Читать книгу: ««Полизлэйзия. 1.»», страница 2

В это время Дворняжка принесла с соседней поляны груду сырых кленовых листьев, залитых дождем. Это было крайне нелегко, но она справилась.

–Эй, народ! – интригующе проговорила она, – кто-нибудь из вас знает, почему бегемоты какают кубиками?

Судя по лицу Далмана, она поняла, что это было не лучшее начало для продолжения разговора…

– Все, хватит с меня этих ваших шуточек… – гневно пробормотал он, дополняя свой ответ пояснением, – еще одной ссоры нам не хватало!

Обиженная Дворняжка гордо шмыгнула носом и отвернулась. Далман же, заметив, что мы с Боксом начинаем ссориться из-за куска сала, найденного на дороге, воскликнул:

– Эй, вы! Два петуха! И Дворняжка… – смотрите, какое местечко я нашел! Как считаете, подходит для остановки?

***

К тому времени начало светать. Щенка поняла это, и попыталась сориентироваться по расположению солнца, где север, а где юг, – как это учил их делать учитель физкультуры и по совместительству боец – Песто Светлов, но у нее ничего не получилось. Она была слишком глупа для того, чтобы воспользоваться этим способом.

И как бы она не пыталась, какие бы старания не прикладывала, у нее все равно не получалось найти дорогу домой. Совсем отчаявшись и позабыв о том, что выход есть всегда, вне зависимости от ситуации, она уже хотела сесть на пенек и расплакаться, поняв, что останется здесь навсегда, пока не увидела… маленький огонёк в далеких зарослях кустарника. «Да, это выход в Полицейский парк, я нашла его!» – обрадовалась она и не о чем не думая, бросилась бежать на свет.

Добежав до нужного места, Щенка раздвинула руками ветви кустарников, надеясь увидеть за ними полицейский патруль, отправленный на ее поиски и разводящий в этих местах костер. Какого же было ее удивление, когда вместо этого перед ней предстала такая картина: покрытая мраком опушка, сверху до низу пропитанная мглой, землю которой освещал только маленький, неаккуратно разведенный костер, который и являлся источником загадочного света, и кучка собак вокруг него, присевших отдохнуть и безмятежно болтающих на свои темы.

Ближе всего к костру находился юноша с белоснежными взъерошенными волосами, стоявшими дыбом на его голове. Он выглядел намного крупнее остальных, и с первого взгляда впечатлил Щенку. Она дала бы ему от силы лет 18. «Его глаза были молочно – оранжевого цвета, как кефир в смеси с ряженкой, а зрачки в них черные и узкие, как спицы, что было крайне странно для полицейской собаки…» – подумала Щенка, но ее это не смутило, и она продолжила разглядывать незнакомца. На нем была надета салатовая рубашка очень свободного покроя, в которой он выглядел, как девчонка. А сидел он словно «нараспашку», как барин на печи и одним своим взглядом словно бы говорил – «А ну-ка, кто на меня?»

Немного подальше от огня сидел, нервно раскачиваясь из стороны в сторону, еще один мальчик бойцовской внешности. Его волосы были вороного цвета и торчали вверх, точно наэлектризованные, а глаза сияли в утреннем полумраке кроваво-красным огнем. Одним своим видом он наводил страх и отчаяние и создавал плохое впечатление о себе и других, поэтому Щенка быстро отвела от него взгляд, и переключила свое внимание на следующего незнакомца.

А следующей, кто бросился Щенке в глаза, стала Дворняжка – девочка 13-14 лет. Она сразу же заинтересовала ее своей привлекательной внешностью: фиолетовые глаза так и притягивали внимание, рыже-коричневые волосы так и напрашивались, чтобы их расчесали. Щенка всегда мечтала о такой уверенной в себе подруге и поняла, что не отказалась бы с ней подружиться, если бы появилась такая возможность.

Дальше всех от костра сидел мальчик 9-10 лет на Щенкин взгляд, и она не ошиблась. Это был я. Мои черные, как вороново крыло волосы свисали почти до плеч густыми, непричесанными прядями, а длинная, неподстриженная челка была убрана в сторону, но все равно лезла в глаза. Сами глаза светились темно-алым огнем, а в них словно лампочки горели два чёрных зрачка.

