Читать книгу: «Легенда Три-Четыре», страница 2

И, кстати, в навигации он тоже не последний, звёздная личность. Интерес Национального Космического Центра коснулся Вовчика восемь лет назад, ещё когда он учился. Дальше была практика на челночных трассах к Луне. Он выводил челноки навстречу с орбитальными объектами с точностью до секунды. Пилотаж роверов и грузовых космоскафов у него профессиональный. Когда три года назад наш штурман работал на знаменитой базе «Маскон-центр» в сказочном районе Моря Дождей, его заочно и без конкуренции выбрали в Роскосмосе штурманом экспедиции.

Наш ядерный технолог Адам Кузяев. Его, как и капитана, Вовчик по многим причинам не наградил кличкой. Но в отличие от штурмана, Адам был включен в основной экипаж только в прошлом году, так как заочно тягался с тремя равновеликими конкурентами. Но в конце смог убедить комиссию, что при общем равенстве, более остальных причастен к созданию самовоспроизводящей активной зоны реактора на быстрых нейтронах для внеземной базы.

Хотя, положительную роль могло сыграть его давнее знакомство с консульской службой Центра подготовки, которая имела тогда влияние на решения комиссии. Но это лишь слухи…

Осталось обсудить единственную женщину, странным образом попавшую в экипаж. Профессия планетолог чрезвычайно редкая для блуждающих в пространстве, к тому же она женщина, что в исследовательском экипаже вообще исключительное явление. Евгения Зимина большой теоретик планетологии. Быть может даже великий. Никогда не покидая Земли, увлечённо занималась селенологией, пользуясь лишь изобилием чужих материалов. При этом умела открыть много нового в очевидном, оценивая различные точки зрения.

В реальном космосе она впервые. Заявляя о готовности работы вне Земли, ориентировалась по мемуарам других (в работе с документами она спец!) Но даже не опыт, а какие-то навыки получила только на тренажёрах и занятиях в Центре подготовки. С ней в полёте занимался и капитан, не желавший тащить с собой сырых, недостаточно подготовленных и потому опасных.

Как-то накануне выхода ядерного буксира на орбиту планеты, я услыхал её вопрос капитану:

– А что у вас все зовут тефтелькой?

Как минимум, это знали все! Знал экипаж, знали сотрудники Центра Управления, консультанты ISRO, JAXA, NASA, ЕКА и национальной аэрокосмической администрации Китая. Во Вселенной она одна осталась не в курсе! Что тогда ответил честный капитан, осталось тайной, но планетолог с того дня так или иначе избегала Вовчика и перестала улыбаться его шуткам.

Увидев первые сутки привыкания её к невесомости, Вовчик ласково обозначил девушку как «Тефтелька», и это прилипло. Экипаж так и стал между собой звать её. Втихушку, естественно, опасаясь обидеть.

Ну и о себе. Много говорить не буду, скажу вкратце. Земнухов Павел, три высших и одно узко специальное образование, в космосе опыт работы в качестве пилота и исследователя. За земную часть своей жизни успел приобрести разряды по парашютному спорту и альпинизму. Чуть меньший чем у капитана опыт ВКД (ВнеКорабельной Деятельности) на лунных станциях, в сумме около года ВКД открытого космоса, что котируется у спецов выше. И это всё.

Хотя, нет, забыл про кличку. Вовчик, когда ещё нас знакомили в Центре подготовки, сказал, протягивая руку:

– Твоя фамилия будет там напоминать о доме, Зем.

– Договорились, Вольдемар! – хмыкнул я и ответил на рукопожатие. Кличка Вовчик тогда ещё не была в ходу.

ТАМ ЖЕ. ПАВЕЛ. ПЕШКОМ ЗА ГОРИЗОНТ

После осмотра удивительно глядящегося на безжизненной поверхности парашюта, мы час топали по холодной рыжей сухой иссечённой равнине, всё дальше уходя от челнока, который опускался за дюны. Марева, тумана и миражей в таком жидком воздухе не бывает. Да и ветра тоже. Так что этот час мы были будто на ледяной Луне. Небо над головой чёрное, светлеющее только к горизонту.

