Читать книгу: «Мост между мирами», страница 3

Женщина средних лет спокойно курила прямо около безжизненного тела одного из тех, кто пал в бою со смертью. Её тучная внешность и жестокие черты лица никогда не выражали эмоций. Профессиональная деформация – вещь жестокая и не менее беспощадная, чем сама смерть. За долгий срок подобной деятельности ты неосознанно отдаёшь свой разум на съедение, лишаясь всех чувств и эмоций в душе. Смерть становится для тебя извечным спутником и такой же обыденной вещью, как поход за хлебом в ближайший продуктовый магазин. Я не часто виделся с патологоанатомом нашего центра, но эта женщина всегда поражала меня своей отрешённостью и совершенным безразличием к здоровью и состоянию как мёртвых, так и живых людей.

– Антонина Сергеевна, – я направился к полной и бледной женщине, чей облик мог бы показаться воплощением самой смерти, если бы она существовала в материальном мире в видимом образе, без своего дурацкого плаща с капюшоном. – Я настоятельно рекомендую вам сократить потребление никотина.

– Михаил, – сквозь дымную завесу я с трудом различил улыбку на лице женщины. – Каким ветром тебя сюда занесло?

– Утром у нас скончался мужчина пятидесяти трёх лет, причиной смерти стало обильное кровотечение, вызванное разрывом швов после падения на пол. Его фамилия – Пресняков. – Я попытался ладонью рассеять дым вокруг себя, чтобы лучше рассмотреть патологоанатома и понять ее реакцию. – Он уже здесь?

– Здесь, – Антонина, сделав глубокую затяжку, выпустила очередную порцию дыма и затушила тлеющую сигарету о металлический стол. После чего отошла в сторону. – Ты никогда не проявлял интереса к трупам пациентов. Что же изменилось на этот раз?

– Антонина, давай не будем вести эти бессмысленные разговоры. Позволь мне осмотреть тело Преснякова, и мы оба сможем избавиться от необходимости находиться в одном помещении.

Женщина с безразличным видом подошла к одному из столов и откинула белую простынку, обнажив бледное тело. Еще вчера этот мужчина улыбался мне и говорил, что чувствует жизнь и наш общий успех в этой схватке. Теперь же его плоть приобрела холодный синий оттенок смерти, а бурые потоки густой металлической крови испачкали тело.

Я надел защитное обмундирование и приступил к изучению разорванного шва. После тщательного осмотра я убедился, что рассказ медсестры был правдив. Однако методы остановки кровотечения, предпринятые в спешке, оказались неэффективными. Если бы я оказался на месте происшествия, то смог бы остановить кровь и зашить рану до того, как ситуация стала критической.

В коридоре раздался скрип дверных петель, и на пороге отделения появился виновник всего этого хаоса – ординатор Михайлов, сопровождаемый медсестрой.

– Михаил Игоревич, я не… – лицо Михайлова было бледнее, чем у трупа, лежавшего на столе.

– Михайлов, почему ты выбрал медицинскую профессию? Почему ты решил стать врачом?

– Я… Я хотел спасать жизни людей и со временем стать известным хирургом, – парень запнулся, его взгляд панически метался из стороны в сторону. – Таким, как вы, Михаил Игоревич.

– Таким, как я… – я произносил каждое слово медленно, размерено, заставляя обоих молодых людей испытывать мучительную паузу. – Поэтому ты допустил смерть этого мужчины? Потому что хотел стать таким, как я? – внезапно мой голос перерос в яростные крики. – Я никогда не позволял себе проигрывать смерти! Каждый день в течение двенадцати лет я вырывал обреченных людей из её цепких лап и давал им второй шанс на жизнь. Но ты… Что сделал ты? Ты отдал любимого мужа, любящего отца и заботливого деда смерти, лишив его семью близкого и дорогого человека! Ты хоть представляешь, что ты наделал?

– Это была случайность, и никто не знал, выживет ли пациент после… – беспечный мальчишка и его оправдания пробудили во мне настоящего зверя и безжалостного монстра.

