Капсула

– Интересно, я честно вам говорю, Лида. Ваш, как бы это выразиться … 'проект' вызывает у меня любопытство. С какого возраста у меня будет 'чистый лист'? Я буду опять маленьким?

– Нет, вряд ли. Хотя это не исключается. Наверное молодым, когда изменение еще может на вас серьезно повлиять.

– Ага, а насколько у меня будет другая жизнь? Насколько? Моя семья, мои близкие в моей новой жизни будут со мной? Или я буду среди совершенно других людей?

– Разумеется ваши близкие будут с вами. Просто в связи с изменением одни из них, скажем 'базовые', такие как семья, с вами останутся, а другие могут в вашу жизнь по разным причинам не попасть.

– Вот это меня и пугает. Меня поправят, что-то прибавят, но другое заберут! Я не знаю что, как согласиться? Я, скажем, буду успешным драматургом, мне это нравилось, я из-за неудач своих расстраивался. Но … став драматургом, я не напишу своих книг. Каждая моя книга – это мой ребенок, я жил ей, страдал … нет, я от своих книг не откажусь.

– Ну почему вы решили, что вам не написать ваших книг?

– Потому, Лида, что одно всегда делается за счет другого. Я не могу и не хочу ничего менять в своей жизни. Я в чем-то остался ребенком, и я делаю в своей взрослой жизни то, что меня интересовало в детстве.

– А вы, Михаил, смогли приспособится к Америке, к западной модели мышления и поведения?

– Да, конечно, в целом да … в мелочах – нет. В отличии от американских коллег, я обожаю беспорядочное чтение. Они всегда читают 'от сих до сих', то-есть то, что относится и их 'интересу'. Я – другой. Роюсь в букинистических развалах, выуживаю какие-то нелепые книги, несу их домой. Поздно вечером, когда мои женщины ложатся спать, я сижу один в гостиной и перелистываю свои сокровища, иногда отбрасываю, иногда увлекаюсь и читаю несколько страниц из середины, мне приходилось проглатывать книгу, поднимать от нее глаза с рассветом. Я не жалею, что мне не удается использовать то, что я читал, но часто мои ненужные и лишние тексты вдруг в нужный момент всплывают в моей памяти, я нахожу потрепанный томик и опять в него погружаюсь. И Дина моя меня любит таким, какой я есть.

– Я знаю. Михаил, такие решения не принимаются просто так. Тут в капсуле есть специальное 'кино', в которое все кандидаты, или, как мы их называем, клиенты, идут, чтобы посмотреть на себя со стороны. Вы поймете, как вас видят другие, как они вас воспринимают, что о вас думают. Иногда это больно и горько, вплоть до шока. Но, это помогает принять решение.

– Нет, я примерно представляю, что обо мне думают.

– О, тут могут быть сюрпризы.

– Неприятные сюрпризы, вы имеете в виду. Нет, зачем мне разочаровываться в друзьях. Не хочу я идти в это ваше кино.

– Михаил, не идут те, кто отказывается навсегда от шанса. Те, кто пока не отказываются, должны идти и подвергнуть себя этому испытанию. Вы хотите подумать или отказываетесь? Это ваше решение!

– Нет, мне ничего не нужно. Я отказываюсь. Рано мне умирать, вы мне предлагаете 'уйти', а мы же с вами знаем, как французы говорят: 'partir, c'est mourir un peu'. Нет, нет. Это, как вы говорите, мое решение.

– Ладно, сейчас вы очутитесь в себя дома.

– Простите, давно хотел вас, Лида, спросить: я могу рассказывать жене и друзьям о нашей с вами встрече в капсуле?

– Вряд ли. Во-первых вы сразу все забудете. Память о нашей встрече полностью сотрется. Мы давно заметили, что так для людей лучше. Но даже, если бы кое-какие воспоминания у вас и остались бы … кто вам поверит? Михаил, вы же не хотите прослыть чудаком. Это не ваш стиль. Прощайте, Михаил. Мне было приятно с вами познакомиться. Для меня это честь.

Миша неловко улыбнулся, его лицо выражало стеснение от того, что он разочаровал милую женщину. Он бы рад помочь, но не может … простите, Лида, мне очень жаль.

