Читать книгу: «Прогулки по променаду», страница 2

– Я не дура, понимаю. Но мне всё равно не нравится, что её столь много.

– Нужно будет спросить у служащего, можно ли заменить что-нибудь в меню.

– Не стоит. На нас будут смотреть как на зажравшихся богатеев. Мне и так хватает косых взглядов из-за одежды.

– Мы не виноваты, что окружающим нравится наряжаться в лохмотья, – рассмеялся я, вспоминая утренние толпы гуляющих.

– И из-за этого отношения тоже, – сердито сказала Катрин, бросив быстрые взгляды на людей за соседними столиками.

– Ты всегда можешь опуститься до их уровня, если тебя так сильно напрягает, что мы выделяемся.

Катрин мне не ответила и принялась разделывать ножом кусок филе трески, который ей подали на огромной тарелке, богато украшенной зеленью. Я понял, что разговор закончен, и перевёл всё своё внимание на еду. Она была на порядок более элегантной и изящной, чем то, что мне предложили в кафе, но ей не хватало какой-то живости. Многие блюда, поданные за этим ужином, словно обдавали мой желудок той же холодностью, которой меня потчевала день за днём Катрин. Многие современные архитекторы страдают оттого, что все свои сооружения они строят не для людей, а для других архитекторов, чтобы получить похвалу и признание в узком кругу специалистов. Та же картина свойственна кулинарии. Повара часто куда больше думают о техничности, о том, как можно визуально оформить еду, о том, каким будет взгляд ресторанного критика, когда ему предложат отведать фирменное блюдо заведения. Всё это, конечно, добавляет еде новых измерений, новых необычных свойств, но за всеми этими слоями теряется, забывается самое главное – забывается основной смысл и назначение трапезы. Всё превращается в представление, фокусирующееся более на форме, чем на содержании. Не утверждаю, что форма не важна, но когда содержание забыто вовсе, ресторан стоит позиционировать как кулинарный музей, выставку мастерства шеф-повара, но не более того. Такие размышления как-то незаметно пробирались ко мне в голову каждый раз, когда я находился где-то вместе с Катрин. Я был прав, думая о том, что внешне наш союз действительно выглядит нормальным. Но эта оболочка на самом деле была столь тонкой, что если бы кому-то из нас пришло в голову прекратить играть свою роль, то это номинально единое целое даже не развалилось бы, а просто спокойно, без хруста и шума разошлось на две совершенно независимые части с идеально гладким срезом. Ужин закончился коротким живым концертом, подали шампанское и другие напитки, но мы с Катрин не стали задерживаться и быстро вернулись в номер, где вновь разошлись по своим углам. Я был сильно удивлён тем, насколько спокойно моя супруга восприняла тот факт, что мы оказались разделены, что я оставил её без внимания, не позаботился о развлечениях для неё, даже не попытался как-нибудь оправдаться или объясниться. Обычно это её сильно задевало. Быть может, наши отношения прошли ещё одну стадию и вскоре мы с Катрин даже забудем имена друг друга. Я об этом одновременно и жалел, и не жалел. В этом медленном потоплении был какой-то шарм и красота, и я не боялся замочить ноги или простудиться на сильном ветру, наблюдая, как солёная морская вода захватывает одну каюту за другой. Молчаливый вечер перетёк в молчаливую ночь, в привычный сон в одной постели так близко, но так далеко друг от друга.

Следующим утром я улизнул из отеля ещё до того, как Катрин проснулась. Было около десяти часов, я нацепил на голову идеально сидящее канотье и, полный энергии, выбежал на улицу, на этот раз хорошенько осмотревшись по сторонам, не желая досрочно прерывать свой отдых столкновением с чьим-нибудь автомобилем. Сказать честно, выход из отеля был спроектирован очень странно, а потому едва ли я был единственным, кто чудом избежал поездки в травматологию в разгар своего летнего отпуска.

