Новая карта мира. Энергетические ресурсы, меняющийся климат и столкновение наций

Pioneer была лишь одной из множества компаний, которые постарались воспользоваться новыми возможностями. В регионе опять начался бум. Теперь наблюдался дефицит не нефти, а рабочих рук и жилья. Возникла внезапная нехватка офисных площадей, и потому появились планы строительства в Мидленде 54-этажного офисного здания, которое стало бы самым высоким небоскребом между Хьюстоном и Лос-Анджелесом. Объем добычи нефти резко рос. К 2014 г. Пермский бассейн давал 2 млн баррелей (в 2007 г., когда объем добычи достиг минимума, он достигал 850 000 баррелей), что составляло почти 25 % общей добычи в США.

Подводя итог, отметим, что за очень короткое время новая технология полностью изменила Техас, позволив ему встать на путь беспрецедентного экономического роста. Между январем 2009 г. и декабрем 2014 г. объем добычи нефти в штате вырос более чем втрое. К этому времени только в Техасе нефти добывалось больше, чем в Мексике и любой из стран ОПЕК, за исключением Саудовской Аравии и Ирака.

Эта необычная революция также меняет карту природных ресурсов. Один из участков Пермского бассейна – он известен под названием Спрэберри-Вулфкэмп – теперь считается вторым по запасам месторождением нефти в мире, уступая только сверхгигантскому месторождению Эль-Гавар в Саудовской Аравии. Месторождение Игл Форд оказалось на пятом месте, позади месторождения Большой Бурган в Кувейте и еще одного месторождения в Саудовской Аравии, но впереди гигантского Самотлорского месторождения в России, являющегося фундаментом ее могущества в нефтяной отрасли.

Соединенные Штаты вернулись – они вновь стали основным игроком в мире нефти.

Глава 3
«Если бы вы рассказали мне 10 лет назад» – производственный ренессанс

Сент-Джеймс – это сельскохозяйственный округ в штате Луизиана, на берегах реки Миссисипи. На его плодородных почвах расположены плантации сахарного тростника – фундамента местной экономики. Округ знаменит тем, что в сочельник на насыпях вдоль речного берега разводят костры, чтобы, согласно легенде, приветствовать Папу Ноэля (он же Санта-Клаус) и помочь ему не потеряться в пути, пока он движется вниз по Миссисипи с мешком рождественских подарков.

Вечером в пятницу осенью 2015 г. в местной школе состоялась другая церемония; на ней представители округа тепло приветствовали нового гостя, который прибыл с мешком подарков несколько иного рода – это были огромные инвестиции, подобных которым в округе никогда не видели. Гостя звали Ван Дзинсю, и он занимал должность председателя совета директоров компании Shandong Yuhuang Chemical Company, штаб-квартира которой находилась на другом краю света, в китайской провинции Шаньдун.

Ван прибыл, чтобы объявить о первом этапе инвестиций в размере 1,9 млрд долл. в строительство химического завода, который компания Yuhuang начала возводить в округе Сент-Джеймс. Компания выкупила не только 1300 акров сахарных плантаций, но и школу, в которой проходила церемония. Китайские деньги позволили округу построить новую, более современную школу. Со временем проект сулил создание в округе множества новых рабочих мест.

Что же привлекло Yuhuang в округ Сент-Джеймс? Ее привлек туда недорогой природный газ. Компании было более выгодно использовать преимущества газопровода, по которому поступал сланцевый газ, производить химические продукты в Луизиане и транспортировать их морским путем в Китай, чем строить такой же завод в Китае. Руководство Yuhuang приводило множество причин в пользу проекта – от спроса на свою продукцию до его благотворного влияния на американо-китайские отношения. Но основа всего этого была более приземленной – двадцатилетний контракт на недорогой природный газ^[21].

Через четыре года, в 2019 г., когда готовность проекта достигла 60 %, была запланирована вторая фаза инвестиций. Однако в разгар американо-китайской торговой войны Yuhuang предусмотрительно сделала американскую компанию своим партнером по совместному предприятию. Таким образом, событие, имевшее место осенним вечером 2015 г. в школе в округе Сент-Джеймс, было частью гораздо более широкой истории – возрождения производства в Соединенных Штатах и усиления их конкурентоспособности в мировой экономике.