Собственные шаги слышались из-за звуковой проводимости натянутой наружной оболочки скафандра. Шорох пыли, стук подошв о плиты. Среди красноватого песка попадались звенящие под ногами плиты жёлтого спаянного грунта. Камни на таких плитах приходилось перешагивать. В песке они тонули, а на плитах предательски скользили.

Путь больше пролегал через полные камней дюны. На Земле такого не бывает, по крайней мере там я не видел. А здесь камни и лежат на поверхности, и выступают из-под песка. Мелкие, от куриного яйца, чуть больше, размером с мяч и целые скалы. Как и на Луне камни с необкатанными разломами, здесь они трёх цветов: чёрные, тёмно-красные и оттенков жёлтого. Всё вместе и создаёт эффект Красной планеты.

Дюны сперва шли высокие, в форме неправильных волн, потом мельчали, разбитые рябью из островков с провалами различной глубины. Приходилось выписывать петли, стараясь избегать спусков и подъёмов, мы змейкой огибали неровности и препятствия. С орбитального расстояния фотоника Зевса всех неприятных нюансов пути не могла разглядеть. Как не различила и огромную трещину на краю древней плиты, пересекающую низину, в которой мы поселимся на два месяца. Но остановить нас такие мелкие препятствия уже не могли. Мы шли, за нами оставалась неширокая зигзагообразная тропа из множества следов.

Отыскивать доступный путь было нелегко, это был настоящий лабиринт. Вместо предложенного «по прямой», мы двигались нерасчётными зигзагами, стараясь удержать конечное направление перед собой. Несколько раз возвращались после тупиков, и всё-таки двигались в верном направлении.

Удобный в носке жизнеобеспечивающей системы скаф, оказался трудным средством передвижения. При долгой ходьбе вызвал усталость. В ушах гул от напряжённого дыхания шестёрки пилигримов науки, но аварийных сигналов пока нет. Скафандры надёжны, а экипаж упорен.

Несколько раз неутомимая Тефтелька даже пыталась, вопреки требованию идущего за ней капитана, начать исследования. Слышался её возглас:

– Ой, ну вы посмотрите!..

– Евге-ения Александровна!.. – следовало укоризненное от капитана.

– Ладно-ладно. Боюсь, такого больше не увижу… – огорчённо соглашалась планетолог.

Для неё это было путешествие в страну чудес. А мы, остальные, топали побеждать пустыню.

Только один раз остановились, когда возле ровной сферической вмятины, которую я, идущий в авангарде, повёл обходить по периметру, Вовчик встал и неожиданно сказал:

– Примерно две килотонны…

Он по-видимому вмятину сравнил с результатом работы ядерного фугаса на Луне. Тефтелька, не останавливаясь, вяло возразила:

– Просто карстовая воронка. Третьего или четвёртого тысячелетия…

Надо же, хороший признак, Тефтелька наконец ответила Вовчику без обычной своей язвительности.

Яркая голубая звезда на чёрном небосводе медленно уходила к закату. Чёткая тень скафандра на волнистом грунте удлинялась. Температура жиденькой атмосферы дошла до максимума разогрева – минус двенадцать и, не задерживаясь, стала двигаться обратно. Такая здесь скоротечная «жара».

Двадцатиметровые ракетные башни, раскрашенные красно-синими шахматными поясками, стали подниматься над горизонтом только на четвёртом часу пути. Бежать туда в скафандрах невозможно, как и бежать вообще, но ход прибавили. Мы по каменистой пустыне туда двигались ещё час по зачётному полю. Дюны с небольшим перепадом высот и обширной территорией жёлтых плит, идти по которым можно как по асфальту.

Что ни говори, это удача: повторяем подвиг прежних первооткрывателей, идём пешком по неисследованной и ещё загадочной стране, которая требуета немедленного открытия. Картинки и беспилотные исследования – это хорошо, создают первое впечатление, теперь дело за нами. Начинаем исследовать исходные территории, в которых предстоит жить и работать, этот, до горизонта красно-рыжий мир.

