Нелегко жить в эпоху перемен ― то переворот затеют, то боги просыпаются от долгого сна, то маги чудят. И не поймёшь, люди эти самые перемены сотворили или пресловутая судьба.

Впрочем, Мари нет дело ни до людей, ни до богов. Отец свёл счёты с жизнью, оставив родичам разорённое хозяйство. Только вот у провидения свои планы, и выпавший Мари жребий принесёт как горести, так и радости, но сможет ли она им воспользоваться?

Пролог

Легенды лгут.

Строчки, написанные на полях старой летописи

Дорога до Хашура виляла меж столетних сосен и каменистых выступов. Снег ложился на плечи одинокого путника, бредущего по ней. Он шёл, уверенно опираясь на ясеневый посох. За плечами его висела котомка. Мальчишка, ищущий среди снега последние корешки ушедшей осени, заметил странника и со всех ног побежал в деревню. Люди высыпали наружу, когда незнакомец подошёл к Хашуре. Староста деревни вышел вперёд, внимательно оглядел путника и с уважительным поклоном пригласил в общий дом.

Ему предложили самое почётное место ― в центре, у очага. Он положил на пол свои посох и котомку. Жена старосты поднесла молока и хлеба, но путник продолжал смотреть перед собой. Тогда стало ясно, что он слеп.

Кто-то запалил ветки можжевельника в жаровне, отгоняя злых духов.

– Ну что там? Скоро? ― спросила одна из женщин, но на неё тут же зашикали.

– Жди. Пусть сперва отдохнёт.

Хашура располагалась у подножия гор, за которыми уже начинался Зимний предел, и новости сюда доходили редко. Мальчишка, что заметил путника на дороге, проскользнул меж людей и сел прямо на пол у ног своей матери. Та погладила ребёнка по голове ласковой рукой и сунула пряник с мёдом.

Когда все затихли, странник наклонился и на ощупь нашёл в своей котомке гусли. Вытащил их, прошёлся тонкими сухими пальцами по струнам. Те издали приятный тихий звук. Сказитель поудобнее уселся на стуле и начал свой рассказ.

«Давно это было, когда люди жили в мире и не знали ни печалей, ни горестей. Три бога правили Старыми землями: Медведь, Змей и Птица. Меж собой они поделили земли на три вотчины: Зимний предел, Холмистые угодья и Морской берег.

Зимним пределом ведал Медведь. Был он самым старшим и самым мудрым среди всех. К нему приходили за советом, от него уходили с подарком.

Морским берегом, где солёные воды омывали скалистые берега, людей вела Птица. Белым было её перо, а голос подобен журчанию воды. Имелся у неё Янтарный камень, что даровал людям невиданные силы. Много магов и чудотворцев появилось тогда, легенды о них живы и по сей день.

Холмистыми угодьями правил крылатый Змей. Суд его всегда был справедлив, ибо не было от него тайн в людских помыслах. Только вот любил он подшучивать как над людьми, так и над богами. И однажды вышло ему это боком.

Украл хитрый Змей у Птицы Янтарный камень да спрятал его далеко и глубоко. Осерчала богиня, подняла она людей, и пошли те на Змея. Много крови пролилось в бессмысленной войне, много слёз пролито было, да и лет прошло немало ― десять поколений сменилось. А камень так и не нашли.

Пытался Медведь вразумить враждующих богов, да поздно было: потеряли они разум. Тогда нашёл Медведь древних магов, чьи имена и по сей день выбиты на камне в замке капитула Алак-Дар. Тридцать их было. Решили они пленить богов. Трудное дело оказалось. Каждый пожертвовал по четверти своей крови и по четверти своей жизни, сотворяя заклятия.

Птицу поймали в золотую сеть и заперли в недрах самой глубокой пещеры. Медведь сам вышел к магам, и те превратили его в бурого медведя, чтобы он и дальше хранил Зимний предел.