Погода стояла волшебная, ещё более приятная, чем в предыдущий день. Я заблаговременно прошёлся по променаду в сторону ресторана, в котором хотел пообедать, и забронировал место на нужное мне время. Каким-то образом обнаружилось свободное место на пляже. Я снял мокасины и с удовольствием прошёлся по горячему песку, так приятно забивающемуся между пальцами ног. Кругом было много людей, но пока ещё не толпа – для этого было рановато. Где-то дети играли в мяч, прыгали в воду, придерживая руками надувной круг, всё норовящий свалиться на землю; высокая длинноногая девушка, так и сяк закидывая волосы за плечи, позировала перед своей подругой с фотоаппаратом; мимо лежащих на ковриках и полотенцах купальщиков с гордо поднятой головой и идеально ровной спиной прошла пара пенсионерок с набитыми чем-то рюкзаками спереди и лыжными палками в руках. Я расчистил высоко выступающий из песка гладкий камень и сел на него, подставив ещё немного сонное лицо солнцу. Каким-то образом, в отличие от Катрин, моё тело не боялось столь близкого и продолжительного воздействия тёплых лучей, загар ложился ровно и быстро, не причиняя боли или ещё каких-нибудь неудобств. Моя супруга же всегда носила с собой зонтик и по возможности сразу пряталась в тень, боясь обгореть и покрыться неподобающими даме в её положении красными пятнами по всему телу.

Вчерашний приступ неверности меня как-то отпустил, и я совсем забыл про то, что даже думал об этом. Меня куда больше тянули к себе мысли о море, о том, как было бы здорово искупаться с лодки там, вдали от всех, заняться виндсёрфингом или подводным плаванием. Но для всего этого требовались значительные усилия, нужно было планировать сильно заранее, с кем-то договариваться. Я такое не любил, да и как можно вообще на что-то рассчитывать, когда твоя супруга то и дело норовит впасть в сильнейшую депрессию и, как маленький ребёнок, лечь на пол и начать кататься из стороны в стороны, не желая ничего делать. По лестницам на пляж стало спускаться всё больше людей, группы из пяти-шести человек жадно бросались на последние свободные места и принимались отгораживаться от окружающих сумками и разнообразными вещами. Такая группа села и неподалёку от меня. Какое-то время я пытался их игнорировать, но громкие разговоры наконец мне надоели, и я вернулся на променад. Уличные артисты старались привлечь к себе внимание весёлыми фокусами, жонглированием острыми ножами, мастерским обращением с ручными животными. Вокруг них собирались больше дети и их родители, остальным эти представления были достаточны в качестве фона, дополняющего прогулку. Слышался скрип широких качелей, с трудом двигающихся взад-вперёд, убаюкивая сидящих на них стариков. Мимо меня вновь со звонким дребезгом пролетела парочка на велосипеде в развевающихся гавайских рубашках, я еле успел отпрыгнуть в сторону. Пройдя после этого несколько шагов, я заметил, что не разозлился, не крикнул вслед гадость, что себе часто позволял в обычной ситуации. Вновь и вновь я поражался тому, сколь благотворное действие на человека оказывает приморский ветер и солнце. К сожалению, этим миролюбивым состоянием отдыхающих многие злоупотребляют. Посматривая по сторонам, внезапно наткнулся на крохотный ларёк с удивительной вывеской «Мороженое. Айс-кофе. Массаж стоп». Специально для последней услуги было организовано несколько глубоких кресел с подставками для ног. Кресла почему-то пустовали.

Посмотрев на часы, я внезапно обнаружил, что уже подошло обеденное время. Я отошёл довольно далеко от того ресторана, в котором хотел перекусить, а потому бодрым шагом направился в его сторону, боясь опоздать к назначенному мной же самим времени. Когда я наконец заявился ко входу в заведение, высокий полный мужчина в белой форме равнодушно посмотрел на меня, сверился со списком бронирований и покачал головой. Я опоздал на пять с небольшим минут – этого было достаточно, чтобы моё место отдали другим гостям. Я взглянул на тот столик, что должен был оказаться моим, – за ним сидела хорошо одетая девушка с молодым человеком в одних плавках. Спорить с официантом я не стал: ни к чему устраивать сцену. Я просто вежливо извинился за опоздание и пожелал мужчине хорошего дня, что он, впрочем, пропустил мимо ушей и тут же принялся за какие-то другие свои дела.

