян. – Дак ты что ж? Бомжуешь? Дома своего нет?

– Временно снял комнату неподалёку и кров над головой имею. Соберу немного денег, чтобы уехать в Хабаровск. Меня тамошний ректор звал на кафедру.

Вновь стало тихо. Никто, кроме говорившего, не знал загадочных слов «ректор» и «кафедра», но спрашивать почему-то не хотелось. Толян как более опытный кивнул головой:

– Точно. Вот с нами покопаешь месяца два-три, денег наберёшь, и вперёд. На кафедру. Даже и не парься, езжай. Тем более раз ректор зовёт…

– Точно, – радостно кивнул Стэплтон. – А там, глядишь, и новая жизнь.

– А как же ты квартиру-то потерял? – спросил хозяйственный Михалыч.

– Грустная история в духе Шекспира. Интрига и неверная любовь.

По такому случаю открыли вторую бутылку.

– Квартиру Шекспир, что ль, забрал у тебя? Еврейская фамилия какая-то…

– Нет. Сам оставил бывшей супруге.

– А говоришь – Шекспир. Он тут при чём?

– Шекспир – величайший английский драматург, но это не важно… Изменяла мне жена с моим начальником по работе. Застал их обоих в недвусмысленном положении. Пришлось уйти из дома и бросить работу, – нехотя пояснил бородач.

– О как! Круто ты выступил! А что за положение-то было? Лежали как? – оживился Степан.

– Я предпочёл бы не приводить столь личных подробностей. Тем более что к нам это всё не имеет отношения.

– Видать, нехило лежали, – заметил Толян. – Эххх… меня б туда… У меня и жена бы сама с окна летела, и начальник с работы скорым шагом… Добрый ты, Спертон, человек! Бросил всё и ушёл. Двое борются, а ты молча в уголке стоишь?

– Возможно, вы правы. Я не настолько брутален и импульсивен, как вы, однако должен заметить…

Беседа очень вовремя прервалась. Как только Толян захотел выяснить, кем же его обозвали, скрипнула дверь и в бытовку шагнул прораб Гена. Худой и щуплый тихоня, он откровенно побаивался своих рабочих и был плохим командиром. В отличие от другого прораба – Коновалова, который, по счастью, был на складе и получал рукавицы. Гена робко улыбнулся и заметил:

– Мужики… тут уже полвторого… а обед до часу у нас…

Толян по-кошачьи вскочил и, закрывая телом бутылку, плавно двинулся на Гену. По житейскому опыту он знал, что лучшая защита – это нападение.

– Что ты за человек такой, Гена? Эсесовец просто. Палач…

– Я? – изумился Гена.

– Ворвался сюда и кричишь с порога: «Все встать, на первый-второй, выйти из камеры!» Разве так можно с людьми? Волю тебе дай – всех постреляешь!

– Я?! – ещё более изумился Гена.

– Ты! А что? Время для тебя всё. Часы надел, и начальник уже. Человеческое потерял за погонами! Вот скажи, – обернулся Толян к новичку, – как свежий человек у нас, разве какое-то время важнее живого человека? Время – оно всегда, а я раз – и помер с работы. На мне и так которая уже рубашка сгнила от пота. А результат?

Перед глазами Стэплтона пронеслись рабы на римских галерах, чернокожие невольники плантаций Америки и измождённые узники ГУЛАГа. Он приподнялся и гневно заявил:

– Никто не оспаривает необходимости труда и авторитета вышестоящих. Но нельзя же бесчеловечно и авторитарно эксплуатировать трудящихся! Никогда время не было критерием человечности и прогресса! В эпоху императора Юстиниана…

Гена торопливо выскочил за дверь, и тема Юстиниана осталась нераскрытой. Толян хлопнул оратора по плечу:

– А ты нормальный мужик. Сработаемся. Вот так всегда крой… Наливай, Михалыч. Сидим-танцуем дальше.