По мере развития неконвенциональной революции позиции Америки в области энергетики разительно отличались от того, что ожидалось всего несколько лет назад. Объем добычи природного газа в Соединенных Штатах существенно увеличился. То же можно сказать и о нефти. Импорт нефти быстро сокращался, так же как и количество денег, которые США тратили на него; все вместе вело к уменьшению внешнеторгового дефицита. Но воздействие сланцевой революции на американскую экономику было еще глубже.

В 2014 г. Бен Бернанке, только что ушедший в отставку с должности председателя Федеральной резервной системы, назвал неконвенциональную революцию «одним из самых благотворных событий, если не самым благотворным» в американской экономике со времен финансового кризиса 2008 г. Ее влияние было усилено самой природой экономических потоков. Всплеск экономической активности, вызванный бумом в добыче сланцевого газа и нефти и последующим резким сокращением импорта, породил импульс, который благодаря цепочкам поставок и финансовым связям отразился на всей экономике Соединенных Штатов. Эта ситуация коренным образом отличалась от той, когда деньги утекают из страны, чтобы поддержать развитие проекта где-то еще, или оседают в суверенных инвестиционных фондах государств-экспортеров. Таким образом, перемещение денег внутри страны в значительной степени усиливает возникший импульс.

Между окончанием мирового экономического кризиса в июне 2009 г. и 2019 г. объем чистых фиксированных вложений в основной капитал нефтегазодобывающего сектора составил две трети от общей суммы чистых капиталовложений в производство в Соединенных Штатах. Если оценивать влияние сланцевой революции на экономику США в другом измерении, то мы видим, что с момента окончания рецессии на нефть и газ приходится треть кумулятивного роста в промышленном производстве Соединенных Штатов.

В практическом смысле сказанное означает, что деньги поступают на зарплатные счета внутри страны. К 2019 г. благодаря неконвенциональной революции уже было создано более 2,8 млн рабочих мест^[22]. Это касается рабочих мест на газовых и нефтяных месторождениях, на заводах Среднего Запада, где производят оборудование, грузовики и трубы, в калифорнийских фирмах, где создают программное обеспечение и системы управления данными, рабочих мест, созданных благодаря увеличению доходов и расходов, например, агентов по торговле недвижимостью и автодилеров. Особенно удивительно было то, что благодаря экономическим связям влияние сланцевой революции ощутили буквально все штаты. Это относится даже к штату Нью-Йорк. Принимая во внимание позицию защитников окружающей среды и их политических союзников, власти штата запретили применение технологии гидроразрыва пласта и прокладку нового газопровода, который позволил бы доставлять дешевый газ с месторождения Марселлус в Пенсильвании в испытывающие дефицит газа штаты Новой Англии. Отсутствие газопровода стало причиной запрета в 2019 г. подведения газа к новому жилью и предприятиям малого бизнеса в округе Уэстчестер, расположенном совсем рядом с городом Нью-Йорк. Но даже в штате Нью-Йорк зарегистрировано почти 40 000 рабочих мест, связанных с добычей сланцевой нефти и газа в других штатах^[23].

Нарастающая экономическая активность позволила получить большие доходы федерального бюджета и бюджета штатов – в 2012 г. они оценивались в 74 млрд долл., кроме того, ожидалось, что в период с 2012 по 2025 г. они составят 1,6 трлн долл.

В процессе своего развития сланцевая революция не только генерировала доходы, но и порождала разногласия в области охраны окружающей среды и способствовала появлению активной оппозиции. Экологические проблемы, сопутствующие добыче сланцевой нефти и газа, следует своевременно решать. Впрочем, это относится к любой масштабной производственной деятельности. В первые годы сланцевой революции опасения касались главным образом загрязнения воды, вызванного как самим процессом гидроразрыва пластов, так и утилизацией отработанных вод, поступающих из скважин. Десятилетие спустя Дэниел Раими в своей книге The Fracking Debate («Дебаты вокруг фрекинга») показал, что загрязнение вод не стало комплексной проблемой, чего многие опасались. Главное – разрыв пласта происходит в нескольких сотнях метров под водоносным горизонтом. Существовала также точка зрения, что сама разработка сланцев осуществляется по законам Дикого Запада. Однако эта деятельность, как и весь остальной бизнес в области газо- и нефтедобычи, строго регулируется, в данном случае на уровне штата. Некоторым штатам потребовалось время для того, чтобы расширить свой нормативно-правовой аппарат, так как разработка сланцев на их территории стала играть важную роль. Серьезные опасения вызывали также возможные землетрясения, особенно после серии подземных толчков, ощущавшихся в штате Оклахома. Последующие исследования показали, что эти толчки были вызваны не бурением скважин, а удалением отработанных вод в ненадлежащих точках, что стало причиной соскальзывания горных пород и землетрясений. После введения новых норм и правил, касающихся того, где и под каким давлением могут удаляться отработанные воды, количество землетрясений резко сократилось. Важные уроки были извлечены в области минимизации негативного влияния сланцевой революции на сельские районы, включая снижение шума и уменьшение количества грузовиков на местных автодорогах при одновременном удовлетворении потребностей в создании там новых рабочих мест и источников доходов.