Мой внешний вид крайне впечатлил Щенку, и она, проявив ко мне интерес, за считанные секунды влюбилась в меня, как динозавр из мультфильма про собачку Кланю в главную героиню, забыв о том, что она уже занята. Она полюбила во мне все: и мою неидеальную фигуру, и мои слишком тонкие губы, и в первую очередь, кровоточащую, еще не успевшую зажить царапину. Не зря говорят, что первая любовь – самая светлая и невинная, как ангельский нимб в ночи. Следующая мысль, пришедшая девочке в голову, была такая: «Я хочу с ним встречаться!»

Поскольку мы не сидели сложа руки, а занимались жизненно необходимым делом, а именно – разговаривали, Щенка втайне решила подслушать наш разговор, чтобы определить, из какой мы команды, словно до сих пор она этого не поняла и, развесив уши, притаилась в кустах.

Мы только что закончили поливать грязью мой любимый Злэйзкий мультик про пластмассовых собачек, в котором речь шла вовсе не про собачек, но назывался он так, потому что в нашем мире всех людей называли собаками.

Кстати, Бокс только делал вид, что ему не нравится этот мультик, а на самом деле он обожал его больше своей жизни, но боялся нам даже заикнуться об этом, так как возрастное ограничение у этого мультика было 5-9 лет (то есть после 9 лет, как вы понимаете, его смотреть было уже нельзя). Затем мы приступили к обсуждению более важных жизненных тем, не обсудить которые в десятый раз было грехом.

Далман закинул удочку для нового разговора.

– Ну, чего сидим, народ? – спросил он, – давайте лучше обсудим что-нибудь другое, например, чего бы вы хотели больше всего прямо сейчас?

Этот вопрос уже не раз звучал в нашем кругу, но мы все равно достаточно часто возвращались к нему, да и на этот раз не стали его игнорировать, потому что за два дня у многих мечты могли поменяться.

– Прямо сейчас я очень хотел бы вмазать тебе по морде! – с вожделением отметил Бокс. – Это такое увлекательное занятие!

Далман с сожалением посмотрел на него, осознавая, насколько он все-таки жалок, и тот, поняв, что в очередной раз изрек какую-то чушь, решил поправиться, уточнив:

– Сарказм…это был… но все же, признайте, это увлекательно!

– А я бы прямо сейчас не отказалась от корочки черного хлеба… – тихо промолвила Дворняжка. – Я всегда мечтала хотя бы раз в жизни его попробовать, а одной корочки мне хватит, чтобы наесться!

– Ясно, – прервал ее мысленное путешествие в долину Грез Далман и обратил внимание на меня, мирно думающего о чем-то своем вдали от всех. -А ты чего бы хотел, Ково?

Я мечтательно посмотрел на него и, расплывшись в улыбке, решил им открыться:

– Я всегда мечтал стать королевой. И сейчас мечтаю.

Лицо Бокса стало похоже на хоккейную шайбу, но я не обратил на это внимания, и продолжил говорить:

– И еще хочу, чтобы меня все любили!

Теперь и лицо Далмана слегка искривило.

– Много хочешь – ничего не получишь! – процедил Бокс, с наглой ухмылкой глядя на меня.

Дворняжка решила не закидывать меня пометом, как это сделали остальные, а наоборот – поддержать.

– Но мы все и так тебя очень любим! – заявила она, приказывая, – цени это!

– Спасибо…– робко промолвил я, а Бокс, как всегда неожиданно, влез в наш откровенный разговор и перебил меня, обращаясь к Дворняжке:

–За себя говори… мне, может, он и не нужен.

Все подумали, что на этом разговор закончен, и скоро начнется обсуждение новой темы, как вдруг Далман внезапно продолжил:

– А хочешь, я сделаю тебя своей королевой? И тогда ты одаришь меня деньгами, мы вместе будем путешествовать по свету и…

– Прости… – остановил я его поток размышлений, – ты мне не подходишь… Ты слишком молод для меня.

