Новая карта мира. Энергетические ресурсы, меняющийся климат и столкновение наций

1 января 2006 г., не видя других путей решения проблемы, Газпром прекратил поставки газа, выделенного для Украины. Но украинцы начали откачивать газ, предназначенный для экспорта в Европу, что привело к сокращению поступления в европейские государства – и к кризису в отношениях России с Европой.

Россия настаивала на том, что прекращение поставок никак не связано с политикой, что речь идет только об экономике и ее приверженности к рыночным ценам – украинцы больше не получат такую огромную скидку. Но для Центральной и Западной Европы проблема заключалась в том, что Москва продемонстрировала свою силу в области поставок сырья. Россия, заявила государственный секретарь США Кондолиза Райс, использует газ и нефть как политически мотивированное оружие. «В подобные игры играть нельзя», – сказала она^[76].

Через несколько дней стороны пришли к новому соглашению. Но Россия не получила контроль над трубопроводной системой Украины. Киев не отказался от жемчужины в своей короне. Сохранилась и загадочная компания «Росукрэнерго», которая играла главную роль в этом газовом бизнесе.

Через три года, 31 декабря 2008 г., Владимир Путин в своем новогоднем выступлении по российскому телевидению решил немного пошутить. «Есть верный признак наступления Нового года, – сказал он, – переговоры по газу накаляются». Через несколько часов, 1 января 2009 г., Россия снова перекрыла подачу газа, предназначенного для внутреннего потребления Украины. Путин заявил, что украинцы снова откачивали и крали газ, предназначенный для Европы. Он приказал остановить все поставки газа на Украину. Это означало, что газ для Европы не попадал в украинскую трубопроводную систему. Чтобы достигнуть нового соглашения, России и Украине потребовалось более двух недель и «трудные» переговоры, как назвал их Путин^[77].

Однако следует отметить, что, несмотря на исключительно холодную погоду, этот второй газовый кризис не привел к дефициту газа, за исключением некоторых районов Балкан. Украинцы накопили большие запасы. Европейцы также получали газ из этих запасов.

Эти кризисы снова обозначали важность энергетической безопасности как для России, так и для Европы. Однако обе стороны понимали концепцию энергетической безопасности на удивление по-разному.

Глава 11
Конфликт из-за энергетической безопасности

«До недавнего времени мы полагали, что существовавший в Европе режим энергетической безопасности является оптимальным, – сказал тогдашний президент России Дмитрий Медведев вскоре после газового кризиса. – Оказалось, что это не так»^[78].

В 2011 г. была объявлена новая концепция России. Местом для этого события стал город Лубмин, морской курорт на северо-восточном побережье Германии, который рекламирует свои пляжи как «рай для семейного отдыха». Там собрались Медведев, канцлер Германии Ангела Меркель, премьер-министры Франции и Нидерландов и комиссар ЕС по вопросам энергетики. Присутствовал также Герхард Шредер, предшественник Меркель на посту премьер-министра и председатель совета директоров новой трубопроводной компании «Северный поток».

Понятно, что они приехали не для того, чтобы насладиться курортом, а для того, чтобы открыть символический кран трубопровода «Северный поток – 1» стоимостью 10 млрд долл. Он представляет собой газопровод из двух нитей труб длиной 750 миль, проходящий по дну Балтийского моря и идущий из России напрямую в Германию. «Северный поток» был российским решением для воплощения ее собственной версии энергетической безопасности – уменьшения зависимости от украинского транзита путем строительства новых трубопроводов в обход ее территории. «Его строительство отвечает нашим долгосрочным целям», – сказал Медведев во время церемонии. И, добавил он великодушно, «конечно, это наш вклад в европейскую энергетическую безопасность». Канцлер Меркель выразила одобрение проекту. Европа и Россия, сказала она, «останутся связанными безопасным и крепким партнерством» на грядущие десятилетия. Европейский Союз назвал трубопровод «приоритетным энергетическим проектом», который внесет вклад в обеспечение энергетической безопасности Европы.

