Читать книгу: «Жизнь в Стихах»

Часовщик

© Дарья Николаевна, 2025

ISBN 978-5-0067-5459-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
‎
‎В моей груди живёт седой часовщик,
‎Он стар и слеп, и пальцы его тонки.
‎Он чинит механизм, что стал так тощ,
‎И смазывает шестерёнок гонки.
‎
‎Он помнит день, когда впервые он
‎Завёл пружину трепетной рукою.
‎И первый ровный, мелодичный звон
‎Наполнил мир гармонией, покоем.
‎
‎Теперь же всё не так. Металл устал.
‎И стрелки, будто пьяные, танцуют.
‎Часовщик шепчет: «Я не рассчитал,
‎Что даже вечность иногда тоскует».
‎
‎Он видит ржавчину на маятнике дней,
‎И трещинки на циферблате судеб.
‎Он говорит: «Я сделал всё, что в ней,
‎В душе твоей, могло быть. Больше не будет».
‎
‎Порой он пробует собрать из пыльных крох
‎Минуты счастья, что давно истлели.
‎Но каждый винтик, каждый тихий вздох
‎Звучат мелодией последней колыбели.
‎
‎Он не ругает механизм за сбой,
‎Не проклинает сломанную вечность.
‎Он просто сел, прикрыв лицо рукой,
‎И слушает мою бесчеловечность.
‎
‎Он ждёт, когда последний оборот
‎Завершится, и стрелки встанут криво.
‎Когда мой пульс в последний раз замрёт,
‎И станет тихо. Страшно. И красиво.
‎
 

Осколки души

 
‎
‎Душа моя – разбитый витраж,
‎Где каждый цвет – лишь отблеск боли.
‎И в этом сумраке, где правит блажь,
‎Я пленник поневоле.
‎
‎Я строил замок из песка надежд,
‎Мечтал о солнце в небе хмуром,
‎Но шторм судьбы сорвал покров одежд,
‎Оставив сердце бурям.
‎
‎И что теперь? Глядеть на небосвод,
‎Где звёзды холодны, как льдины?
‎И ждать, когда последний эпизод
‎Сотрёт мои картины.
‎
‎Пусть говорят, что время – лучший врач,
‎Оно рубцует только кожу.
‎А в глубине всё тот же тихий плач,
‎Что душу мне тревожит.
‎ Письмо к самому себе из прошлого
‎
‎Здравствуй, я. Пишу тебе из дали,
‎Где дни беспечны, помыслы легки.
‎Надеюсь, ты не предал те медали,
‎Что мы ковали бедам вопреки.
‎
‎Скажи, ты помнишь наши идеалы?
‎Тот юный жар, что обжигал ладонь?
‎Надеюсь, ты не променял на скалы
‎Свой буйный, неуёмный, дикий конь.
‎
‎Я верю, ты не разучился плакать
‎Над книгой, где герой идёт на смерть.
‎И в серую, дождливую слякоть
‎Ты можешь в небе солнце разглядеть.
‎
‎Прошу, не смейся над моей наивностью,
‎Над верой в дружбу, правду и любовь.
‎Не заразись холодной молчаливостью,
‎Пусть так же в жилах пламенеет кровь.
‎
‎Я оставляю здесь, в письме на память,
‎Тот свет, что мы с тобой тогда несли.
‎И если вдруг душа твоя устанет,
‎Ты это прошлое письмо прочти.
‎
‎Прочти и вспомни, кем ты быть поклялся,
‎Когда смотрел восторженно на мир.
‎Надеюсь, ты собой ещё остался
‎Средь сотен тысяч проданных за пир.
 

Распутье

 
‎
‎Куда кричать, когда вокруг лишь стены?
‎И эхо, словно издеваясь, бьёт в ответ.
‎За что мне эти горькие подмены
‎И этот выбор, где спасенья нет?
‎
‎Один – мой тихий брег, моя опора,
‎Его любовь – привычный, тёплый свет.
‎Другой – мой воздух, буря, с коей спора
‎Не выйдет, и дороже в мире нет.
‎
‎И сердце, как преступница, на части
‎Разорвано безжалостной рукой.
‎Одною половиной жаждет страсти,
‎Другая ищет праведный покой.
‎
‎Зачем мне эта пытка? Эта ноша?
‎За что судьба так зло со мной сошлась?
‎Я стала на себя так непохожа,
‎Я в собственных слезах захлебнулась.
‎
‎Я так устала плакать в изголовье
‎И просыпаться с тяжестью в груди.
‎Я проклята двойной своей любовью,
‎И мрак один клубится впереди.
‎
‎Закрыть глаза. Не думать. Не дышать бы.
‎Забыть, как выбирать, куда идти.
‎Стою на перекрёстке двух судеб…
‎И оба в никуда ведут пути.
‎                                 ‎
 

