Читать книгу: «Сага о Фениксе. Часть 1: Из пепла»

Пролог

Горы облаков восходили над предрассветным горизонтом. Путеводные звезды засыпали в конце ночного забвения. Волны тумана над зеркалом океана. Густая трава колыхалась водорослями. Миллионы белоснежных цветов. Ласковая колыбель, которую доносил молодой ветер – голоса прошлого. Вечность в одиночестве. Живые шаги – человеческие.

Странник из далекого мира – того, что давно канул за горизонтом событий. Он смотрел назад и хотел убедиться, что его невидимый и близкий друг – смерть, был рядом и продолжал следовать за ним. Странник или никто выглядел молодым: внутренняя тень капюшона проясняла серебряный иней волос, лицо, наоборот, скрывалось. Его путь окончился, когда он на мгновение остановился у основания древа, чьи ветви космической величины связали весь мир воедино небесной кроной.

Древо продолжало цвести – излучать чистый свет. Странник добрался по сети корней до его сердца, и в долгожданном исступлении нежно прикоснулся. Тоже тепло их первой встречи после разлуки. Время пришло. Руки расслабились. Жизненные энергии воссоединились. Смольные глаза глядели сквозь облачную снежную сень.

Все течения застыли. То самое – погружение в бескрайний мир на стыке бесконечного океана и неба. Такое спокойствие, умиротворение. Элли освободились….

Можно ли помнить миг своего рождения – первого вдоха? Дыхания жизни? Несомненно…. Просто нужно вспомнить… Вспомнить…

Глава 1. Потерянный

1

Мерзкая пустошь. Земля в слякоти после влажного снега. С угольно-каменистого побережья завывал ветер. Женщина спешила расковырять за внутренним двором редкий корень. Мысли отвлекали её, она сильно переживала, оборачивала взгляд на окно каменного дома, когда краем уха почувствовала спор сыновей, точнее старший брат командовал младшим. Айзес-юй нервно поправила между ног клетчатую юбку, натянула на плечи шаль и убрала влажные локоны за уши, чтобы не мешались. Её глаза повторяли тревожный образ в голове: неподалёку от обрыва, в паре метровом от грязной дороги, за порослью кустов и ковыля лежал юноша лет шестнадцати – бледнеющее лицо, оледенелые беспомощные руки. Ухо учуяло острое дыхание, пальцы записали пульс – измученное сердце.

Айзес-юй помчалась в дом с последним ингредиентом для лекарственного снадобья. Через полчаса она поднялась по лестнице в гостевую комнату. Кейтесс заканчивал растирку, Лирел вытирал залитый деревянный пол.

– Как он? – вбежала она.

– На грани – ответил

Мисс Айзес достала из медсестринской сумочки пипетку, обработала её, как привыкла делать много лет, ухаживая за больными, в частности стариками, в эпидемиологический сезон бронхиальных простуд. Набираемая спиртовая растирка пахла солёной ванилью —признак качественного процеживания, устранявший удушливую влажность в комнате.

–Может быть марлю с кедровым уксусом для начала? – посоветовал Кейтесс.

– Не тот случай. Он сбивает жар ненадолго. Хвоя в сочетании с корнем седой герани отлично прогревает горло.

Терпелось увидеть открытые глаза незнакомца – его жизнь, а не предсмертное состояния.

Кейтесс заметил, как руки матери дрожат, с её одобрения принял инициативу на себя. Лекарство сработало. Пациент жадно вдохнул ноздрями эфирную тяжесть пихты, отвлеченно начал мямлить, неосознанно оставаясь в объятиях бреда: «Я не могу, … не могу… Так нельзя… Я....» – ему едва хватило физических сил завершить метания и выпустить с языка несколько невнятных слов на эллерийском языке.

– Кажется он пришёл в себя…

–Сынок, сейчас начнётся сильный бред. Его уже лихорадит. Прошу, разогрей молоко: когда закипит и запениться, добавь мед глицинии и экстракт огненного одуванчика. Ах, да! – вспомнила Айзес-юй перед тем, как старший сын успел выйти. – Не забудь положить чайную ложку харайского перца. Только ложку – не более!

– А мне что делать мама? – хотел услышать похвалу младший.

– Унеси мой медицинский чемодан. Дальше мы справимся…

– Уж нет, я с вами!

Она не стал препятствовать желанию семилетнего сына.

В этот самый миг молодой человек, которого она нашла брошенным на произвол судьбы, дергался и что-то невнятно твердил.