Вторая бутылка опустела. Разговоры вертелись вокруг существования инопланетян, необходимости войны с НАТО и качества самогона у некой Таньки Шиповой (или, скорее, качества самой Таньки). Бородач внедрился в коллектив и больше не поправлял называющих его Смартоном, Силконом и даже Клинтоном. Его мудрёные выражения тоже пользовались всё большим спросом.

– …плотские отношения не всегда приводят к духовной близости. Иной раз они способны разделить прежде любящих людей, – уверенно пояснял он Михалычу.

– Я вот тоже по молодости плот делал, – пустился тот в воспоминания. – Ну, любимая была у меня тогда… доярка одна с деревни, лет на десять постарше. Но на плот её никогда не брал, воды боялась… Мы больше у берега прятались, в камышах. Не вышло у нас плотски…

– В камышах да в шалашах, был Михалыч падишах! – острил Петька.

– Я те щас как дам в глаз! Видишь – говорят серьёзные люди, а ты с частушками своими. Твоё дело кошачье – сиди и не пыли. Люди заснут – лови мышей!

– Чё? Толян, чего меня Михалыч так-то? Что я сказал?

Толян встал, чтобы навести порядок, но случилась беда. Тихо открылась дверь, и на пороге возник грозный Коновалов. Змеиным взглядом он оценил ситуацию и тихо сказал Толяну:

– Стоишь? Ну-ка и остальные встали!

Невольно все поднялись на ноги. Коновалов долго ковырял в ухе, осмотрел добычу и вытер палец о штаны Петьки, висевшие неподалёку.

– Я слышал, вы бастуете?

– Да ты что, Миша…

– Михаил Васильевич.

– Михаил Васильевич. Чего нам бастовать?

Коновалкин снова оглядел присутствующих. Было очень жутко.

– Тогда разрешаю идти и деньги зарабатывать. Сегодня работаем до… – прораб посмотрел на часы, – …до семи. Вопросы?

– Нет, – выдохнул Толян.

– Хорошо. Идите. Юстиниану остаться!

Все вышли, кроме Юстиниана…

Коновалов сел, и сцена стала напоминать известную картину «Пётр Первый допрашивает царевича Алексея».

– Я в курсе, кем был Юстиниан. И, возможно, даже знаю, что было дальше в той истории, – усмехнулся Коновалов. – И знаешь почему? А я когда-то был таким идиотом, как ты! Но разница между нами сейчас огромна. Ты на стройке неделю, а я – двадцать лет… Я внедрился, я заматерел, я наработал авторитет. И я не Гена! Мне эти пьяницы никто. Я – тот самый палач-эсэсовец, о котором говорил Толян. Почему я так говорю?

Молчание.

– Так я и думал. Не знаешь… Потому что здесь эсэсовец нужен. Хотя бы один. Иначе вы все будете сидеть, пить водку и качать свои права, а работы не будет. Нет законченной работы – нет подписи заказчика под актом. И нет денег. И нет зарплаты… А Толян её очень хочет, чтобы накупить водку и принести остатки домой. Не водки, конечно, – снова улыбнулся Коновалов, – она у него не остаётся. Зарплаты… Деньги не зарабатываются сидением в тёплой бытовке и беседами о жизни. Они зарабатываются там, снаружи…

– Мне переодеться и уходить?

– Нет. Хорошо, что спросил. Молодец. Не извинился, не психанул, не нахамил. Вежливо, спокойно спросил… Слушай, Юстиниан, мы сработаемся! Но, – Коновалов поднял палец, – ты должен понять одно… Здесь самый близкий человек тебе – это я! Не они, а я! Они тебя даже не понимают. Имеют как что-то забавное и мудрёное, используют там, где нужно умное слово, или если не хватает на бутылку. Поэтому с ними ты просто трудишься, а говоришь, в полном смысле, со мной. И дружишь со мной… Эти, – Коновалкин указал на дверь, – тебя продадут за понюх табаку. Ограбят за три копейки и убьют за два рубля. Образно выражаюсь, конечно… А я могу тебя сделать бригадиром, освободить от работы и, если правильно себя поставишь, эти, – опять жест на дверь, – машину тебе помоют в свободное время. Даром. При наличии машины, конечно…

Коновалов встал и двинулся к выходу. На пороге он обернулся и спросил:

– В шахматы играешь?