Мой голос звучал глухо и как-то неуверенно, но все же мне хотелось поставить точку на этом разговоре.

Настоящая причина была, конечно, не в этом, хотя он, действительно, был слишком молодой. Просто я не хотел связывать свою жизнь с тем, кому был нужен только ради денег… Да и к тому же, я хотел найти себе девушку и считал, что однополые отношения являются величайшим грехом, потому что именно из-за тех, кто создает гнилые ячейки общества, не рождаются дети.

– Че? – противно процедил Бокс, как только я закончил говорить.

– Ты же сам сказал, что хочешь быть королевой! Почему же тогда отказываешь? – спросил Далман.

Задумавшись, я понял, что мог сильно ранить Далмана своим ответом.

– Знаю, это звучало жестоко, но… Ты вынужден будешь привыкнуть… Такова жизнь… Никто не обязан идти тебе на уступки, если не хочет этого сам!

В ответ раздалось молчание. Сменив тембр голоса на более позитивный, я задал Далману встречный вопрос:

– А чего хочешь ты?

Но так и не узнал ответа на свой вопрос. Далман не имел желания разговаривать со мной после всего случившегося и кратко ответил:

– Ничего. Закрыли тему!

Он решил поскорее убираться отсюда и увести остальных, но Дворняжка тут же сбила его с толку своим неуместным лошадиным смехом. Никто не знал, по какой причине она засмеялась, видимо для того, чтобы разрядить напряженную обстановку.

– Что смешного? – сердито спросил Далман, собирая копья, и Дворняжка, увидев, что никто кроме нее не смеется и поняв, что ее смех был крайне неуместен, сразу же приумолкла, как и все, начиная потихоньку собираться. «Вот и поговорили… Ни одного слова про охоту не сказали!» – горестно подумал я, но не стал озвучивать свои мысли вслух и тоже начал собирать вещи.

Щенка стояла в кустах, ошарашенная, так широко разинув отверстие для еды, словно прямо сейчас наблюдала не за нами, а за тем, как разворачиваются действия какого-нибудь крутого русского блокбастера. Ее рот был широко распахнут до тех пор, пока она сама силой не захлопнула его и не успокоила себя: «Так, надо успокоиться. Чего это я переживаю, как дурочка? Я же Щентия Фуражкина 17-ая, не обязана… наоборот, нужно радоваться… Ведь мальчик с царапиной на лице отбрил этого негодяя, а значит, ему нравятся девочки! А это значит … что… я… м… все еще могу заинтересовать его! Надо скорее выбираться из кустов и заявить о себе, пока они не ушли. Может быть, кто-то из них знает, как добраться до полицейского замка?!» – легкомысленно подумала она, совсем позабыв о том, какая у нас внешность и по ошибке приняв нас за полицешек, вылезла из-за кустов, идя прямо к нам навстречу.

– Извините, – вежливо заявила о своем присутствии здесь все это время она. – Вы случайно не знаете, как добраться до Полицейской базы и выбраться из этого ужасного леса?

Вместо протянутой руки помощи и развернутого ответа на свой вопрос, Щенка услышала:

– Полицешка! – пронзительно закричал Далман, едва не оглушив ее. -Ловите ее!

Буквально через секунду на Щенку уже надвигался Бокс, вооруженный копьем, судя по оскалу которого можно было понять, что он готов разорвать ее на куски.

Следом за ним едва поспевала запыхавшаяся Дворняжка, в руках которой развевался черно-зелено-красный флаг Злэйзкой империи с изображением черепа и скрещенными за ним двумя мечами посередине. Она несла его не потому, что он мог пригодиться в бою, а просто для устрашения. И этот прием прекрасно работал, ведь психологическое давление на противника – лучшее оружие!

Бедная Щенка была загнана в угол. Она все еще могла убежать отсюда и скрыться в кустах, но один только вид гигантского пожелтевшего черепа привел ее в ужас, и она не могла сдвинуться с места… Острие копья уже почти коснулось Щенкиной головы, когда…я подбежал к ней и закрыл ее собой, принимая все удары на себя.

– Что вы творите? Как вы смеете нападать на не в чем неповинного человека? – закричал я, захлебываясь в слезах от боли.