Находившиеся рядом рестораны заполнялись всё с той же космической скоростью, которую я наблюдал днём ранее. Зайдя в несколько заведений подряд, я понял, что отобедать мне в них сегодня тоже не грозит. Я хотел было вернуться в отель, поскольку там в ресторане за мной с Катрин был закреплён стол на всё время пребывания, но вспомнил про то небольшое кафе, на которое наткнулся во время своей исследовательской экспедиции в дебри курортного города. Идти до него было сравнительно далеко, но кто откажется от хорошей прогулки у моря, сколь бы долгой она ни была? Я поправил канотье и манжеты льняной рубашки и уверенно зашагал в нужную сторону с полной уверенностью, что там-то для меня найдётся свободное место.

Так и оказалось. Когда я осторожно открыл дверь кафе, теперь уже зная о колокольчике над ней, внутри сидел всего лишь один старичок, заканчивающий свой обед. За стойкой сидела всё та же девушка, но сегодня она выглядела куда опрятнее, и многие из тех недостатков, которые я вчера угрюмо отмечал, если не полностью исчезли, то по крайней мере стали менее броскими. Что особенно меня поразило, так это то, что она была рада меня видеть. Она отложила в сторону только начатую новую книжку и весело подбежала ко мне, чтобы усадить за свободный стол. Тот, что так внезапно подвёл меня днём ранее, был убран в угол зала и накрыт полиэтиленовой плёнкой.

Я повторил свой заказ почти без изменений, решив только избавиться от того салата, который в моей голове ассоциировался со словом «неизвестность». Девушка исчезла со своим крохотным блокнотом на кухне. Вернулась она уже с фотоальбомом, хотя я о нём ни словом, ни видом не напоминал. Девушка подошла ко мне и открыла альбом на одном из разворотов, где было вклеено три цветные фотографии. На каждой из них можно было насчитать чуть ли не по тридцать коров. На переднем плане неизменно стояла эта самая официантка, но на несколько – не больше пяти – лет моложе.

– Мы и сами держали одно время ферму, но её пришлось продать, отец как-то совсем с ней не мог управиться. Эта фотография как раз в последние годы сделана, но там и сейчас всё примерно так же. Я часто в тех местах бываю, когда езжу к знакомым в гости.

– Да, спасибо. Очень интересно, – спокойно поблагодарил я, откинувшись на спинку стула.

– Извините, я просто всем показываю, кто сюда поездом приезжает, – смущённо ответила девушка и положила фотоальбом на соседний столик.

– У вас не так много посетителей. Во всех остальных местах очередь на улице стоит, но ведь у вас тоже вкусно. Скажу честно, что поначалу сомневался, но вы меня приятно удивили. Мне даже как-то неудобно.

– Это ничего. Мы держим кафе больше для себя и соседей. Туристы часто заходят в ресторан за видом на море, а не за едой. Кто сюда пойдёт? Здесь вон разве что на парковку можно поглядеть. Я каждый раз удивляюсь, когда к нам кто-то незнакомый заходит.

– Но город маленький.

– Это да, но всё равно как-то так получается. Мы по этому поводу не беспокоимся. В таких местах жизнь совсем по-другому идёт. Мы не думаем о том, как бы побольше заработать. Нам просто нравится вот так здесь быть. Отец даже хотел одно время снять вывеску, но мы решили, что получится некрасиво.

С кухни раздался звонок, меж раздвинутых шторок мелькнула белая тарелка. Девушка вскочила и побежала собирать для меня столовые приборы. Я был так сильно удивлён обычной вежливости, заинтересованности в другом человеке, что чувствовал себя некомфортно. Мне было тяжело ответить той же искренностью и открытостью, ведь у себя дома я привык скрываться за дверью кабинета или ничего не выражающей еле заметной улыбкой. Здесь же всё это выглядело так неожиданно, так непривычно, что приходилось ловить себя на мысли, не нахожусь ли я в какой другой стране. Быть может, я, незаметно для себя самого, давно уже перешёл и на другой язык, и на другую передачу мысли, настроился на иную, недоступную ранее волну? Впрочем, отчасти это удивление было наигранным. Я и сам когда-то умел разговаривать на этом языке, но со временем разучился, не имея ни желания, ни возможностей его практиковать. Смотря на своё окружение, я мог только предположить, что этот навык за его ненадобностью атрофировался сразу у всех, а потому мне не о чем сожалеть. Однако столкновение с кем-то, кто умел радоваться жизни и чувствовать себя счастливым без особых на то причин, резко взбудоражило меня, и я вдруг ощутил в груди ноющую пустоту.