Сегодня самым важным вопросом считается непредусмотренное поступление в атмосферу метана – в основном в результате утечек из оборудования и трубопроводов, что касается не только сланцев. Фонд защиты окружающей среды был в авангарде привлекающих внимание к метану как к основному парниковому газу. Сокращение его выбросов является приоритетом как для регулирующих органов, так и для отрасли и находится в фокусе внимания фонда «Инициатива по мониторингу нефти и газа», учредителями которого являются тринадцать компаний. Более того, Международное энергетическое агентство отмечает, что «метан является ценным продуктом и во многих случаях может продаваться, если его улавливать»^[24].

Сланцевая революция коренным образом изменила позиции Соединенных Штатов в международной торговле. Если брать за основу для сравнения 2007 г., то в 2019 г. торговый дефицит США оказался на 309 млрд долл. ниже, чем он был бы, если бы не было сланцевой революции. Без сланцев США продолжали бы оставаться крупнейшим импортером газа в мире. Кроме того, они стали бы крупным импортером сжиженного газа, конкурируя за его поставки с Китаем, Японией и другими странами, добавляя сотни миллиардов долларов к сумме торгового дефицита^[25].

Сланцевая революция существенно улучшила конкурентоспособность Соединенных Штатов в мировой экономике. На течение многих лет промышленные инвестиции утекали из США в страны, где издержки были ниже благодаря более низкой стоимости рабочей силы или более дешевой энергии. Но ситуация изменилась на противоположную. На строительство новых и модернизацию существующих предприятий химической и родственных отраслей промышленности было потрачено более 200 млрд долл.^[26] Еще десятки миллиардов были вложены в производство стали, других промышленных предприятий, а также в нефтепереработку и инфраструктуру. Главная причина этих перемен – изобилие дешевого природного газа. Он используется и как топливо, и как сырье для производства химической продукции. Он также помогает снизить затраты на производство электроэнергии.

Многие годы компания Dow направляла инвестиции за границу, преимущественно на Ближний Восток, стремясь получить доступ к дешевому природному газу как к сырью для производства нефтепродуктов. Но наступление эпохи дешевого газа в США позволило компании вернуть деньги в страну. С 2012 г. Dow вложила миллиарды в расширение существующих и строительство новых заводов по производству нефтепродуктов в Соединенных Штатах. Объявляя о вложении 4 млрд долл. в расширение мощностей компании в Техасе, занимавший тогда пост генерального директора Dow Эндрю Ливерис сказал: «Все меняется. Мы очень быстро поменяли стратегию». Он добавил: «Если бы вы рассказали мне 10 лет назад, что я буду стоять на этой сцене и делать такие объявления, я бы вам не поверил».

И так действовали не только американские компании. Европейские производители, стремясь избавиться от груза высоких затрат на энергетические ресурсы в Европе, начали инвестировать в Соединенные Штаты. Объявляя о вложении 700 млн долл. в завод в городе Корпус Кристи (штат Техас), генеральный директор австрийской компании по производству стали пояснил: «Цена на газ в США равна четверти цены, которую мы были вынуждены платить в Европе. Это большое экономическое преимущество». Среди компаний-мигрантов были компании по производству удобрений из Австралии и производители пластмасс с Тайваня. После того как в течение десятилетий американские компании открывали заводы в Китае, китайские производители начали создавать новые производственные мощности в Соединенных Штатах, убедительным примером чему является Shandong Yuhuang, построившая завод на месте плантаций сахарного тростника в Луизиане.