– Где я? Где я и …где …что проис…?»

– Лежите, пожалуйста… У вас лихорадка. Всё обойдется

Он дышал часто, низкая хрипотца отступала. Айзес-юй не успела опомниться, как Лирел придерживал голову больному, чтобы влить уже тёплый целебный напиток. Сквозь едва сжатые губы текли белые струйки от подбородка к шее больного. Её душа была преисполнена гордости.

– У меня хорошие сыновья. Все схватывают на лету… При всем при том, что я их этому не учила… Молодцы… – продолжила думать она.

Бормотания молодого человека длились несколько часов. Вся семья не отходила от него.

Сознание взывало к поражению перед духом темнейших, какие только существовали, карих глаз – огромной редкости. Айзес-юй решилась спросить: «Как вас зовут?». Они тонко простонали: «Я… не знаю…, не знаю теперь…» – и перестали говорить с кем-либо…

Бурно плавали картинки объятий чьих-то любимых глаз. Аромат сентябрьской летней духоты после вчерашнего ливня. Зелёные пышные заросли, сопки, призыв морских тихих волн —разум сердца так и одурманился иллюзией. Тона жизни сменялись на лёгкие просветы на листве. Искались отражения тёплых, жарких фигур, исчезавшие словно блики. Кто-то детским голосом успокаивал. Не было страха затеряться в том лесу.

К восьмому часу незнакомец преспокойно уснул. На фоне мелькала наливная заревая полоса из запыленного окна.

2

Пробудил свет февральского бледного утра. Юэн почувствовал морозную солёную свежесть – одеяло напиталось прохладой остывшей комнаты – давняя ассоциация истинного наслаждения. «Неужели, запах Айседаля?» – обманчиво подумал он.

Глаза решились открыться. Они резко встрепенулись, когда осознали, что находились в чужом доме. Какой стыд и растерянность прокатились по телу. Юэн наспех оделся в два приседа, затем приоткрыл дверь комнаты и выглянул за щель. Никого. Пришлось спустился по скрипучей деревянной лестнице с мощными перилами, широкими ступеньками в гостиную, прохладные полы которой протрезвили его шаткую бодрость.

На пьедестале камина в рамках стояли две черно-белых фотографии. На первой супружеская, вполне счастливая молодая пара, второй, было заметно, – отголосок счастья, который затушевал серьёзную печаль или даже скорбь. Потёртые выцветшие кресла, небольшой диванчик, застеленный махровым пледом для более приемлемого вида. У широкого окна с занавесками из белого кружева пристроился большой квадратный стол из дуба: остались нетронутыми глиняный кувшин и тарелка с двумя яйцами, ломтиком толстого сыра и рваными кусками свежеиспеченного хлеба.

– Здравствуйте, Юэн-ёй!

Юэн от перепуга обернулся – его поприветствовал мальчик в небрежно-выглаженной форме.

– Ох, хлопот с вами! – начал диалог Лирел, и вовсе не стыдился своей детской бестактности. – Зато сейчас, вы – хрустящий огурчик! – шутил он, играя хитренькими и простодушными водяными глазками (Юэн всегда завидовал голубым глазам – они олицетворялись с небом или лазурным морем, васильками).

– Ох, и сколько я проспал?

– Два дня. Пушкой не разбудишь…

– Ой, мне так неловко… – покрылся красной Юэн.

– Да что вы! – возразил мальчик. – Лучше сядьте – поешьте. Больно на вас смотреть!

Юэн получал истинное удовольствие от бойкости Лирела, который мнил себя единственным хозяином дома. Мальчуган-второклассник болтал, застегивая бежевую рубашку, и попросил помощи завязать галстук. Оба быстро нашли общий язык, оказавшись в прихожей. Лирел натягивал ботинки, частично походившие на валенки, умело закатывал под обувь штанины и поправлял чёрную шапку с огромным бубенцом. Его зимняя коричневая дубленка покрылась серым блеском из-за долгого отсутствия стирки.

– Дом полностью в вашем распоряжении до нашего возвращения. – оставлял указания он. – Можете делать всё, что не разгромит, не затопит и не сожжёт наш дом. Так моя мама говорит, когда я порой остаюсь один. Вы же ждите!

Лирел пригрозил пальцем, и показывал, что совсем взрослый перед скромностью гостя.

– Так точно, капитан! – с ролевым подражанием ответил Юэн.

– То-то же! – прозвучал залп детского одобрения.