Обед и в этот раз меня не подвёл, я с большим удовольствием утолил голод и даже подумал о том, не поужинать ли и здесь тоже, а не в ресторане отеля, но потом решил, что будет несправедливо по отношению ко мне открывать Катрин это секретное место, которое я обнаружил и имею на него теперь какие-то воображаемые права.

– Скажите, – обратился я к девушке-официантке, которая подошла забрать опустевшие тарелки, – а каково здесь жить, когда все туристы исчезают?

– Мне такое время не по душе, но что же поделать. Зимой море ведёт себя прескверно. Разложить на пляже шезлонг я бы не рискнула.

– В таких местах часто бывает, что местные недолюбливают туристов. У вас нет такого ощущения?

– Нет, что вы. Это же какая-то дикая жадность – хотеть оставить всё это только себе. Хорошими вещами хочется делиться, хочется приглашать сюда людей, показывать им красоту, готовить вкусную еду, танцевать на пляже. Это ведь было создано для всех нас. Да и мало кто из местных смог бы здесь жить, не приезжай сюда каждый год столько народу. Так что не беспокойтесь, мы на вас зла не держим.

– Это радует, – ответил я, вновь удивившись такой доброжелательности. – Но, должно быть, здесь не так много перспектив.

– Да, мегаполис из этого города вышел бы никудышный. Но это и хорошо. Поверьте, какая-нибудь невероятная карьера нужна не всем. Кому-то просто приятно утром проснуться под шум моря, выйти на пробежку, подышать свежим воздухом, вечером прогуляться в свете фонарей по променаду, закопаться в тёплом песке на пляже. Жизнь ведь из таких вещей состоит, разве нет?

– Вы правы, – согласился я. – Не буду с вами спорить. По вам видно, что это оказывает очень благоприятное воздействие. Сейчас люди всё чаще смотрят на других так, будто хотят их убить.

– Я так тоже умею, – засмеялась девушка и нахмурилась.

– Да, но не стоит. Девушкам лучше как можно чаще улыбаться. Это им очень идёт, – задумчиво ответил я, сминая в руках чистую салфетку.

– Напускная враждебность лишь указывает на то, что человек боится показать, что ему интересны другие люди. Не знаю, кто-то даже считает доброжелательность плохим тоном.

– Уж не я, поверьте, – поспешил я заверить девушку.

– Но вы всё же хмуритесь, – шутливо заметила официантка.

– Old habits die hard.

– Вы сами себя мучаете.

– Ну, может быть, если я буду приходить сюда чаще, то получится это преодолеть. Если хорошо поесть, то настроение гарантированно поднимется. Скажите, а нет ли здесь пляжа, где не так много людей?

– Ну вот, вы уже хотите всё себе одному захапать. Оборудованных – нет. Есть парочка, куда ходят местные, но туда проблематично добираться.

– Боюсь, если я задам ещё пару-тройку своих вопросов, то вы перестанете меня сюда пускать, – засмеялся я. – Но всё же я бы не хотел плавать как килька в банке.

– Да я понимаю, – с улыбкой ответила девушка. – В будни будет поспокойнее. А пока – увы. Нужно раньше вставать.

– Знаете, это совсем не про меня.

– Тогда я ничем не могу вам помочь. Ни-чем, – ответила девушка и зашла за стойку.

Я встал из-за стола, поправил одежду и направился к выходу. У самой двери я остановился, повернулся к девушке, ещё раз внимательно осмотрел её и сказал:

– Не знаю, говорили вам или нет, но вы очень похожи на одну итальянскую актрису. На Валерию Чанготтини. Если вы её не знаете, то прошу заметить, что это комплимент.

– На неё в каком возрасте? – спросила девушка, с трудом скрывая улыбку.

– Не в семьдесят восемь, не беспокойтесь. На неё в самом расцвете сил. Такой вариант вас устроит? – вышел я из положения и поспешил сделать полуоборот в сторону двери, чтобы позорно бежать, если девушке окажется не по душе и эта формулировка.