Копье Бокса неистово царапало мои руки раз за разом, распарывая кожу до крови, но я терпел.

– Отойди в сторону! – разъярённо кричал Бокс, продолжая наносить мне удары. – А иначе я порублю тебя на холодец вместо нее!

– Нет! – прокричал я в ответ. -Ты уже серьезно поранил меня, но я не дам тебе сделать то же самое с ней, ни за что, пока я здесь!

Далман и Дворняжка стояли в сторонке как вкопанные и даже не собирались прийти на помощь мне с Щенкой. Они же злые собаки… им можно жить только по закону…

– Если мы не поймаем эту девчонку, Лайка не спустит нам с рук 14-ый провал подряд, – прошептала моя так называемая подруга Дворни Тяжкина, и Далман, к великому несчастью, разделил ее точку зрения.

Ненависть после моего отказа вызвала у него бурю отрицательных эмоций, и он не стал терять возможность отомстить мне за все, одним лишь движением, и тем самым прийти на выручку своей команде.

Последнее, что я услышал, стало «Извини…» из его уст.

Он подбежал к месту, где разворачивались события, и холодно воткнул свое копье прямо мне в сердце.

– Нет! – горестно вскричал я и пал на землю, обливаясь кровью, ударившись, кроме того, головой об камень.

– О, Группа! – не вытерпев, прокричала Щенка и хотела как можно скорее уносить отсюда ноги, пока ее не постигла та же участь, что и меня.

– Пятновский, черт возьми! Ты убил его! – закричала Дворняжка, с ужасом глядя на меня.

– Ничего страшного, переживет. Кто сказал, что я убил его? Удар в сердце не смертельный.

– Но все же… – взволнованно продолжала стоять на своем Дворняжка, подбираясь ко мне, но Бокс не дал ей толком попереживать и закричал:

– Полицешка убегает! Ловите ее!

– А сам чего стоишь? – горестно спросила Дворняжка, не в силах смотреть на мое бездыханное тело без слез.

Поняв, что ни от кого из нас, а тем более от меня никакой помощи в ловле добычи не дождешься, Далман сам бросился за Щенкой вдогонку, крича по дороге:

– Смотрите, как я могу! Учитесь у профессионала!

И нагнав ее, схватил Щенку за волосы.

– Ай! Отпусти меня! Пошел прочь! Отпусти! – кричала она, но Далман все больнее хватал ее за различные части тела, чтобы силой усадить в мешок.

Но ее старания не увенчались успехом. Далман был в разы крупнее и сильнее ее, поэтому ему быстро удалось закинуть извивающуюся в воздухе Щенку в мешок, а Бокс добил ее деревянной частью копья, чтобы та не дергалась и не порвала мешок. Щенка отключилась.

– Ура! – закричал Бокс и, глядя на меня, проорал на всю опушку. – Выкуси, Страшила!

– Че ты орешь, как недорезанный? – раздраженно прикрикнул на него Далман, держа мешок с Щенкой в руках, – пошли отсюда! Мы должны успеть вернуться до обеда, а иначе Лайка сведет с нами счеты, даже если мы вернемся с добычей!

– А зачем тебе так рано возвращаться? – начал возмущаться Бокс. -Ты же теперь не от кого не зависишь! Страшилкин умер!

Но Далман его не слушал и переключил свое внимание на Дворняжку, склонившуюся над землей:

– Друг! Скажи, пожалуйста, что ты жив! Давай скажи, – я жив! – открывала она мне рот, думая, что это поможет.

– Дворняжка, нам пора домой, – обреченно, по-актерски сказал Далман, создавая впечатление, что не одной ей меня жалко. – Он сам вернется, если живой, а если нет, то значит, так надо.

И он силой поднял Дворняжку с земли, отряхивая грязь с ее юбки.

– Ладно… – смирилась Дворняжка, зная, что выбора у нее нет, в последний раз посмотрев на меня. – Надеюсь, что он вернется…

– И я… – соврал Далман и, закинув мешок на плечо, начал выдвигаться в путь.