Метров двадцать в минуту, всё, до чего мы могли ускориться. Это в три раза меньше чем может позволить себе обычный пешеход на гравитяжёлой Земле. Идём в скафандрах, топаем по неровной песчано-каменистой пустыне!

Мне уже не терпелось привести в рабочее состояние ровер. Скафандр, в конце концов, нужен лишь для поддержания минимума жизнедеятельности, но не как транспорт.

Когда достигли базы, сразу полез на посадочную платформу два. Пилот Тихон со штурманом Вовчиком развернули у основания пандусы и мне первому довелось выкатить на поверхность расчехлённый и отстёгнутый с расчалок малый ровер. Заряд, несмотря на год простоя, был полным благодаря подзарядке солнечными батареями на крыше. Мягко отвёл ровер в сторону, подальше от модуля и оставил ждать. Грузовой ровер с загруженным на него жилым модулем выкатил на ровное место Тихон. Общими усилиями сняли и закрепили на грунте жилую конструкцию. Чинить отверстия, пробитые межпланетными камнями не пришлось, их не было.

Мы безвылазно в скафандрах уже вторые сутки, нам требовался отдых а спецкостюму – подзарядка. Я сам мечтал о каких-то давно забытых мелочах: поспать не в притянутом к стенке спальном мешке, поесть ложкой из тарелки, сидя за столом, походить босиком по полу, принять душ. Ах, какое богатство мы не ценили там на Земле!

Модуль собрали и подключили ещё до сумерек. Солнце проваливалось за западный горизонт когда всё было закреплено растяжками, надуто кислородом и временно подключено к аккумуляторам грузовой платформы.

– Блокгауз возведён. Теперь завоюем местные племена! – это конечно Вовчик.

И в это же время захватывающее зрелище, закат! Первый закат на новой земле. Когда белая монетка звезды, которую называть Солнцем не поворачивался язык, ушла за горизонт, осталась освещённой пыль, словно розовый туман над гористым горизонтом. Славный отблеск земного заката. Такого не видел ещё никто. Впрочем, как выглядит всё без электронного облагораживания стекла скафандра, то есть в натуре, нам ещё предстоит увидеть через иллюминаторы жилого модуля.

Ненужные теперь снаружи Тихон, Вовчик и Тефтелька прошли шлюз чтобы вести расконсервацию внутри, обустраивать быт. А мы с капитаном и Адамом Кузяевым стащили рабочим ровером с платформы тяжёлый реактор и занялись подготовкой энергоцентра. Можно было и подождать, но многие функции зависящей от аккумуляторов базы остались бы нереализованными. Модуль сейчас использует привнесённый с Земли кислород и энергию аккумуляторов, заряженных на Земле. Если реактор не запустить, энергии хватит только на сутки.

Только хорошая работа нам, заброшенным в первобытное состояние этого мира, обеспечит шанс выжить. Законы космоса неумолимы. В случае критической аварии физическую помощь ждать неоткуда! Даже сигнал отсюда до Земли бежит минут пятнадцать, расстояние уже 265 миллионов километров и продолжает расти. Планеты расходятся по своим орбитам.

Мы к роверу прикрутили ковш с опорами и отвалом, я сел в кабину, загерметизировал, с облегчением вылез из скафандра в ледяную пока кабину и начал работать. Грунт до порядочной глубины оставался сыпучим, можно не долбить, только сгребать. Через час углубление имело впечатляющий вид: в него легко мог поместиться весь жилой модуль. Сдвигаю реголит к восточному краю разметки, где быстро выросла солидная гора. В глубину ниже трёх метров грунт пошёл светлее и жёстче, а ковш начал цепляться и застревать. Приходилось запускать вибратор. Глубже пяти вибратором работал уже беспрерывно. В свете прожектора стал подниматься холодный туман. Лазерный сканер показывал воду с углекислотой. Местная газировка в летучем виде, а вода для экспедиции будет бесценной находкой, но отвлекаться на неё времени нет.