Сейчас она лежала на кровати в доме, который она здесь считала своим и Мишино лицо стояло у нее перед глазами. В своих мыслях она почему-то называла его Мишей. Что ж … полный провал! Она не смогла перехватить инициативу в разговоре, он был на высоте. Да, куда ей! Ни одного лишнего праздного вопроса. Может быть его и интересовало, как это все происходит, но будучи скорее гуманитарием, он не спросил, понимал, что Лида не сможет внятно объяснить ему все тонкости. Михаил прекрасно умел отличать главное от второстепенного. Ну, действительно, что она к нему пристала? Толстый, толстый … какая ему разница! Когда-то может это могло иметь хоть какое-то значение, но потом … он вообще забыл о своей внешности. Несоизмеримо более важные вещи происходили в его жизни, которая вместила столько свершений. Лида пристально посмотрела на белую стену спальни и там сейчас же появился Миша. Он был дома в своей небольшой, очень дорогой и уютной квартире. Они сидели с женой обнявшись на диване, смотрели телевизор, на столике перед ними стояли бокалы с вином. Лида прекрасно знала, о чем Миша думает. Ругает себя, помнит, что после работы поехал в магазин, зачем-то уселся на плазе есть пиццу, а потом открыл компьютер и … все, забылся, погрузился в имейлы. Когда очнулся, было уже поздно, плаза вроде закрывалась, пришлось уходить домой. Только время потерял. Мише был неприятен ярлык 'рассеянного ученого', который он сам на себя навешивал. Впрочем, до причины, по которой он покинул плазу, Миша доходил логическим путем. Что еще могло быть? На самом деле он не очень-то помнил, когда и почему поехал домой. Дине о том, что он ездил ей за подарком, он так и не сказал. Она, видимо, его задержку не заметила, ну и ладно. А то начала бы спрашивать, а что он хотел ей купить, почему не купил … ? Он твердо обещал себе решить подарочный вопрос завтра, а сейчас он просто отдыхает, выкинув из головы свою злополучную поездку в Колумбус Серкл. Никакую Лиду он не помнит, и на этот раз ей было досадно, что она совсем не осталась у Ясуловича в памяти.

Какое у него расслабленное, симпатичное лицо! Для 67 – летнего человека он прекрасно выглядит. Не меняется, не стареет. Шкиперская русая борода, усы, почти без седины. Умный мужик, именно умный, тонкий, а не только интеллектуальный. А еще добрый, широкий, с мягким ненавязчивым юмором. Лида ловила себя на том, что находит Ясуловича чертовски привлекательным. Когда-то она бы не посмотрела на подобного толстяка, но сейчас все было по-другому. Она представила Мишу в постели: мягкое, грузное, сильное тело … знает как быть приятным, нетороплив, уверен в себе, без комплексов. Интересно, есть ли зависимость ума от умелости в постели? Наверное есть. Если бы она его позвала к себе, вот так прямо, чтобы трахнуться? Остался бы он с ней на какое-то время в капсуле? Нет, не остался бы, торопился с жене. Любит свою Дину и позднюю дочку Машу.

Лида была собой недовольна: сколько уж она служит синклиту, но до сих пор не научилась отбрасывать личное отношение к клиентам. Красновский был ей неприятен, а Ясулович привлекал. Если бы дело было только в личности … нет, она смотрела на них как на мужчин, и сделать с этим ничего не могла. А мужчины-вербовщики так смотрят на женщин, нормально … Лида была уверена, что синклит об этом знает, но им, иногда вспыхивающая, сексуальность вербовщиков для чего-то нужна. Была бы не нужна, они бы ее отсекали. Мишино лицо пропало с экрана, хотя Лида вовсе не перестала о нем думать. Так происходило только в одном случае, хозяин имел власть прерывать ее собственные картинки. Так и есть, на экране засветилось лицо Андрея, сейчас начнет 'разбор полетов' …

– Лида, отпустите Михаила. С ним мы покончили. Что вы на него смотрите?