Сложнее всего было поймать крылатого Змея, ибо видел он намерения всякого, кто к нему подходил. Долго думали маги, да ничего у них не выходило. А тем временем бесновался Змей, сжигал поля и сводил с ума людей. Ещё немного, и ничего бы не осталось: ни городов, ни самой земли. Только пепел.

В ту пору землями к западу от Холмистых угодий правил князь Угур-Та. Была у него дочь – прекрасная светловолосая Маара. Любила она сидеть на берегу реки и петь. Голос её привлёк Змея, и тот, зачарованный, сел поодаль слушать, да не заметил, как настигли его маги и пленили. Заперли они бога в глубоком колодце за десятью печатями, но не прочна была клетка. Стало ясно ― вырвется Змей.

И тогда пришли маги с поклоном к Угур-Та попросить, чтобы дочь его спела колыбельную для Змея. А в обмен отдали они ему Холмистые угодья. Прежде, чем исполнить уговор, выдал Угур-Та дочь свою за прославленного воина Дубора, которого поставил над новыми землями своими. Только спустя десять вёсен пришла Маара к колодцу, но не слышал её Змей сквозь камни. И тогда маги задумали страшное: скрепили они замок темницы кровавой жертвой прекрасной Маары.

Пела её душа колыбельную, спал Змей сном глубоким, да только вот и у души есть свой срок. Пришли маги к прославленному воину Дубору и попросили его дочь. Воспротивился тот, сказал: «Вы жену мою сгубили, а теперь и дочь хотите?». Ответил самый старший из магов: «Коли не принесём мы жертву вновь и не повторим это через пятьдесят лет, сгорят твои земли в безумии Змея и огне войны».

Разгневался Дубор, выгнал магов и запретил тем появляться на своих землях. Но не знал он, что старшая дочь его, Таара, слышала всё, и стало ей жалко людей, коих могла постигнуть страшная судьба. Сама пришла Таара к магам и добровольно взошла на алтарь.

С тех пор раз в пятьдесят лет всходят потомки Маары на алтарь, и пока так будет продолжаться, Змей, что теперь зовётся Спящим, будет спать, а Холмистые угодья будут жить в мире.

Правда так было или выдумка всё это, кто теперь вспомнит. Только боги, что заперты, да никто в здравом уме не отопрёт замок, а если отопрёт, то бить нам друг друга и стать пеплом, что гонит ветер.»

Хуртулей проснулся резко, как от толчка. Его старое сердце заходилось в бешеном ритме, по лбу струился пот. Он с кряхтением сел на своей лежанке и несколько раз глубоко вздохнул.

– Старею, ― проворчал он.

Яркое воспоминание из детства о странствующем сказителе, пришедшем в их деревню, меньше всего походило на сон. Он словно наяву ощутил тепло материнской руки и вкус мёда на губах, а слух ласкал перебор струн.

Его долгая, по людским меркам и вовсе бесконечная, жизнь всё-таки замедлила свой бег. Когда-то о нём знал весь континент ― выдающийся маг, познавший пять школ. Ему были подвластны все стихии и материи. Он мог прямо на ладонях создать огонь, заставить шторм затихнуть, а тучу выпустить молнию. К слову, старый маг был способен на всё это и сейчас, но знания в его голове, как сам Ан Хуртулей считал, утратили смысл. Не было больше школ, знания утеряны, а те крупицы магии, что остались в мире, вызывали лишь смех сквозь слёзы. Некого учить, некому передать драгоценные умения.

Маг поднялся, сотворил маленький сгусток огня, чтобы осветить путь, и в чём был ― длинной рубахе и ночном колпаке – побрёл по своему жилищу. Оно, жилище, вполне соответствовало образу старого ворчливого и нелюдимого старика ― подземелье с длинными коридорами и тёмными закутками, которые маг обустроил под свои нужды. За четыреста лет он основательно здесь обжился, научился доставать извне готовую горячую еду, а также сжигать или растворять скопившийся мусор. Изредка Хуртулей поднимался наверх и смотрел на звёзды, но в последнее время и это делал с неохотой.