– Играл когда-то.

– Я был чемпионом в школе и институте. Сегодня около пяти заходи ко мне, и сыграем.

– Но вы же сказали… До семи работаем…

– Не ты. ОНИ. А ты со мной играешь в шахматы. И поговорим заодно… Всё понял? Давай, Юстиниан!

Коновалкин вышел. Юстиниан немного подумал, переоделся и ушёл с работы.

ДОСЬЕ,

или информация для тех, кто не читал первую книгу

Время и место действия – 1994 год, Эстонская Республика, город Нарва у границы России.

Действующие лица:

Дэн, он же Денис (22 года) – эстонский грек, высокого роста и массивный парень с испанской бородкой. Бригадир отдельной строительной группы, заочно учится в университете на инженера-строителя. Не женат, живёт с матерью.

Славик (34 года) – бывший моряк Северного флота, неутомимый весельчак и балагур. Крепкий мужчина с большими усами и золотым зубом. Вечно ходит в тельняшке и непрестанно шутит. Очень не любит скучать и органически не терпит тишину. Женат, двое детей.

Дима (22 года) – длинный и тощий молодой человек с большим носом. Жуткий авантюрист и неутомимый искатель приключений. Очень ловок и самоуверен, склонен к хитрости и падок на наживу. Не женат.

Андрей (18 лет) – сварщик, попавший на стройку по прихоти судьбы. Среднего роста, постоянно бреет голову, с ярко выраженными восточными чертами лица. Слабохарактерный недотёпа, вечно попадающий в нелепые ситуации. Не женат, но безответно влюблён.

Коля (52 года) – старый опытный рабочий со спокойным характером. Страшно не любит приключения, перемены и беспокойство. Женат.

Боря (40 лет) – маленький крепкий мужичок, бывший работник завода и новичок на стройке. Добросовестный простак, который очень всех уважает и постоянно пьёт свой чай из трав (ужасная гадость). Женат.

Тынис (44 года) – славный работящий эстонец, владелец большого хутора с хозяйством возле стройки. Очень спокойный и разумный человек, который хорошо говорит по-русски (но со страшным акцентом), дружит со всеми и имеет своеобразное чувство юмора. К сожалению, не женат.

Коротков (55 лет) – главный инженер строительной фирмы, прямой начальник Дэна. В прошлом парторг и фанатичный коммунист. Вечно в костюме и с папкой, лысый очкарик самого мрачного вида. Абсолютно лишён чувства юмора, как и многих других человеческих черт. Постоянно недоволен и обожает читать нотации на любые темы. Чудовищный зануда. Женат, что очень странно.

Борис Моисеевич (53 года) – директор строительной фирмы. Очень добрый толстый еврей. Постоянно повторяет фразу «Очень хорошо» и улыбается. В строительстве разбирается неважно. Женат.

Валентин (40 лет) – виртуозный экскаваторщик-пьяница, мастер своего дела (в обеих областях). Очень любит работать «под градусом» (что ему успешно удаётся) и постоянно воюет со своим начальником (который этого не понимает). Женат.

Виталик (16 лет) – невероятный сумасброд и болтун. Знает всех и всё, постоянно занимается «бизнесом». Когда-то упал с мотоцикла и ударился головой. Ходит всё время в тёмных очках, дёргает одним коленом и непрестанно несёт редкостную чепуху. Не женат.

Фу-у-у-у… устал. Всё запомнили? А теперь поехали!

Глава 1.
Ёжь и самое-самое

Этим летним утром Дэн со Славиком ехали на машине в Усть-Нарву.