– Ой, ну сколько можно «вы» да «вы», – слегка обиженно сказала девушка. – Можно просто Аня. Ну, на тот случай, если вы снова к нам зайдёте. Вы скоро уезжаете?

– Пока не знаю. По настроению. Всего хорошего, – попрощался я.

– Эй, а вас-то как зовут? – преградила мне путь вопросом девушка.

– Роберт, – с армейской чёткостью ответил я и закрыл за собой дверь.

На самом берегу было установлено высокое колесо обозрения, которое работало до поздней ночи, включая ближе к вечеру яркие лампы по краям. Стоя внизу, я не мог поверить, что кому-то хватает смелости забраться внутрь кабинки, когда поднимается сильный ветер. Но кому-то хватало. Порывы ветра время от времени становились то сильнее, то слабее, но длина очереди зависела исключительно от времени суток. Не очень понятно, что такого интересного можно разглядеть с высоты в пятьдесят метров. А если и есть на что оттуда смотреть, то разве можно по достоинству оценить стоящий вид за несколько секунд? Так, многие старательно поднимаются по узким ступенькам на смотровую площадку, лишь чтобы сделать на ней пару фотографий и тут же побежать вниз.

Неподалёку от колеса обозрения, если пройти чуть в глубь города, располагалась концертная площадка, на которой в хорошую погоду местные и редкие приезжие группы играли живую музыку. Так было и сегодня: вооружившись простенькой на вид гитарой и саксофоном, пара одетых в яркие рубашки мужчин самозабвенно играла босса-нову. Играли они славно, но возле площадки было совсем немного людей. Я подумал, что было бы неправильно оставить представление без внимания, и уселся на свободную скамейку неподалёку от сцены. В кармане пиджака у меня лежало несколько мелких купюр, и я мял их в руках, раздумывая, как правильнее – положить деньги сейчас и уйти чуть позже либо же остаться слушать и заплатить в конце. В первом случае это бы выглядело так, будто мне не очень понравилось выступление, но я посчитал себя обязанным заплатить за него. Это могло задеть музыкантов. Во втором случае я рисковал какое-то время выглядеть неблагодарным слушателем. Такого рода мысли очень часто брали меня в заложники, я никак не мог понять, каким же это образом желание быть вежливым и благодарным причиняет мне столько неудобств. В конце концов я склонился ко второму варианту и просидел с полчаса, не думая ни о чём конкретном. Это было воскресенье, я очень ждал завтрашнего дня, поскольку большая часть отдыхающих приезжала на выходных сюда на один день из соседних городов и посёлков. Я, конечно, был отчасти согласен с мнением Ани, но та часть моего характера – жадная и эгоистичная, – которая позволила мне преуспеть в бизнесе, всё-таки предпочла бы более свободный пляж и отсутствие очередей во время обеда у дверей ресторанов. Какое счастье, что Катрин закрылась в нашем номере на время выходных!

Дело шло к вечеру. Уставшие от отдыха люди поднимались по бетонным ступенькам с пляжей, переодевались в узких, закрученных спиралью кабинках и чуть ли не организованными группами направлялись в сторону автовокзала, с которого до поздней ночи отправлялись рейсовые автобусы. Мне же предстояло поужинать с Катрин и снова погрузиться в одинокую тишину. По пути к отелю я вдруг понял, что не выполнил требования своей жены и вообще не нашёл ни одного места, которое стоило бы посетить вместе. По большей части я прогуливался взад-вперёд по променаду, лишь изредка сворачивая в переулки, пытаясь скрыться от палящего солнца в тени одноэтажных домиков и деревьев, украшенных густыми кронами.

На ресепшене я снова встретился с врачом, который посещал Катрин в день заезда. Он сказал мне, что не видит никаких причин волноваться и что моей жене стало заметно лучше. Я этому обрадовался, но понял, что, скорее всего, теперь не смогу позволить себе полной свободы. Поднимаясь по лестнице, яростно прокручивал в голове все местные достопримечательности и рестораны, выуживая из памяти редкие крупицы информации об этих местах, которые я почерпнул либо в небольшом путеводителе на вокзале, украденном мною из ВИП-зала, либо на рекламных плакатах, развешанных по всему городу. Оставалось только надеяться на свою находчивость и холодное безразличие, в достатке проявляемое моей женой.