Конечно, недорогая энергия – это не единственная причина роста инвестиций в экономику Соединенных Штатов. Однако для многих иностранных компаний решающими факторами стали имеющийся в изобилии дешевый природный газ и расчет на то, что он останется таким на многие годы. Все это делает сланцевый газ главным источником явления, которое назвали производственным ренессансом в Соединенных Штатах, и повышения их конкурентоспособности в мировой экономике^[27].

Глава 4
Новый экспортер газа

В 2009 г. для того, чтобы убедить Шарифа Суки полностью изменить бизнес, которым он занимался, потребовались два телефонных звонка. Первый из них был от сурового генерального директора независимой компании Chesapeake Energy, одной из ведущих в области добычи сланцевого газа, второй – от одной из крупнейших корпораций мира, Shell. Оба звонивших задали один и тот же вопрос – может ли Суки перестроить завод, который он строил для импорта СПГ (сжиженного природного газа) в США, в завод для экспорта накапливающихся излишков американского природного газа?

Суки был потрясен. Он придерживался сложившегося в начале 2000-х гг. консенсуса о дефиците газа, привлек миллиарды долларов и подписал непростые контракты, исходя из предпосылки, что Соединенные Штаты будут вынуждены импортировать огромное количество СПГ. Звонки заставляли предположить, что он сделал очень большую и очень неудачную ставку.

Суки – с его длинными волосами, двубортными костюмами, легким акцентом и детством, проведенным в Ливане, – был необычной фигурой в американском нефтяном истеблишменте. Он вырос в Бейруте, где его обладавший чрезвычайно хорошими связями отец работал ближневосточным корреспондентом журнала Newsweek. Суки начал свою карьеру служащим американского инвестиционного банка в арабских странах, в процессе работы доводя до совершенства свое искусство убеждения. Вернувшись в США, он стал консультантом по инвестициям, затем открыл рестораны в Аспене (штат Колорадо) и Лос-Анджелесе, после чего перебрался в Хьюстон, где основал компанию по разведке природного газа в Луизиане. Все это не вполне соответствовало традиционному образу предпринимателя, занимающегося наугад поисками нефти и газа. Свою компанию Суки назвал Cheniere Energy. Слово «ченьер» на каджунском^[28] диалекте означает возвышенность на болоте.

Как компания, занимающаяся разведкой газа, Cheniere Energy потерпела фиаско. Однако опыт убедил Суки, как и многих других, в том, что природный газ в Америке в скором времени будет в дефиците. Это навело его на отчаянную идею импортировать в США сжиженный газ из-за границы. Назвать эту идею отчаянной – значит не сказать ничего. Суки был ресторатором, у него не было денег, а ему были нужны миллиарды долларов, и он собирался иметь дело с крупнейшими корпорациями – производителями нефти и газа и основными государствами-поставщиками. У Суки было мало денег, но много самоуверенности. Он все еще был новичком, который пытался прорваться в мир большого бизнеса, хотя ему уже было больше 40 лет^[29].

В феврале 1959 г. издание Journal of Commerce в материале под заголовком «Грузовое судно с метаном на борту в открытом море» сообщило, что перестроенный грузовой пароход, построенный в годы Второй мировой войны и получивший название Methane Pioneer, отправился из Луизианы в Англию. На его борту был груз, который до сих пор по морю не перевозили, – сжиженный природный газ, или СПГ. Сжиженный газ получают посредством сложного процесса, включающего его охлаждение до экстремально низкой температуры (ниже –126,67 ℃), что позволяет перевести его из нормального газообразного состояния в жидкое. Поскольку газ в сжиженной форме занимает всего лишь 1/600 объема, который занимало бы такое же количество газа в нормальном состоянии, его можно закачивать в танки на судне-рефрижераторе, транспортировать по воде, после чего регазифицировать, то есть вернуть в газообразное состояние в пункте назначения и закачивать в газопровод в стране-получателе.