На транзитной базе Центрального Залива Луны, где в прошлом году я, Вовчик и Адам Кузяев, испытывали ровер, реголит был сцепленным гранями до большой глубины. Большие осколки камней плотно завалены мелкими и сцементированы едкой лунной пылью. Приходилось использовать взрывпакеты, вибратор не спасал.

Хорошо, что здесь обошлось без взрывных работ и до отметки минус восемь дошли за три часа. Ещё через два завершили установку, монтаж и стали засыпать ядерную яму грунтом с добавками теплоотводных присадок.

Когда разравняли площадку, капитан сам на грунте изобразил широкую синюю линию, заступ за которую при работающем реакторе допускался лишь в скафандре тяжёлого класса. Мы отошли за линию и Кузяев тут же провёл тестовый запуск.

Разгонялся, набирал мощность реактор полчаса. В конце выдал требуемые тестом триста киловатт. Капитан выразил одобрение возгласом «Вау!», Адам сбросил мощность и мы стали подключать всё подряд.

У торца жилого модуля я подцепил к зарядке изрядно опустевший аккумулятор ровера, помог Кузяеву с общим подключением и мы полезли в модуль. Теперь аварийный люк, через который вошли наши друзья, был заглушен и мы опробовали ленточный вход, напоминающий рентгеновский пропускник космопорта. Тамбур пропускал в разных направлениях. Как только прижался к воронке входа, автоматика втянула и плотно обжала со всех сторон. Всё это позволяло легко проникать на станцию и выходить на поверхность без утечек дыхательной смеси.

Тамбур втягивает медленно, через минуту вышел в шлюз на той стороне, где уже был воздух, но распаковываться не стал, это всего лишь промежуток между атмосферой и кислородным жилищем. Следующее помещение, где должны храниться скафандры, экипаж звал скаф-отсеком, а конструкторы на Земле шутливо скафандерной, отделённый гермолюком. Люк заперт. Перед ним, также запечатанные в скафандры, ждали Кузяев и капитан. Открывать люк можно только после выравнивания давления. Сейчас разница составляла 50 миллиметров, что показывало табло над люком. По запросу автоматика открыла клапан и после недолгого шипения люк открылся.

Глава 3. БАЗА

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ

Ведущая Марина Корнилова:

– Планета Марс, новости. После посадки экипаж прислал короткое сообщение: «Выходим», с тех пор, а это уже больше семи часов, на связь не выходили. Минуту назад пришёл чёткий снимок с орбитальной станции «Зевс-4.1», похоже, что с экипажем всё в порядке. Прокомментировать снимок прошу специалиста Центра Управления. С нами главный технолог внеземных жилищ Антон Фернандес. Скажите, Антон, что мы видим на снимке?

– В той части планеты уже ночь, но инфракрасная фотоника позволяет разглядеть даже небольшие детали… я буду отмечать стилусом… Вот здесь на снимке большая дуга. Это южная часть вала большого кратера, солнце только зашло и западный склон теплее восточного… А на расстоянии километра на север, на площадке размерами два на восемь, места посадки трёх беспилотных устройств, они, нагреты на солнце, выглядят светлее. Этот и этот с грузами и вот она первая ступень возвратного челнока… Сейчас попробую увеличить… Где-то здесь ожидалась посадка «Зои»…

– Они уже семь часов там! – вмешалась Корнилова, включаясь в монолог.

– Да, почти восемь. – ответил Фернандес. – За это время они должны уже дойти до базового лагеря и работать по обустройству…

– Что вы понимаете под работами по обустройству?

– Очень много работ попадают под такое определение: это развёртывание жилого модуля, подключение систем энергообеспечения, связи…

– Интернет, служба доставки… – не преминула пошутить Корнилова.

– Вы смеётесь! До интернета ли сейчас ребятам на Марсе! Своя цивилизация там появится нескоро, а связь с другими телами дело долгое и тонкое.

– А где же на снимке космонавты? – корреспондент вернулась к снимку.