Андрей понимающе улыбался, и Лида прекрасно знала, что он считывает ее мысли. Понимал бы чего! Ей стало неприятно. Только бы он с ней не заговорил о том, что она находит Ямпольского сексуально привлекательным. Толстый, пожилой мужчина! Как такого можно хотеть? А она хочет … Если бы он захотел затронуть эту тему, ей бы ничего не оставалось, как ее поддержать. Хозяин потому и был хозяином, что она практически не могла ему противиться. Но Андрей молчал, как все-таки противно, когда роятся в твоей голове и ты об этом знаешь. Лида заторопилась переключится на другое:

– Я не смогла его убедить. Он слишком хорошо знает, что хочет. Разве он мне по зубам? Ему был нужен другой вербовщик. Он меня просто подавил.

– Лида, вам не стоит каждый раз, когда клиент отказывается по разным причинам от шанса, рассматривать это как свое личное поражение. Михаил не поддался бы и другому вербовщику, успокойтесь.

– Вы знали, что он не захочет?

– Трудно точно 'знать', мы имеем дело с вероятными исходами беседы. Да, вероятность, что Ясулович не согласится, была высокой, гораздо больше 50 % .

– А зачем тогда он вообще был включен в список?

– В списках должны быть разные люди. Нам нужен определенный процент тех, кто отказывается, и нам важно понять почему. Не думаете же вы, что мы хотим, чтобы в альтернативной жизни оказалось как можно больше людей? Это не ваше советское 'соцсоревнование'. У кого-то из них подобный шанс уже был, они его раньше использовали, просто ни они, ни вы об этом не знают. В общем я пришел к вам, чтобы вы не казнились. Все хорошо и вы – отличная вербовщица, мы в вас не ошиблись. Мы редко ошибаемся, хотя ошибки есть и у нас. Любая система предопределяет наличие в ней ошибок, мы учитываем погрешность. Работайте, скоро у вас следующий клиент. И еще, Лида … ваши полномочия должны расширяться. Мы подумываем о том, чтобы разрешить вам определять конфигурацию 'коридора'. Вы теперь сами можете представлять и создавать 'переход'. В это дежурство все 'коридоры' уже готовы, но в следующее все будет зависеть от вашей фантазии. Подумайте о том, как каждый конкретный клиент из вашего списка должен 'перейти'. Конфигурация 'коридора' очень много значит. С 'переносами' в зоны комфорта вы замечательно справляетесь.

Экран погас, и сейчас же зажегся вновь. Лида увидела новую клиентку: Нина Львова. Обычная пожилая тетка, ничем не примечательная, с плохой фигурой и постаревшим лицом. Похоже со знаменитостями Лида на сегодня покончила. Переключиться от Красновского к Ясуловичу было легче, чем сейчас от Миши на эту Нину. Тетка Лиду решительно не интересовала. Опять это личное отношение. Надо с собой что-то делать. Лида заспешила, скоро 13:30. У нее еще есть минут десять. Нина уже в коридоре. Еще несколько мгновений ничего не происходило и внезапно Лида оказалась…