Лирел поспешно прихватил в подмышку маленькую сумку с длинным и висячим поясом. На дороге его уже поджидали двое школьных товарища, выглядевшие куда поопрятнее.

Задорное настроение Лирела разыграло аппетит. Юэн жадно ел и думал о только том, как ему понравился мальчик – он всегда любил бойких людей, чьё бескорыстное добродушие выражалось прямолинейностью.

Весь оставшийся день изучалась одновременно и кухня, и травница – тесное, но безумно длинное бытовое помещение, заставленная с одной стороны горой алюминиевой посудой, стеклянными банками, медицинские флакончиками и колбами, с другой притягивали душистые букеты высушенных трав: смесь имбиря с чертополохом, женьшеня с клевером и мать-и-мачехой, крапивы с рябиной, листьями смородины и хрена, багульника – целого знахарского пылесборника. Одурманила ностальгия, несмотря на слабое обоняние.

Горизонт желал пройти жирной чертой над морем, но продолжал безнадежно сливаться в светлой серости неба. Дом от первой до последней комнаты вбирал сплошное сочетание камня и дерева; в нем становилось одновременно и скучно, и уютно – выделялся обыденный минимализм, как у всех, и не оставалось места для лишней мебели: стула, кресла, шкафа, полки, или прочего дизайнерского акцента.

Безделье вынудило приготовить ужин – сделать хоть что-нибудь в знак благодарности. Так, к седьмому часу вечера на столе поджидала запеченная картошка и овощное рагу.

На улице валил беглый снег. Восьмой час ознаменовался голосами в прихожей – бурчанием Лирела и строгим молчанием матери, настроение которое изменилось при столкновении с гостем. Хозяйка уверяла – Юэн не должен был утруждать себя готовкой, но вежливые объяснения польщали.

Что-то беспокоило. Юэн, кажется с рождения, относился к моментальной открытости с подозрением. Лирел заметил смущение и успел на ушко его предупредить о привычки матери быть всегда обходительной, и все же волнение не исчезало – такое впечатление оказал недовольный вид женщины. Видимо младший сын чем-то провинился, заключил он.

После тщательного мытья рук все наконец-то уселись за стол. Не хватало только Кейтесса, по словам Айзес-юй, он должен был вернуться только завтра. Морозные узоры закрывали обзор для изменения фокуса внимания, да оголодавшие слюнявые глаза Лирела и его желание положить добавки, постоянная похвала вынуждала посмеивался над ненасытностью растущего организма. Юэн за ужином уловил только одну общую черту между Айзес-юй и её младшим сыном – болтливость. Несомненно, образованность, начитанность и грамотность женщины позволили отыскать её главный недостаток – защитную реакцию или традицию сохранять «чистое» лицо – то, отчего Юэн всячески пытался избавился… Его суровые, и порой жестокие мысли вытащили то высокомерие, которое требовалось поставить на законное место…– не пытаться мысленно утвердиться за счёт других во избежание погони за личными художественными прегрешениями. Юэн хотел верить, что подставная наивность Айзес-юй на самом деле желание доверять людям – прекрасное качество, присущее людям более откровенным, чем он. Следующая сухая трещинка топлено-масленого портрета хозяйки дома вскрылась при противопоставлении сыновей. Лавровые предпочтения отдавались старшему сыну – выпускнику архитектурного факультета в Восточном Босфоре, Кейтессу. Юэн упрекал себя за внутреннюю несдержанность – отсутствовал аргумент однозначности. Лирел, очевидно, проигрывал. Мать певчей птицей заливалась питательными надеждами к старшему, а младшему предсказуемо советовала взяться за ум, в его-то семь лет – впредь она не собиралась выслушивать нотации педагога за прогулы уроков изобразительного искусства, на которые тот по собственной воле записался.

– Я не вижу смысла слушаться его и рисовать то, что он видит, а не я. – недовольно пробурчал Лирел, сложив протестные руки в замок.

– Если все ходят на уроки, и слушают учителя, то и ты должен. – настаивала Айзес-юй. Её родительская правильность подтверждала реальность найденных изъянов. – Это полезно для тебя…

Лирел хотел сказать, что учитель – настоящий идиот или даже бездарь, но явно не хотел спорить и обижать чувствительное мнение матери.

– Извините, – вмешался Юэн. Какая-то давняя детская зубастость не могла усидеть на месте, изображать тупой взгляд недопонимания ситуации. – Учиться хорошо рисовать вполне возможно без четких правил и требований. Однако нужны тонкие наставления…

– Юэн, я вижу вы – ярый сторонник индивидуализма! – насмешливо ответила без намека на обиду она.