Сама технология была разработана во время Первой мировой войны. Однако лишь после Второй мировой войны начались эксперименты по сжижению газа с целью последующей его транспортировки. Решающим толчком стал повлекший человеческие жертвы смог, образовавшийся в результате загрязнения воздуха дымом, возникшим из-за бесконтрольного сжигания угля. Смертоносный смог окутал Лондон в 1952 г. Сжигание газа вместо угля для производства электроэнергии могло помочь уменьшить загрязнение воздуха, и СПГ мог использоваться в качестве топлива. Потребовалось время, чтобы разработать проекты и найти нужные материалы. К 1959 г. Methane Pioneer был готов к отплытию. Поставка СПГ, по словам главы новой компании, являлась «провозвестником новой эры, когда природный газ, который прежде тратился впустую или закрывался из-за отсутствия доступных рынков во многих частях мира, можно сжижать и перевозить на танкерах в страны, где он отсутствует». Это был хороший прогноз того, что произойдет в ближайшие несколько десятилетий^[30].

Однако ситуация развивалась не совсем так, как ожидалось. Основной рынок СПГ в Британии и Европе исчез из-за открытия огромного Гронингенского газового месторождения в Нидерландах, дополнительных газовых ресурсов в Северной Африке и на дне Северного моря у восточного побережья Великобритании.

Динамичный рынок СПГ неожиданно образовался на другом конце света благодаря экономическому чуду в Восточной Азии: в Японии, Южной Корее и на Тайване. Для снижения своей зависимости от ближневосточной нефти для производства электроэнергии и повышения энергетической безопасности, а также уменьшения загрязнения окружающей среды эти страны заключили сложные контракты на поставку СПГ из Брунея, Индонезии и Малайзии.

Новый бизнес, связанный с производством сжиженного газа, требовал огромных инвестиций, исчисляемых миллиардами долларов, – газ надо было найти, добыть и перекачать; построить заводы, на которых в стране-экспортере газ будут сжижать, а в стране-получателе – возвращать в газообразное состояние; построить специальные танкеры-газовозы, которые будут перевозить сжиженный газ на тысячи миль по морям и океанам. С учетом вкладываемых денег участникам рынка требовалась уверенность на перспективу. В итоге развивалась модель тесно взаимосвязанного бизнеса, в соответствии с которой различные партнеры делают совместные инвестиции на разных этапах цепочки поставок и получают предсказуемость благодаря 20-летним контрактам. Молекулы газа с конкретных месторождений в Индонезии, Брунее или Малайзии попадают на конкретные электростанции в Японии, Корее или на Тайване. Нет никаких покупок и продаж «на ходу», нет перенаправлений, нет посредников. Цены индексируются в соответствии с ценами на нефть. Если нефть дорожает, то цена на газ растет пропорционально. Если нефть дешевеет, то цена на газ также понижается.

Именно на этом фундаменте производство сжиженного природного газа стало бóльшим бизнесом. В течение ряда лет эта отрасль работала главным образом в Азии. Затем эмират Катар превратил ее в глобальный бизнес. Катар лежит на плоском, покрытом песками полуострове, расположенном в Персидском заливе к востоку от Саудовской Аравии. Большую часть XX в. он был бедной страной, население которой зарабатывало себе на пропитание рыболовством и нырянием за жемчугом. Ситуация стала меняться, когда в конце 60-х гг. в стране началась добыча нефти в небольших объемах. Быстрая разработка Северного месторождения, расположенного под дном Персидского залива рядом с побережьем Катара, изменила экономику страны и ее влияние на мировые процессы. Северное месторождение считается крупнейшим месторождением газа в мире. Совсем рядом, отделенное лишь демаркационной линией на карте, расположено принадлежащее Ирану гигантское газовое месторождение Южный Парс.

Катар и компании, с которыми он взаимодействовал, сразу начали вести дела с огромным размахом на всех стадиях работы с СПГ, включая размеры танкеров-газовозов. Была поставлена цель обеспечить конкурентоспособную транспортировку газа в любую точку мира. К 2007 г. Катар превзошел Индонезию, став крупнейшим в мире поставщиком природного газа. Все было готово к началу больших поставок СПГ в Соединенные Штаты, чтобы помочь ослабить опасения относительно дефицита газа, охватившие американский бизнес в начале 2000-х.

Так выглядела та область глобального бизнеса, в которую хотел встрять Суки. Если говорить конкретно, он собрался строить завод по регазификации газа – или даже несколько заводов. Они должны были принимать природный газ, предварительно сжиженный в Катаре, на Тринидаде или где-то еще, и возвращать его в газообразную форму, чтобы его можно было закачать в трубопровод и отправить потребителям в Соединенных Штатах.