– А я нет! – совершенно ничего не стесняясь, произнес Бокс и затянул свою любимую песню «Идя по дороге домой», которая начиналась словами: «Я среди ночи выпить хочу…»

Щенка болталась в мешке как боксерская груша, если ее повесить на дерево во время сильного урагана, и казалось, что каждая ее косточка вздрагивала. Если бы можно было привести ее в сознание, то она бы наверняка стала спрашивать Великого Группу, сотворившего всю их планету: «За что ей такая полная трудностей жизнь?…»

А ответ был бы прост – не нужно совать свой нос куда не следует. Я бы с удовольствием пришел ей на выручку, но, к сожалению, сам в данный момент находился в незавидном положении.

– Бедная Щенка… – сказал бы я, если бы смог открыть глаза, только вот сделать это было практически невозможно.

***

Шло время, и солнце уже стояло высоко в небе. А с восходом солнца, как известно, просыпаются и полицешки. Обычно они, один за другим постепенно поднимались с кроватей и всей недружной толпой бежали в ванную комнату умываться, но на этот раз у них не получилось сделать все быстро и слаженно, потому что каждый из них хотел подольше понежиться в постели.

Одной из первых глаза открыла Иннокентия Медальонова. Она бы никогда не сделала этого раньше остальных, если бы в нее снова не прилетела подушка. Девочка быстро встрепенулась и, отложив подушку в сторону, медленно привстала с кровати, сонно поглядывая по сторонам.

– Кенка! Долго ли мне еще тебя ждать? Все уже давно проснулись! -возбужденно кричала Роза, уточняя, – я имею в виду себя и рыбку в аквариуме!

Кенка с недоумением посмотрела на нее и хотела снова лечь спать, но Роза не дала ей этого сделать и запустила в нее тапком. Такая атмосфера царила в полицейском лагере всегда…

– И да, это я запустила в тебя тапком! – яростно завопила Роза. – И запущу еще раз, если ты сейчас же не встанешь с кровати! Я все сказала!

–А нет, не все! – дополнила она, вспомнив еще кое-что важное и добавила, пока Кенка спросонок натягивала на себя фиолетовые меховые тапочки. – Будешь в следующий раз на тихом часу так громко храпеть, я запущу в тебя не подушкой, и даже не тапком, а кочергой! Кстати, верни мой тапок…

Приоткрыв глаза пошире, Кенка начала заправлять кровать, но заметила, что одеяло на ней отсутствует. Выглянув в окно, девочка обнаружила, что оно валяется на улице, а в нем лежит кто-то, завернутый как шаурма. «Скорее всего, это был Деревенщина», – подумала Кенка и стала вылазить в окно, чтобы спуститься за одеялом и разбудить того, кто в нем лежал.

Но Роза опять кинула в нее что-то и завизжала:

– Куда ты полезла? Обнаглела что ли? Я еще не договорила! – и продолжила размышлять вслух. – Бедная Щенка, почему именно ты досталась ей в качестве соседки по кровати? Кстати, о ней… Где она? Ты ее видела?

– Нет, не видела… – раздраженно откликнулась Кенка, поняв, что за одеялом у нее сегодня сбегать не получится и попыталась нащупать на тумбочке очки, которые она, между прочем, не носит.

– Не, ну ваще… – прокомментировала ее поведение Роза и заорала так, словно ее режут: -Щенка! Куда же ты запропастилась, моя верная подруга? Кэт, проверь у себя под кроватью. Она обычно прячется там, чтобы напугать тебя, когда ты встаешь…

–А я думала, это Бабайка меня пугает… – недоуменно прошептала Кенка и, так и не найдя очки, начала обшаривать все укромные места у себя под кроватью. Но в итоге не нашла там ничего кроме своих старых синих носков. А Роза все продолжала кричать:

– Щенкаааа! Ну ты где? Выходи немедленно! А то сейчас придет твой отец и будет по всем стрелять!

– Ну, что там опять такое? – послышались недовольные возгласы пробуждающихся полицешек. – Кого там опять убили? Арку?

– Вы че, вообще? Не могли попозже поискать?

– Да ваще! – нервно воскликнула Роза, ругнувшись про себя, и повернула голову к самой большой и высокой кровати, на которой всю ночь спала прямо на одеяле всеобщая любимица – Щенка Кенкина.