Каменные стены холодили, кое-где из-за просочившейся воды стены покрылись мхом, а с потолка свисали длинные сталактиты. Наконец его путь завершился в круглой пещере, стены которой, в отличии от других, были ровные, и никакая вода не разрушила их. Посередине располагался алтарь ― прямоугольное возвышение с толстой каменной плитой, на которой выдолбили кровостоки и древние руны заклятия. Когда-то давно этот алтарь познал немало человеческих жертв, но уже четыреста лет на него не проливалось ни одной капли крови.

Старик отпустил огонёк с ладони, и тот взмыл вверх, освещая захламлённые углы пещеры. Наверное, тут следовало бы прибраться, да всё как-то не до того было. Маг, кряхтя, вскарабкался на алтарь. Сел в ритуальной позе, с трудом сложив ноги, и закрыл глаза. Он давно уже не спускался в алтарь ― год так точно. Не было надобности, да и зачем тревожить Спящего, если тот сам пожелал спать. Стены темницы были сухие, и Хуртулею даже показалось, что они пахнут горячим камнем.

– Здравствуй, Антоний. Я узнал тебя, ― раздался в голове мага голос.

– Здравствуй, Альгар.

Спящему нравилось, когда маг обращался к нему человеческим именем, к тому же ему так было привычнее. Прочие, если бы они стали свидетелями этого разговора, удивились бы, что кто-то может так вольно обращаться к богу. Сам же Хуртулей давно забыл свою юношескую робость и предпочёл стать другом, нежели смиренным рабом.

– Ты редкий гость в моих снах. Зачем пришёл?

Старик внутренне поморщился: проникновение в Хаос, где обитал разум Спящего, с каждым годом давалось всё трудней.

– Скажи, в эту ночь тебе не снилось что-то странное?

– Нет. Ни в эту, ни в предыдущие. Пока я сплю так же крепко, как и прежде. Что тебя беспокоит?

– Я вспомнил старую легенду о трёх богах. Но не сама она меня беспокоит, а ощущение, что кто-то сделал нечто непоправимое.

– Например?

– Например, открыл замок. Ты что-нибудь слышал о других богах?

Мрак вокруг прояснился, и Хаос принял облик комнаты. Каменные стены и окна-бойницы говорили о том, что они находятся в замке. Сам Альгар сидел на подоконнике и смотрел в прозрачное голубое небо. Выглядел он так же, как четыреста лет назад, и одежда на нём была того же времени.

– Мой сон, что потёмки или бесконечное хождение среди призраков. Я ничего не вижу извне. Только то, что внутри, ― Альгар говорил медленно, словно начал забывать слова. ― Возможно, это был просто сон, а может быть, предостережение.

– Значит, кто-то может открыть замки и выпустить других богов?

– Может. Почему нет? Я точно знаю, что Медведь давно сбросил с себя медвежью шкуру. Он как-то был здесь, мы перебросились парой слов, но он больше созидает мир вокруг, нежели заботится о благе людей.

– А Птица?

Альгар тяжело вздохнул и повернулся к Хуртулею:

– Нет, её я не видел.

– Ты знаешь, где её заперли? Может, стоит проверить? ― не унимался Хуртулей.

– Не знаю. Не помню, ― Альгар прикрыл глаза, словно успокаивая себя. ― Это было так давно, что даже моя память стёрлась, словно камень на берегу моря.

– Но если какой-нибудь безумец её выпустит…

– Тогда и посмотрим, ― Альгар помотал головой и посмотрел на мага своими нечеловеческими глазами. ― Что-то происходит, Хуртулей. Здесь, в Хаосе.

– Ты…

– Чувствую, будто бы этот мир будит меня, но я держусь.

– Что это?

– Не знаю. Всемирный потоп? Конец света? Ещё одна война? Просто пришло моё время? Сотни вариантов. Я заглянул в сны тех моих детей, до кого мог дотянуться, и они вызывают тревогу. Дети, конечно. Да, собственно, и сны тоже. А может так статься, что виной всему другой ребёнок, который слишком далёк от меня.