Катрин стояла на балконе, скучающе смотря на море. Я намеренно громко закрыл дверь, чтобы жена заметила меня, и подошёл к ней, надеясь справиться о её самочувствии и пригласить на ужин.

– Я встретился внизу с твоим врачом. Говорит, что тебе лучше. Да и мне так кажется. Цвет кожи стал розовее.

– Это из-за ламп. В ванной комнате совсем другая картина.

– Пора ужинать. Я сильно проголодался от всей этой ходьбы. Думаю, что ты тоже не отказалась бы перекусить. Ты будешь переодеваться?

– А я сейчас разве плохо одета? – спросила Катрин, поворачиваясь ко мне лицом.

– Можно и так. Я тебя просто спросил. Пойдём?

– Да, пожалуй. Не думаю, что буду много есть, но хоть ради приличия спущусь. Вообще, что о нас думают постояльцы отеля и его служащие? Муж круглыми днями гуляет, а больная жена лежит в номере.

– Согласен. Ситуация комичная. Но тебе лучше – завтра можем выйти на прогулку вместе.

– Ты нашёл, куда нам сходить?

– Да, несколько мест мне приглянулось, – смущённо ответил я.

У дверей ресторана собралась толпа. Служащий отеля очень эмоционально извинялся за задержку и просил подождать пять минут, пока заменят разбившуюся люстру и соберут разлетевшиеся по всему полу осколки. Катрин раздражённо вздохнула:

– Не стоило так торопиться. Сейчас их пять минут превратятся в двадцать.

– Да нет, не думаю. Это ведь не такое место, где требуется три недели, чтобы заменить сломавшийся замок или перегоревшую лампочку. Сама знаешь, сколько здесь номера стоят. Сейчас всё будет, зачем ты раньше времени начинаешь…

К нам подошла прекрасно одетая женщина со своим мужчиной. Мы не были знакомы, но я много раз видел их во время своих прогулок, пара каждый раз мне улыбалась и наклоняла головы в приветствии. Они представились, но я прослушал имена и уловил только последнюю часть фамилии. Пара спросила нас, как мы находим курорт и погоду, местную еду. Вопрос, разумеется, был задан из вежливости и от скуки, поскольку обозначенные служащим пять минут были на исходе, а двери ресторана оставались закрытыми. Я ответил что-то невразумительное, стараясь описать свои впечатления максимально нейтрально, чтобы не показаться ни чрезмерно впечатлённым, ни необоснованно разочарованным. Поскольку моя жена молчала – ей попросту было нечего сказать, – я попытался втянуть её в разговор хотя бы физически и нежно взял под руку. Катрин резко отдёрнулась и с полубрезгливой улыбкой покачала головой.

– К сожалению, моя супруга заболела по приезде. Сейчас ей стало лучше, так что мы надеемся подробнее изучить город на грядущей неделе. К тому же пляжи будут на порядок свободнее.

– О, какая жалость – заболеть во время отпуска, – посочувствовала женщина, взглянув на Катрин.

– «Заболела» – это громко сказано. Так, лёгкое недомогание. Но мой супруг не оставляет и такое без внимания, так что мне пришлось сидеть в номере под присмотром врача.

Я удивлённо взглянул на Катрин, решительно не понимая, о чём она говорит.

– Ну что вы так? На солнце ей бы мгновенно полегчало, – сказала мне женщина. – Я тоже совсем разбитая приехала, но всего часа у моря мне хватило, чтобы встать на ноги. Так что вы это зря. Врачи только нагоняют хандру. Этого и дома хватает. Даже в хорошую погоду.

Совсем растерявшись, я только улыбнулся в ответ. К счастью, мне на помощь пришёл служащий отеля, открывший двери ресторана и пригласивший всех внутрь. Разговор с супружеской парой, чьи имена мне так и остались неизвестны, тут же закончился. Катрин не собиралась мне ничего объяснять и последовала за нашими собеседниками, даже не посмотрев на меня. Когда мы сели за свой столик, я спросил жену, почему она вдруг так переменилась. Она, словно не понимая природы моих претензий, лишь удивлённо отмахнулась и принялась за еду. Я думал оставить это для обсуждения позднее, но Катрин меня опередила.