– Как и ваши сыновья. Ничего не поделать – «отцы и дети» …

Айзес-юй смолчала, было нечего сказать поперек чужой правоты – она всегда плохо знала своих сыновей. Юэн прочитал на её лице унижение и прикусил язык. Повеяло таким невероятным отчаянием, и самое страшное – чувством вины за никчемность. Хоть сквозь землю провались.

Не особо приятный тактичный ход хозяйки – медленно узнать Юэна был им же и раскрыт. Он намеревался и не увиливать от вопросов, и не давать при этом никаких ответов.

– А как вы здесь очутились? – спросила якобы невзначай женщина. – Откуда вы и что с вами случилось?

– А разве это так важно?

Юэн ответил так, словно отрепетировал заученный текст до отвращения, чем только вредил себе и чужому спокойствию. Снова эта манера – та, самая, которая стеснялась, но продолжала желать слабости, оказывая спонтанное лёгкое давление, нависшее с плавным переходом.

– Если я не ошибаюсь, то вы живете в Тиле, а добираетесь на экспрессе в Уэм. Следовательно, мы с вами находимся где-то в юго-западной части острова Дейхур[1]… В целом сложно сейчас говорить.

– Ох, как знаете… – солгала Айзес-юй. В тот момент она установила связь схожести между замкнутым гостем и её сыном – оба обладали каким-то чувством, естественным требованием быть свободными. Может так она хотела в чем-то убедиться? Чему-то найти подтверждение? И все же сдерживала расстроенные чувства. – Извините…

– Мне понятна ваша обеспокоенность, но мне не хотеться вас ничем стеснять. Я не привык ….

– Не говорите чепухи! Я не сомневаюсь в вашей порядочности.

Юэн отреагировал скрытой улыбкой. Его взгляд отвернулся. Он ощутил в памяти глаза слепой надежды. Айзес-юй сидела и твёрдо видела – лицо гостя тускнело и холодело от непробиваемости льдины. Это ей кое-что напомнило…

Лирел наблюдал за взрослыми, интуитивно прорисовал ясное напряжение, но ещё не до конца умел осознать первопричины их подавленного настроения. Он молчал, чтобы никого лишний раз не огорчить неуместным словцом.

Ранний отход ко сну. Айзес-юй не сомкнула глаз допоздна. Она долго лежала в кровати. Её «плохой» материнский опыт описывал Юэна – самого загадочного человека из всех, кого она только встречала в жизни, но потерянного – такого же, как она после смерти мужа. Настиг наплыв обреченности перед неисправностью ошибок. Не впервой ей приходилось сталкиваться с подобными барьерами….

Уже утром, перед отходом на работу Айзес-юй выслушивала извинения гостя. Она попросила не брать вчерашний не заладивший разговор близко к сердцу. Лирел ухитрился выклянчить несколько уроков рисования, заключив негласное пари. Его мать довольно поджала губы, и уверовала в бесспорную победу Юэна.

Юэн как гость в последний раз остался один на остался хозяйстве и попросил разрешения покормить весь скотный дворик, заодно навести порядок в доме. В старом, давно не ремонтируемом сарае ютились цыплята, куры, пара петухов и гусей. В дальнем проулке глупо таращилась коза. Лошадиное стойло было завалено до потолка объёмным сеном, а крытый дровяник выходил на внутренний двор небольшого огорода и бедного сада.

Кормёжка и пойка животины прошла быстро; практически все приняли заботу чужака без ропота и набуханий эмоций, за исключением трех вредных куриц, цапнувшие от вредности за палец. Несмотря на мелкую оказию, Юэн уходил довольным с нескольким десятком куриных яиц и небольшим ведерком козьего молока. Внешне нежные руки, окоченевшие от ветреной морозности, отлично справлялись с простым хозяйственным трудом и спешили поскорее отогреться в тёплом доме.

Генеральная уборка поставила цель – бороться с залежами пыли. Не найдя жидкого хлора для дезинфекции, Юэн использовал весь кусок дегтярного и хозяйственного мыла – двойной эффект заставил блистать не только деревянные полы и лестницу, но и каменные стены. Запах стоял прелестный! Пришлось проветриться и выйти на улицу.

От вчерашнего снега не осталось ни следа – только полу мёрзлые кучки. Зима в южной части Курильских островов немногим отличалась от климатических предпочтений Айседаля, где снег шёл чуть чаще, а снежинки казалась пёрышками, что лоснились к ладони и мгновенно уносились прочь. В саду по-особенному обыкновению пахли студеные кусты алых роз.