– Я ЗНАЛ! Я знал, что этот мужчина выживет, и сделал всё возможное, чтобы дать ему второй шанс. Он должен был вернуться к семье и быть рядом с теми, кем он дорожил и кого любил. Но ты забрал у него этот шанс и позволил его близким потерять члена семьи, – в моем сознании возникло болезненное воспоминание о пухлом пожилом мужчине в белом халате и его словах: «Юноша, мне очень жаль, но твой брат скончался полчаса назад. Мы сделали всё возможное, но опухоль победила в этой схватке и забрала его жизнь…»

– Михайлов, если ты не хочешь на ближайшие несколько нет сесть за решетку за халатное отношение к пациенту ты больше никогда не возьмешь скальпель в руки. Занимайся программированием, стань сраным блогером, который навязывает своё мнение глупой и ограниченной молодежи, выбери любую деятельность, далекую от жизни людей. Но никогда, слышишь? Никогда не касайся медицины и здоровья нуждающихся в помощи людей.

– Михаил Игоревич, но вы… – тихий ропот медсестры напомнил о её присутствии в кабинете.

– Аня, с тобой мы поговорим позже. Или ты тоже решила уйти на покой и пойти в блогеры следом за Михайловым?

– Нет, Михаил Игоревич, я лишь хотела сказать, что вам нужно обсудить подобные вещи с заведующим отделением и принять с руководством клиники дальнейшие решения по поводу случившегося.

– С Тищенко я обговорю этот вопрос лично. И я уверен, что он поймёт и одобрит мое решение, – я перевел полный ненависти взгляд на бледного ординатора. – Михайлов, что скажешь ты?

– Я сегодня же соберу свои вещи, – плечи парня опустились вниз, а голова упала в безвольном и обреченном жесте. – Аня никак не виновата в случившемся, и вам не стоит лишать ее рабочего места из-за меня. Раз вы такой справедливый, то не наказывайте невиновного и позвольте девушке продолжать свою деятельность.

– Раньше надо было думать о справедливости, – я презрительно фыркну и повернулся спиной к молодняку. – Аня, с завтрашнего дня ты поступишь в распоряжение старшей санитарки. Как только увидишь тяжесть наших пациентов изнутри и прочувствуешь их боль и отчаянье, тогда, возможно, я верну тебя на прежнее место. Но до этого момента будешь заниматься самой низшей и тяжелой работой в отделении. Это научит тебя смирению и тому, что каждая жизнь важна и смерть не предопределена высшими силами.

Не в силах терпеть общение с двумя беспечными глупцами, я решил вернуться в отделение. Мне предстояло совершить тяжелый и убийственный поступок. Это был мой первый опыт общения с семьей погибшего человека и моя первая исповедь перед несчастной родней.

Гнев и отчаяние достигли своего предела. Ворвавшись в пустой кабинет, я начал крушить всё, что попадалось мне под руку. Через пятнадцать минут в помещении не осталось ни одного целого предмета. Мебель была перевернута, папки с документами разбросаны по полу, канцелярия разлетелась по углам, а горшки с комнатными растениями разбиты вдребезги. Мне было трудно сдержать долго копившуюся злость, да и не было в этом никакого смысла.

Я потянулся к нижнему ящику письменного стола, где хранились запасы элитного алкоголя со всех уголков мира. Так называемая «благодарность» от счастливых пациентов и их семей всегда включала пакет с дорогим алкоголем и заветный конверт с «благодарственными» бумажками. Никто не мог отменить эти традиции, и я слепо следовал указаниям высшего руководства центра по поводу отношений с пациентами.

Я упал на пол перед наклоненным на бок столом. Достав одну из бутылок, я сорвал акцизную этикетку и начал поглощать креплёную жидкость большими и жадными глотками. Боль была невыносимой. Чувство отчаяния достигло предела, и я поддался давно утраченным чувствам. Сложно было принять поражение и смириться с чувством вины в сердце. Я много лет глушил этот невыносимый душевный зуд и каждый день оправдывал себя перед братом и его душой.

Бутылка опустела слишком быстро, и я незамедлительно потянулся за второй. Лишь градус мог помочь сдержать гнойный нарыв, который прорвал в душе спустя двадцать лет. Я пил до тех пор, пока разум перестал проецировать кадры прошлого и голос совести не заглох. Прикрыв глаза, я ощутил приятные объятия пьяного забвения.

Сквозь благодатный душевный мрак и туман в голове я уловил тихий голос. Звук, что разносился по разгромленному помещению, парализовал мое сознание и лишил остатков разума.

– Не стоит утопать свои эмоции в алкоголе, братишка. Ты ни в чем не виноват и не в состоянии спасти всех и каждого. Смерть придёт за каждым из нас и возьмёт всё, что ей причитается, в отведенный каждому срок.