Пришедший в Лубмин газ был закачан в трубопровод двумя месяцами ранее в портовом городе Выборг, расположенном северо-западнее Санкт-Петербурга. Нажимая кнопку запуска газопровода, Путин более откровенно высказался о взгляде России на энергетическую безопасность. «Северный поток», сказал он, покончит с «соблазном Украины получать выгоду из своего привилегированного положения». Он предрек, что результатом будут «более цивилизованные отношения» между Россией и Украиной. Как выяснилось впоследствии, все было совсем не так^[79].

Россия уже имела трубопроводы, обходившие Украину, – достроенный в 2003 г. «Голубой поток», проходящий по дну Черного моря в Турцию, и еще один построенный в советские времена газопровод, ведущий в Польшу. Но «Северный поток» менял всю диспозицию.

Европа понимает энергетическую безопасность по-другому – ей нужна бóльшая гибкость и диверсификация источников поставок. В течение многих лет Евросоюз вырабатывал общую энергетическую политику. Это было сложно сделать, учитывая, что нужно было найти компромисс между 28 государствами, имеющими разные интересы, разные уровни благосостояния, разные потребности – и разное отношение к России. В Западной Европе в основном приветствовали импорт газа из России. Страны Центральной и Восточной Европы рассматривали такую зависимость как источник уязвимости, напоминающий им об их былой подчиненности Москве, когда они были сателлитами Советского Союза. Они указывали на случаи, когда Советский Союз и затем Россия, по их словам, использовали прекращение поставок и манипуляции с ними как инструмент политического давления.

Выработка европейской энергетической политики преследовала две главные цели. Первая из них, касающаяся природного газа, предусматривала создание гибкой и надежной системы энергетической безопасности в данном аспекте и формирование единого рынка газа для всего континента. Новые соединительные трубопроводы облегчили перекачку газа из одной части Европы в другую, системы трубопроводов были перестроены таким образом, чтобы в случае необходимости поток газа можно было бы пустить в противоположном направлении. Стимулировались инвестиции в терминалы и хранилища СПГ, были устранены так называемые положения о пункте назначения, которые ограничивали возможность перенаправлять поставки газа от одного покупателя к другому. Этот пакет правил и инициатив завершил перестройку всей системы газоснабжения Европы.

Европейская политика была направлена на уход от жестких контрактов, рассчитанных на 20 лет или даже больше, в которых цена на газ индексировалась в зависимости от цены на нефть. В течение десятилетий европейская система газоснабжения строилась на этих долгосрочных контрактах с долгосрочной предсказуемостью и долгосрочными отношениями. Вместо них Брюссель был намерен стимулировать конкуренцию и прозрачность. Ему нужны были рынки, мир продавцов и покупателей, а не «отношения». Брюссель не всегда был против долгосрочных контрактов, но он хотел получить рыночное ценообразование – другими словами, ценообразование, базирующееся на краткосрочных ценах, формирующихся в основных пунктах торговли, преимущественно в Великобритании и Нидерландах, где в одной точке сходились газопроводы, терминал СПГ и торговля газом. Кроме того, Евросоюз добивался прозрачности контрактов – таким образом он хотел предупредить, в соответствии с его собственной формулировкой, «поведение, мешающее свободной конкуренции»^[80].

Одним из основных принципов политики «рынок превыше всего» был принцип анбандлинга, который означал, что компании, производящие природный газ, не могли стать мажоритарными владельцами трубопроводов передачи и распределения, с помощью которых они достигают потребителей. Проще говоря, Газпром больше не мог владеть трубами, по которым его газ перемещается по Европе.

Второе главное направление работы Евросоюза в области энергетики было связано с климатом. Евросоюз был нацелен на декарбонизацию и эффективность энергетики, а также на быстрый переход к использованию возобновляемых источников энергии. В авангарде находилась Германия. В ходе процесса, получившего название Energiewende (энергетический поворот), страна предоставляла значительные субсидии разработчикам устройств и установок, использующих энергию ветра или солнца. (Хотя, сама того не желая, она косвенно предоставляла большие субсидии китайским компаниям, которые стали крупнейшими поставщиками недорогих солнечных коллекторов. В результате это привело к банкротству крупнейшей немецкой компании, занимавшейся производством панелей солнечных батарей.) К 2019 г. 33 % произведенной в Германии электроэнергии было получено с использованием возобновляемых источников энергии. Однако это обошлось недешево. Немецкая Федеральная счетная палата подвергла критике правительство за «отсутствие надзора над финансовыми последствиями Energiewende», за то, что оно не задалось вопросом, «во сколько Energiewende обойдется государству», а также за то, что оно не приняло в расчет его «надежность и доступность по цене»^[81].