Небольшой курортный городок был расположен недалеко от Нарвы, в устье реки Наровы на побережье Финского залива (от чего и получил своё наименование). Эстонцы называли его по-своему – Нарва-Йыэсуу, но такое диковинное слово мы не будем использовать в этой книге. Усть-Нарва славилась замечательным пляжем с мелким песочком и могучими сосновыми борами, которые тянулись широкой полосой вдоль залива. Целебный воздух и близость к морю привлекали сюда каждое лето толпы отдыхающих, в основном из Петербурга и его окрестностей. Долгой эстонской зимой это была пустынная и очень промозглая дыра, продуваемая всеми ветрами и густо занесённая снегом. Короче говоря, Усть-Нарва была типичным курортным местечком сезонного значения. И теперь был как раз пик активности туристов.

– Скажи-ка мне снова и внятно, – спросил Славик, – зачем мы туда едем? Купаться, что ли?

– Я плавать не умею! Ты не забыл? – напомнил Дэн. – Едем по работе. Звонил мне вчера домой Борис Моисеевич и велел в девять утра быть на перекрёстке у аптеки в Усть-Нарве.

– А я тебе зачем?

– Велел взять с собой одного человека и пару лопат.

Славик нахмурил брови и задумался. Бригада под руководством Дэна уже два месяца работала на поле за городом и создавала «нечто вроде парка». Основные работы были уже сделаны, и строительство потихоньку завершалось. Директор строительной фирмы, Борис Моисеевич, время от времени дёргал «команду Дэна» на мелкие объекты, из чего, как правило, ничего хорошего не выходило. Похоже, и в этот раз предстояло очередное «ответственнейшее задание» с новыми нелепыми приключениями.

Машина въехала в городскую черту и повернула налево. Усть-Нарву пересекала одна основная трасса, тянувшаяся вдоль побережья, от которой отделялись множество мелких улочек с частными домиками, заборами и садами. Аптека находилась где-то на центральной дороге, и друзья внимательно изучали окрестности, снизив скорость. Из-за гигантских сосен справа слышался шум прибоя.

– Он тебе адрес не сказал? Улицу и номер дома?

– Нет. Говорит – поедешь и найдёшь, – вздохнул Дэн. – И потом ты же знаешь, как тут всё запутано… Чёрт ногу сломит! Построено всё как попало и бестолково.

Все дома были примерно одинаковыми, номеров не было видно, а толпы отдыхающих слонялись по тротуарам, таская с собой рюкзаки, собачек и маленьких детей. Дэн решил остановиться и опросить местное население.

– Погоди, – остановил его Славик и указал вперёд. – Это не Валентина трактор, случаем?

Так оно и было. У тротуара стоял старенький экскаватор «Беларусь», и Валентин сидел в кабине, свесив ноги наружу. Он как раз утолял жажду из стеклянной бутылки без этикетки. В содержимом бутылки трудно было усомниться, зная порочные наклонности опытного механизатора.

– Дорогие друзья! – крикнул он, вытирая рот тыльной стороной руки. – Вы меня ищете? Вот он я!

Валентин вывалился из кабины и начал энергично махать руками, распугивая туристов. Дэн остановил машину, и они со Славиком поприветствовали старого приятеля.

– Аптеку не видал тут поблизости? – осведомился Дэн.

– Аптека вон она! – Валентин указал пальцем на окошко сбоку. – Чего задумали? Лекарства купить решили?

– Нужно Диме нашему средство от блох, – сообщил Славик и обошёл аптеку вокруг.

Заметить это заведение из проезжавшей машины было очень непросто. Трактор Валентина полностью закрывал небольшую витрину, а вывеска с надписью «Аптека» висела почему-то со стороны, выходящей на узкую улочку справа.

– Блохи у Димы, значит? – Валентин допил самогон и бросил пустую бутылку в кусты. – А у меня таких зверушек сроду не имелось. Блохи… они это… запаху солярки не переносят!

От Валентина больше пахло спиртом, чем соляркой, но Дэн не стал углублять вопрос. Он уже устал от шуток Славика и пропускал их мимо ушей.

Строители уселись в тенёк у аптеки и дружно закурили. Славик с интересом посматривал на загорелых красоток, гуляющих вокруг, а Валентин о чём-то молча размышлял. Он несколько раз хмыкнул и завертел головой.