– Эй, Кенкина! – небрежно окликнула ее Роза, приказывая. – У нас Щенка пропала! Иди и доложи королю и королеве, пусть начинают бить тревогу, мы нигде не можем ее найти!

– А… что это? Как конфеты есть, так сразу ты первая, а как какое – то серьезное задание, так сразу Щенка Кенкина? – недовольно возмутилась девочка, вставая с кровати, взмахнув короткой жиденькой рыжей косичкой и на глазах у всех переодеваясь из белой пижамы в повседневное красное платье с белым воротничком.

– Потому что ты единственная из нас, кого не убьют, как только он зайдет в спальню взрослых. Мне бы тоже очень хотелось там побывать, но все равно иди ты… – с издевкой в низком голосе разъяснила ей Арка, пряча в подушку конфеты «Крокодильчик», украденные с кухни.

Деваться было некуда.

– Ладно… – нехотя промолвила Щенка Кенкина и с деловым видом направилась в спальню ко взрослым, дорогу в которую она уже давно выучила наизусть, ступая по полу короткими ногами, одна из которых была в голубом башмаке, а другая без него. По дороге она искренне мечтала о том, что ее старшую сестру с таким же именем, как и у нее, постигла незавидная судьба. Ведь если та умрет, ее игрушки перейдут ей – шестилетней Щенке Кенкиной.

– Эй, Медальонова! – высокомерно окликнула Розэтта свою сокомандницу уже в который раз. – Ты проверила у себя под кроватью?

– Нет… Я под кроватью смотреть не буду… – хмуро отозвалась Кенка. -Там Бабайка позвал своих друзей – Верзилу и Гигантилу на чай, и они все вместе его пьют… ее голос звучал приглушенно на фоне истошных криков других академистов, затеявших Афганскую войну подушками уже 52-ой раз за год с подачи Аркадии Магнитовой – самой бойкой и заметной из всех академистов, державшей в страхе весь район и не только. Как раз-таки она громче всех и орала, швыряя во всех подушками.

– Нет, это уже слишком. Даже для … ну ваще… – прошипела Роза и хотела пригрозить Кенке, что отберет все ее комиксы и хлам, принесенный с улицы, но не успела договорить и первой фразы, когда в нее прилетела подушка. Ее кинул Бобик Деревенщина. Он давно выбрался из кокона, сделанного из Кенкиного одеяла, и резво прыгал на кровати, уча как правильно это делать младшую часть своей аудитории, только что преподав Розе хороший урок и показав ей – какого это, – быть закиданной подушками с головы до ног.

Резвясь и веселясь, он все выше подлетал к потолку и, хрюкая, как поросенок, визжал: – Ю-ху! Я – лихой ковбой! – тем самым еще сильнее раззадоривая остальных сокомандников. Но они и без него не скучали. Половина из них перекидывались подушками, целясь сбить с кровати как можно больше себе подобных. Другая часть уже успела выйти на новый уровень. Те, кто причислили себя к ее разряду, лихо двигали кровати, не обращая внимания на то, чья она, и лежит там еще кто-то или нет.

Всюду летали подушки, перья из них и клочья сине-красного флага Полицейской Федерации с изображением синей полицейской фуражки и золотой медали под ней, который академисты разорвали на куски, а добрую часть по дурости и вовсе сжевали; поэтому дорогу не было видно, и кровати тащили наугад, задавив за пять минут 10 человек, что было самым настоящим достижением. Раньше до такой цифры еще никогда не доходило, это был рекорд. Поэтому они решили отпраздновать его и съели золотую рыбку, опрокинув ее аквариум.

И лишь единицы из всей этой оравы, численность которой была уже не 61 человек, а 51, так как десяток из них задавили, являлись адекватными и сидели под кроватями, которые еще не начали двигать, не планируя вылазить из-под-них, пока весь этот балаган не закончится.

Среди них был Шарик Мячиков – двоюродный брат Щенки и еще один представитель группировки «Мозги команды», а также Шарпей и Бурка – «сладкая парочка с закоулка». Они даже сидели под одной кроватью.