В марте 2011 г. гигантское цунами, вызванное мощным землетрясением, затопило атомную электростанцию в Фукусиме, что привело к крупнейшей ядерной аварии со времени взрыва атомного реактора в Чернобыле на Украине в 1986 г. Сразу после катастрофы в Фукусиме германское правительство решило закрыть свой крупнейший источник электроэнергии, не дающий эмиссии двуокиси углерода, – внушительный парк атомных реакторов. Чтобы помочь заполнить брешь в производстве электроэнергии, оно увеличило потребление угля, из-за чего эмиссия CO₂ в стране выросла.

В целом по Евросоюзу доля природного газа в потребляемой энергии составляет 25 %. Это значит, что российский газ – его доля потребления в ЕС составляет 40 % – обеспечивает 10 % общего энергопотребления Европы. Вторым после России крупнейшим источником газа являются местные поставки – в основном с Гронингенского месторождения в Нидерландах и с британского сектора Северного моря. Норвегия, хоть и не является членом ЕС, тесно интегрирована с ним экономически и поставляет 24 % потребляемого Европой газа; около 9 % поступает из Северной Африки, главным образом из Алжира.

Дебаты о политических рисках импорта энергоносителей из Советского Союза и в наше время из России не утихают много лет. Резкий рост экспорта советской нефти в Европу в конце 50-х и начале 60-х гг. породил сильную тревогу в Соединенных Штатах. Уолтер Леви, виднейший нефтяной аналитик того времени, предупреждал, что Советы «рассматривают нефть как инструмент национальной политики» и «откажутся поставлять ее, когда это будет служить их политическим целям». Один американский сенатор громогласно утверждал, что Советы хотят «утопить нас в море нефти» в погоне за «мировым господством». Заголовок в New York Times отразил трансатлантические разногласия: «Советские поставки нефти подпитывают разногласия среди государств Запада». Вашингтон решительно противостоял, согласно его формулировке, «нефтяному наступлению Советов». Для европейцев это был больше вопрос бизнеса. Советы планировали построить новый нефтепровод для экспорта в Европу, и Западная Германия хотела продавать им необходимые для этого специальные трубы большого диаметра. Однако Соединенные Штаты заблокировали поставку. Но у Советского Союза не ушло много времени на то, чтобы освоить технологию и начать производить собственные трубы большого диаметра. Американское эмбарго задержало строительство трубопровода в общей сложности на год^[82].

В начале 80-х гг., в первые годы работы администрации Рейгана, разногласия между Соединенными Штатами и Европой вокруг экспорта энергоносителей из Советского Союза вспыхнули снова – на этот раз они касались не нефти, а природного газа. Западноевропейские компании при поддержке своих правительств работали над большим контрактом по строительству нового трубопровода для поставки газа из Западной Сибири. Администрация Рейгана, которая значительно увеличила оборонные расходы, не хотела, чтобы Советы зарабатывали деньги, которые будут потрачены ими на укрепление оборонного потенциала. К тому же Вашингтон опасался, что зависимость от российского газа (особенно это касалось Германии) поможет Москве стимулировать разногласия в НАТО и использовать ее в качестве мощного инструмента давления, если отношения между Востоком и Западом ухудшатся. Это было время, если выражаться словами президента Рейгана, когда «нам нужно стоять на своем» и «просто давить на Советы, пока они не разорятся»^[83].

Когда Германия и другие европейские государства не проявили готовности отказаться от газовой сделки, администрация Рейгана ввела эмбарго на экспорт важных технологий и ноу-хау, требуемых для планируемого газопровода. Несмотря на то что санкции были направлены на Советский Союз, они взбесили европейцев, которые разозлились не только из-за того, что могли потенциально остаться без газа, но и из-за потери рабочих мест в производственной сфере, вызванных эмбарго на поставки технологий и оборудования. В конце концов Вашингтон и европейцы пришли к компромиссу – было решено ввести ограничения на импорт советского газа в Западную Европу. Строительство газопровода стартовало. Одновременно началась прокладка еще одного газопровода из Норвегии в континентальную Европу.