Глава 2

Звук давно забытого мелодичного и слишком родного голоса заставил меня замереть на месте. Движения в груди прекратились, а кислород застыл в дыхательных путях. Я боялся вздохнуть или пошевелиться, как и открыть глаза, чтобы увидеть источник этой пугающей галлюцинации.

– Мишка, заканчивай бессмысленный и глупый спектакль. Ты обещал быть сильным и не поддаваться эмоциям. В твоем случае мудрость явно обошла тебя стороной с прожитыми годами.

Каждое слово, звучащее среди учиненного мною погрома, заставляло кровь стынуть в жилах. Я ощутил, как по спине стали стекать обжигающие капли пота, а тело бросило в жар.

– Дожили. Я сошел с ума на тридцать пятом году жизни, – градусы в крови продолжали бурлить, хоть и не с такой активностью, как прежде. – Во всем виноват этот малолетний идиот Михайлов. Если бы не его оплошность, я бы не потерял рассудок. Сраные ординаторы, которые мнят себя дохера специалистами после получения диплома. Все проблемы из-за них.

– А разве ты не был таким? – галлюцинация приобрела насмешливые ноты в своем говоре. – Помнится, ты с четырнадцати лет вступал в яростные споры с врачами и мнил себя хирургом, даже не окончив девятый класс. А после получения диплома ты вовсе не видел берегов и краев в общении с более старшим поколением медиков. Мишка, не стоит винить во всем парня. Он всего лишь косвенный виновник и не совершил намеренного зла.

– Кто ты такой, чтоб учить меня жизни? – я не выдержал пыток разума и поднял глаза на источник звука. Рядом сидел молодой темноволосый парень, чей глубокий взгляд я никогда не мог выкинуть из головы. Пронзительные глаза серого цвета и крупные черты лица были такими же, как и в моих детских воспоминаниях. Фантом выглядел на порядок младше меня и теперь казался мне очередным мальчишкой, только недавно вышедшим из стен медицинского университета.

– Насмотрелся? – внезапно брови фантома сошлись вместе, а его силуэт потянулся к бутылке в моей руке. – Бросай это дело. Я не выношу наблюдать за твоими пьяными выходками. И я впервые за двадцать лет рад возможности остановить твою попойку.

– Забавно, – я демонстративно сделал глоток крепленого напитка и злорадно усмехнулся. – Только вышла одна неурядица, – из меня вырвалась непроизвольная и громкая икота. – Леша умер двадцать лет назад на моих руках. А ты – сраная игра моего перегруженного воображения, что пытается воззвать к совести с помощью его образа. Но хрен тебе. Я не поведусь на твою игру.

– Ты стал еще упрямее, чем в детстве, – я не успел среагировать, как фантом опрокинул мое тело на пол, прижав к полу сильной хваткой. Бутылка выпала из рук и разбилась, наполнив кабинет звоном разбитого стекла. – Кем бы ты ни был сейчас, я всегда найду управу на малолетнего упрямца, что держит меня около себя вот уже двадцать лет!

Крик, полный ярости и злости, мгновенно сбил меня с толку. Я увидел перед собой яркие, суровые, полные злости глаза, которые смотрели прямо на меня. Я уже и забыл, каким суровым мог быть мой брат, и как боялся его бешеного взгляда. Что-то внутри меня всколыхнуло давно забытое чувство смирения и покорности перед старшим братом. Я сразу же обмяк и стал внимательно вглядываться в лицо фантома.

Для галлюцинации и порождения моего воображения это «нечто» было слишком осязаемым. Я ощущал тупую боль в голове – следствие недавнего удара об пол. Но я не замечал болевого синдрома. Всё моё внимание было сосредоточено на молодом парне, чей слишком знакомый и родной образ нависал надо мной, словно коршун над долгожданной добычей.

– Это какое-то безумие, – мои пальцы вцепились в копну коротких волос на голове. – Тебя давно уже нет в живых. Ты не можешь быть здесь и говорить всё это.

– Я был здесь всё это время, – парень наклонил свое лицо ближе к моему, и наши взгляды встретились. Меня и осязаемый фантом разделяли лишь несколько сантиметров, из-за чего я мог ещё более детально рассмотреть черты знакомого с детства образа. – Но впервые за двадцать лет ты смог услышать и увидеть меня. Это даже немного пугает. То ли ты окончательно допился, то ли потерял разум и окончательно свихнулся. Прямо как в день моей смерти.