луковый суп с гренками и фирменное жаркое.

В дверях появился новый человек – Кейтесс. Он, такой же сероглазый, как и его мать, предстал весьма угрюмым и молчаливым высоким парнем, несмотря на красивую внешность, какую хотелось только заиметь: четкую выраженность скул, заметную возмужалую молодую щетину, завитые длинные волосы, собранные в творческий пучок. На приветствие Кейтесс ответил сдержанно, и лишь формально добавил: «Весьма рад видеть вас в полном здравии»

Второй вечер подряд проходил за похвалой кулинарных способностей гостя, чьи щеки розовели от добрых упреков за неусидчивость – хозяйка призналась, что в последние месяцы запустила домашние дела после перехода на новую должность заведующей сестринского отделения в районной больнице.

Тихий прилежный ужин перекочевал в чаепитие с вкусным печеньем и прочими сладостями – в одном пряталось цельное ядрышко фундука – Юэн давно не ел сладкого и никак не припоминал, когда в последний раз с огромным удовольствием растягивал вкус лакомства. Айзес-юй, заметив блаженное лицо, не удержалась и добавила:

– Мне моя бабка говорила, что если человек слишком эмоционально наслаждается сладостью, то в его жизни её не хватает или вовсе нет.

– А если хочется солёненького или кисленького? – играючи спросил Юэн.

– Тогда вы беременны! – пошутила она.

Они вдвоём посмеялись. Флегматичная обстановка, словно крепкий чай правильно разбавилась кубиком приторного сахара.

Неожиданно, после усмирения смеха, Айзес-юй услышала:

– Вы хотели вчера услышать почему я возвращаюсь на Айседаль… – начал Юэн. Протяжность его речи не оставила позади теней сомнений начать говорить на чистоту. —Просто, я либо говорю всё, либо ничего – считаю так, проще найти точки соприкосновения.

– Буду признательна, если вы попытаетесь. Вы, кажется, способны чем-то покорять.

«Что на него нашло?» – подумала Айзес-юй. – «Удивительно непредсказуемый…»

– Вы действительно считаете, что не побоитесь услышать всё? – удивился он, учуяв раскрепощение.

– Чего греха таить: всем хочется знать чужие тайны жизни, чтобы отыскивать ответы на собственные … – улыбчиво ответила она и глубоко хлебнула из кружки.

Да, Айзес-юй считала важным выговориться.

Юэн на такой смелый знак взглядом усмехнулся и съел овсяное печенье.

Кейтесс и Лирел незаметно уселись ближе – хитрые лисы. Им не терпелось узнать почему они ревновали родную мать, которая ни с того ни с сего оживилась. Кейтесс укрыл мать в любимую вязанную шаль, и продолжил заниматься с младшим братом оригами, которые с ужасом не давались гостю в детстве, как и скороговорки. Лирел учил мастерить всех аиста.

После увлекательного занятия, Юэн вернулся в кресло и приступил допивать остывший чай, не спуская взгляда с Айзес-юй. Все жаждали узнать его личность – безошибочно противоречивую. Его всевластная задумчивость и грустные мягкие черты лица, отуманенного внутренней улыбкой, предполагала, что он являлся чуткой натурой – витавшей в облаках, разгонявшейся наравне с ураганными ветрами.

Истомно-горящий взгляд Юэна приготовился говорить, ничего не утаивая.

– Хочу предупредить: меня видят совсем не таким каким, вижу и ощущаю себя я.

– Начните с малого, Юэн, – поддержал его Кейтесс. – Нам с Лирелом очень любопытно узнать, какими чарами вы околдовали нашу мать.

«Ах, не слепые – чуют… Это хорошо…» – подумал Юэн, и приготовился говорить в открытую. – С малого?!

Видя по-прежнему ожидающий трепет, он не стал дальше сопротивляться и попросил всех посмотреть на жар огня – он верил в его могущественное мистическое колдовство правдовидения искр, которые спешили вырываться из пекла – при малейшей уловке глаз они впивалась, проникали в самое сердце, а грудь так и щемило. Слова из мыслей просачивались на язык, в голове возникали картинки – пламя отступало вне пределов тревожного, замещалось теплом, сопутствовавшее чистоте разума, раскрывало преддверие пережитых чувств.

[1] Дейхур – новообразовавшийся остров в Курильской гряде.