Вместе с тем санкции оказались тем, что государственный секретарь Джордж Шульц назвал «истощаемыми активами». Последствия их оказались такими же, как у большинства санкций, – они мотивировали Советы развивать собственные технологические возможности с тем, чтобы заменить оборудованием собственного производства то, на что было наложено эмбарго^[84].

Два десятилетия спустя проложенный по дну Балтийского моря «Северный поток» возродил старые разногласия. В европейских политических кругах и средствах массовой информации он вызвал очень сильную критику по поводу политического влияния, которое, как утверждалось, Россия может получить. Многие западноевропейцы и, в частности, немцы смотрели на вещи по-другому: как на элемент взаимодополняющих отношений, включающих рынки, торговлю и инвестиции, – отношений, неизбежных из-за географического положения. Помимо всего прочего, в то время как они, может быть, и зависели от русских из-за газа, русские зависели от них из-за рынков и доходов. Строительство «Северного потока» шло без задержек и завершилось церемонией запуска в Лубмине в 2011 г.

Перед лицом тревог и критики, сопровождавших строительство «Северного потока», Москва приготовила послание европейцам. На Санкт-Петербургском экономическом форуме, обращаясь к залу, заполненному в основном европейцами, председатель правления Газпрома Алексей Миллер сказал: «Избавьтесь от вашего страха перед Россией, или останетесь без газа».

Глава 12
Украина и новые санкции

23 июня 2013 г. сохранявшиеся остатки возникшей после окончания холодной войны обходительности начали исчезать. В этот день Эдвард Сноуден, разочаровавшийся подрядчик Агентства национальной безопасности (АНБ) США, поднялся на борт самолета, летевшего из Гонконга в Москву. У него не было действующей визы, но русские впустили его в страну. Он привез нечто имеющее фантастическую ценность: «ключи к королевству» американской разведки – огромное количество файлов, украденных у АНБ. Это происшествие стало причиной резкого ухудшения отношений и последующего кризиса вокруг Украины и ее границ, который разделил Восток и Запад, дав старт новой холодной войне.

Совершенная Сноуденом кража стала шоком для правительства Соединенных Штатов, а ее результаты – катастрофическими. Малое количество взятого Сноуденом материала касалось коммуникации между объектами разведки и американскими персоналиями – в этом заключалось его общественное оправдание кражи. Однако большая часть имела отношение к сбору разведывательной информации по всему миру; в основном она касалась борьбы с терроризмом, того, как противостоять угрозам самодельными взрывными устройствами (СВУ), которые убивали и калечили американских военнослужащих.

Пребывание Сноудена в Москве было разрешено российским правительством. Источником информации стал не кто иной, как Владимир Путин. «Я расскажу вам кое-что, о чем никогда не говорил раньше», – сказал Путин на пресс-конференции 3 сентября 2013 г. Сноуден «сначала прилетел в Гонконг и связался с нашими дипломатическими представителями», которые сообщили Путину о том, что американский «агент специальных служб» ищет возможность приехать в Россию. Путин рассказал, что он ответил, что этого агента «радушно примут» в России «при условии, что он прекратит любую деятельность, которая может нанести ущерб российско-американским отношениям». Москва предоставила Сноудену убежище. Путин тем не менее добавил, что предпочел бы не иметь дело с проблемой Сноудена: «Это все равно что стричь свинью: сплошной визг и мало шерсти»^[85].

Американское разведывательное сообщество тем не менее было убеждено в том, что русские с помощью Сноудена настригли немало шерсти. Все-таки, говорят американские разведчики, эмпатия к «разоблачителю» едва ли может быть достаточной причиной для Москвы платить политическую цену за предоставление Сноудену убежища и поддержки.