Для строительства своих новых терминалов Суки подобрал места на побережье Мексиканского залива. Однако ему кое-чего не хватало – не хватало денег. Более чем в двух десятках фирм Суки указали на дверь, продемонстрировав разную степень вежливости и недоверия. Но в Денвере один банкир познакомил его с еще одним необычным предпринимателем – Майклом Смитом.

Изначально Смит переехал в штат Колорадо, чтобы изучать ветеринарию. Но вместо этого он без особого интереса работал на рынке недвижимости в штате. Затем Смит услышал об обнаружении нефти и инвестировал в несколько расположенных неподалеку земельных участков, где были найдены месторождения, вложив первоначально 10 000 долл. Основанная им компания была в итоге продана за 410 млн долл. Впоследствии Смит вернулся в энергетический бизнес, на этот раз – в офшорные месторождения в Мексиканском заливе. Настрой Суки совпал с его мыслями – в США грядет дефицит газа. На мелководье Мексиканского залива добывалось 25 % всего газа, производимого в США. Добыча газа компаниями Смита, как он говорил впоследствии, «проваливалась в тартарары»^[31].

Суки и Смит выработали своего рода партнерство. Смит получил контроль над одним из запланированных к строительству терминалов во Фрипорте в 70 милях южнее Хьюстона. Суки развивал проект в Сабина Пасс в Луизиане, на самой границе с Техасом. Под строительство терминалов были заключены 20-летние контракты с крупнейшими мировыми газовыми и инвестиционными компаниями. К 2007 г. предполагалось начать реализацию десятков проектов по регазификации. Высокие цены на газ рассматривались как доказательство его дефицита и подтверждали срочность импорта СПГ. Но в 2008 г. стал расти скепсис относительно финансовой устойчивости компании Cheniere, основной капитал которой вырос в 25 раз, а затем был раздроблен. Теперь цена ее акций падала. Рейтинговое агентство Moody’s понизило рейтинг компании до «мусорного». Однако Cheniere получила минимальную временную передышку благодаря инвестициям от частных инвестиционных компаний и хедж-фондов.

Ну а затем, весной 2009-го, Суки позвонил Обри Макклендон, генеральный директор компании Chesapeake Energy, одного из лидеров сланцевого газового бума. Убежденный оптимист в области добычи и применения природного газа, Макклендон обладал бóльшим количеством буровых площадок, но уже начал ощущать давление из-за перепроизводства газа и снижающихся цен.

«Эй, ребята, а вы можете сжижать газ в Сабина Пасс?» – спросил Макклендон.

«Почему вы интересуетесь?» – ответил Суки.

Макклендон выразился более определенно – может ли Cheniere построить экспортный терминал для Chesapeake Energy, с тем чтобы последняя могла искать рынки сбыта для своих растущих как на дрожжах объемов газа за пределами Соединенных Штатов?

Суки просто онемел; Cheniere вкладывала все силы в строительство не экспортного, а импортного терминала. К тому же строительство экспортного терминала для сжижения газа может быть в десять раз дороже строительства импортной установки для регазификации. Затем с таким же вопросом позвонили из Shell. К этому следовало отнестись серьезно, потому что Shell – это не мелкий делец, не пират, это мировой нефтегазовый гигант и один из лидеров в производстве СПГ. Эти звонки звучали как набатный колокол: они означали, что предложение газа в США увеличивается значительно быстрее спроса, – получалось, что в стране нет рынка сбыта импортируемого сжиженного газа. Но когда Суки начал разговаривать о возможности экспорта СПГ, некоторые из его высокопоставленных сотрудников, по словам предпринимателя, подумали, что он сошел с ума. Один из его главных инвесторов выразился предельно откровенно: «Вы – оторванный от реальности оптимист».

Как бы то ни было, весной 2010 г. Суки уже имел проектную оценку расходов на переделку Сабина Пасс в терминал по сжижению газа – они составляли по меньшей мере 8 млрд долл. Правление поразилось: это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но, как заключило правление, эти цифры были вполне реальны^[32]. По закону о природном газе от 1938 г., разрешение на экспорт газа должно было быть получено от федерального правительства, в наше время – от Федеральной комиссии по контролю энергоресурсов (FERC). Заявка Cheniere не привлекла особого внимания. В общем и целом весь план расценивался как не очень реалистичный, если не сказать – оторванный от реальности. Но заявка прошла вполне гладко, и в 2011 г. Cheniere получила разрешение. В том же году компания получила несколько заказов на продажу сжиженного газа с терминала Сабина Пасс. Покупатели звонили со всего мира – от Испании до Индии.

