Квантонавты. Пятый факультет

10

В аудитории К-212 было по-вечернему сумрачно и тихо. Подростки сидели, лежали и полулежали на столах и стульях, составленных самым разнообразным способом. Возле доски из трех парт было сооружено нечто среднее между троном и трибуной, где восседал Кеша в обнимку с гитарой. Катя, как и несколько часов назад, меланхолично выводила абстрактные линии световой указкой на доске.

Насти в аудитории не было.

– О, парламентер! – Несколько подростков подняли головы. – Где твой флаг, парламентер?

– Я не парламентер, – сказал Коля и поставил ранец на ближайшую парту. – Меня Настя отправила.

– Вы обокрали-таки столовую, – констатировала Рута, министр снабжения. – Я же ей запретила прямым текстом.

Колмогоры оживились, стали переглядываться, и в конце концов их внимание сосредоточилось на зримо увесистом ранце. Они и правда голодные, понял Коля. С утра? Или со вчерашнего дня?

– Не «мы», а я, – сказал Коля. – Я решил, что ситуация требует от меня именно таких действий.

«И пусть эта ненастоящая испанка не выпендривается со своим благородством!» – добавил он про себя.

– Вот, Кеша! – закричал Гена, назначенный министром обороны. – Вот, Катя! Разве это не то, о чем я говорил?

Коля заметил, что ножка стула, которой он размахивал, сменилась на более увесистую, а кроме того, на ней появилась надпись «ядерная» и соответствующий значок. Гена вскочил на парту и простер импровизированную дубинку куда-то в верхний угол аудитории, между доской и окном.

– Братцы-горцы! – провозгласил он. – Даже малёк неразумный воспринял идею Бузы и поставил себя на служение. Можем ли мы не оправдать ожиданий таких, как он? Нет, не можем. Мы обязаны планировать конфликты и идти на конфронтацию. Так велят законы Бузы, ранее известные как диалектика.

– Сам ты неразумный, – пробормотал Коля себе под нос.

– Гена, – вздохнула Рута, – мы же обсудили уже. У тебя Буза априорно стоит выше теоремы, и теорема является лишь поводом для Бузы. Это недопустимо.

– Нет никакого «выше» и «ниже», – ответил Гена. – Буза и теорема дополняют друг друга, они комплементарны и образуют единство. Буза подразумевает теорему, теорема требует Бузы. Настоящей, полной, без компромиссов и невынужденных соглашений.

– Я устала с ним спорить, – объявила Рута. – Он министр, пусть выносит вопрос на Совет.

– Опять? – сказали две девочки одновременно.

Но остальные отреагировали одобрительными воплями:

– Дай-е-ошь Совет!

Гена, чрезвычайно довольный собой, оглядел своих сторонников и сказал:

– Пользуясь правом, данным мне должностью, выношу вопрос на рассмотрение Верховного Совета Бузы. Должны ли мы усилить и обострить ее? Я считаю, что должны, более того, я считаю, что это вообще вне всяких обсуждений. Обсуждать мы должны лишь то, каким образом мы захватим и распространим власть Бузы и декаданса на всю школу, а далее на всю планету. Упадок – это жизнь!

– Я против, – сказал Кеша устало.

Но его никто, кроме Коли и Руты, не услышал. Поднялся невообразимый шум. Все кричали одновременно, и большая часть планов касалась столовой и запасов продуктов; похоже, колмогоры действительно проголодались.

– Хватит! Стойте! – закричала Катя. – Мы можем, по крайней мере, не сегодня штурмовать столовую? У нас ведь теперь есть какие-то припасы.

Радикальные бунтари с несколько нелогичной готовностью признали, что да, пожалуй, это дело можно отложить. Катя взяла Настин ранец и начала вытаскивать из него то, что насовал туда Коля.

– Сахар! – Она вытащила пачку.

Сахар приветствовали криками и топотом ног.

– Еще сахар, – слегка упавшим голосом сказала Катя и вынула вторую пачку.

У Коли в районе солнечного сплетения появился нехороший холодок. Приветственных криков уже не было.