Рохля

Ну, вот зачем это надо? Зачем? Она же говорила, что ничего ей не нужно. Какая-то сумка маленькая, клатч. На черта ей сумочка? Она так редко куда-то ходит. Да, что толку говорить им. Все равно послали, хотели как лучше. Нининому тихому молчаливому раздражению не было конца. Двоюродная сестра с мужем уже четверть века жили в Америке. Сначала в Балтиморе, потом в Вирджинии, а с декабря прошлого года, когда сестра ушла на пенсию, они живут во Флориде. Все эти передвижения родственников по Америке для Нины были пустым звуком. Она даже американскую карту себе плохо представляла. Флорида – это теплый океан и вот они теперь живут почти на берегу. Они и раньше-то с сестрой жили в разных городах и виделись редко, а сейчас чужая их жизнь вообще непредставима: у нее – свое, у них – свое. Сестра послала с нарочным небольшую посылку, хотела ей удовольствие доставить, не понимая, что все, что надо, у нее есть, и вещи не доставляют ей такого удовольствия как раньше. Вчера ей какой-то дядька вечером позвонил и сказал, чтобы она приехала забрать посылку, адрес продиктовал, как назло далеко, в новостройке. Что делать, пришлось после работы ехать в какой-то Сормовский 7-ой микрорайон, где она сроду не была. Адрес Нина записала на бумажке: ул. Светлоярская 4, корпус 4, кв 147. Нина дошла пешком до площади Минина и Пожарского, села на автобус, потом пересаживалась на другой. Путь до 7-го микрорайона занял у нее около часа, второго автобуса ей долго пришлось ждать. На остановке никого не было, Нина сошла одна и сразу оказалась в царстве приземистых хрущевских пятиэтажек из серого кирпича. Остановка называлась ул. Станиславского. Нина прошла немного вперед в поисках Светлоярской улицы. Встретила группу мальчишек, они ей указали куда-то направо. Нина прошла еще минуты три и с облегчением увидела нужную табличку с названием улицы. Дом 4 должен быть неподалеку в начале по четной стороне. С одной стороны простирались трущобы, с другой, в отдалении – новые широкие многоподъездные дома, тоже вроде по Светлоярской. Нина пошла вглубь хрущевок. Дом четыре … это еще не все, надо искать корпус четыре, должен быть где-то в глубине. Навстречу ей попалась женщина с собакой. 'Нет у нас тут корпусов никаких, может вам в новый микрорайон, там корпуса' – тетка была не слишком любезна. На домах в глубине, тоже серых и пятиэтажных была написано 'строение А', в следующем от улицы ряду 'строение Б'. Это что такое? Нина вытащила свой телефон и принялась набирать номер, с которого ей вчера вечером звонили. 'Какого Николая? У нас таких нет' – ответили ей. 'Как нет?' – заторопилась Нина, но там уже повесили трубку. Нина набрала вновь, но теперь услышала, что 'абонент находится вне зоны действия сети …' Боже, ей, оказывается звонили с мобильного. Что ж делать? Нина вернулась к остановке, перешла через дорогу и по довольно широкой тропинке устремилась к нескончаемому жилому массиву, где ей предстояло искать дом четыре, корпус четыре. На улице давно было темно, свет фонарей не достигал вытоптанной пешеходами тропинки, повалил мокрый липкий снег.

Нина вздохнула: сейчас она давно бы уже сидела с папой на кухне, ужинали, а потом включили бы телевизор, где после новостей начинался сериал. Вместо всего этого она блуждает по депрессивной новостройке и поисках адреса, который она может еще час будет искать. Найдет конечно, но сейчас Ниной овладевала жалость к себе и досада на американских родственников с их ненужной, прямо-таки навязанной ей, посылкой. А весь придется благодарить и восторгаться … Вот всегда с ней так: не хочет, а делает, не умеет говорить 'нет'. Самое для страшное – это обидеть людей. Сама-то она обижается редко, все же хотят как лучше. Нина поравнялась с первым широченным домом со множеством подъездов и взглянула на его номер. Какой-то 45-ый. А где номер четыре? Дома располагались как-то хаотично, даже было непонятно по какой они считались улице. Нина оглянулась и увидела, что к ее остановке подошел следующий автобус. На тропинке показался мужнина.

– Будьте добры, я не могу найти дом четыре, не подскажите мне, как тут идет нумерация по улице Светлоярская …

Нина умела быть очень вежливой. Дядька остановился, наклонился над Нининой бумажкой с адресом.

– Я думаю, вам туда … здесь дома уже с сорокового. Пройдете минут десять и увидите начало нумерации. Корпус ваш будет подальше в четвертом ряду.

Дядька звучал вполне уверенно, и Нина приободрилась. Она пошла вдоль домов и увидела, что их номера убывают: восьмой, шестой, ага … вот и четвертый. Все логично. Нина обогнула дом четыре и пошла вглубь массива. Снег не прекращался, стало холодно, Нина зябко ежилась в своей синтетической серой шубе. Этот мокрый снег. Лучше бы был мороз. Эта промозглая сырость пробирала до костей. Быстрее бы домой! Большая белая табличка 'корпус четыре' неожиданно показалась на углу одного из больших безликих домов. Наконец-то! На подъездах были обозначены номера квартир. Тут Нине не повезло: вдоль дома ей пришлось пройти до самого последнего. Дядька Николай дал ей код, Нина приготовила свою заветную бумажку с трехзначной цифрой, но ничего не понадобилось, замок подъезда был выломан и между дверью и стеной зияла небольшая щель. Нина с облегчением зашла вовнутрь, блаженно вдыхая теплый сухой воздух. Рядом с лифтом висели обшарпанные почтовые ящики. Никакой 147 квартиры на них не было. Это что такое? На подъезде было обозначено с пятой по 165-ую, а сейчас 147 квартиры тут не оказалось. Что за черт? Нина все-таки решила подняться на предпоследний этаж и убедиться, что цифры на почтовых ящиках ничего не значат. Лифт шел долго, видимо с одного из последних этажей. Внутри было темновато, стенки привычно изрисованы непристойными глупостями, которые Нина принципиально не стала рассматривать. Мата в ее жизни не было, а если вдруг приходилось услышать похабное слово, Нина страдальчески морщилась.