– Даже если форсировать увеличение, людей не различить. Зато можно разобрать следы их деятельности. На левой части изображения, видите, здесь, появилась светящаяся запятая – это вероятно жилой модуль экспедиции, «Вигвам» из серии «Колония». Вигвам – это не шутка, так назван жилой модуль этой экспедиции. На дневных снимках это место пустое, серое. Жилой модуль сделан чёрным, чтобы накапливать днём солнечное тепло. Он и теперь теплее окружающей поверхности, поэтому светлый. А вот тут, видите, маленький блик и тепловые следы вокруг. Я предполагаю, там ведутся работы с энергоблоком. Разобрать на этом снимке трудно. У нас на низкие орбиты выведены восемь микроспутников связи и наблюдения, но пока они не объединятся в сеть, получить чёткое изображение нельзя. Когда встанут на свои координаты, произойдёт объединение в систему… Впрочем, об этом говорить рано. Мы надеемся ещё на снимки с китайского спутника Хуосинь…

– Надеетесь, у них разрешение выше?

– Не могу сказать, не знаю! Людей, скорее всего, с такого расстояния и при таком освещении никакая фотоника не различит. Да нам этого и не надо. Пока нет связи, достаточно видеть динамику изменений, которые они вносят.

МАРС. ПАВЕЛ. БАЗА ЮЖНЫЙ КОМПАС

Спина почувствовала холод едва распахнулся люк скафандра. Станция ещё не обжита, не согрета, несмотря на работающие нагреватели и вентиляцию, снизу на стенках белеет иней. Мы втроём выжаты как лимоны. Капитан, выйдя из скафандра, лёг на пол, закрыл глаза и улыбнулся:

– Мы молодцы!

Но несмотря на усталость, когда вышли из отсека, он принялся руководить. Такой стойкости можно завидовать!

Кузяева капитан заставил вернуться проверять состояние и зарядку скафандров, меня погнал обеспечить связь, а сам пошёл проверять состояние жилой части станции.

Я протопал через начавшую согреваться кают-компанию в неотопляемый агрегатный отсек. Здесь, за гудящим кислородным генератором и тихо шипящей вентстанцией, стойка связи. При наддуве стен и кислороде внутри, автоматика обязана запустить связной комплекс, выведенный на крышу модуля. Но не запустила. Связь модуля с окрестным миром отсутствует.

Когда мы были в скафандрах, связь через «Зою» была, но докладывать о своих тактических шагах на Землю капитан не спешил. И вот пришла пора связаться, а связи нет.

Страшного в этом ничего, всё проходит штатно и до полного обустройства далеко. Но поставить в известность Центр именно сейчас стоит. Там наверняка беспокоятся, ждут сообщений.

Нашёл в памяти айти-экзекьютера простой тест и запустил. Через минуту неисправность чётко определена: ошибка связи с антенным куполом на крыше. Стал проверять кабели. Одна из четырёх оптических линий дала отражённый сигнал: обрыв! Кроме прочего, там шла информация с датчиков температуры купола. Она, эта температура, не определялась. Видно, путь сюда выдался трудным, два года назад такой же тест на космодроме прошёл успешно.

Запустил перестройку тракта. Через три минуты всё было улажено, резервная линия приняла все каналы дефектной. Температура антенного кластера определилась как минус тридцать пять по Цельсию. Это даже ниже допустимых тридцати трёх, зимняя смазка стала вязкой, поэтому ИИ тут же включил нагрев. Это единственная функция кластера, завязанная с агрегатным отсеком, так как вся энергетика управляется отсюда. Нагрев пошёл и через десять минут запустилось сканирование радионебосвода.

Орбитальный «Зевс-4.1» был в преддверии ухода за северо-восточный горизонт, а два ФиТа номера 5 и 4 почти в зените, но поскольку целевой орбиты не достигли, обращаться к ним не стал. Китайский низкоорбитальный «Хуо Синь (Огневая звезда) – 7.127» выходил из-за горизонта, с его интерфейса пришёл запрос на русском: «Помощь требуется?». Здесь, вдали от Земли, все мы были одним целым. Под свою ответственность скинул: «Спасибо, нет», на что благоразумный спутник пожелал: «Удачи!»

У люка в агрегатный нашёл связную гарнитуру, повесил на ухо, включил и сказал:

– Капитан, связь есть!

Это раздалось по всей базе. Даже здесь, сквозь переборку и шум оборудования, стало слышно. Вскоре пришёл спокойный ответ капитана:

– Паша, иди обедать! – и он добавил. – Только оставь гарнитуру там и выключи. Здесь даже твоё дыхание с сердцебиением слышно.

– Хо-хорошо, что не слышно как зубы лязгают. – ответил, передёрнув плечами.

Отключил и снял гарнитуру. Холод доставал нешуточно. В лёгком комбинезоне здесь долго не протянешь. Агрегатный отсек получает тепло только через переборку.

Когда вернулся в тепло соседнего отсека и более тёплую часть кают-компании – кухонный угол, встающий из-за стола Вовчик хлопнул по спине:

– Вместе с тобой это разогревать надо. На!

Вовчик был серьёзен. Вероятно, устал. Сунул мне нераскрытый и холодный пищевой пакет из кладовой и добавил:

– Этикетки нет. По-моему должна быть манная каша с клубникой.

Я хмыкнул: каша с клубникой… Клубника с манкой была поощрительным десертом и попадала в меню не каждый день, тогда как пюре во всех видах оставило мозоли на языке. Привычно зарядил пакет кипятком, встряхнул, вставил в термопод и дождался сигнала.

Вместо обетованной манки с клубникой в пакете оказалось надоевшее пюре с овощами. Вовчик всё-таки шутил.

Дичь на вертеле с дымком виделась только в очень счастливых снах. Здесь, на планете, такое может случиться только через миллион лет, и то в лучшем случае. Сейчас планета – мёртвая пустыня.

Сидеть за столом в условиях даже такой гравитации лучше, чем парить вокруг кухонного узла в невесомости. В обеденный комплект теперь могут попасть, бывшие запретными в невесомости, столовые приборы: ножи, вилки… Стоит здесь выпустить нож из руки, он не будет летать по кабине, создавая опасность.

На станции прозвучал усталый голос капитана:

– Внимание, колонисты! Всем, кто справился, готовиться ко сну и спать. Жить с этого момента начинаем по новому времени. Кончился первый сол, завтра встаём в десять вечера по Москве. Спокойной ночи, друзья!

Вот так, теперь многое станет у нас инопланетным. Кроме времени, которое будет отсчитываться по Москве, корректируясь местными космическими условиями от восхода до заката.

Инопланетные причёски тоже будут. Весь полёт мужчины брили головы. Теперь четыре месяца впереди на отращивание сбритого в полёте, используя при этом почти забытые расчёски и шампуни. Впрочем, возможность шампуней предполагала добычу из грунта в достаточных масштабах воды. Коротко стриженная Тефтелька всегда носила на голове, скрывающую волосы, синюю шапочку, подписанную белыми буквами «РОСКОСМОС». Мы почти забыли, что светлые волосы у неё тёплого рыжего оттенка.

Жилой модуль больше пятнадцати метров в длину, но при заполнении экипажем, казался палаткой.

Бытовая часть модуля – четыре независимых отсека. Один общий – так называемую кают-компанию, где можно обсуждать различные вопросы, работать, питаться и проводить такое важное мероприятие, как беседу с Землёй.

Второй отсек был личной каютой капитана Трофимова, третий – Тефтельки, единственной женщины в экипаже. В четвёртом ютились оставшиеся четверо.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ

В Москве апрельский полдень. На улице солнечно, чуть прохладно, голуби, прогуливаясь по газону обходят тонкий лёд на лужах. Пять Цельсия. Помещения ЦУПа подогреты до двадцати трёх. Сейчас здесь жарко.

Информационный отдел, получив сообщение Трофимова об отдыхе экипажа, специально извещать об этом СМИшников посчитал лишним, записав в бюллетене: «Экипаж отдыхает». А сотрудники Центра занялись своими делами, стараясь игнорировать путающихся под ногами репортёров с порхающей вокруг аппаратурой.

– Чем вы сейчас заняты? – обозреватель интернет-издания «Немыслимая Суть» Павлюков спросил у сидящего без бейджика и видимых занятий сотрудника в синем жилете Роскосмоса.

– Бездельничаю! – буркнул ведущий специалист проекта «ДальСвязь» Самшитов. – У меня перерыв. – это он чтобы только репортёр отстал. На самом деле ведущий следил и ждал главного события на данный момент. Ждал ассоциации всей околомарсианской спутниковой системы в единую сеть Земля-Марс, которая позволит безотрывно связываться в любой момент времени с колонистами.

Он жалел, что спутниковую систему не удалось запустить раньше посадки пилотируемого челнока. Историческое событие прошло без контроля Земли. Всё осталось где-то в памяти передового отряда. Тем ценнее будет это всё, когда вернутся.

– А что у вас за цифры? – продолжал стоять над душой Павлюков, заглядывая в планшет. Он считал себя качественным обозревателем и не мог сорвать пассивностью начавшуюся беседу. При хорошей работе обозревателя респондент должен открыться, довериться ему как собственному хроникёру.

– Цифры? Я так общаюсь со своим кругом.

Павлюков широко распахнул глаза:

– Это же не общение. Тут что-то программное.

– Вот видите, вы тоже в цифрах разбираетесь! – подколол Самшитов.

– Разбираюсь, но у вас неясно что…

Самшитов внимательно посмотрел в глаза обозревателю.

– У вас, кстати, какое образование, если не секрет?

Павлюков взглянул на собеседника гордо:

– Никаких секретов! Ломоносовский универ в Москве и универ Амстердама, факультет общественных наук… Я в журналистике уже больше десяти лет.

– То есть гуманитарий, технически безграмотный, – заметил Самшитов. И потому решил просто подтрунить. – И как там, в Амстердаме знаменитый квартал Красных Фонарей?

– Ну, это вы… – слово «зря!» сказать не успел.

– Нет, там меня не было. – Самшитов окончательно отрезал обозревателя.

Доверительная беседа у того к большому сожалению срывалась! Но «совсем ничего не вышло» – это окончательный приговор. Павлюков срочно меняет направление:

– Простите за грубость. Я должен был представиться! Егор Борисович Павлюков, обозреватель издания «Немыслимая Суть». А кто вы, уважаемый?

– Простите и меня, Егор Борисович! Сейчас не время отвлекаться: устанавливается связь с Марсом… Просто сидите тихо и не мешайте! Поговорим потом! – и тихо добавил: – Если получится…

А на планшете Самшитова цифирки складывались в строгую структуру, подтверждённую окончательными звёздочками во всех разрядах. Пришёл сигнал с последнего экваториального микроспутника ФиТ и появилась звезда, характеризующая постоянство сигнала. Приём с базы Южный Компас был теперь уверенным. «Зевс» на дальней орбите Марса будет беспрерывно принимать и передавать суммирующую информацию.

Неодушевлённый интеллект ЦУПа спросил Самшитова: «Нужны ли дублирования?»

Ведущий скинул: «нет», вздохнул облегчённо и тут же передал информацию дежурному ЦУПа, сопроводив восклицанием: «Всё отлично!»

Видя довольное лицо Самшитова, Павлюков оживился:

– От Марса было хорошее сообщение?

– Да, немножко… – бормотнул Самшитов. Это не ответ, сказал только для себя. Но Егор Павлюков был бы негодным к своей профессии, если бы не услыхал.

– Так поделитесь, мои подписчики будут только благодарны. – попросил обозреватель.

Но ведущий отфутболил нахала:

– Думаю вам лучше обратится к ресурсу ЦУП, там всё будет сейчас опубликовано! От себя могу добавить лишь одно: всё, что не секретно, будет там!

– А что секретно? – хитро прищурился Павлюков, ожидая озарений.

– То там публиковаться не будет. – безжалостно отрезал Самшитов.

МАРС. ПАВЕЛ. ПЕРВОЕ УТРО НА ПЛАНЕТЕ

Звон ворвался в сон и сразу же вернул всю математику сознания. Девять утра на планете, пора начинать. На этот день большие планы: расконсервация, зарядка всего флота роверов, прокладка маршрута к «Зое». Прежде чем пытаться перебросить к месту старта челнок, необходимо проложить безопасный маршрут.