– Нет, нет, – меня охватила настоящая и неконтролируемая дрожь, вызванная сковывающим разум ужасом происходящего. – Я не верю. Это не можешь быть ты. Человек умирает и перестает существовать окончательно и бесповоротно. Его тело гниет под землей, в то время как разум растворяется во вселенской материи. Я никогда не поверю в то, что призраки существуют и душа живет вопреки правилам биологии.

– Упрямый и недальновидный идиот, – на лице фантома появилась та самая усмешка, что преследовала меня с рождения. – Поговорим?

Фантом встал с моего тела и протянул руку в мою сторону. Я до сих пор не мог осознать происходящее вокруг безумие, как и смотреть на слишком осязаемый призрак прошлого. Но душа требовала действий. Долгожданных и таких родных прикосновений к давно забытому образцу. Я протянул ладонь и схватился за протянутую руку. Тепло – вот что я ощутил, соприкоснувшись с ладонью неведомой сущности. Я тут же встал на ноги и поспешил отдернуть руку от загадочного «нечто».

– Не могу понять, как галлюцинации могут быть настолько осязаемыми, – я косился в сторону призрака с яростным недоверием в глазах. – Что ты такое на самом деле?

– Алексей Игоревич Безбожий, – на лице парня заиграла самодовольная улыбка. – Точнее, я то, что от него осталось.

– Бред, – пальцы вновь вцепились в затылок, мечтая всеми силами прекратить эту невыносимую пытку разума. – Ты не он. Леша умер, и я лично нес его гроб и засыпал землей его могилу.

– За что я тебе безмерно «благодарен», – сарказм галлюцинации стал для меня неожиданным явлением. – Но ты же помнишь день моей смерти? Мы встретились с тобой уже после моей кончины, и ты тогда также смог увидеть мою душу вопреки всем правилам вещественного мира.

– Я не…

Слова застряли в горле, словно рыбья кость. Мне отчаянно хотелось опровергнуть слова фантома и убедить себя, что ничего подобного никогда не случалось. Однако разум мгновенно начал воспроизводить давно забытые воспоминания.

Темный больничный коридор, гул сквозняка, бушующего в опустевшем помещении. Бледный мальчишка, сидящий на полу и отдающийся скорби и отчаянью. И образ – знакомый и такой родной образ, который обещает всегда быть рядом, несмотря ни на что.

«Я никогда не отпущу брата», – слышу я собственный мальчишеский голос сквозь оглушающий и леденящий душу свист.

Тело вздрагивает. Всё происходящее кажется проявлением шизофрении. Но факты говорят об обратном. Тот же образ, что я видел двадцать лет назад в самый болезненный момент своей жизни, сейчас стоит напротив меня и сверлит строгим и уверенным взглядом.

– Как… Как это возможно? – Из горла вырываются бессвязные звуки тяжелого хрипа. – Ты не можешь…

– Могу, – фантом подошел ближе, протягивая ладонь в мою сторону. – И я до сих пор не могу поверить, что ты смог не только увидеть меня, но и позволил прикоснуться к себе.

– Но… Как… Как это возможно? Если… Если ты призрак моего брата, как ты смог сбить меня с ног и касаться меня? Ты же… Ты же бестелесная сущность и должен проходить сквозь предметы, как в любом мистическом фильме.

– Я сам не могу понять этого, – парень усмехнулся. – Но могу предположить, что наша связь дает мне право ощущать тебя, также как и тебе меня. Но остальной мир для меня такой же недосягаемый, как и все живые люди вокруг.

– Хочешь сказать, что только я вижу и ощущаю тебя? – В горле встает очередной ком, вызванный сильным волнением. – Это же настоящее безумие!

– Безумие или нет, но это факт. И наш с тобой диалог доказывает это.

Не знаю, что двигало мною в этот момент, но телом овладела непреодолимая потребность в действиях. Я бросаюсь к стоящему рядом парню и заключаю его в крепкие объятия. Да, я ощутил родное тепло и нечто знакомое, но давно утерянное. Эмоции, бурлящие в душе неудержимыми вспышками, подавляли алкоголь в крови со скоростью звука. В один миг я протрезвел, но продолжал удерживать образ брата в своих крупных руках. Сейчас я выглядел старше, выше и сильнее своего старшего брата. Но голова, как и в детстве, склонялась на его плечо, а по щеке скатывается одинокая слеза.