– Сахар. Сахар. О, масло! – Катя достала бутыль подсолнечного масла, затем выставила следующие за ней в ряд.

– Соль. Соль. Полпачки сухарей. Всё.

– Как всё?! – закричали колмогоры и Верховный Совет Бузы в полном составе.

– Всё, – твердо сказала Катя и перевернула ранец; из него выпал пожелтевший кленовый листок. – Итого: четыре пачки сахара, три пачки соли, три бутылки подсолнечного масла и упаковка сухарей.

И снова Коля обнаружил себя центром внимания полутора десятка подростков – и на этот раз он почувствовал себя еще более неуютно, чем ранее. Он встал.

– Ну, строго говоря, – рассудительно начала министр снабжения, – сухари и подсолнечное масло – это вполне себе продукты.

– Мы, конечно, титаны духа, – мрачно перебил ее Кеша со своего трона. – Но кушать, знаешь ли, хочется всегда, и желательно чего-нибудь более…

Он не договорил.

Дверь аудитории распахнулась, и Коля увидел Настю.

Чувство облегчения было сильным, но недолгим: Настя была не одна, а с Андреем, старостой факультета Колмогорова.

– Хау, братья-горцы! – сказал Андрей серьезно и поставил на парту два увесистых бумажных пакета. – Ин Буза веритас.

– Хау, брат-горец, – разрозненно откликнулся Верховный Совет. – Привет, Андрей!

– Прежде чем мне будет позволено держать слово, – сказал Андрей, – я приглашаю Совет Бузы угоститься чем бог в лице Тамары Андреевны послал. Бутерброды, чай. Брат-горец, не сочти за труд, – обратился он к Гене. – Там в подсобке должны быть стаканы и ложечки. Сахар, я слышал, у вас есть.

Гена не двинулся с места. Через секунду Рута встала и ушла в подсобку. Настя, с сердитым и угрюмым лицом, начала раскладывать бутерброды в салфетках по двум ближайшим партам, а Андрей достал два больших термоса и стал разливать чай в крышки-кружки и принесенные стаканы.

– Все это, как вы понимаете, под мою личную ответственность старосты, – сказал Андрей. – Тамара Андреевна передает привет и советует вам лучше кушать, потому что Буза – дело непростое. А она, поверьте, повидала их немало.

– То есть это не означает контакта с администрацией и не накладывает на нас никаких обязательств? – сказала Катя, прищурившись.

– Эх вы, – сказал Андрей грустно. – Неужели среди вас не найдется ни одного человека, который бы взял на себя ответственность за голодных соратников?

– Горцы, лопайте! – быстро сказал Кеша. Его нос отчетливо покраснел. – Это мой приказ. Если что, это буду я.

Андрей кивнул и показал ему большой палец. Колмогоры, помедлив секунду, дружно потянулись к партам с бутербродами, лишь Гена и пара его друзей демонстративно отошли в другую сторону и сели там.

– Во-первых, горцы, вы молодцы, – сказал Андрей. – Доказательство безупречное. Вы…

Дальше он произнес длинную фразу, в которой Коля не понял ни единого словечка. Там были обороты вроде «леммы Медоуза», «непрерывная мера над полем операторов» и «для любого положительного эпсилон».

– … а в пределе почти не определена. Честно скажу – я и завидую, и горжусь. Завидую, что не сам до этого додумался, и горжусь тем, что был рядом и видел всё своими глазами. Блестяще!

Прозвучало это очень здорово. Верховный Совет смущенно заерзал, а Катя и Кеша сидели красные как раки и вообще, похоже, не знали, куда деваться. Стало особенно хорошо видно, насколько большим авторитетом является для них Андрей.

– Когда парламентер Коля принес мне идею доказательства, – продолжил Андрей, – я начал размышлять.

– Он сумел ее донести? – перебила его Рута.