– Нас опять ждёт безумный король? ― ахнул Хуртулей. ― Мало крови пролилось?

– Ты забыл, старый друг, безумие моих детей не единственное, что есть в мире. Люди порой сами собственными руками вершат расправы.

Хуртулей медленно открыл глаза и поморщился. Голова болела и хотелось пить. Разговор со Спящим всегда вызывал у него острый приступ мигрени, и в этом он винил исключительно обитателя темницы. Откуда-то сбоку раздалось лёгкое покашливание, и старик не сдержал раздражённого вздоха.

– Опять ты, ― буркнул он, спуская ноги с алтаря. ― Зачем на этот раз пришёл?

В освещённое пространство ступил молодой человек лет двадцати-двадцати пяти. У него было обычное, ничем не примечательное лицо. Разве что излишняя бледность, но на такие вещи мало кто обращал внимание. Высокий, жилистый, с крепкими сильными руками. Одевался незваный гость просто, без излишеств, и любой прохожий мог в нём увидеть как обычного клерка, так и какого-нибудь адвоката. Из всего этого неприметного образа выделялись глаза, да и то только, если мужчина не составлял себе труда их спрятать ― светло-зелёные, холодные и цепкие. Звали гостя Гленом, и он был из тех немногих, кто приходил навестить старика.

– Попрощаться, ― ответил Глен. Он подошёл к алтарю и смахнул пыль с его каменной крышки. ― Я уезжаю. В Рейне. Отец попросил присмотреть за агентом.

– Вот и езжай. Ко мне зачем пришёл?

Глен пожал плечами. На его лицо легла тень ― какая-то мрачная мысль пришла на ум. Он провёл рукой по лбу, словно хотел стереть свои эмоции.

– Меня беспокоит предстоящая операция. Отец надеется там что-то найти, а на мой взгляд – это пустышка.

– Сказал?

– Сказал, а он даже не выслушал меня до конца.

Глен столкнулся с извечной проблемой отцов и детей: когда первые воспринимали вторых как неразумных, требующих контроля человечков. Сколько бы вёсен не прошло, а дети для родителей всегда малыши. Хуртулей так же воспринимал всех окружавших его людей, и не важно, десять им или семьдесят. Разве что не было уже желания подтирать носы.

– Пройдёт. Не бери в голову, ― после долгой паузы сказал старик и, подумав, всё-таки добавил: ― Будь осторожен: что-то вот-вот произойдёт.

Глен поднял одну бровь и с иронией посмотрел на мага.

– Вот-вот – это завтра или через десять лет?

– Я тебе не провидец, ― рассердился Хуртулей и слез наконец с алтаря.

Он уже был в кабинете, когда нерадивый мальчишка его нагнал.

– Может, всё-таки расскажешь, что в той пещере? Зачем там алтарь?

– Не твоего ума дело.

Вот найдутся такие любопытные. Всё-то им нужно знать, везде свой нос сунут, а между тем большое знание ― большие проблемы.

– Что значит, не моего? Ты сам сказал, что я маг. Что могу…

– Глупость сказал. Не нужно тебе это.

Глен обежал старика, встал прямо перед ним и заглянул в глаза.

– Я пытался, как ты, огонь сделать. Нашёл старую книгу. Там фигуры эти… Вот смотри.

Парень выставил перед собой руки и скрестил пальцы в знак огня. Хуртулей едва успел схватить его ладони своими: только лёгкий хлопок раздался да запахло дымом.

– Дурак! Огненный столб пятого уровня ― не детская шалость. Такое даже в моё время только на открытом воздухе практиковали.

Глен стряхнул его руки, потряс ладонями и расстроенно проговорил:

– Да у меня всё равно ничего не вышло. Только навонял на всю квартиру. Старик, ну ты подумай, кто ещё сохранит твои знания?

– Иди давай, работай. Не до тебя. И не вздумай больше баловаться! Сам погоришь и других с собой захватишь.