– Где бы тут горючего приобресть?

– Ты что, с пустым баком сюда приехал?

– Да бак-то… бак… – Валентин потёр горло и потом живот. – Бак почти пустой…

Дэн понял скрытый смысл фразы и активно запротестовал. Скоро должен появиться директор, и что-то придётся копать. Может, хватит одной бутылки с утра?

– Она неполная была… так, остатки, – Валентин поднялся на ноги. – Нам тут, может, весь день торчать. Пойду-ка я, разведаю обстановку в окрестностях. Скоро буду!

Беспокойный механизатор исчез в переулке. Не прошло и пяти минут, как возле аптеки остановилась директорская «Волга». Борис Моисеевич тяжело выбрался наружу и громко сказал водителю:

– Езжай, голубчик! Я дальше сам тут разберусь.

Выглядел директор сегодня очень необычно. Каждый день он появлялся на работе в строгом костюме с галстуком, а нынче сменил свой наряд на легкомысленное забавное одеяние. Лёгкие бежевые брюки с сандалиями на босу ногу, цветастая рубашка с коротким рукавом, панама на голове и какой-то пакет в руках вместо привычного портфеля. Дэн со Славиком изумлённо озирали преобразившегося начальника.

– Вы уже здесь? Очень! Очень хорошо! – бодро заявил Борис Моисеевич и приблизился. – А где же наш тракторист?

– Ушёл за водой. Жарко сегодня, – Дэн не смог придумать ничего лучшего.

– Жарко. Согласен, – директор снял панаму и принялся обмахивать потное лицо. – Лето нынче очень, очень хорошее… А я ведь в отпуске с сегодняшнего дня! Решил, знаете ли, взять недельку сейчас, а остальное догуляю в сентябре…

Странная одежда получила своё объяснение. Славик тут же пожелал приятного отдыха и трёх футов под килем. Судя по мощному животу и натянувшейся рубашке, директору бы они пригодились.

– Задача у вас простая и несложная, – начал объяснять Борис Моисеевич. – Где-то здесь, под дорогой, проходит небольшая теплотрасса. Построена она была давно и к настоящему моменту слегка прохудилась. Ржавеет, знаете ли, в местном грунте… Очень хорошо! Раскапывать дорогу и портить асфальт – это слишком дорого получается. Поэтому наш главный инженер, уважаемый Коротков, вместе с местным архитектором нашли новое изящное решение.

Директор подвёл строителей к узкому газону, тянувшемуся между тротуаром и заборами. Время от времени газон пересекали асфальтовые дорожки, тянувшиеся от основной дороги к каждому дому.

– Будем аккуратно копать здесь, – сообщил он. – Таким образом мы не перекрываем движение транспорта и не создаём дорогостоящих восстановительных работ. Очень хорошо! Местами попортим, конечно, дорожки частников, но их починка не такое уж сложное дело.

– И как далеко копать? – спросил Дэн.

Новая задача его совсем не обрадовала. Кругом шляются отдыхающие, в домах живут люди, а места под вырытый грунт практически нет.

– Это я могу сказать абсолютно точно, – улыбался директор. – Девятьсот двадцать три метра! Причём ваша задача – только выкопать и подготовить траншею! Дальнейшие работы по установке новых труб будет делать другая фирма. Очень хорошо! Но…

Вот этого «но» Дэн и боялся. Всегда есть какое-то препятствие.

– …имеется небольшая проблема. На этом участке земли проходят четыре кабеля! Так сказать, тянутся вдоль всей траншеи… Три из четырёх не имеют никакого значения и больше не эксплуатируются. Можете их смело рвать и удалять! Однако один кабель осуществляет телефонную связь всей Усть-Нарвы с остальным миром и его ни в коем случае не нужно повредить.

Такую ответственность Дэн брать на себя не хотел. Он тут же заявил, что абсолютно не разбирается в кабелях, проводах и прочем электрическом хозяйстве. Борис Моисеевич всплеснул руками:

– И не нужно разбираться! Наши специалисты этот кабель найдут и тебе покажут! А уж дальше, дорогой Денис, ты просто внимательно следи за трактором… Кстати – вот и один из них!