– Да, сумел, – ответил Андрей. – Так вот, я начал размышлять. Каюсь, я думаю довольно медленно, именно поэтому меня сумели избрать старостой в свое время. Через двадцать минут я понял, к чему это приведет, еще через десять минут я встретил Тамару Андреевну и Настю, которые искали несуществующий пропавший планшет по моей несуществующей просьбе, еще через десять минут мне удалось убедить Настю, что я на вашей стороне, затем мы пошли к Тамаре Андреевне, и она вручила нам приготовленные бутерброды, и вот я здесь. Надеюсь, что я не слишком опоздал.

– Опоздал к чему? – скрипучим голосом поинтересовался Гена.

– К тому, чтобы обезвредить бомбу прежде, чем она заденет еще кого-то.

– Какую еще бомбу? – спросил Кеша недоуменно.

Андрей поставил кружку с чаем и откинулся на спинку стула.

– Главное следствие из теоремы Форрестера говорит, что любая развивающаяся система обречена на разрушение, когда ключевые параметры перестают соответствовать друг другу и система уходит вразнос. Вы показали это численно: линейные параметры растут слишком медленно по сравнению со степенными, а степенные слишком медленно по сравнению с экспоненциальными. Косой треугольник между тремя графиками – вот область, где система жива, а за его пределами ничего нет, только хаос.

– Все верно, – кивнул Кеша. – Поэтому мы начали Бузу. И, надеюсь, ты к нам присоединишься.

– Развитие – это смерть, – сказала Катя ясным голосом. – Человечество обречено изначально, и, значит, никакого смысла в повышении сложности нет, кроме приближения общего конца.

– Познание, уроки, семинары, работа, любовь… – громко перечислил Гена. – Никакого смысла нет ни в чем, что мы делаем, и даже в том, что мы можем делать. Всё. Конец.

Верховный Совет Бузы согласно закивал, некоторые затопали ногами. Ничего не имело смысла, и чем бы ты ни занимался: делал уроки, совершал открытия, строил заводы на Луне или запускал корабли к Ганимеду – ты лишь несся к точке Си на краю бездны, приближал свою и чужую смерть.

– Когда я догадался, чем именно занимались Настя и Коля в столовой, – снова заговорил Андрей, – я понял, что вы не сумели справиться с этой теоремой.

– В каком смысле «не сумели справиться»? – нахмурился Кеша. – Мы ее доказали. Полностью, для любых случаев. Другого решения нет.

– Справиться, как справляются с опасной бомбой, – пояснил Андрей. – Иногда люди находят неразорвавшиеся мины и снаряды. Эхо прошлых войн. И ваша теорема – такая же бомба, только когнитивная. Вы нашли ее и подорвались на ней, не сумев обезопасить ни себя, ни других, тех, младше вас.

Коля обнаружил, что сидит рядом с Настей и снова – в который уже раз – все смотрят на них.

Колмогоры загудели недовольно.

– В каком смысле «обезопасить»? – еще более взвинченным тоном спросил Кеша. – Теорема – уже факт. Факт нашей реальности, его никуда не денешь, с ним можно только примириться. Нельзя жить дальше, закрывая на него глаза, это все равно что отрицать силу тяжести или существование Луны.

– Ты хочешь, чтобы мы молчали, Андрей, так? – опасно-вкрадчивым голосом спросил Гена. И тут же ответил сам: – Горцы, он хочет, чтобы мы молчали. Я ведь вас предупреждал. И бутерброды эти…

– Нет, – веско ответил Андрей. – Нет, – повторил он громче, и гомон стал утихать. – Когда саперы находят мину, они не зовут всех, чтобы люди полюбовались ею. Когда химики и физики создают взрывное устройство, они не рассказывают, как его сделать, всем подряд. Когда биологи обнаруживают вирус, они не распыляют его в водопровод из тех соображений, что нельзя игнорировать вирус, потому что это «факт реальности». Так должны были поступить и вы, – просто сказал Андрей. – Сначала обезвредить эту когнитивную бомбу и только потом рассказывать о ней тем, кто, по-вашему, достаточно квалифицирован. Вместо этого вы не справились с бомбой сами, и она поразила вас: вы впали в Бузу. Но мало того – осколки летят дальше, и вот одиннадцатилетняя девочка самостоятельно замышляет и осуществляет преступление, и мало того – она вовлекает еще одного шестиклассника… И даже если они тут не задержатся, то все равно унесут ее осколок дальше.