От лифта она сходила налево, потом направо. Поползновение позвонить в любую квартиру и показать адрес, Нина подавила: нельзя беспокоить людей. Нашла дом, корпус и квартиру найдет. От того, что в подъезде было не холодно, она как-то приободрилась. Надо вниз спуститься, выйти на улицу и зайти в следующий подъезд. Кабина сразу открылась, лифт снизу никто не вызывал, странно вообще-то: сейчас люди как раз должны с работы возвращаться. Нина нажала на кнопку, но двери не закрылись, лифт перестал работать. Только что работал и вдруг перестал, Нина вышла на пустую грязную лестницу, и стала осторожно спускаться вниз. На каждой площадке отвратительно пахло мусоропроводом. Нина разок остановилась и посмотрела в окно: насколько хватало глаз, виднелись темные громады одинаковых домов, свет в окнах выглядел как-то не так: тусклый красноватый свет, похожий на театральную декорацию. На улице, оказавшись под уличными фонарями, Нина внезапно решила плюнуть на адрес и двигаться к своей остановке автобуса: хватит с нее, пора домой. Позвонит утром дядьке и упросит его встретиться где-нибудь в городе, в любом удобном ему месте. Больше она сюда ни за что не поедет.

Интересно, а с какой она пришла стороны. Нина теперь понятия не имела, где остановка по Светлоярской улице. Фонари на подъездах одновременно ярко вспыхнули, но потом после вспышки они стали гореть в пол-накала, едва освещая пространство перед домом. 'Напряжение в цепи у них барахлит' – подумала Нина. Не стану теперь я никому адрес показывать, просто спрошу, где остановка. Про автобус любой знает'. Как назло на улице не было ни единого прохожего. В подъезде Нина машинально нажала кнопку лифта и он неожиданно заработал, вознося ее на тот самый этаж, на котором она так и нашла квартиру 147. Нина на всякий случай еще раз позвонила на номер вчерашнего дядьки и, ничего не добившись, уселась на грязный плиточный пол, облокотилась о белую стену, местами закопченную окурками, стену и заплакала, морща лицо и горько всхлипывая. Она прекрасно понимала, что плакать глупо, но поделать с собой ничего не могла. Слезы так и лились у нее из глаз.

Лида оказалась в темной передней типовой однокомнатной квартиры. Небольшая комната с диваном и стенкой и довольно просторная кухня, выглядевшая столовой. Пора … Нина в отчаянии, сидит на грязном полу и плачет, хватит ее мучать. Лида поймала себя на том, что полностью отключилась от Ясуловича, сейчас для нее существовала только Нина Васильевна Львова, нескладная низенькая пожилая женщина. Степень ее стресса была оптимальна, не больше и не меньше, чем полагалось для клиента в 'коридоре'. Лида открыла дверь квартиры и сразу заметила силуэт сидящей на полу Нины. Распахнутая шуба, вытянутые вперед ноги в меховых сапогах, рядом варежки грубой вязки, купленные на рынке. 'Простите, я могу вам чем-то помочь? Вы кого-то ищите?' – Лидин голос звучал настолько естественно, что Нина моментально взяла себя в руки, чтобы не показаться смешной. Мало того, что она сидит на грязном полу, так еще и плачет. Какой стыд, женщина подумает, что она ненормальная, и будет права. Нина сразу забыла про остановку и решала еще раз попытать счастья: 'Вот у меня тут адрес. Вроде правильный подъезд, а квартиру я не могу найти. Может я неправильно записала?' – Нина уже стояла перед распахнутой дверью.

– Заходите, Нина Васильевна, отдохните. Мы с вами чаю выпьем.