Глен знал, что с Хуртулеем не мытьём так катаньем нужно, поэтому отступил. На этот раз. Когда гость покинул обитель мага, Ан развалился в своём удобном старом кресле, подпёр щёку и взглянул на картину. На ней была изображена молодая девушка с крупными кудрями модной лет двадцать назад причёски.

– Вот что мне с ним делать, Иссара? А? Может, и правда, в ученики взять, а то глядишь, сгорит дурак, ― Хуртелей отвёл взгляд. ― Нет, девочка. Нечего старое ворошить. Магия и так принесла этому миру слишком много бед.

Часть 1. Рейне

***

Глава 1. Начало истории

Чем глубже мое одиночество, без друзей, без поддержки, тем больше я должна уважать себя.

Шарлотта Бронте

Как мы попали в такую ситуацию? Как мы, респектабельные и уважаемые женщины, могли в одночасье стать едва ли не безродными?

Усатый сержант в стареньком синем кителе виновато пожал плечами и передал матери бумаги, отводя взгляд. Да и мало кто осмелился посмотреть в глаза вдове, оказавшейся на улице с двумя дочерьми.

Она стояла на пороге уже не своего дома с гордо поднятой головой в черном неброском платье и таком же черном чепце, из-под которого топорщилось молочно-белое накрахмаленное кружево. Вспоминая о матери, Мари чаще всего видела именно эту картину ― женщину, которую не сломало самоубийство мужа, его долги и потеря всего имущества, вплоть до ночных сорочек и чулков.

В тот хмурый осенний день малышка Эльза жалась к Мари, испуганная всем произошедшим, хотя пятилетний ребенок не может в полной мере осознать всю глубину пропасти, в которую они провалились. Самой Мари едва исполнилось четырнадцать, и в силу незнания бренностей этого мира она не могла и представить, что их ждёт дальше. Однако это что-то не должно было быть настолько ужасным. Кто-то непременно придет и решит все проблемы! Эльзе вернут ее кукол в розовых, синих и зелёных нарядах, Мари ― её платья, а матери ― дом. И всё будет по-прежнему.

Мари невольно вспомнила Зигмунда. Ведь жених должен позаботиться о своей невесте! Он же говорил такие приятные слова, дарил замечательные цветы и заверял в своей вечной любви.

Однако вместо жениха за ними пришла бывшая горничная Нэн, которую рассчитали ещё за пару месяцев до того осеннего утра. Нэн взяла Эльзу за руку, и они пешком дошли до Серых кварталов. В этой части города Мари никогда раньше не была, да и нечего там делать молодой порядочной девице.

Маленькая обшарпанная квартирка на третьем этаже казалась самым ужасным местом. А Зигмунд всё не приходил. Матушка говорила, что не нужно к нему идти: ни к чему хорошему это не приведёт. Но Мари пошла. Слуга, открывший дверь, смотрел на неё, как на какую-то бродяжку.

– Я Мари Энгель, пришла к своему жениху, Зигмунду Орену.

Слуга удивлённо приподнял брови, но пропустил. Её проводили в гостиную. Мари с надеждой бросилась вперёд.

– Как хорошо, что ты дома! ― она даже всхлипнула от нахлынувших чувств. ― Я пришла, чтобы…

Слова застряли в горле. В его взгляде не было радости от встречи. Более того, он не встал, чтобы поприветствовать свою невесту. Смотрел брезгливо, словно увидел таракана, упавшего в тарелку с супом.

– Зачем ты пришла? ― гневно крикнул он.

– Ты не приходил. Я подумала, что…

Зигмунд рассмеялся, и от этого смеха Мари вздрогнула.

– Не понимаешь, что твой приход может повредить моей репутации? О чём ты только думала?

– Зиг, но ведь ты мой жених. К кому я могла ещё прийти?

Зигмунд даже подавился.

– Жених? ― он опять рассмеялся. ― А ты оказывается куда глупее, чем я думал. Какой жених? После всего случившегося?