Высокий недотёпа в кепке вышел из рейсового автобуса и почесал голову.

– Что? – Славик изменился в лице. – Это же Ёжь!

Здесь придётся сделать небольшое отступление и познакомить читателя с новым персонажем. Штатный электрик строительной фирмы – Лёша, он же Ёжь.

Лёша был высоким мужчиной лет сорока, с небольшим брюшком и простоватым лицом. Почти всю свою жизнь он отработал на большом заводе, где, судя по его словам, в основном занимался заменой лампочек и починкой розеток. К ремонту станков и прочего сложного оборудования его даже близко не подпускали – для этого имелись свои специалисты. Почти двадцать лет Лёша просидел в небольшой бытовке, пил чаи, протирал новые лампочки, играл с рабочими в домино да почитывал газетки. После распада СССР требования ужесточились, и никто больше не собирался держать на рабочем месте лишнего дармоеда. Несчастный Лёша покинул завод и нашёл убежище на стройке, где совмещал привычные замены лампочек с починкой сварочных аппаратов и протягиванием проводов к строительным вагончикам.

Своё странное прозвище «Ёжь» он получил по очень простой и банальной причине. У всех людей есть свои странности и любимые словечки. Каждый день, встречая кого-то из знакомых или коллег по работе, электрик Лёша делал изумлённое лицо и говорил протяжным голосом:

– А я уж думал… думал я… что ты и не придЁЖЬ!

Новому человеку это могло показаться забавной шуткой, но слышать эту фразу каждый день одним и тем же людям было несколько утомительно. Лёшу избегали, старались натыкаться на него только по крайней нужде и при встрече мрачно косились. Бравый электрик не унывал, неутомимо и привычно удивлялся каждый день, разводя руками и глупо улыбаясь.

Вскоре он получил на вооружение другую фразу, и произошло это при вполне обыденных житейских обстоятельствах.

Как-то раз начальник сметного отдела вручил Лёше сломанный чайник и попросил его починить. «Ламповый электрик» принялся за дело с воодушевлением и размахом, которые не каждый день увидишь на строительстве электростанции. Он тщательно разобрал неисправный прибор на мельчайшие частицы и принялся собирать по новой, потратив на это три полных рабочих дня. При этом наш герой забросил все остальные дела, и на стройке начался бардак. На четвёртый день в бытовку ворвался главный электрик стройки Стариков, личность крайне мрачная и одиозная.

– А я уж думал… думал я… что ты и не придёжь! – встретил его Лёша.

– Чёрт тебя дери, Лёша! Ты чем тут занят? – злобно сказал Стариков, изучая останки чайника.

– Да вот. Поручили сделать…

– Лёша, ты идиот! – поднял глаза к потолку Стариков. – Не знаешь, что в таких случаях говорить? Кто бы ни принёс тебе всякий хлам на починку – РЕМОНТУ НЕ ПОДЛЕЖИТ! И всё! Ты меня хорошо понял? Иди устанавливать прожектор на втором участке!

Лёша запомнил урок накрепко и использовал грозную фразу значительно чаще, чем требовалось. Стоило возникнуть любой проблеме (и не обязательно в сфере электрики), Лёша закатывал глаза, вздымал руки и возвещал трагическим голосом:

– Ремонту не подлежит!

Всё это страшно раздражало окружающих, в том числе и самого Старикова. Получив такое заключение Лёши по поводу порванного провода или сгоревшего патрона лампы, рабочие начинали теребить главного электрика, и он не имел ни минуты покоя. Появляясь на объекте, Стариков для начала ругал Лёшу и потом сам устранял неисправность, злобно слушая набившие оскомину слова:

– А я уж думал… думал я… что ты и не придёжь!

И вот теперь Ёжь вылез из автобуса. Держа в руках отвёртку с пассатижами, он приблизился к аптеке.

– А я уж думал… думал я… что ты и не придёжь! – удивился он Дэну.