Вскоре стало понятно, в чем состояла эта цена. В сентябре 2013 г. президент Обама планировал встретиться с Путиным в Москве в ходе первого саммита за четыре года. Американо-российские отношения начали портиться после американского вторжения в Ирак в 2003 г. и ухудшились в результате российско-грузинской войны 2008 г. и «арабской весны» 2011 г. Личные отношения между двумя президентами были холодными со времени их первой встречи в России в 2009 г., когда Обама как будто сидел на детском стульчике, в то время как Путин, бывший тогда премьер-министром, поучал его по поводу «ошибок», сделанных Соединенными Штатами в области отношений с Россией. В августе 2013 г. Обама отплатил ему, заявив, что «у Путина такая манера держаться – сидеть слегка сутулясь, втягивая голову в плечи, как скучающий школьник на задней парте».

Путин полагал, что целью американской внешней политики является недопущение достижения им его важнейшей цели – восстановления России как великой державы, имеющей «сферу влияния на всем постсоветском пространстве». Однако, несмотря на сложные отношения между Москвой и Вашингтоном, саммит рассматривался как возможность хотя бы частично восстановить рабочие контакты и каналы коммуникаций. Но поскольку Москва предоставила убежище Сноудену, виновному в крупнейшей краже разведывательной информации в американской истории, не было никаких шансов на то, чтобы Обама встретился с Путиным. Саммит был отменен. Чтобы добавить еще яду, позже Обама пренебрежительно назовет Россию «региональной державой»^[86].

Между тем Украина оставалась зажатой между Востоком и Западом. Россия продвигала идею Евроазиатского экономического союза, который связал бы воедино новые независимые государства, возникшие после распада СССР, под эгидой Москвы в рамках общей тарифной системы и единого экономического пространства. Но Украина в то же самое время вела переговоры с Евросоюзом о соглашении об ассоциации с целью большей экономической интеграции, что требовало проведения крупномасштабных экономических реформ. В этом заключалось фатальное противоречие между этими двумя сериями переговоров, потому что невозможно находиться внутри двух взаимоисключающих тарифных систем одновременно. Другими словами, если Украина удачно завершает переговоры с Европой, она не может стать частью путинского Евроазиатского экономического союза.

Более того, тесное взаимодействие Украины с Европой будет иметь серьезные геополитические последствия, отдаляя ее от России. Переговоры между Киевом и Евросоюзом касались в основном технических вопросов. Геополитическим проблемам внимания почти не уделялось. Для Запада Украина была лишь одной из многих стран, которые боролись за привлечение внимания Брюсселя и Вашингтона.

Однако для России Украина имела – и Обама это признавал – огромное значение. В понимании Москвы она являлась частью России, что шло со времен Киевской Руси и присяги казаков царю Московии в 1654 г. Путин как-то изложил свои взгляды по этому вопросу: «Украина – это даже не страна. Что такое Украина? Часть ее территорий – это Восточная Европа, но большая часть подарена нами». Позднее, цитируя слова белогвардейского военачальника времен Гражданской войны, он сказал: «Великороссия и Малороссия – Украина… Никому не должно быть позволено вмешиваться в отношения между нами; они всегда были делом только самой России»^[87].

Экономика Украины трещала по швам; страна была охвачена коррупцией. Главным коррупционером был не кто иной, как президент Виктор Янукович. Проиграв на выборах в 2005 г., бывший боксер вернулся на политический ринг и в «ответном матче» в 2010 г. был избран президентом. Одним из главных советников его предвыборной кампании был Пол Манафорт, который проработает в течение пяти месяцев руководителем предвыборного штаба Дональда Трампа во время выборов 2016 г., а в 2018 г. будет обвинен в сокрытии доходов от Службы внутренних доходов США, включая 60 млн долл., полученных за работу на Януковича и его политическую партию. Вместе с Манафортом в предвыборном штабе Януковича работал Тэд Девайн, который стал главным стратегом президентской предвыборной кампании Берни Сандерса в 2016 г.

Янукович был готов подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом, когда русские вдруг поняли, что это исключает возможность участия Украины в Евразийском экономическом союзе. Москва подняла ставки и усилила давление. Это была ситуация «или/или». Янукович включил задний ход с подписанием соглашения с ЕС, что было подмазано пятнадцатимиллиардным кредитом от Москвы.