Майкл Смит осознал наступление тех же резких перемен благодаря наращиванию запасов сланцевого газа. «Энтузиазм относительно регазификации улетучился, – сказал он, – рынок тоже исчез». Ему нужно было перестраивать производство. Вскоре после Cheniere Freeport также подала заявку в FERC на перестройку своего импортного терминала в экспортный. Однако, в отличие от Cheniere, ей быстро получить разрешение не удалось. Казалось, все словно заморозилось. Кое-кто объяснил разочарованному Смиту: «В Вашингтоне первая заявка – это заявка. Вторая заявка – это государственная политика». То, на что у Cheniere ушло девять месяцев, у Freeport заняло четыре года. То же самое можно сказать еще об одном «первопроходческом» проекте, терминале компании Sempra LNG в Кэмероне (штат Луизиана), а также о других новых проектах. Все они должны были ждать^[33].

После получения Cheniere разрешения на экспорт газа разразилась буря. Критика обрушилась на них со всех сторон. Сенаторы резко выступали против решения FERC. Некоторые компании-производители, в первую очередь из химической промышленности, громко выражали опасения насчет того, что появление терминалов по сжижению газа будет способствовать перенаправлению поставок газа, на которые они рассчитывают, на экспорт и, что еще хуже, оно приведет к повышению цен на газ, угрожая миллиардным инвестициям, вложенным в новые заводы. Их поддержали неожиданные союзники – природоохранные организации были против разработки сланцевого газа в принципе. Одна экологическая группа методично регистрировала официальное несогласие буквально с каждой заявкой, поступающей для получения разрешения со стороны FERC.

Но за пару лет оппозиция со стороны компаний-производителей сошла на нет перед лицом неопровержимых фактов – продолжающегося увеличения запасов природного газа и сохранения низких цен на него. Споры и страхи со стороны промышленности окончательно затихли после заявления министерства энергетики США об экспортной политике. Объявляя о том, что рынок обеспечивает «наиболее эффективные средства распределения поставок природного газа», оно пообещало «вмешательство… для защиты населения» в случае нехватки газа. Вмешательство было крайне маловероятно, но защита имела место. Выдача разрешений ускорилась, и в 2014 г. Freeport наконец смогла начать строительство своего терминала стоимостью 13 млрд долл. В том же году стартовало строительство терминала компании Sempra.

Ни одно государство не получило такой выгоды от развития производства и продажи СПГ, как Катар. Сегодня он имеет самый высокий в мире показатель дохода на душу населения, а капитал его суверенного фонда составляет 350 млрд долл. И это у страны с численностью населения около 300 000 жителей (и более миллиона проживающих в Катаре экспатриантов). Среди многих проектов и институтов богатство, полученное посредством торговли СПГ, помогает финансировать вещающий на весь мир телеканал Al Jazeera, а также образовательный центр в столице страны Дохе, где расположены филиалы нескольких известных американских учебных заведений, в частности медицинского колледжа Корнелла, Джорджтаунского университета, Техасского университета A&M, Северо-Западного университета, Университета Карнеги – Меллона и Канадского университета Калгари.

Отметим, что другие страны также спешат завоевать свое место в этом бизнесе; таким образом, производство СПГ постепенно охватывает весь мир. Новые проекты по экспорту СПГ развиваются в Египте, Тринидаде и Тобаго, Омане, Анголе, Нигерии, Канаде и Мозамбике. Новые масштабы и растущий список новых покупателей изменили рынок. Остаются в силе существующие долгосрочные контракты, подписываются новые. Однако некоторые партии СПГ теперь продаются по-другому – на краткосрочной основе. Груз отправляется в один пункт назначения, и затем, если появляется более выгодное предложение, он перенаправляется другому покупателю, а то и вовсе меняет пункт назначения в третий раз. Торговля сжиженным газом является теперь не только интегрированным бизнесом, она становится также рынком конкурирующих продавцов и покупателей.