Так, первый шаг сделан. Она нарочно назвала ее по имени-отчеству. Сейчас Нина удивится и тогда, не теряя времени, можно будет начать беседу. А вот и не так вышло: Нина даже и внимания не обратила на то, что незнакомая женщина знает, как ее зовут. Сейчас это для нее неважно, потому что Нина до такой степени хочет покончить с неприятным приключением, что ни на что другое ее не хватает. Надо же … и в квартиру не проходит.

– Нет, нет, не беспокойтесь. Не надо чаю. Мне давно пора домой. Квартира 147 в вашем подъезде?

– Вы за посылкой пришли? Это здесь. Посылку мой муж привез. Заходите.

Лида нарочно лжет, главное, чтобы зашла, а там можно начинать. Не разговаривать же с ней в подъезде. Упрямая баба, зациклилась на своей посылке, ее не собьешь.

– Я Николаю звонила, но он трубку не брал.

– Да, я знаю, он сейчас в метро наверное. Заходите.

– Не надо, я здесь постою.

– Заходите, заходите, что мы через порог разговариваем.

Беда с этими скромными, твою мать, будет на пороге стоять, сопли жевать. Клиентка Лиду уже раздражала и это ни к черту не годилось. Нина нехотя прошла в переднюю и остановилась у самой двери, явно ожидая конца никчемушного разговора. Весь ее вид говорил 'несите мне скорее мою посылку и я пойду. Некогда мне с вами тут прохлаждаться'.

– Нина Васильевна, заходите на кухню, садитесь за стол. Нам с вами надо поговорить.

– А что случилось? Мне что-то родственники на словах передали? В чем дело-то?

Нина стянула сапоги, сняла шубу и босиком прошла на кухню. В воздухе чуть запахло потными ногами. Теперь было видно, что она беспокоится, поняла, что разговор будет не про посылку. На лице ее было написано тревожно-недоуменное выражение, всегда появляющееся у людей, которым предстоит серьезный разговор и они понятия не имеют о чем. В таких случаях все ждут чего-то неприятного.

– Нина Васильевна, я какое-то время буду говорить. Постарайтесь меня не прерывать. Договорились?

– Откуда вы знаете, что меня так зовут? Ага, вот оно. Наконец-то!

– Я вам объясню. Просто запаситесь терпением.

– А сколько времени займет наш разговор? Меня папа дома ждет. Я и так очень задержалась. Он будет беспокоиться. Разрешите ему позвонить.

– Нина Васильевна, вы ему отсюда не дозвонитесь. Отсюда никуда нельзя дозвониться. Чтобы вас по-этому поводу утешить, а могу вам сказать, что ваш папа о вас вовсе не беспокоится. Выкиньте это пока из головы. Ладно?

Нина молча смотрела на Лиду огромными серыми, все еще красивыми, круглыми глазами. Теперь она не волновалась, просто ждала продолжения, так культурная аудитория смотрит на замолчавшего на минуту лектора, который, на секунду запнувшисть, наклоняется к своим записям.

– Нина Васильевна, вы разумеется думаете, что вы в подъезде дома на окраине города, потерялись в поисках адреса … это не так. Вы в так называемом коридоре, который из вашего мира привел вас в 'капсулу', которая уже не есть ваш мир. 'Капсула' или, если угодно, 'модуль', 'шлюз'. Можно это искусственное пространство называть на английский манер 'гейтом' или 'порталом', сути название не изменит. Капсула, в которой мы с вами находимся, создана из 'антиматерии'. Мне прекрасно известно, что вы имеете математическое образование, и вам, скорее всего, намного понятнее, чем мне, что стоит считать 'антиматерией'. Мне говорили, что свойства антивеществ полностью совпадают со свойствами обычного вещества, рассматриваемого через зеркало. Я приняла это формальное объяснение, но боюсь, что я его не понимаю. Я просто поверила в то, что для поддержания функционирования капсулы надобно непредставимое количество энергии. Как математику вам, возможно, интересны чисто технические детали, но они неимоверно сложны и не в моих возможностях их вам предоставить. Простите.

– Да, мне важны детали, но вряд ли моего образование будет достаточно, чтобы их понять. Мне хотелось бы уяснить, не что такое 'капсула', а для чего она? Простите, вы не закончили, а я вас перебила. Продолжайте. И скажите, как мне к вам обращаться?