Украинцы разозлились. В конце 2013 г. полмиллиона человек заполонили площадь Независимости в Киеве, чтобы выразить протест против отказа от соглашения с Евросоюзом, повальной коррупции и российского влияния. В холодный декабрьский день помощник государственного секретаря США Виктория Нуланд смешалась с толпой, раздавая печенье. Сенатор Джон Маккейн также присоединился к протестующим на Майдане. В ответ Москва назвала демонстрантов «фашистами и неонацистами».

В феврале 2014 г. полиция открыла огонь по демонстрантам, убив сотни людей. Гражданская война казалась неминуемой. Министры иностранных дел трех европейских государств спешно прилетели в Киев и выработали соглашение между Януковичем и оппозиционными политиками об ускорении президентских выборов. Но правительство разваливалось. Группа личной охраны Януковича исчезла. Сам он внезапно бежал в Россию. Соединенные Штаты и Евросоюз немедленно объявили о поддержке временного правительства. Одним из первых его указов был указ о запрете русского языка как государственного, место которого занял украинский язык. Однако русский язык был основным для многих жителей Украины, особенно на востоке страны и в Крыму. Эта досадная ошибка была быстро исправлена, однако имела долгосрочные последствия. «Европейцы предупреждали их не делать этого, – сказал Путин, – но сигнал уже был послан»^[88].

В то время как разворачивались события на Украине, на юге России, в заснеженных горах над Сочи, проходили игры Зимней Олимпиады 2014 г. – это было торжество возвращения России из бездны после развала Советского Союза. Главным «именинником» был Владимир Путин. Церемония открытия представляла собой масштабное музыкальное посвящение российской истории. В Сочи присутствовали главы многих государств, включая Си Цзиньпина. Однако ни Барак Обама, ни вице-президент Джо Байден не приехали – из-за того, что Эдвард Сноуден был гостем Кремля, и из-за нового российского закона о гомосексуализме, который администрация Обамы осудила. Вместо них Соединенные Штаты представляла бывший член кабинета Обамы Джанет Наполитано, занимавшая тогда пост президента Калифорнийского университета.

Тем временем посреди блеска и мишуры Олимпиады российское правительство – предположительно Путин и его ближний круг – приняло решение. Вскоре, возможно, в соответствии с существующим планом действий на случай непредвиденных обстоятельств, вооруженные формирования появились в Крыму – на большом полуострове, который вдается в Черное море в южной части Украины. Эти вооруженные формирования прибыли в Крым, как было объявлено, для защиты проживающих там «угнетаемых» русских. Россия взяла полуостров под свой контроль.

Крым с его мягким субтропическим климатом был любимым местом отдыха царей и знати, коммунистических лидеров, а также миллионов простых советских людей. В 1954 г. советский лидер Никита Хрущев театральным жестом передал Крым Украинской советской социалистической республике – формально в ознаменование трехсотлетия принесенной казаками в 1654 г. присяги на верность Московии и, в соответствии с такой интерпретацией, слияния Украины с Россией. Но это также усилило поддержку Хрущева руководством коммунистической партии Украины в очень напряженный момент его борьбы за власть после смерти Сталина годом ранее^[89].

Конечно, подарок в виде Крыма в советские времена не значил ничего с точки зрения суверенитета. Однако, когда Россия и Украина стали отдельными государствами, он стал значить очень многое, и не только по причинам ностальгии или места проведения отпуска. Расположенный в Крыму город Севастополь был единственной незамерзающей базой российского военно-морского флота, и Россия арендовала ее у Украины.

В середине марта 2014 г. организованный Москвой референдум в Крыму показал, что 96 % населения проголосовало за присоединение к России. На следующий день Путин объявил о «воссоединении» Крыма и России. США и Европейский Союз, захваченные врасплох, заявили, что Россия нарушила признанные в Европе границы, и ввели против нее санкции.

Украинцы резко протестовали против аннексии. Россия была одной из стран-участниц Будапештского меморандума 1994 г., который гарантировал территориальную целостность Украины в ответ на ее отказ от ядерных вооружений. Но Москва настаивала на том, что Будапештский меморандум утратил силу из-за, по ее словам, «государственного переворота», срежиссированного Западом, в результате которого было свергнуто «легитимное» правительство Украины.