Дэн с отчаянием посмотрел на Бориса Моисеевича. Тот мало общался с Лёшей и с воодушевлением объявил:

– Вот и наш электрик! Очень хорошо! Теперь я спокоен за целость кабеля!

Лёша уверенно пощёлкал пассатижами и принялся колотить кепкой по водосточной трубе, выбивая из неё пыль. Из аптеки выглянула женщина в очках и сделала ему замечание. Лёша привычно ответил ей своей коронной фразой.

– Вы говорили «специалисты»? – с беспокойством спросил Дэн директора. – Кто-то ещё приедет?

– Конечно! Приедет наш опытный геодезист – товарищ Персиков! Он проведёт разбивку по чертежам и поможет электрику найти важный кабель. Очень хорошо!

Услышав фамилию Персикова, Дэн отшатнулся, а Славик выругался вполголоса. Рассказывать о жизни доблестного геодезиста было бы намного более долгим занятием, чем сказ о похождениях Лёши. Хотя бы потому, что он был значительно старше и успел совершить на порядок больше эпических деяний. Поэтому не будем отвлекаться и покажем этого «специалиста» в рабочей обстановке, когда придёт своё время.

– Паноптикум какой-то, – шепнул Славик Дэну. – Собрались вместе Валентин, Ёжь и Персиков. Поодиночке они ещё туда-сюда, но все вместе… Начальник, беда будет!

Валентин был лёгок на помине. Он вышел из-за угла с початой бутылкой в руках и заметно покрасневшим лицом.

– А я уж думал… думал я… что ты и не придёжь!

– Думал я… что ты никогда не придёжь! – сердито ответил Валентин. Они с Лёшей уже встречались на одном объекте, где вместе порвали силовой кабель и оба чуть не погибли.

– Это вода у вас? – осведомился директор, обмахиваясь панамой. – Могу я попросить глоток? Очень жарко, и поблизости не вижу киоска…

Дэн со Славиком переглянулись, а Валентин опешил.

– Вода… она… нечистая! Я тут с колодца одного… старого…

– Не страшно, – Борис Моисеевич протянул руку. – Я в молодости с геологами колесил по всему Союзу. Бывало, такой дряни выпьешь! Немного промочу губы и освежусь.

Валентин сделал ловкое движение, и бутылка выскользнула из пальцев, разбившись на асфальте. Ощутимо запахло самогоном.

– Ремонту не подлежит! – пожал плечами Ёжь.

Директор не заметил запаха и сконфузился. Он посчитал себя виновником происшествия, и ему стало неловко.

– Очень жаль! Ну что ж… не буду вам… Пойду на море искупаюсь! Очень хорошо!

Борис Моисеевич напялил панаму и удалился навстречу шуму прибоя. Валентин изрёк несколько непечатных оборотов и тоже ушёл. Ёжь изучал витрину аптеки и вертел отвёртку в руках.

Неподалёку остановился обшарпаный РАФик, и из него бодро выпрыгнул маленький энергичный старичок в резиновых сапогах и с пухлыми щеками. Это и был знаменитый геодезист Персиков, известный перестраховщик и торопыга. Следом появились его помощницы с инструментами – молодая толстая девица и средних лет женщина с сигаретой в зубах.

– А я уж думал… думал я… что ты и не придёжь!

– Почему же я? Почему же так? Здесь я… самое… должен вам всем… самое, – возмутился Персиков. – Сейчас я всё вам тут… самое-самое…

Геодезист развил бурную активность. Подгоняемые его «самым-самым», помощницы принялись бегать по газону, в то время как сам Персиков устанавливал теодолит, объясняя Дэну со Славиком:

– Никакого покою! Самое… самое… вечно мне всё достаётся! Только был на другом участке, и вот… самое… Эй, Наталья! Колышки найдите мне какие!.. Я – один на всех! Самое… самое главное, что всем срочно и горит, – он бегал вокруг треноги с теодолитом, как метеор. – Надежда! Вы чертёж-то… самое… взяли? Давай сюда! Сейчас я… самое-самое…