– Но ведь мы были помолвлены в храме…

– Вот дурочка! Жрец расторг эту постыдную помолвку ещё два месяца назад. Твоя мать получила соответствующее уведомление. Неужели ты думала, что мне нужен брак с нищей… даже не знаю, кто ты теперь.

– Мама знала?

Мари сжала пальцы в кулак. Дурочка. Конечно, она дурочка. Но почему мать всё не объяснила?

– Чего стоишь-то? ― он смотрел как-то странно, оценивающе, и от этого взгляда хотелось убежать. ― Ладно, я сегодня добрый.

Зигмунд встал и подошел к столу. Из ящика вытащил несколько серебряных монет и протянул Мари:

– Вот, держи. Этого хватит?

Девушка шарахнулась от монет, как от огня:

– Мне не нужны твои деньги!

– Не нужны? И зачем же ты пришла тогда?

– За помощью!

– Вот видишь. А значит, за деньгами. Бери, не дури. В твоём положении вообще выбирать не приходится.

Мари сделала шаг назад, затем ещё один. В глазах стояли слёзы. Как же она ошиблась! Как они все ошиблись в нём. Ещё один шаг назад, и она, развернувшись, побежала. Ей было противно и стыдно, она сама себе казалась грязной.

Пробежав два квартала, Мари остановилась. Задыхаясь от злости, она старалась унять слёзы. Что же теперь делать? Они остались совсем одни. Без шансов вернуть потерянное.

Она так и не рассказала матери о том, куда ходила. Похоронила этот постыдный визит среди прочих мрачных воспоминаний.

Денег от проданных маминой броши и серёжек Мари им хватило, чтобы прожить неполных восемь месяцев. Нэн помогала, чем могла, но в конце концов исчезла из их жизни насовсем.

Деньги почти кончились, и они были вынуждены перебраться в Грязный квартал, что рядом с портом. Мари призналась сама себе: ниже падать уже некуда. Не было никакой возможности протопить и высушить комнату под самой крышей. Сырость и холод пробирали до костей. По ночам, лежа в кровати, девушка слышала, как по полу перебирали своими лапками крысы в поисках еды. Она даже представила себя такой вот крысой, которая бегает и суетится в надежде наполнить желудок.

Нужно было что-то делать. Еды становилось всё меньше, крохотные порции лишь притупляли голод. К осени взлетели цены на уголь, и тогда Мари приняла решение. Зигмунд прав: она уже не дочь успешного доктора, а если и дальше существовать на те крохи, что остались, то к зиме они все умрут.

Мари может и дурочка, но уж точно не глупая. Она знала три языка, слагала стихи, играла на клавесине, неплохо рисовала, читала с выражением и даже могла бы быть медицинской сестрой. В конце концов, дочь врача за свою короткую жизнь насмотрелась достаточно и не боялась ни крови, ни тяжёлого труда. Вот только община сестёр милосердия принимала к себе девушек после двадцати, а ей вот-вот должно было исполниться только пятнадцать.

Самым очевидным казалось устроиться гувернанткой. В романах, что Мари читала, молодые необеспеченные девушки поступали именно так. Но оказалось, что у неё нет нужного образования, а как только она называла свой возраст, то потенциальный работодатель сразу же отказывал. С трудом удалось получить работу в порту: чистить рыбу. Казалось, рыбный запах пропитал собой волосы, одежду и проник под кожу. От тяжёлого труда поначалу Мари падала, едва дойдя до кровати, но её молодой организм достаточно быстро приспособился. Потом она нашла ещё одну подработку: мыть посуду в кабаке. Платили крохи, но это всё же лучше, чем ничего. Через год соседка привела её в прачечную. Здесь платили в два раза больше, чем в порту. Прачечная, наполненная криками женщин, казалась маленькой преисподней, а к рыбному духу прибавился острый щелочной запах.

Тогда Мари пришла к выводу, что человек – такое существо, которое может притерпеться ко всякого рода неудобствам: к голоду, холоду, тяжёлому труду, презрительным взглядам бывших знакомых.