Качели во дворе

 
‎
‎Во двор вчера привезли качели,
‎Их ставили почти до темноты.
‎А мы с тобой так этого хотели,
‎Об этом мне не раз шептала ты.
‎Ты говорила: «Вырастет наш мальчик,
‎И будет здесь смеяться и взлетать».
‎И гладила рукой свой круглый, жаркий
‎Живот, где продолжала жизнь стучать.
‎
‎Сегодня утром детские ватаги
‎На них с весёлым криком собрались.
‎А я стою, как лист пустой бумаги,
‎И только мысль одна стучится: «Злись,
‎Кричи, разбей, сломай…» Но я не в силах.
‎Я просто наблюдаю из окна,
‎Как чья-то мать смеётся, как красиво
‎Взлетает в небо дочка не одна,
‎А с ней другая… смех летит по кругу.
‎
‎А наши не качаются совсем.
‎Они стоят, как памятник друг другу —
‎Тебе, не родившей, и мне, кто нем
‎От горя, что нельзя измерить словом.
‎Они скрипят под тяжестью чужой,
‎Под небом этим, пасмурным, свинцовым,
‎Над опустевшей навсегда душой.
‎
‎Я отхожу, зашториваю плотно
‎Окно в тот мир, где радость и почёт.
‎А в тишине квартиры беззаботно
‎Стоит кроватка. И никто не ждёт.
‎
 

Некупленный билет

 
‎
‎В кармане пиджака, в его подкладке,
‎Я нахожу некупленный билет.
‎Мы собирались в путь, играли в прятки
‎С судьбой, не зная, что билетов нет
‎Туда, где море, солнце и причалы,
‎Где мы хотели всё начать с нуля.
‎Ты мне тогда с улыбкою сказала:
‎«Вот убежим на самые края!»
‎
‎Я помню день, я помню кассы зала,
‎Вокзальный гул и запах поездов.
‎Ты так легко и радостно мечтала,
‎Не зная тяжести моих оков.
‎Я мял в руке потёртую бумажку,
‎Смотрел на расписание в окне.
‎Мне было горько, страшно и так тяжко
‎Сказать тебе: «Послушай, дело не…
‎
‎Не в поездах, не в море, не в билете».
‎А в чём, я и сейчас не объясню.
‎Я был тогда трусливей всех на свете,
‎И нашу общую мечту-броню
‎Я променял на серые привычки,
‎На страх пред жизнью, на покой и быт.
‎И вот теперь горит последней спичкой
‎Тот день, что в памяти моей не смыт.
‎
‎Билет не куплен. Поезд канул в лету.
‎И ты ушла, устав меня спасать.
‎А я стою один на всём на свете
‎На том вокзале, где не мог сказать
‎Тех самых слов. И нет пути обратно.
‎Лишь пустота, где должен быть билет
‎На жизнь, что мы с тобой безвозвратно
‎Не прожили. И счастья больше нет.
‎
 

Последний лепесток

 
‎
‎На подоконнике, в простом горшке,
‎Цветок, что ты сажала, умирал.
‎Он сох в моей измученной тоске,
‎Как будто боль и тишину впитал.
‎Я забывал его полить водой,
‎Я забывал, как нужно просто жить.
‎Я говорил с безмолвной пустотой,
‎Пытаясь нашу связь не упустить.
‎
‎Сперва пожух один его листок,
‎Потом второй склонился до земли.
‎Как будто каждый прожитый денёк
‎Без голоса твоего и любви
‎Брал дань с него. Он был наш общий друг,
‎Он помнил свет твоих счастливых глаз.
‎Теперь он – отраженье моих мук,
‎Безмолвный памятник о том, что было «нас».
‎
‎Сегодня утром, хрупкий и седой,
‎Последний лепесток его опал.
‎И я вдруг понял с ясностью седой,
‎Что я надежду только что терял.
‎Не на цветок, не на его красу —
‎На то, что можно что-то сохранить,
‎Что я тепло былое пронесу
‎Сквозь эту боль, сквозь порванную нить.
‎
‎Он падал тихо, будто снег в ночи,
‎Беззвучно лёг на потресканный край.
‎И я шептал: «Не плачь и не кричи.
‎Просто прими. Просто запоминай».
‎И в комнате, где пахнет лишь пылью,
‎Стоит горшок с безжизненной землёй.
‎Как символ, что я больше не люблю.
‎Нет, не тебя. Себя. Себя, живого.
‎
 