– Сами вы тут не задержитесь! – яростно прошипела Настя.

Но на нее никто, кроме Коли, не обратил внимания.

На секунду наступила звенящая тишина.

– Мы запретили ей! – закричала Рута со слезами в голосе. – Я прямо запретила ей вообще что-то делать! Вы же слышали! Все слышали! Настя, я же запретила тебе!

– Мне двенадцать! – зло сказала Настя. – И да, она запретила. Это мы сами с Колей.

Коля молча кивнул ей; ее «мы» поднялось в нем горячей волной и, кажется, даже приподняло его над стулом на какое-то мгновение.

Андрей и бровью не повел.

– Замечу, что это далеко не всё, на что способна когнитивная бомба. Другие бомбы разрушают самые основы человека, делают из него зверя, а это и означает настоящий конец. И он придет раньше, гораздо раньше точки Си.

– А какая разница, раньше или позже? – дерзко спросил Кеша.

– Кеша!.. – сказала Катя.

– Нет, он прав, – подхватил Гена. – Он прав, Катя! Молодец, Кыч! Даже если это действительно когнитивная бомба, как Андрей говорит, то какой смысл ее разбирать и безопасить? Мы все равно обречены, решения нет. Доказано. Точка. Всё – бессмыслица.

Колмогоры задвигались, стали переглядываться. Одно дело – сообщить миру, что он обречен и ему в любом случае конец, независимо ни от чего, и совсем другое – стать причиной этого конца.

– Бессмыслица, говоришь, – сказал Андрей. – Бессмыслица – это искать решение, когда оно и так есть. Как поступать с задачей, которая решения не имеет, вот настоящая проблема. Я, собственно, за этим и пришел, за настоящей проблемой. И, честно сказать, надеялся на вашу помощь, так как доказательство ваше, повторюсь, безупречно. У вас определенно есть задатки.

– Погоди-погоди, постой, – сказала Катя. – Доказательство наше верно, так?

– Так, – сказал Андрей.

– То есть мы правы и человечество обречено, так?

– Так.

– Но ты предлагаешь нам сейчас э-э-э… опровергнуть наше же доказательство?

– Скорее, указать границы, – кивнул Андрей. – Если угодно.

– Ну мы ведь доказали, – заметила Рута. – Численно.

– Как говорил мой учитель, – сказал Андрей, – «если решение только численное, значит, ты чего-то не понимаешь».

– Бред какой-то, – выдохнула Катя и села за парту, обхватив голову руками.

– Границы, – сказал Андрей очень ясно, – есть у всего. Даже у истины.

– Вавилонщина, – сказал Гена. – Чистой воды вавилонщина. «Не все так однозна-а-ачно»! – кривя губы, передразнил кого-то он.

– Интересно, – вежливо произнес Андрей, – если бы вы были математиками в девятнадцатом веке и к вам пришел Лобачевский со своей геометрией, вы бы и ее назвали бредом и вавилонщиной?

Гена, Катя, Кеша и Рута одновременно и совершенно одинаково открыли рты, но не нашли что сказать и одновременно и совершенно одинаково их закрыли.

Коле стало смешно, и он едва сдержался, чтобы не засмеяться. Он не смотрел на Настю, потому что знал, что ей тоже смешно и что если он на нее посмотрит, то они захохочут оба, а такого Верховный Совет Бузы явно им не простит… если переживет.

– Я мог бы, конечно, и сам начать работу, – после длинной-предлинной паузы сказал Андрей таким же вежливым тоном, – или еще с кем-нибудь (здесь он посмотрел на Колю с Настей, что вызвало небольшую волну смешков и хихиканий), но я думаю, что будет этичным предложить сотрудничество сначала вам. Как говорится, в любой непонятной ситуации собирай семинар.