– Скажи мне лучше, – начала моя супруга, откладывая в сторону вилку, – зачем ты выставляешь меня перед чужими людьми какой-то болезненной обузой? Мог просто промолчать, но нет, зачем-то нужно выставлять себя этаким мучеником, можно подумать, весь в веригах.

– А зачем ты от меня отдёрнулась? Мы же не чужие друг другу люди. Если хочешь сказать, что я выставил тебя перед другими в плохом свете, то ты сама начала. Даже если ты не в духе, то это не значит, что нужно меня избегать. И я совсем не хотел тебя обидеть, наоборот. Кто же знал, что ты это так воспримешь? Я разве тебе хоть слово сказал в упрёк?

Катрин, принявшаяся было за еду, с силой швырнула вилку на тарелку, так, что окружающие повернулись на громкий звук.

– Ты всё время строишь из себя жертву, всё время думаешь только о себе, когда говоришь что угодно. Как ты сегодня сказал? Ситуация, видите ли, комичная. Тебе одному смешно. Давай, расскажи нам всем, мне, вот этим людям. Что такого смешного? Я не понимаю.

– Катрин, пожалуйста, успокойся. Не надо сцены.

– А что? Тебе будет неудобно перед людьми?

– Я просто хочу объяснить тебе, что вся эта ситуация – простое недоразумение. Мы друг друга не так поняли. Давай поговорим по-человечески, как взрослые люди.

– Идиот, – взбешённо протянула Катрин и откинулась на спинку стула. – Сколько можно разговаривать? Я со стенкой шкафа до большего договорюсь.

Я покачал головой, отложил приборы, стараясь не смотреть по сторонам, встал из-за стола и вышел из ресторана в фойе, а оттуда на улицу. Уже потихоньку темнело. Закат начинался через час. Я оставил позади не только полный зал удивлённых гостей, не только взбешённую Катрин, но и кое-что куда более прозаичное – свой ужин, а потому почти бегом бросился в сторону моря. Практически все находившиеся на променаде заведения работали до глубокой ночи, а потому я мог не беспокоиться о том, что останусь голодным. Всю дорогу я не оборачивался назад, сам не зная, что́ боясь увидеть, ведь кто-кто, а Катрин точно не побежала бы за мною вслед. Тогда, много лет назад, – может быть. Сейчас я уже ни в чём не был уверен, да и думать об этом лишний раз не хотел. Ситуация приключилась прескверная.

Бегущие у самого горизонта облака походили на паруса кораблей, идущих мимо города куда-то в дальние страны, где полно сокровищ, диковинных зверей и ценных товаров, которые можно втридорога продать на родине заждавшимся соотечественникам. Солнце же как-то необычайно быстро начало снижаться по небосклону, предвещая скорый закат. Спасатели оставили свои башни, поскольку официально время купания подошло к концу, но ещё много отважных людей бросалось в холодеющую с каждым часом воду. Одинокий мужчина взобрался на волнорез и уселся на самом его краю вдалеке от берега. Волны, ударяясь о брёвна, чуть не утягивали купальщика за собой, но он крепко вцепился в железные прутья и изо всех сил противился морю. По пляжу взад-вперёд ходили мужчины с металлоискателями, без особого энтузиазма водя длинной палкой из стороны в сторону, то ли надеясь отыскать и присвоить себе забытые драгоценности, то ли просто собирая мусор, непременно оставляемый отдыхающими каждый день. Закрывались ставни ларьков с мороженым и напитками. Молодые продавщицы забирали в терморюкзаки остатки товаров, запирали стойки на простой замок и укатывали в глубь города на велосипедах.