– Меня зовут Лида. Я сотрудница капсулы. Я в ней не живу, просто работаю с такими как вы клиентами, то-есть теми людьми из обычного мира, которые сюда попадают. Кстати, Нина Васильевна, я сомневаюсь, что вам приятно сидеть на этой темноватой чужой кухне. Хотите мы перенесемся в другое место? 'Перенос' поможет вам мне поверить. Вы же мне скорее всего не верите. Это понятно.

– Подождите. Мне и здесь хорошо. Я вам не то чтобы не верю, но согласитесь, все это так странно. Я сейчас как будто сплю и мне снится дурной сон. Извините меня, я очень устала. Отпустите меня домой к отцу. Он пожилой человек, я не могу его надолго оставлять. Пожалуйста. Мы с вами поговорим в другой раз.

– В этом-то, Нина Васильевна, и проблема. Никакого другого раза у вас не будет.

– Ну и не надо. Я просто хочу домой. Поймите, мне сейчас все эти разговоры об антивеществе и аннигиляции при взаимодействии вещества и антивещества ни к чему. Если бы я была на сорок лет моложе, меня бы все эти материи вероятно заинтересовали бы, но сейчас … уже поздно … во всех смыслах.

– Нина Васильевна, вы еще не поняли, зачем вы здесь. Поймете, и тогда решите: поздно или не поздно? Вам придется меня выслушать до конца.

– Господи, это просто ужас. Вы меня тут насильно держите! Какое вы имеете право? Я хочу домой. Слышите? Оставьте меня в покое! Вы не имеете права, я буду кричать. Я пойду в полицию!

В Нинином голосе засквозила истерика. Такое бывало редко. Лида ей даже пока не объяснила цели попадания в капсулу. Это ни в какие ворота не лезет. Нет уж, милая моя, ты меня выслушаешь! Пусть я тебя не смогу ни в чем убедить, но хотя бы дай мне закончить! Лидой овладели пораженческие настроения: конечно Нина из капсулы отправится не туда, а обратно, туда, откуда пришла. Альтернативная действительность не для нее. Хотя … была – не была! Надо полностью выложиться, попытаться, а там … посмотрим. Ой, дура ты, дура. В полицию она пойдет …

– Вы меня, ведь, даже не спросили зачем вы здесь.

– Где здесь? Я бродила в этом проклятом микрорайоне, потерялась. Вы меня тут до слез довели, это жестоко, бесчеловечно. Зачем вам это надо? Ну, зачем?

– Подождите, Нина Васильевна, вы же сами отправились за посылкой по адресу. Мы просто использовали адрес: угрюмые новостройки, темные подъезды, грязные лифты – это коридор, туннель, который привел вас в капсулу. Я понимаю, что вы потерялись, это вызвало у вас стресс, но для нас это искомое состояние клиента. Так должно быть, понимаете?

– Да, как вы смеете! Специально вызвали у меня стресс, зачем? Сейчас же объясните, я требую. Вам это все так не пройдет!

– Вы сами не даете мне все вам объяснить. Сейчас вам уже не так страшно и неприятно, я с вами. Хватит о вашем стрессе … мы вам предлагаем шанс снова начать вашу жизнь в альтернативном пространстве.

– Что? Каком альтернативном пространстве? Что значит 'снова начать жить'? Вы меня за дуру принимаете?

Боже, если бы эта Нина знала, насколько она недалека от истины: да, Лида принимала ее за дуру. Эта бабская заполошность, неспособность выслушать, задать правильные вопросы, выждать, прежде чем беситься. И она должна возиться с такими как Нина? Почему она в списке? Зачем?

– Нина Васильевна, вы в моем сегодняшнем списке из шести человек, моя третья клиентка. Мы поговорим и вы решите, хотите вы снова жить или нет. Это очень серьезное решение.

– В каком смысле снова? Что вы несете? Мне придется снова родиться?

– Нет, не придется. Все составляющие вашей личности будут подвергнуты ревизии, доминантная черта, которая сделала вашу жизнь не такой удачной, как она могла бы быть, будет изменена и ваша жизнь из какой-то точки пойдет немного по-другому руслу.

– С какой точки?