Настя шумно вдохнула, но на этот раз смолчала.

– Сами доказали, сами опровергли, так, что ли? – хмуро сказал Гена.

– Обобщенная теорема Форрестера – Байдингер – Кычакова, – произнес Андрей. – Громоздко, но солидно.

Кеша Кычаков и Катя Байдингер посмотрели друг на друга и одновременно сказали:

– Ну не-ет. Мы не одни же… И идея это твоя…

– Теорема Форрестера – Бузы, – сказал Коля негромко.

Он не знал, откуда это пришло к нему, и не знал, почему он это произнес.

Его услышали все.

Повисла короткая пауза.

И…

– Даешь теорему Бузы! – завопил Гена. – Молодец малёк!

– Ура-а-а-а! – закричал Верховный Совет Бузы и вскочил на парты в полном составе.

Это была чистая, беспримесная радость: Катя и Кеша изображали вальс, Гена размахивал ядерной дубинкой, министр снабжения Рута хлопала в ладоши, все остальные бесились от облегчения и предвкушения сложной, неразрешимой задачи, которую они обязательно – никаких сомнений! – решат.

Староста Андрей морщился укоризненно, но терпеливо и ел бутерброд, салютуя колмогорам кружкой с чаем.

Очень скоро, к смущению ВСБ, выяснилось, что есть как минимум три пути, чтобы обойти приговор человечеству, так поспешно выданный теоремой Форрестера.

Во-первых, можно выиграть время. Это сразу обнаружила и сформулировала группа министра обороны Гены. Растягивая треугольник жизни системы, ускоряя линейные процессы, замедляя экспоненциальные, примеряя их к степенным, можно продлить ее существование. Насколько и как? – вот и задача.

Второй путь, предложенный авторами предыдущего доказательства, Кешей и Катей, – нападение на само понятие «время». Эту смелую идею позже по достоинству оценили и квантовые физики на Ландау, и биоцентристы с Вавилова.

Третий путь, который в качестве разрядки предложил Андрей, слегка извинившись за банальность, – придумывание автоматической системы, которая будет следить за соответствием групп параметров друг другу.

– А если параметры перестанут соответствовать? – иронически спросил Гена. – Она что, их уничто… – И осекся под дружный смех присутствующих.

Впрочем, этот смех тоже прекратился: все вслед за Геной быстро поняли, что эта система уже существует, является частью реальности и один из ее законов они уже открыли и пытаются обойти.

В общем, было здорово.

И тут появился Егор Семенович. Он тихо поздоровался, посидел в уголке, послушал, утыкаясь время от времени в планшет, затем все же подсел к Коле и тихонько спросил, улучив момент:

– Ну, Николай, ты определился? Где ты будешь учиться?

В тот вечер в школе был ужин без единой крупинки соли. Тамара Андреевна объявила диетический четверг и тщательно проследила, чтобы все, а особенно восьмой и девятый классы факультета Колмогорова, доели до конца; возразить ей никто не решился.

А после ужина в учебном корпусе третьего факультета, в аудитории К-212, появился на свет крупный ученый К. А. Буза, создатель теории когнитивных бомб, автор теоремы Форрестера – Бузы в ее сильной формулировке, ведущий специалист в области нечетких логик и сложных систем. Среди широкой же публики Колмогор Андреич более всего стал известен своим затворничеством: он никогда не покидал территории Школы квантонавтов, где преподавал, ограничиваясь отправкой статей (всегда блестящих) в научные журналы СССР и мира, а на конференции вместо него ездили его ученики, коих все годы его плодотворной жизни было в достатке. Многие ставили под сомнение само его существование, но в Школе квантонавтов к таким теориям относились со здоровым смехом. «Что же, – говорили они, – может, тогда и Унт Борис Бабилонович, автор классических учебников по эволюционной динамике, тоже вымышленное лицо? И Б. О. Лотка, признанный авторитет по квантовой неравновесности, гордость факультета Ландау, и М. А. Иданов, второй научный руководитель факультета Черепанова, на чьих идеях выросла половина внеземной инженерии, – это что, тоже, по-вашему, вымышленные лица? Бросьте, право! – говорили они. – Есть занятия поинтереснее, чем утверждать то, чего нет, – например, творить то, что будет».

Но это было несколько позже, и никто еще об этом не знал, а до ужина было еще полтора часа, и отвечать надо было сейчас.

– Так что, Николай? Где ты будешь учиться? Здесь, на Колмогорова?

– Ну, – сказал Николай, – здесь мне ни черта не понятно, вообще. Ну то есть ни слова, Егор Семенович. Правда, ни словечечка.

Его куратор поднял брови, а Настя, смотревшая на него с равнодушным любопытством, чуть прищурила правый глаз.

– Поэтому вы правы, Егор Семенович, – сказал Коля. – Я остаюсь здесь.

И с удивлением понял, что был вполне искренен.

11

Примерно в десятом часу вечера того же дня Коля сидел на кровати в комнате номер 22. Делать было нечего; с другой стороны, была в этом и положительная сторона: первый день в новой школе был слишком насыщен впечатлениями. Колю, еще незнакомого с распорядком дня, немного удивляла пустота жилого корпуса: как и перед обедом, он не встретил никого, пока поднимался и шел по коридору, – и тем более никого не было в его комнате. Хотя вещи его новых соседей были повсюду.

Это выглядело довольно странно, поскольку за день Коля увидел много народу. Можно даже было сказать, что жизнь в школе кипела. Но не в жилом корпусе. Здесь, как и днем, было тихо и безлюдно.

«Пойти прогуляться…» – подумал Коля, встал и направился к двери. Открыл дверь и замер. На пороге стоял мужчина в шляпе. То есть, конечно, на нем была не только шляпа, но Коле в глаза бросилась именно она. Теперь нечасто увидишь людей в таких шляпах. Да и вообще в шляпах.

Незнакомец стоял опустив глаза долу, так что из-за полей шляпы этих самых глаз не было видно. Он медленно поднял голову, и Коля увидел, что это пожилой, с сединой на висках, бурят в очках-велосипедах.

– Здравствуй, Коля, – сказал человек в шляпе.

– Здравствуйте, – свободно ответил Коля.

Наверное, комендант или учитель.

– Когда снова пойдешь к директору – не теряйся, – тихо сказал человек в шляпе.

Секунду мальчик переваривал услышанную фразу.

– Э-э… – сказал он. – А за что к директору?

– Всему свое время, – загадочно улыбнулся человек в шляпе. – Держись.

И ушел по коридору.

А Коля вернулся в комнату, сел на кровать, и снова стало тихо и безлюдно. В голове у него была какая-то невнятная пустота, и совершенно было непонятно, как отнестись к словам человека в шляпе. Скептический Колин ум упорно нашептывал, что более всего это походит на какой-то розыгрыш – в его прежней школе новичков разыгрывали всегда и постоянно, а здесь-то уж сам бог велел. «Надо будет в библиотеку записаться, – подумал невпопад Коля. – Если тут такая тоска вечерами».

И вдруг внизу стукнула дверь. Под окном послышался чей-то возглас. Кто-то пробежал по коридору. Хлопнула еще одна дверь – уже на этаже. И жилой корпус стремительно наполнился быстрыми шагами и звонкими голосами.

Дверь распахнулась, и в комнату номер 22 ввалились три пацана. Все они были как на подбор разные – это первое, что понял Коля, увидев их, и, как показало время, он не ошибся. Первый из них, заметив Колю, замер на пороге, но тут же, получив вместе с возгласом «Чего встал?!» увесистый толчок в спину, проворно преодолел расстояние до середины комнаты.

Коля поднялся с кровати и машинально пригладил волосы. Как и полагается в такой ситуации, ему было слегка не по себе. Начинать жизнь в новом коллективе – это, знаете ли, всегда риск.

– Я Паша, – быстро сказал первый, самый младший, на вид ровесник Коли. – Колмогорова, шестой класс.

– Коля, – ответил Коля и пожал протянутую руку. – Я тоже колмогор, тоже с шестого.

– Одноклассники, стало быть, – сказал черноголовый крепкий мальчик постарше и представился: – Цыремпил, Черепанова-восемь.

– А я тут самый старший, – мрачно сказал крепкий паренек. – Петр, также известный как Пилигрим. В пределах комнаты лучше меня слушаться.

– А за пределами? – с интересом спросил Коля.

– И за пределами желательно тоже.

– Он турист! – белобрысый Пашка упал на кровать. – Он пилигрим! Без него мы пропадим!

– Так, мальки! – громко сказал Петя-Пилигрим. – Приказ: десять минут на вечерний туалет и отбой!

– А Цырс что, не будет умываться? – закричал Пашка с кровати. – Дедовщина!

– Он и без приказов все знает. Поэтому он Цырс, а вы личинки.

Цыремпил, копавшийся в своей тумбочке, хмыкнул.

– Пойдем, – сказал Паша Коле. – Нам в лягушатник.

Коля, сдерживая расползающиеся в улыбке губы, достал умывальные принадлежности и пошел вслед за Пашкой. В умывальной в конце коридора обнаружились еще несколько мальчишек, громко обсуждавших что-то; все они были мальками, и, видимо, умывальная называлась «лягушатником» не просто так.

– Быть мальком, – объяснял Пашка, перекрикивая соседей и плеск воды, – это значит подчиняться. Считается, что это нас дисципли-ни-рует.

– Это правда?

– Конечно нет, – сразу сказал Пашка. – Дисципли-нировать можно только того, кто уже согласен дисципли-нироваться. То есть получается, что он и так уже дисципли-нированный. Чуешь? Это же замкнутый круг.

– И что делать?

– Ывжач фою жжоль, – сказал Пашка, возя щеткой по зубам. (Коля понял, что он говорил: «Играть свою роль».) – Ты делаешь вид, что ты малёк, они делают вид, что они старшеклассники. Ты делаешь вид, что подчиняешься, а они – что командуют. Чуешь?

– Ну это же как-то… нечестно.

– Честность тут ни при чем, – авторитетно сказал Пашка. – Если ты будешь каждый раз выяснять, кто старший и кто командует, ты потратишь на это все силы и время. А у тебя есть настоящие задачи. И у них тоже. Чуешь?

– Ну да, – с сомнением произнес Коля. Он обтирался полотенцем. – То есть подчинение полезно?

– Если вопрос мелкий, то да. Главное помнить, что это ты сам решил.

Коля решил обдумать это позже. Чудились ему какие-то не до конца проясненные моменты в этом вопросе.

После умывания Паша сразу потащил его вниз, в прачечную, показать, как работает стиральный автомат, и заодно забрать свои вещи. По дороге он трещал без умолку, знакомил со всеми попадавшимися на пути школьниками; Коля, конечно, никого не запомнил. В разговоре выяснилось, что Петя-Пилигрим учится на Ландау, но в девятом классе, а не в десятом, как сначала было решил Коля. Десятиклассники, оказывается, живут отдельно, потому что у них есть право выбирать себе комнаты и соседей.

– Они живут проектами, – объяснил Пашка. – Целыми лабораториями. Им уже скоро выпускаться, поэтому старшеклассникам не до мальков и дисциплины.

– А где твоя одежда? – неожиданно спросил Коля.

– Чего? – потерялся Пашка.

– Ты же за одеждой сюда пришел вроде. А стиралкой я пользоваться умею, не маленький.

– А, одежда, – беззаботно сказал белобрысый. – Я ж в комнате ее оставил. Пойдем, это быстро.

– Стой! – Коля придержал его за локоть. – Имей в виду, я розыгрыши не очень. Так что если Петя и Цыремпил там что-то готовят, пока ты меня отвлекаешь…

Паша посмотрел ему в глаза и аккуратно высвободился.

– Не дрейфь, – сказал он неожиданно тепло. – Все нормально будет.