Рыжеволосая модница Роза стояла у зеркала и, засунув себе под лифчик и трусы подушки, красовалась и напевала:

– В зеркало смотрится маленькая модница,

Куколка-балетница, нет красивей!

К тому времени Щенка Кенкина уже успела добраться до родительской спальни и, в последний раз перекрестившись левой рукой, умоляя Группу убить Щенку, тихо приотворила дверь, боясь разбудить своих родителей, так как на дворе было всего восемь часов, а они обычно спали до обеда.

Но ее опасения оказались напрасными, – Бубен и Молния уже давно проснулись и сидели за столом, занимаясь каждый своим делом, игнорируя при этом друг друга.

Точнее, это Бубен игнорировал Молнию; развалившись в гигантском розовом кресле и нацепив очки, он читал статью злэйзкой газеты Янки Рассы «Бумага все стерпит», совершенно не обращая на жену никакого внимания.

А она в свою очередь, чего только не делала, чтобы заинтересовать его, точно так же, как тогда, 14 лет назад: и раскачивалась из стороны в сторону на стуле, изображая неваляшку, и демонстрировала свои прекрасные способности изящно изображать обезьяну, и делала вид, что падает со стула, кося глазами…

Но ничего из этого не помогало, и даже, наоборот, составляло о Молнии неприятное и странное впечатление, ведь сидеть и кривляться на стуле вместо того, чтобы заняться делом и идти работать, выглядело комично и даже глупо для ее лет.

Но дело было не в Молнии, а в предпочтениях Бубна, угодить которому было невозможно… Он считал, что Молния уже изжила себя и перестала что- либо из себя представлять, поэтому и не подходила ему. Ведь его интересовали подростки до 15 лет, и как только эти подростки вырастали, он готов был плевать в них, как в мусорное ведро.

В этом и заключалась трагедия Молнии. Она давно перестала искать себя и начала гоняться за ним, пытаясь выглядеть ребенком в его глазах, что и было самым грустным и одновременно смешным. Ее внешний вид никак не сопоставлялся с ее поведением: поседевшие, превратившиеся в солому волосы, выцветшие бело-розовые глаза, обвисшие за многие мучительные годы совместной жизни грудь и живот, гигантские фиолетовые синяки под глазами, возникшие вследствие употребления наркотиков, на которые ее подсадили ее так называемые родители. Вот к чему приводило попадание в организм опасных веществ.

Никогда не судите о книге по ее обложке, как это сделала Молния, оценив наркотики по первым приятным ощущениям, и не погружайтесь с головой в то, в здравии чего вы полностью не уверены, и не ведитесь на соблазн в виде руки помощи, а иначе в дальнейшем получите по полной и превратитесь в такое же недоразумение на ножках, в которое с годами превратилась Молли.

Щенка Кенкина обладала прекрасным для своих лет умом и отличным терпением, что весьма похвально; но терпение не у кого не безграничное и, устав ждать, когда ее наконец заметят, Щенка Кенкина решила сама обратить на себя внимание и, деловито кашлянув, ступила за порог спальни, оповещая родителей о своем прибытии:

– Доброе утрецо! Смотрю, вы не скучаете… – с издевкой сказала она и, увидев, что на нее все-таки посмотрели, продолжила говорить. -У меня хорошая новость… ой, то есть плохая. Щенка сквозь землю провалилась.

– Какой ужас! – мигом отреагировала Молния. – Вы достали ее обратно?

– Это выражение такое, – с презрением пояснил Бубен, поправляя очки. – Вы проверили у Кенки под кроватью?

– Не знаю… – хмуро отозвалась Щенка Кенкина, и правда не зная ответа на этот вопрос.

– Ясно, – сухо ответил Бубен, понимая, что пока газету придется отложить, и спросил у жены. – Ну что, Молния, будем тратить время на ее поиски?

– Конечно, будем! – возбужденно промолвила Молния, всплескивая руками. – Она же наша дочь!

Но Бубен прервал ее и заметил, снова раскрывая газету:

– А я думаю, что ни к чему тратить время на такое недоразумение, как Щенка, если можно потратить его рационально. Почитать книгу, например, или заняться стиркой! Давай, иди, стирай!