Я зашёл на веранду одного из множества ресторанов и уселся на скамейку вдалеке от остальных гостей, в самом углу. Отсюда открывался отличный вид на море, на нависающее над ним акварельное небо. Я что-то заказал у подошедшего ко мне официанта и тут же забыл, что именно. Передо мной разворачивался потрясающий пейзаж. Не грозный, не величественный, стремящийся унизить наблюдателя, а совершенно лёгкий, мягкий, приглашающий к себе в гости. По променаду выстроилась целая толпа людей с фотоаппаратами и телефонами. Каждый считал своим долгом сделать фотографию заката, вместе с этим смотря на происходящее исключительно через объектив, выстраивая баланс цветов, фокус и прочие вещи, которые мне ни о чём не говорят. Я же смотрел на всё это просто так, своими глазами, что было, как мне кажется, в разы приятнее. Неподалёку от веранды я заметил старушку в инвалидной коляске. Её спутница – дочь или внучка – стояла рядом, положив женщине руки на плечи. Я подумал, что мы с этими людьми единственные, кто понимает, что происходит. Единственные, кого пригласили, кого впустили на тайное мероприятие, проводимое у всех на виду, но вместе с тем невидимое для всех, кто не был посвящён в его суть.

За считаные минуты небо из обычного вечернего неба превратилось в роскошный холст, полный широких разноцветных мазков. Этот неповторимый живой союз огненно-красного и тёмно-синего, это акварельное сиреневое трепетание было столь прекрасно, что привыкший к серости мегаполиса ум не воспринимал происходящее как реальность. Солнце, всё сильнее и сильнее снижаясь, спряталось на несколько мгновений за хлопковым облаком, которое тут же наполнилось яркими красками, представив собой сгусток клокочущей, бурлящей лавы. Волны продолжали накатываться на пустеющий пляж, ненадолго оставляя за собой на песке радугу заката в отблесках задержавшейся солёной воды.

Передо мной поставили тарелку с жареной рыбой и бокал тёплого ярко-жёлтого напитка. Я поднял его над столом и посмотрел сквозь на зависшее над самой линией горизонта солнце. Показалось, что мне удалось поймать звезду в свой бокал. Я даже будто поверил в это, ощутив, как он чуть-чуть потяжелел. Наконец солнце скрылось за невидимой линией, оставив всех нас лишь с отголосками своей красоты, ненадолго задержавшимися на летнем небе. Прошло ещё несколько минут, и по всему променаду загорелись фонари. Я без особого интереса поужинал, расплатился и решил ещё прогуляться, не торопясь возвращаться к Катрин. Я надеялся, что получится застать её уже спящей. С какого-то времени каждый из нас предпочитал другого именно в таком состоянии. Но даже за этим мирным сном последует день, в котором мне придётся столкнуться с последствиями сегодняшней ссоры. Я был к ней в определённом смысле готов. В определённом – потому что мне было по большому счёту всё равно. Стоило мне оказаться у моря, как все гнетущие меня эмоции куда-то улетучивались, мне больше не приходилось страдать от склонности к рефлексии. То чувство, которое принято называть счастьем, здесь посещало меня. А даже если и нет, то находилось столь близко, что это можно было вполне считать за полноценное присутствие. Да, скорее всего, в какой-то момент эта идиллия, пастораль наскучит, но когда я смотрел на лица местных жителей, то не замечал ничего такого. Быть может, я недостаточно внимательно смотрел. Быть может, посредственный из меня психолог. Сам того не замечая, я обошёл променад взад-вперёд дважды и оказался на пирсе, протянувшемся довольно далеко от берега. Это сооружение по длине превосходило все волнорезы, а потому можно было подумать, что пирс является их предводителем, гордо смотрящим в лицо непрестанно надвигающейся угрозе. Я дошёл до самого края и принялся бесцельно смотреть в воду, думая о чём-то незначительном. В такие моменты я сильно сожалел, что мне было совершенно не с кем поговорить. Но, увы, в жизни нельзя получить вообще всё. Становилось прохладнее, и мой лёгкий костюм начал продувать усиливавшийся морской ветер. Я напоследок посмотрел на то место на горизонте, куда скатилось солнце, и направился обратно к променаду. Выходя с площадки на конце пирса, я прошёл мимо группы девушек. Я скользнул по ним взглядом, и вдруг он совпал с другим, знакомым мне взглядом Ани. Почему-то меня это смутило, и я, сделав вид, что не узнал девушку, прошёл мимо. Я уже дошёл до самого начала пирса и спустился на променад, когда сзади меня окликнул женский голос: