Читать книгу: «Эммарилиус», страница 13

Выйдя на улицу, он тут же наткнулся на ту самую знакомую стену неприятного запаха – едкой химии, бензина и пыли. Казалось, этот мир намеренно отравлен. Сжавшись, он почти побежал прочь, стараясь уйти от этого ужасного места, от самого себя, от ее молчаливого, полного жалости взгляда.

Ноги сами понесли его вперед, через обочину, в спасительную даль. Через несколько минут тяжелого, прерывистого дыхания он осознал, что забрел в лес. Под ногами захрустели сухие ветки, а воздух наконец очистился, наполнившись влажным ароматом хвои, прелой листвы и свободы. Он обернулся. Вдалеке мерцали размытые пятна проезжающих машин. Тот мир, чужой и шумный, остался позади.

Только тогда Тейн позволил себе облегченно выдохнуть. Все напряжение разом отпустило его, и он почти рухнул на корточки, спиной к стволу старого дерева. Он опустил голову на колени, и в тишине леса его, наконец, настигли все те эмоции, от которых он так отчаянно бежал.

– Ты коришь себя за то, что показал ей то место, – констатировал Ру́вик, вынырнув из-за пряди угольно-черных волос. Его большие глазки щурились в дневном свете, словно две булавочные головки.

– Да ты просто мистер Очевидность, – раздраженно бросил юный Ла́йбрик и фыркнул, отворачиваясь.

Он сжал пальцы в кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

– Но ведь это не единственная причина. Есть же что-то еще, что гложет тебя изнутри, – настаивал фамильяр.

Его голосок звучал на удивление мягко, почти растворяясь в щебете птиц.

– Пустое! – резко, почти выкрикнул юноша и шумно выдохнул, пытаясь сбросить с себя это давящее чувство. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву, казались ему сейчас назойливыми и неуместными. – Просто… неприятные воспоминания. Ничего более.

Ру́вик не стал спорить. Он лишь молча отвел взгляд и уставился куда-то в глубь леса, в таинственную, пронизанную зеленоватым светом чащу.

Тишина повисла тяжелым плотным покрывалом, сквозь которое лишь изредка доносилось пение невидимой птицы. И в этой тишине, под аккомпанемент собственного стучащего сердца, Тейн не выдержал.

– Я даже понятия не имею, что меня сподвигло на это! – вырвалось у него сдавленно, с горькой досадой. Он запустил пальцы в собственные волосы, сжимая их так, будто хотел вырвать с корнем эту глупую, необдуманную импульсивность. – Я же знал! Знал, что это плохая идея. Знал, что если покажу… то привяжусь. Привяжусь к ней, к ее взгляду, к этому ее… удивлению. Но нет! Я все равно это сделал! Я, как последний дурак, распахнул дверь в самое сокровенное! Какой же я безнадежный, беспросветный идиот…

– Тейн, потом попричитаешь на себя. За нами кто-то наблюдает, – нервно, оборвав монолог хозяина, прошипел фамильяр. Вся его маленькая фигурка напряглась.

Юный заклинатель мгновенно умолк. Все его раздражение развеялось, уступив место холодной отточенной внимательности. Он нахмурился и уставился в ту же сторону, что и Ру́вик, – в густую, подсвеченную солнцем чащу. Глаза выискивали движение, тень, любой намек на присутствие. Но между стволами сосен было пусто и безмятежно.

– Зверь какой-то? Люди? – почти бесшумно, одним движением губ спросил он, не отводя взгляда от леса.

– Нет, – так же тихо, но с нарастающей тревогой ответил Ру́вик. Его крошечное тельце слегка дрожало. – Здесь что-то… другое.

Внезапно глаза фамильяра округлились, наполняясь чистым ужасом.

– Я чувствую энергию Хаоса! – выкрикнул он, и его тонкий голос сорвался до визга. – Здесь отродье! Прямо здесь!

Воздух вокруг словно сгустился, и сквозь мирный дневной шум леса Тейн тоже почувствовал это – тонкий, извращенный вибрационный гул, порочный и чужеродный, будто сама реальность начинала тихо трещать по швам.

В ту же секунду, будто сама тень ожила и обрела форму, из-за сосен на них вышло нечто.

Существо было огромным, неестественно вытянутым, искажая перспективу своим присутствием. Его тело, худощавое до болезненности, было покрыто бледной землистой кожей, на которой клочьями росли мелкие слипшиеся волоски, словно плесень на трухлявой древесине. Конечности были до безобразия длинными и тонкими, заканчивающимися не кистями и стопами, а заостренными, почти кинжалообразными костяными наростами, оставляющими на мягкой земле глубокие рваные следы.

Но самым жутким были его голова и лицо. Из оскаленной пасти, растянутой в немом рыке, торчали изогнутые желтоватые клыки, с которых капала вязкая слюна. А над ней – четыре черных, бездонных глаза, лишенных всякого выражения, кроме голодной, животной пустоты. Они были расположены в два ряда и неподвижно уставились на двоицу, впитывая их образ с холодной, неумолимой точностью.

Оно не просто стояло там. Оно искривляло пространство вокруг себя, и от него исходил тот самый вибрационный гул чистой, неразбавленной ненависти ко всему живому – воплощенная энергия Хаоса.

Существо издало оглушительный, разрывающий слух рев. Звук, в котором слышался скрежет камней и свист рассекаемого ветра. Его неестественно длинная костлявая конечность взметнулась и с силой обрушилась вниз, туда, где только что стоял Тейн. Но брюнет успел отпрыгнуть назад, ощущая, как воздух рассекает смертоносная дуга.

Пыль взметнулась. Тейн приземлился в низкую стойку, его пальцы крепче сжали древний посох, ощущая знакомую тяжесть и прохладу дерева. Ладонь второй руки он резко упер в шершавый ствол сосны позади, чтобы сохранить шаткое равновесие.

– Что оно здесь забыло?! – крикнул он, пытаясь перекрыть пронзительный, леденящий душу вой твари.

Его взгляд на мгновение метнулся к Ру́вику, прижавшемуся к его плечу.

– А мне почем знать?! – пронзительно, на грани визга, отозвался фамильяр. – Может, пришло так же, как и ты, – через портал!

Отродье сделало новый выпад, его когти прочертили глубокие борозды в земле. Ру́вик, отскакивая по руке хозяина, чтобы не быть сброшенным, крикнул уже с оттенком паники:

– Справишься?!

Тейн, не отводя глаз от противника, резко выпрямился. На его губах, вопреки всему, промелькнула кривая, почти дерзкая усмешка.

– А куда мне деваться? – бросил он сквозь стиснутые зубы.

Выбора не было. Значит, придется справляться.

Ру́вик, словно испуганная птица, нырнул в густую гриву хозяина, стараясь стать невидимым. Тейн же, перенеся вес тела на переднюю ногу, приготовился к атаке. Он уже открыл рот, и на кончике языка зазвучали первые слоги древнего заклинания, как вдруг…

Внезапный шелест травы и громкий треск сучьев разорвали напряженную тишину, заставив вздрогнуть и заклинателя, и отродье. Оба синхронно повернули головы к источнику звука.

Из-за деревьев, беззаботно смеясь, вышли молодая девушка и парень. В руках у нее болталась плетеная корзинка, доверху наполненная какими-то диковинами. Безмятежные улыбки мгновенно исчезли, сменившись шоком, когда их взгляды упали на исполинскую фигуру чудовища. Девушка резко вскрикнула и в ужасе шарахнулась за спину парня, выронив свою драгоценную добычу. Содержимое тут же рассыпалось по земле.

Парень же, напротив, не испугался. Он с любопытством с ног до головы оглядел тварь, присвистнул от удивления и… расхохотался.

– Ничего себе костюм! – с нескрываемым восхищением выдохнул он. – Вы тут что, какой-то ролик снимаете? Суперский грим!

Тейн замер с полуоткрытым ртом, заклинание забыто. Он медленно перевел взгляд с хихикающего парня на рычащее отродье, чьи четыре черных глаза сузились от нового раздражителя.

– Чего?.. – невнятно пробормотал заклинатель, приподняв одну бровь в немом вопросе.

Он чувствовал, как реальность вокруг начинает терять всякую логику.

– А, я понял! – продолжал догадываться парень, явно гордый своей проницательностью. – Вы из этих… ну, как их… блогеров, что ли? Которые делают такие крутые видео в стиле фильмов ужасов? Спецэффекты просто огонь! А этот звук, – он кивнул в сторону низкого рычания твари, – это вы на компьютере потом наложите, да?

В воздухе повисла нелепая, сюрреалистичная пауза. Даже отродье, казалось, на мгновение опешило от такой реакции.

Парень с довольным видом достал из кармана смартфон, быстрым движением пальца разблокировал экран и нажал на иконку приложения. Тотчас же на дисплее появилось его собственное улыбающееся лицо, а в верхнем углу замигал алый значок записи. Совершенно игнорируя потенциальную опасность, он повернулся спиной к рычащему отродью и ошеломленному Тейну, поднял телефон и начал вещать с пафосом:

– Привет, ребята! С вами снова Джордж, и вы не поверите! Мы тут в лесу с Лили по грибы шли и наткнулись на съемки! Похоже, ребята только начинают. Новички, но, блин, посмотрите, какая работа! – Он виртуозно развернул камеру, чтобы в кадр позади него попала фигура чудовища. – Просто вживую не передать, какой тут крутой костюм! Каждая деталька! Респект артистам!

Тейн стоял в полном ступоре, его мозг отказывался обрабатывать происходящее. Он перевел недоумевающий взгляд на отродье, пытаясь понять, видят ли они одно и то же. Существо тяжело и хрипло дышало, его бочкообразная грудь ходила ходуном. Из оскаленной пасти обильно капала вязкая, тягучая слюна, издающая легкое шипение при попадании на сухую хвою. Его глаза были прикованы к спине Джорджа, и в них горел неприкрытый первобытный голод. Оно уже не видело в парне человека – лишь кусок мяса, который нагло вертится перед самым носом.

В груди Ла́йбрика похолодело. Тревога, острая и леденящая, сжала его сердце в тиски. Эта идиотская бравада сейчас обернется кровавой бойней.

Тем временем парень сделал несколько шагов вперед и вплотную приблизился к отродью. Он без тени страха протянул руку и пощупал кожу на его неестественно длинной конечности.

– Ахренеть! – с неподдельным восхищением воскликнул он. – На ощупь – как настоящая! Эй, дружище, – он фамильярно ткнул локтем существо в бок, словно старого приятеля, – признавайся, из какого материала тебе эту красоту сшили? Силикон? Латекс?

Существо в ответ издало низкий булькающий хрип, и его пасть распахнулась еще шире, обнажая ряды загнутых клыков. Зловонное горячее дыхание окутало голову парня.

– А, понимаю, не можешь выйти из образа, да? – с легкой досадой произнес парень и цыкнул, явно разочарованный отсутствием реакции. – Серьезный метод, уважаю.

– Джордж, мне кажется, что это… что это не костюм… – дрожащим голосом проговорила девушка. Ее глаза были полны настоящего животного страха. – Пожалуйста, пойдем отсюда. Мне страшно.

– Какая же ты пугливая, Лили! Очевидно же, что это просто очень качественный реквизит! – с снисхождением в голосе воскликнул Джордж и, наконец, отступил от чудовища, чтобы направить камеру на Тейна. – А ты, я смотрю, в роли какого-то чародея, да? Классный посох, кстати, очень атмосферный. Где заказывал?

Тейн, все еще не веря своим глазам, почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холод. Он видел, как мускулы на ногах твари напряглись, готовясь к прыжку. Эти идиоты сами подписали себе смертный приговор.

В этот момент отродье издало новый рев, но на этот раз это был не просто звук, а физическая волна силы, обрушившаяся на мир. Воздух задрожал и сгустился, заставляя листья на деревьях хлопать, как от внезапного шквала.

Троица инстинктивно вжала головы в плечи и закрыла уши ладонями, но это не было защитой. Казалось, сам череп вот-вот треснет под этим давлением. В ушах зазвенело, а затем возникла острая режущая боль, будто внутрь вогнали раскаленные иглы. Барабанные перепонки готовы были лопнуть.

Почувствовав во рту теплый медный привкус и едва уловимый запах железа, Тейн инстинктивно убрал руки от головы и посмотрел на ладони. На коже алели яркие капли. Его собственная кровь.

Мир вокруг поплыл. На несколько секунд Тейн полностью потерял ориентацию. Все звуки исчезли, поглощенные оглушительным звоном в ушах. Зрение помутнело, краски слились в серую мутную пелену, в которой лишь смутно угадывались очертания деревьев.

Стиснув зубы и превозмогая тошноту, он заставил глаза сфокусироваться. В метре от него, на примятой траве, лежали два неподвижных тела. Джордж и Лили. Их лица были бледны, из ушей и носа сочилась алая кровь. По всей видимости, их сознание не выдержало акустического удара.

– Черт… – тихо, с усилием выругался Ла́йбрик, чувствуя, как холодная ярость начинает пробиваться сквозь боль и дезориентацию.

Теперь он был один на один с тварью, и на кону была уже не только его жизнь.

Существо наклонилось к бесчувственному телу Джорджа, его тень накрыла парня целиком. Пасть разошлась в мерзкой пародии на зевок, обнажая пульсирующую глотку. Вязкая чернильная слюна капнула на щеку юноши, оставив на коже дымящийся ожог.

И в тот же миг, вгрызаясь посохом в землю для опоры, Тейн выкрикнул заклинание. Его голос, сорванный и хриплый, был полон не столько ярости, сколько холодной, безжалостной решимости:

– Elvinkul!

Воздух вокруг твари сгустился и вспыхнул ослепительным серебристым светом. Мгновенно с лязгом, рождающимся из самой пустоты, его тело опутали тяжелые сияющие цепи. Они не просто сковывали – они впивались в плоть, как раскаленное железо. Там, где металл касался серой кожи, поднимался едкий черный дым и раздавалось зловещее шипение. Пахло паленым мясом и серой.

Существо взвыло. Уже не яростно, а с пронзительной животной агонией. Его костлявое тело затряслось в конвульсиях и с грохотом рухнуло наземь, подняв облако пыли. Теперь оно лишь противно скулило, съежившись в тщетной попытке вырваться из испепеляющих пут.

Тейн, тяжело дыша, наблюдал за этим несколько мгновений. Боль в ушах отступала, сменяясь ледяной концентрацией. Он понимал – сдерживающее заклинание не убьет тварь. Хаос нельзя просто сковать. Его можно только уничтожить.

Он медленно поднял посох, голос прозвучал уже тише, но с непререкаемой финальной твердостью, не оставляющей места для пощады:

– Earendet.

Огонь родился не вокруг, а внутри существа. Не ослепительно-белый, а глубокий, фиолетово-черный, пожирающий саму суть отродья. Пламя вырвалось из его пасти, глаз, из каждой поры его тела, бесшумное и безвоздушное. Оно не горело, оно пожирало, обращая плоть в прах, а кости – в пепел. Существо не кричало. Оно лишь судорожно извивалось в этой беззвучной агонии, его очертания расплывались, таяли на глазах.

Юноша стоял не шелохнувшись, его лицо было непроницаемой маской. Он наблюдал, как плоть пузырится и чернеет, как огонь выполняет свою работу – безжалостную, но необходимую. И через несколько мгновений все было кончено. На земле, там, где только что билось в муках создание Хаоса, осталась лишь небольшая кучка серого, еще дымящегося пепла.

Парень и девушка начали приходить в себя. Джордж застонал, сжимая виски пальцами, его лицо исказила гримаса боли. Лили беспомощно моргала, в ее глазах плавали слезы и недоумение. Заклинатель бесшумно подошел к ним и опустился на корточки.

– Чувак, что это было? – прохрипел Джордж, пытаясь сфокусировать затуманенный взгляд на Тейне. – Какие-то новые… звуковые эффекты? Ощущение, будто мне в уши…

Тейн смотрел на него с невозмутимым, почти ледяным спокойствием.

– Я не знаю, о каких «эффектах» ты говоришь, – твердо произнес он. В его голосе не было ни злобы, ни раздражения, лишь усталая необходимость.

Не вставая с корточек, он провел по воздуху навершием посоха и тихо, словно доверительную тайну, произнес:

– Elivio.

Пространство вокруг троицы дрогнуло, и их накрыл мерцающий полупрозрачный купол света. Звуки леса – щебет птиц, шелест листвы – мгновенно стихли, сменившись гулкой безвоздушной тишиной.

– А теперь послушайте меня очень внимательно. – Голос Тейна приобрел гипнотическую ритмичную плавность, каждый звук врезая в сознание. – Вы никогда не видели того, что здесь произошло. Вы никогда не видели ни меня, ни того существа. Вы забрели в лес, и на вас напали мародеры. Они ударили вас, отобрали ценности, поэтому сейчас вам так плохо и в памяти – лишь путаница.

Взгляды Джорджа и Лили стали пустыми и стеклянными. Они смотрели сквозь Тейна, разум покорно поглощал новую версию реальности. На каждое его слово они медленно, как марионетки, кивали в знак согласия.

– А теперь уходите домой. – Тейн поднялся, его фигура вновь вытянулась в полный рост. – И лучше бы вам больше не гулять в этих частях леса.

Он сделал едва заметное движение посохом. Светящийся купол дрогнул и рассыпался на мириады искр, исчезнувших, не долетев до земли.

Увидев, как из ушей девушки и парня струится алая кровь, Тейн едва заметно поморщился. В основе этой гримасы лежала не брезгливость, а внезапно нахлынувшее чувство вины, терзавшее его изнутри. Осознание того, что малейшее его промедление в поединке с тварью стало причиной столь тяжких страданий этих людей, вызвало в нем горькое сожаление.

«Вероятно, невыносимо больно», – прошептал он, и слова затерялись в тишине.

Затем, совершив взмах рукой, юноша произнес заклинание:

– Elmyrius lavelle.

И вновь, подчиняясь незримой силе, действительность преобразилась: звуки мира вернулись, а телесные повреждения исчезли без следа, словно их и не было. Двое пострадавших, медленно поднимаясь на ноги, с потухшим, ничего не выражающим взором и обновленной памятью, покорно и безмолвно побрели прочь, даже не удостоив своего спасителя беглым взглядом.

Акт III. Точка отсчета

Рядом с заправкой, в отдалении от основного здания, одиноко стояла телефонная будка. Она была похожа на призрака из другого времени. Ее красная, или, скорее, выцветшая до грязно-розовой, краска облупилась, обнажив ржавеющую сталь, а стекла были мутными от пыли.

Такие сооружения уже стали подобны памятникам самим себе, немым свидетелям эпохи, когда мир не был опутан невидимой паутиной сигналов. Давно в них отпала всякая необходимость, и все же их изредка еще можно было встретить, словно упрямые артефакты, застрявшие на обочине прогресса, в таких вот забытых богом и людьми местах.

Хэнсон достала из кармана потертую монету, на мгновение задержав ее в пальцах. Ловким движением она закинула ее в узкую, почти незаметную щель аппарата. Монета прокатилась внутри с глухим одиноким лязгом.

Затем ее палец, уже по памяти, безошибочно нажал на ряд поржавевших кнопок. Цифры едва угадывались, их рельеф стерся тысячами таких же звонков в далеком прошлом. Но механизм, скрытый внутри, сработал.

И послышались гудки. Звонкие, металлические, с легким шипением на заднем плане. Сам факт того, что этот архаичный аппарат все еще был жив, казался чудом – маленьким упрямым анахронизмом, бросившим вызов самому времени.

– Алло?

На другом конце провода послышался женский голос, знакомый до боли, до слез. Он, усиленный акустикой будки, пронзил Леону насквозь, пронесясь гулом по всему телу и заставив сердце сжаться.

– Мам… – лишь выдавила она, сжимая пальцами холодную трубку так, что костяшки побелели.

Она отчаянно пыталась унять предательскую дрожь, пробивающуюся в голос.

– О боже, милая! – воскликнула Эмма, и в ее тоне сквозь помехи ясно читалась смесь облегчения и накопившейся тревоги. – Где ты была? Я не могла дозвониться до тебя уже который день! Я думала, что… что что-то случилось. С тобой все в порядке? Ты цела?

– Прости… – Рыжеволосая нервно улыбнулась, чувствуя, как по щеке скатывается предательская слеза. Она быстро смахнула ее тыльной стороной ладони. – Мой телефон сломался и… как-то не было времени купить новый. Мне так жаль, что заставила тебя так волноваться.

– Главное, что ты в порядке, – прозвучал ответ, и даже через искажения, сквозь шипение и хрип давно отжившего свой век таксофона было слышно – мать улыбалась.

Она была счастлива уже тому, что слышит голос дочери, пусть и с таким опозданием. Эта простая, безоговорочная радость была таким ярким контрастом всему, что происходило вокруг, что у Леоны снова перехватило дыхание.

– У тебя все хорошо, милая?

Простые слова матери повисли в тишине будки, натыкаясь на плотную стену всего несказанного. Хэнсон, сама того не заметив, замолчала. Слишком много всего накопилось внутри. Целый водоворот событий, в котором она сама едва не утонула. Лео даже не знала, с чего начать. А главное – стоило ли?

– Да, – наконец выдохнула она, кивая, словно пытаясь убедить в этом не только мать, но и саму себя. Голос прозвучал приглушенно, но твердо. – Я… я еду к вам сейчас. Буду через пару дней.

С той стороны провода послышался сдавленный счастливый вздох, а затем безудержная сияющая радость.

– Правда? – воскликнула Эмма, и Леона сквозь помехи ясно представила ее улыбку, ту самую, теплую и беззаботную, что всегда согревала ее в детстве.

– Правда, – тихо подтвердила девушка.

Собственные губы непроизвольно потянулись вверх в ответ.

– Мы будем очень сильно ждать тебя, родная. Очень.

Пусть даже этот неловкий, скомканный и до смешного короткий разговор длился всего несколько минут, он смог сделать почти невозможное – усмирить бушующий внутри ураган эмоций. Словно нашлась та единственная точка опоры, за которую можно ухватиться, чтобы не утонуть в хаосе.

Страх от встречи с семьей, скопившийся за долгие годы разлуки, от обилия невысказанного и наболевшего, никуда не исчез. Он по-прежнему сжимал горло холодным комом, шепча о неловких паузах, о вопросах, на которые нет правдивых ответов, о пропасти, которая, возможно, успела образоваться за это время.

Но сквозь этот страх теперь пробивалось что-то иное. Что-то теплое и прочное. И Лео, прислонившись лбом к прохладному стеклу будки, наконец выдохнула. Она чувствовала себя не просто спасшейся – она чувствовала себя… лучше.

Девушка вернулась к машине, и ощущение легкости, дарованное звонком, стало быстро испаряться, вытесняемое томительным, ползучим беспокойством. Оно снова сжало ее внутренности холодными пальцами.

Сколько прошло времени? Она посмотрела на наручные часы, и сердце неприятно екнуло. Тейна не было уже слишком долго. Слишком для простой прогулки, чтобы размять ноги. Хоть он и не был беспомощным ребенком, но этот мир был для него полон своих неизвестных опасностей.

Правильно ли она поступила, позволив ему уйти одному? Для мага, выросшего в стенах цитадели, все здесь было новым, чужим и непонятным. Каждая тень, каждый звук могли таить угрозу, которую он не сумеет распознать. А его собственная ранимая, израненная прошлым душа могла вновь подвести его в самый неподходящий момент.

Тревога накатывала с новой силой. Девушка вглядывалась в опушку леса, куда он ушел, ожидая увидеть знакомую стройную фигуру в темной одежде. Но из-за деревьев никто не выходил.

Леона уже потянулась к ручке двери, ее пальцы сжали холодный металл, когда за окном что-то зашевелилось. Прерывистые шаги, и Тейн буквально ввалился в салон, тяжело рухнув на пассажирское сиденье.

Воздух тут же наполнился запахом леса, пыли и чего-то еще – едкого, чуждого. Вслед за ним прозвучал сдавленный болезненный стон, вырвавшийся из самой глубины его груди. Он откинул голову, закрыв глаза, а пальцы непроизвольно потянулись к ушам, скользнув по коже, на которой алели пятна засохшей темной крови.

Он почувствовал на себе взгляд и медленно повернул голову. Леона смотрела на него, застыв в полуобороте. В ее глазах читался не просто испуг, а целая буря недоумения, тревоги и немого вопроса, который висел в воздухе громче любого крика:

«Что с тобой опять произошло?»

Этот взгляд был словно ударом. В нем не было осуждения, лишь растерянность и отчаянная попытка понять, что за новые шрамы, видимые и невидимые, он принес с собой на этот раз.

– Похоже, что за мной началась охота. – Его голос прозвучал глухо, без единой ноты сомнения, лишь как констатация мрачного, неоспоримого факта. Он не смотрел на нее, уставившись в потолок салона, но каждый мускул на его лице был напряжен. – Мне самому от этого не радостно. Не хочу подвергать тебя опасности. Так что если ты уже немного отдохнула… то нам нужно выдвигаться. Сейчас же.

Его пальцы сжали край сиденья, выдавая внутреннее напряжение, которое он старался не показывать.

– Чем скорее мы доберемся до твоей деревни, тем лучше. Для всех.

Леона не отвечала. Она застыла, как изваяние, и смотрела на него с широко распахнутыми глазами. Воздух в салоне будто откачали, оставив лишь вакуум невысказанного шока. Она преувеличенно медленно моргнула, не отводя взгляда, пытаясь совместить в голове знакомые черты с тем, что только что услышала.

– С каких пор… – ее голос был тихим, почти шепотом, и каждое слово она выталкивала наружу с усилием, – …ты говоришь на моем языке?

Тейн замер. Его собственные мысли, еще секунду назад выстроенные в четкий план бегства, вдруг налетели друг на друга и рассыпались в прах. На ее языке? С чего бы это? Он не мог выучить его так скоро… И почему он понял каждое слово, вылетевшее из ее уст, без малейшего усилия, без той привычной задержки, когда Ру́вик переводил обрывки фраз? Это было… естественно. Как будто он слышал ее речь всю свою жизнь.

Ошеломленный, он поднял руку и коснулся своих губ, словно пытаясь на ощупь обнаружить чужеродное знание, затаившееся внутри. В его глазах отразилась та же глубокая, первобытная растерянность, что и в ее взгляде. Они сидели в гробовой тишине, разделенные внезапно рухнувшей между ними стеной, которую никто из них не возводил и не пытался разрушить.

***

– Тейн?

Но ответа не последовало. Только ровный гул двигателя да свист ветра в щелях заполняли тишину. Леона на мгновение отвела взгляд от дороги, устремленной в сумеречный горизонт, и скользнула взглядом по пассажирскому креслу.

Прошло уже несколько часов с их побега с заправки. Пейзаж за окном медленно менялся, уступая равнины редким перелескам, а небо окрасилось в глубокие вечерние тона. Леона, не выпуская руль из уставших рук, все это время украдкой наблюдала за ним. Она видела, как первоначальное напряжение постепенно покидало его плечи, как веки начали тяжелеть, а кивающая голова – все ниже склоняться к стеклу. Ла́йбрик окончательно сдался натиску изнеможения. Он крепко задремал, его дыхание стало глубоким и ровным. Отблески проезжающих фонарей скользили по его лицу, на мгновение высвечивая размытые тени под глазами и невероятную, почти детскую беззащитность в чертах.

– Ру́вик, ты здесь?

Ее голос прозвучал чуть громче шепота, приглушенного рокотом двигателя. Она боялась даже дыханием потревожить истощенный сон Тейна.

– Конечно, благородная Леона. – Из-за вороха темных волос пассажира выполз маленький комок света. – Я всегда здесь.

Девушка на мгновение отвела взгляд от дороги, погруженной в сумерки, и встретилась с двумя сияющими голубыми глазками.

– Ты можешь рассказать мне… что произошло?

Ру́вик замялся, его тельце сжалось, будто нехотя.

– Мы столкнулись с отродьем Хаоса, – наконец начал он. – Оно пришло, видимо, по тому же следу, что и мы.

Пока фамильяр неохотно выкладывал детали, пальцы Леоны все крепче сжимали обивку руля. Она вслушивалась в каждое слово, и с каждым новым предложением в ее голове роились все более тревожные мысли.

Откуда они взялись? Все ли теперь будет в порядке с теми людьми? Не осталось ли каких-то последствий? Что, если слухи все же разлетятся по округе? Внутренний голос язвительно шептал, что новых проблем, вроде расследований или паникующих обывателей, им сейчас не хватало больше всего на свете. Дорога вперед казалась уже не просто путем к спасению, а бегством с места преступления.

– Мне тебя за ручку теперь везде водить, что ли? – прошептала она в никуда, в сторону запотевшего лобового стекла, за которым плясали отражения одиноких фонарей. В ее голосе не было злости, лишь глубокая вымотавшая печаль и сожаление, пронизанное материнской тревогой. – Не нужно было отпускать тебя одного… Я же чувствовала, что это плохая идея.

Эти слова висели в салоне не как упрек ему, а как укор самой себе. Она представила его, вступающего в бой с чудовищем из кошмаров, пока она мирно разговаривала по телефону. И эта мысль была невыносимой. Его мир, со всеми его опасностями, не отпускал их. Он следовал за ними по пятам, и наивно было надеяться, что несколько часов дороги могут это изменить.

Плечи одеревенели, спина затекла, а веки наливались свинцовой тяжестью. С тихим покорным стоном девушка медленно свернула на обочину. Шины мягко зашуршали по гравию, и машина, наконец, замерла, ее двигатель продолжал тихо постукивать, нарушая звенящую тишину ночи.

Леона открыла дверь и вышла наружу. Холодный ночной воздух обжег легкие, заставив вздрогнуть. Она закинула руки за голову и потянулась, чувствуя, как мускулы спины и плеч протестуют, издавая тихое похрустывание. Она стояла так несколько мгновений, запрокинув лицо к небу, пытаясь вдохнуть в себя хоть каплю бодрости, хоть толику сил, чтобы продолжить этот бесконечный путь.

Пустое шоссе простиралось вперед, как бесконечная черная лента, растворенная в бездонном мраке. Асфальт, подсвеченный тусклым оранжевым светом редких фонарей, казался маслянистым и влажным, местами отражая бледный серебристый серп луны, висевший в зените. Царившую тишину изредка нарушал отдаленный рокот одинокой машины. Он нарастал, превращаясь в оглушительный рев, и так же внезапно стихал, растворяясь в глубине спящего леса, словно призрак, унесенный ветром.

С обеих сторон дорогу обступали густые леса, погруженные в непроглядный мрак. Деревья стояли как безмолвные исполинские стражи, их иссиня-черные силуэты едва проступали из тьмы, создавая гнетущее ощущение древней дремлющей силы. Ветер шептал в их спутанных кронах, и этот легкий непрерывный шелест был полон необъяснимой таинственности, словно сами тени перешептывались о чем-то ведомом лишь им.

Порой вдали, на гребне холма, возникала одинокая пара светящихся точек. Они медленно приближались, словно блуждающие огни, на мгновение выхватывая из тьмы клочок обочины и стволы сосен, чтобы затем с рокотом умчаться прочь и кануть в темноте, оставив после себя лишь звенящую пустоту.

И над всем этим – над дорогой, лесом и одинокой машиной – раскинулось безоблачное небо, усеянное мириадами холодных, беспощадно ярких звезд. Они сияли с таким ледяным равнодушием, словно были не просто светилами, а бесчисленными очами, взирающими с непостижимой высоты на затерянную в ночи пылинку, бегущую по тонкой нити асфальта через спящий мир.

Хэнсон бесшумно вернулась на водительское место, притворив дверь с тихим щелчком. Ее взгляд снова прилип к спутнику. В тусклом свете приборной панели его густые темные ресницы отбрасывали легкую дрожь на скулы, словно в такт невидимым сновидениям, что бродили под веками. Тихий, размеренный звук его дыхания казался теперь самым громким, самым важным звуком во вселенной. Ровный такт, под который, казалось, затаилось и стучало само сердце ночи. Бледный лунный свет, пробивавшийся сквозь стекло, мягко ложился на его лицо, выхватывая из полумрака скулы, нос и упрямый подбородок, делая черты одновременно хрупкими и отточенными, как у спящего эльфа из старой сказки.