Ещё должно быть глубокое бурение в нескольких сотнях точек в определённых Землёй местах. И определить возможность добывать местную подповерхностную воду в приемлемых количествах. Вода – необходимость. Если найдём, то отработаем на планете с пользой, ну а нет, тогда и разговор короткий: не справились. Вода в этой экспедиции, пожалуй, важнее всего.

После этого планетология станет пунктом и начнётся с исследования кратера Южный Компас. Здесь специалисты с Земли определили богатое месторождение тяжёлых металлов и редкоземельных элементов. Потому и определили точку посадки в этом районе. Для поселенцев настанут дни планетологии. Но капитан Трофимов один имеет право определять первоочерёдность и порядок выполнения. Здесь мы от него зависим больше, чем в полёте. Капитан сказал:

– Сегодня абсолютно все… – он сделал паузу, оглядел лица и продолжил: – работают на комплексе. Никаких сторонних работ! Техники Кузяев и Земнухов занимаются расконсервацией оборудования на посадочных платформах, в первую очередь средств передвижения, проверяют состояние, перегоняют к жилому модулю, заряжают… Технолог Ремизов с помощью Петровича обустраивает территорию лагеря, ставят ограждения энергоцентра, проводят дороги, отбрасывая крупные камни на край и ставят предусмотренные знаки. А я с Евгенией Александровной работаю по расконсервации и обустройству здесь, в жилом модуле. Всем, кто снаружи, камеры на скафандрах не выключать. Буду иногда контролировать! Вопросы есть?

– Есть! – отозвался бывший пилот Тихон (теперь же технолог Ремизов). – Вчера Центр Управления просил краткое видео со всем экипажем…

– В Москве будет ночь. – тут же отозвался Вовчик. – Можно снять вечером. Эффект тот же!

– Отставить! – это капитан. – Сделаем запись сейчас. Вечером повторим, если будет о чём.

Беседовать со своими земными собеседниками, как в ближнем космосе, нельзя. При полёте на «Зевсе» уже на второй неделе, когда вопрос и ответ разделяли минуты, мы собирались в одном отсеке, весело болтали о том, о сём, пока сигнал шёл туда и обратно, потом отвечали на вопросы землян.

Теперь и это потеряло смысл. Чтобы краткое интервью не тянулось часами, мы и Земля высылаем своё видео, а получая встречное, можем обсудить план следующего.

Когда улыбки закончились и мы закрыли эфир нашей беседы, пришла запись оттуда. Земля сеанс начала синхронно с нами.

– Здравствуйте колонисты!

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ

Ведущая Марина Корнилова:

– Настроение здесь в Центре Управления боевое. Смена провела сеанс видеосвязи с Марсом и мы теперь знаем, что они с трудностями умеют справляться. Впереди у них долгие четыре месяца жизни на планете. Они должны приспособиться к непривычным и жёстким бытовым условиям. Я уверена, колонисты, как теперь называют экипаж, с честью пройдут этот нелёгкий путь и вернутся победителями! Для беседы я пригласила одного из руководителей этого полёта, ответственного за программу исследований, Лебедева, назовём его БэБэ. Сам Лебедев не рекомендовал расшифровывать инициалы, но его подчинённые зовут босса Бор Борыч. Итак, уважаемый, чем вы можете поделиться в вопросе реализации исследовательской программы…

– Ареологические исследования на планете подразумевают поиск на Марсе таких полезных ископаемых, как тяжёлые и лёгкие металлы, редкие химические элементы, источники воды…

– Вы сказали – воды. – перебила Корнилова. – Это у нас на Земле хоть и ценится, но необходимости доставки с Марса пока нет…

– Доставки – нет, это точно! – каламбуром остановил Корнилову Лебедев. – На нашу планету возить воду с Марса – убыточное мероприятие. Но требований колонистов никто не отменял, а они как и здесь нуждаются в питье, дыхании…

– Вода для дыхания? – съязвила корреспондент.

– Да. – согласился работник «Роскосмоса». – В космосе без воды никто дышать не может. Вода – основа жизни!