Вскоре сепаратисты, вооруженные формирования и российские военнослужащие, «находящиеся в отпуске», появились на юго-востоке Украины, в важнейшем промышленном регионе страны, который по-прежнему был тесно связан с российской экономикой, в первую очередь с военной про-мышленностью. Пророссийские сепаратисты захватили несколько городов. При поддержке и прямом участии российских военных мятеж перерос в войну.

16 июля 2014 г. Соединенные Штаты усилили санкции против финансового, оборонного и энергетического секторов российской экономики. Было неясно, присоединятся ли к ним европейцы, которые могли бы понести экономические потери. Однако на следующий день, 17 июля, мир был шокирован, узнав, что сепаратисты, скорее всего, считая, что они целятся в украинский военный самолет, и используя ракету «земля-воздух» российского производства, сбили в небе над Восточной Украиной малазийский пассажирский лайнер. Все 298 пассажиров на его борту погибли. Две трети из них составляли голландцы. Европейцы присоединились к новым санкциям. По словам министра финансов правительства Обамы Джека Лью, санкции стали «важнейшим элементом международной реакции мирового сообщества на агрессивные действия России на Украине»^[90].

Война идет до сих пор. Она унесла по меньшей мере 14 000 жизней и продолжает расширять раскол между Россией и Украиной и между Россией и Западом.

Один пакет санкций был принят против конкретных лиц и организаций, которые считались или близкими к Путину, или активно действовавшими на Украине. Второй пакет ограничивал доступ России к международной финансовой системе, ее возможность занимать деньги на международных финансовых рынках и одновременно блокировал иностранные инвестиции в Россию. Он вынуждал иностранные банки очень осмотрительно подходить к ведению бизнеса с Россией из опасения нарушить санкции или непреднамеренно не выполнить правила соответствия, оказавшись под угрозой наложения многомиллиардных штрафов и публичного осуждения. Такие санкции зависели от нахождения Соединенных Штатов в центре мировой финансовой системы и глобальной зависимости от системы долларовых платежей, которые проходили через Нью-Йорк.

Однако существует риск того, что командные позиции Соединенных Штатов – вытекающие из их рынков капитала и доллара – могут со временем быть подорваны из-за чрезмерной зависимости от финансовых санкций, потому что страны будут искать альтернативу. Через два года после введения финансовых санкций против России сам министр финансов США Джек Лью предупредил: «Чем больше мы обуславливаем использование доллара и нашей финансовой системы приверженностью американской внешней политике, тем сильнее риск миграции к другим валютам и другим финансовым системам в среднесрочной перспективе. Такие результаты не отвечают интересам Соединенных Штатов»^[91].

Третий пакет санкций был направлен на ограничение энергетической мощи России. Было предложено наложить санкции таким образом, чтобы не сократить объемы добываемой Россией нефти, из опасений, что в результате могут вырасти цены в момент, когда баррель стоил около 100 долл. Вместо этого санкции были нацелены на новые границы и зоны роста, развитие которых, как считалось, требовало применения западных технологий и участия западных партнеров.

Одной из целей санкций были фирмы, ведущие разведку месторождений нефти и газа на дне океана, но это не имело серьезных последствий. Более существенным был запрет на участие западных компаний в разведке месторождений в российском секторе Северного Ледовитого океана. Огромный арктический шельф почти не исследован, но считается, что он скрывает колоссальные ресурсы нефти и газа. В докладе Службы геологии, геодезии и картографии США говорится, что «обширный арктический континентальный шельф, возможно, представляет собой крупнейший из оставшихся на Земле неисследованный перспективный район добычи нефтяных и газовых ресурсов». Но для Москвы на карту поставлено нечто большее, чем нефть и газ. Продвижение России в Арктику направлено на подтверждение ее главенства в регионе, который открывается для торговой и политической конкуренции и который, как считает Москва, имеет огромное стратегическое значение. Это стало более чем очевидно несколькими годами ранее, когда две российские мини-субмарины установили титановую копию российского государственного флага на глубине 14 000 футов в точке на дне океана, соответствующей Северному полюсу^[92].