Скрип половицы

 
‎
‎В пустом дому, где пыль легла на плечи
‎Забытых стульев, тишина густа.
‎Я вздрагиваю, слыша в каждый вечер
‎Знакомый скрип. Но комната пуста.
‎
‎Та половица под твоей ногою
‎Всегда звучала так – легко, тепло.
‎И я бежал навстречу, чтоб с тобою
‎Делить всё то, что время принесло.
‎Она скрипела, помнишь, в день метели,
‎Когда ты, продрогшая, вошла.
‎Она скрипела, колыбель качая,
‎Когда дочурка наша рождена.
‎
‎Теперь она скрипит сама собою,
‎Как будто память дома так жива,
‎Что половица старою стопою
‎Всё ходит там, где ты была права,
‎Где ты смеялась, где порой сердилась,
‎Где просто шла, чтоб заварить нам чай.
‎Мне кажется, ты просто заблудилась
‎И вот-вот скажешь: «Милый, я скучаю».
‎
‎Я замираю, сердце бьётся глуше,
‎И жду шагов, и вглядываюсь в тень.
‎Но этот скрип лишь разрывает душу,
‎И превращает в пытку новый день.
‎Он – эхо жизни, что ушла навеки,
‎Он – звук разлуки, острый, как стекло.
‎
‎И я шепчу, смыкая молча веки:
‎«Скрипи, скрипи… пока не отлегло».
‎
 

Остывший чай

 
‎
‎На кухонном столе – забытый чай,
‎Давно остывший, горький, как утрата.
‎Ты мне вчера сказала: «Не скучай»,
‎И эта фраза кажется расплатой.
‎Расплатой за тепло счастливых дней,
‎За смех, что наполнял собой квартиру,
‎За то, что я поверил в «навсегда»,
‎И выстроил свой мир по ориентиру
‎Твоих шагов, улыбки и волос,
‎Что пахли ветром, солнцем и весною.
‎Теперь в душе – губительный сквозняк,
‎И я не знаю, что мне делать с тишиною.
‎
‎Она сидит напротив, как судья,
‎И смотрит молча, как я пальцы мну.
‎И каждый шорох, каждый скрип, шурша,
‎Напоминает мне тебя одну.
‎Вот здесь ты книгу на ночь не дочла,
‎Вот шарф твой лёгкий на диване брошен.
‎Ты столько света в жизнь мою внесла,
‎Что мир теперь безбожно обесцвечен.
‎
‎Я пробую на вкус остывший чай,
‎И горечь обжигает, как обида.
‎Как просто прозвучало то «прощай»,
‎Как будто для тебя не стало вида
‎На то, что будет после, что со мной…
‎Я для тебя – прочитанная повесть.
‎А я остался в комнате пустой,
‎Где даже воздух потерял всю совесть
‎И давит, давит, не даёт вздохнуть.
‎И хочется кричать, но звука нету.
‎Осталось только в тишине тонуть
‎И ждать конца безжалостного лета.
‎
‎
 

Грусть в глазах незнакомца

 
‎
‎Средь суеты прохожих безразличных,
‎Где каждый по своим делам спешит,
‎Я встретил взгляд, до боли нетипичный,
‎В котором целый мир потерь сокрыт.
‎Не старец то был, не дитя в печали —
‎Обычный лик из тысячи других,
‎Но очи так отчаянно кричали,
‎Что гул толпы на миг пред ними стих.
‎
‎В них отражались мёртвые рассветы
‎И письма, что остались без ответа,
‎И тихий дом, где больше не смеются,
‎И клятвы те, что в прах теперь сотрутся.
‎В них плакал дождь по выжженным садам,
‎И боль разлук, невидимая нам,