– Ты не представляешь, как мне было тяжело все это время, – я окончательно отдаюсь во власть эмоций и чувств. – Прости меня, Леша, прости меня за эти двадцать лет и мою беспомощность.

– Ты ни в чем не виноват, – парень отстранился от меня, смотря прямо в темные и расширенные зрачки. – И в смерти этого мужчины тоже нет виноватых. Он должен был умереть, и ты не мог повлиять на ход его жизни.

– Что ты имеешь в виду? О ком ты говоришь?

– Я говорю о мужчине, который умер сегодня утром, – в который раз взгляд брата становится слишком суровым. – Ты пытался избежать неизбежного. Его душа уже была одной ногой на том свете, и над ним уже висела черная метка смерти. Твоя попытка, даже если и увенчалась успехом, ничего не могла изменить. Он умер еще в день своей операции, но тело продолжало держать связь с ушедшей душой. Молодой парень ни в чем не виноват, и ты зря набросился на парнишку и лишил его будущего.

– Ты несешь полную околесицу! – Реакция брата и его обвинения вызывают вспышку гнева. – Я лично проводил операцию и знаю, что мужик мог прожить добрые десять лет. Но вот Михайлов…

– Ничего не мог сделать и стал жертвой обстоятельств, – мне было крайне некомфортно общаться с умершим братом на повышенных тонах спустя двадцать лет после нашей последней встречи. – Миша, поверь, если человек помечен смертью, он в любом случае уйдет из жизни. Ты же смотрел фильм «Пункт назначения» и помнишь, что от смерти не спрятаться. Она найдет тебя даже в самых нелепых и абсурдных местах.

– Ты на полном серьезе говоришь, что наша жизнь похожа на второстепенный ужастик? – Лицо искажает презрительная гримаса. – Откуда тебе знать, как и что должно происходить с людьми?

– Я нахожусь в статусе мертвого и живого одновременно, – Брат пожимает плечами. – И я вижу, когда душа уже готова покинуть тело. Поэтому прекращай винить себя за его уход и верни парнишку на работу. Он ни в чем не виноват.

– Это мне решать, кто и в чем виноват, – Пальцы сжимаются в кулаки от закипающего в венах гнева. – Я ведущий нейрохирург центра и не позволю сраным ординаторам губить все, за что я боролся.

Наш разговор прервал громкий звук ударов. Через мгновение дверь открылась, и на пороге появился заведующий отделением Иван Фёдорович Тищенко. Этот седовласый и крупный мужчина был воплощением медицинского гения и моим учителем. Всему, что я умел и чего достиг, я был обязан этому строгому, но справедливому человеку.

Взгляд Тищенко был копией недавнего взгляда призрака. Он был таким же суровым и строгим, как и поведение моего брата. Заведующий осмотрел кабинет и, остановив взгляд на осколках разбитой бутылки, нахмурился.

– Миша, что здесь произошло? – голос Тищенко, как всегда, звучал размеренно и спокойно, не выходя за рамки допустимого звукового диапазона.

– Иван Фёдорович, я… – начал я, бросив беглый взгляд на фигуру брата, который стоял с невыносимой ухмылкой на лице. – Вы его видите?

– Кого? – седые брови Тищенко сошлись на переносице, а лоб покрыли глубокие мимические морщины. – Миша, что с тобой?

– Кроме меня, вы никого здесь больше не видите? – я продолжал смотреть на брата, всем сердцем мечтая услышать отрицательный ответ. – Вы разве не видите его?

– Меня никто кроме тебя не видит, упрямец, – голос брата вновь казался мне игрой воображения. – Ты сейчас выглядишь как сошедший с ума псих. Я бы на твоем месте помалкивал и не ухудшал свое положение.

– Замолкни! – я даже не понял, как обратился к брату в присутствии заведующего. – Я теперь старше тебя и не нуждаюсь в твоих комментариях!

– Миша, я ничего не говорил, – лицо Тищенко выражало недоумение и растерянность. – Что… Что с тобой происходит? Ты из-за Преснякова позволил себе напиться прямо в отделении?

– Я… – слишком поздно я осознал свою ошибку и тот хаос, который застал Тищенко. – Прошу прощения, Иван Фёдорович. Я действительно позволил себе лишнего и немного переборщил, – мой взгляд скользнул по осколкам стекла, которые разлетелись по полу. – Такого больше никогда не повторится. Обещаю вам.