– И зачем тогда спрашивал? – угрюмо прошептала Молния, и вправду этого не понимая, но Бубен ничего не расслышал, и все же, захлопнув газету, прокричал:

– Что ты только что сказала? Я ничего не слышу… – отвлекая Щенку Кенкину от празднования отмены поисков Щенки, – что там у вас за шум в общежитии? Неужели опять устроили бесплатное цирковое представление?

– Возможно, не знаю… – задумчиво ответила Щенка Кенкина.

– Достали… – проскрипел сквозь зубы Бубен, слыша, как из-за стены доносятся протяжные крики и стоны, заряжая пистолет новыми патронами.

– Мерзкие шакалы… Молния, у тебя есть пульт от винтовки? Похоже, самое время идти разбираться…

Молния неестественно покивала ему головой, протягивая курок от пистолета, который он называл пультом, и в последний раз, с умилением взглянув на желавшую своей сестре смерти Щенку Кенкину, все еще видя в ней ребенка, была вынуждена покинуть спальню и идти на разборки вместе с Бубном, потому что муж в семье – главный.

Бред какой – то. А что делать, если в семье сразу два, три или несколько мужей? Им что теперь, порвать друг друга что ли за право первенства, хотя, если подумать, тут проблема уже в самой семье, а не в общественных установках…

Стоило только родителям покинуть свою комнату, как Щенка Кенкина сразу же воспользовалась возможностью побыть на их месте и узнать, что пишут про Злэйзию в газете, которую еще пару минут назад читал Бубен. Она взяла ее в руки и, откинувшись на диван, нацепив очки для более важного вида, забыв про то, что у нее и без них зрение идеальное.

– Щенку съели волки… Щенку волки… Щенку волки съели! – празднуя безусловную кончину Щенки и одновременно читая газету, напевала она, листая страницы одну за другой, стараясь не порвать их, чтобы потом вернуть газету в хорошем состоянии.

Как только Бубен и Молния зашли в общежитие, открыв дверь с ноги, с подачи Бубна, он закричал, наставляя на толпу пистолет:

– Стоять, не двигаться! Стрелять буду без предупреждения!

В него сразу же прилетела подушка. Всем было откровенно наплевать на него и на то, что он говорит. Никто даже не заметил появления их с Молнией. Все выжившие из 60-ти человек продолжали дуреть и беситься, издавая звуки вымерших мамонтов и прыгая с кровати на кровать.

Теперь их уже нельзя было разделить и на группы – каждый из них занимался тем, чем хочет сам, не обращая внимания на других, и считал себя независимым. Тех, кто раньше сидел под кроватями, уже давно передавили, а те, кто еще не успел проснуться, вылетели в окно вместе со своими спальными принадлежностями.

Круче всех, по ее мнению, развлекалась Арка. Она крутилась на чьей-то подушке и извивалась в воздухе от счастья, как ненасытная змея, пока вокруг нее бегали толпы возбужденных полицешек с копьями, отобранными у злых собак во время последнего сражения. Истошно крича и представляя себя индейцами, они насаживали их друг на друга, а на тех, кто все еще был живой, садились.

Деревенщина уже минут пять как не прыгал до потолка, раскачивая люстру, а сам висел на ней, взгромоздившись с ногами, и раскачиваясь как на качели, навевая песню «Крылатые качели», переделывая ее на свой лад:

– Взрывая… все картели…

Не евши виноград! – доносилось зловещее завывание с люстры.

В это время Роза примеряла на себя новое платье, позаимствованное у Кенки. А отдать что – то Розе, как известно, означает – навсегда распрощаться с этой вещью… Так случилось и на этот раз. Этому прекрасному алому бальному платью с блестками не повезло. Роза решила, что у нее все еще недостаточно большой размер груди и его необходимо увеличить до максимума, впихав под топик еще одну подушку, возможно принадлежавшую ей же самой. Но лямка топика не выдержала такой непосильной нагрузки и с треском порвалась вместе с прекрасным платьем на две части, как, впрочем, и последняя нервная клетка Бубна…