– Не могу вам этого заранее сказать.

– А кто вам сказал, что у меня неудачная жизнь? Я считаю ее удачной.

– Не лгите мне, Нина Васильевна. Здесь 'капсула', здесь говорят только правду. Ложь не имеет смысла, я же про вас все знаю.

– Всего вы знать не можете.

– Могу. Я знаю факты вашей, не слишком богатой событиями, биографии, знаю ваши мысли, сомнения, надежды. Я как будто сижу в вашей голове. Знаю, это для вас неприятно, но тут я ничего не могу поделать.

– Я вам не верю.

– Да? Что ж, могу доказать, что это правда. Вы живете с папой одна в трехкомнатной квартире в центре. Папа – это ваш сейчас главный человек, но вместе с тем, поскольку ему 95 лет, вы не можете себе помешать думать о жизни 'после папы'. Например, вы думаете о ремонте, о том какая мебель после его смерти вам будет не нужна, как вы от нее избавитесь, куда поедете. Жизнь 'после папы' – это новый отсчет, хотя вы очень любите отца. Но и о своей, вновь обретенной свободе, тоже мечтаете. Что, не так?

Вы скрывали от родителей вашу связь с сотрудником, вам было стыдно признаваться, что живете с женатым человеком, но хранили вы секрет под другим предлогом: не хотели их, якобы, расстраивать. Вы, Нина Васильевна, не хотели себя расстраивать и иметь дело с маминой негативной реакцией. С точки зрения мамы связь с чужим мужем постыдна. Я права?

– Зачем вы вмешиваетесь в мою личную жизнь?

– В том-то и дело, что с личной жизнью у вас, Нина Васильевна, не получилось. Разве не глупо это отрицать? Вы когда-нибудь думали, почему? Может в новой жизни вы будете счастливой женой и матерью. Вам же этого не хватает.

– Поздно мне снова начинать. Такова уж моя судьба.

– Ну, правильно. Исходя из категорий привычного, вы пожилой человек. Но я вам предлагаю другую жизнь, в другом мире.

– Простите, я вас не совсем понимаю. Моя другая жизнь начнется после моей смерти? Я должна сначала умереть, а потом где-то там воскреснуть?

– Да, нет же! Не надо вам вовсе умирать и тем более воскресать. Ваша жизнь в известном вам мире окончится своим чередом в свой час. Мы предлагаем вам параллельную жизнь, и там, куда я вас приглашаю, вам не будет 62 года, будет гораздо меньше, гораздо. У вас будет будущее, понимаете? Вот скажите мне честно: вас ваше существование удовлетворяет?

– Не знаю. Наверное. Никогда об этом не думала.

– Неправда, думали. До определенного момента вы надеялись, что все еще будет хорошо, но надежда давно вас оставила, вы чувствуете себя пожившей, старой, никчемной, доживающей … Вам, кстати, не так уж многого было нужно. Была бы семья, но ее нет.

– А почему со мной так вышло?

– Вот, Нина Васильевна, вы задали первый действительно важный вопрос. Постараюсь на него ответить. Вам мешала ваша внешность: толстый неуклюжий ребенок, слишком заласканный, избалованный, взбалмошный, капризный. Внешность создала комплексы, вы себя не любили, не ценили, считали себя хуже других. С комплексами вы боролись, но победить их не удалось. Вы так и остались доброй, не очень тонкой, ранимой, неуверенной в себе девочкой, которая повзрослела, потом состарилась и давно потеряла кураж. Вкратце, это все. Но есть и нюансы: у вас технический, математический склад ума, но нет ни таланта, ни честолюбия, ни истинного к чему-либо интереса. Профессионал вы средний, хотя и добросовестный. Для ярких успехов этого мало. Считая себя технарем, вы почти ничего не читали, вы мало эрудированны, инертны, не обладаете ни творческой фантазией, ни воображением. Люди к вам хорошо относятся, так как вы милая женщина, никому не переходящая дороги, соглашатель и конформист. Вот вы какая. Таких любят. Жизненного опыта у вас немного. Только Горький и несколько курортов, подруги с работы и родственники. Вы боитесь нового, неизвестного, не умеете рисковать, опасаетесь ответственности и серьезных решений. Вы живете, как страус, с головой под крылом.