От сырости и холода у матери началась чахотка. Тяжёлый грудной кашель донимал её каждую ночь. Через какое-то время кашлять стала и Эльза. Мари с содроганием слушала затрудненное дыхание сестры. Поскольку экономить в общем-то было не на чем, она экономила на себе: уменьшила свою порцию на завтрак и обед, а от ужина и вовсе пришлось отказаться. Тогда они смогли позволить себе купить лекарства. Они подействовали ― матери стало немного лучше, а у Эльзы пропал кашель.

Так и жила год за годом, борясь с приступами чахотки у родных, считая крохи и пытаясь найти более денежную приличную работу. Последнее получалось неважно. Мари отнеслась к этому факту со смирением ― какие бы испытания не преподносили Боги, их единственная цель воспитать дух и научить чему-то новому. И всё же она не была готова к событиям, случившимся скоро после семнадцатого дня рождения, так круто изменившим всю её жизнь.

Возвращаясь домой тёплым летним днём, она услышала окрик:

– Мари! Мари! Да постой же ты!

Через длинный коридор первого этажа бежала соседка-белошвейка Флора. Она куталась в халат, стягивая его края на груди. По-видимому, под ним была только сорочка.

– Пожар, что ли?

– Нет, ― отмахнулась Флора. ― Ты ведь искала работу служанки?

– Гувернантки.

– А есть разница? ― белые бровки белошвейки взлетели вверх. ― Не важно. Если ты все ещё ищешь работу, то зайди с утреца в контору по найму, которая на улице Батраков. Какой-то господин ищет себе служанку. Убирать там, готовить и всякое такое. Нужна опрятная, аккуратная и трудолюбивая. Приходить нужно три раза в неделю. Платит монетами.

– Фло! ― проголосили из темноты коридора.

– Да иду я, иду! ― прокричала соседка. ― Я порекомендовала тебя. Только Марфена говорит, что у господина этого характер сложный. Ну, ты девушка трудолюбивая.

– Хорошо, я схожу. Спаси…

– Фло! ― мужской голос сделался громче и злее.

– Да не голоси! Я с подругой разговариваю! ― крикнула в ответ Фло. ― Да не за что. Я же знаю, что тебе нужна хорошая работа. Не всё же время рыбу в порту чистить. Только… Тебе бы помыться. Знаешь, накануне как пойдёшь туда, зайди ― дам тебе своё мыло.

– Фло, я так…

Белошвейка печально улыбнулась и, протянув руку, приподняла лицо девушки за подбородок.

– Ты хорошая. Не для тебя всё это. Я вот не хочу всю жизнь здесь прозябать и тебе не стоит, а то как Клара скатишься. Ну, ты знаешь Клару. Кто теперь о ней вспомнит? Я да её старая мать. Жалко. Ладно, иди уже.

Фло развернулась и скрылась в темноте. Мари от волнения закусила губу. Конечно, служанка – это не гувернантка, но всё же лучше, чем ничего, а при должном расходовании средств, она сможет заработать на приличного доктора для матушки и даже, если наберётся опыта, скопить немного на колледж для Эльзы.

Окрылённая мечтами о счастливом будущем, Мари взлетела вверх по хлипкой лесенке. Позже она стояла перед кроватью и уныло разглядывала все свои три платья. Одно ― для прачечной, второе ― обычное из серой ткани, издали похожее на половую тряпку, и третье ― чёрное. То самое, траурное, оставшееся от прежней жизни.

– Чего смотришь? ― Эльза залезла на кровать с ногами.

– Платье выбираю.

Сестра сосредоточенно осмотрела имеющийся небогатый выбор.

– Тут и выбирать нечего. А куда надо?

– На работу. Нужно быть опрятно одетой.

– Тем более, выбирать нечего.

Эльза скомкала платья, оставив только чёрное.

– Придется отпарывать кружева и оборки, ― с сожалением заметила Мария.

Платье было красивым, хоть и старомодным. Очередная… незначительная потеря. Эльза осторожно потрогала тонкое кружево.

– Жалко…

Матушка отодвинула занавеску, которой отгораживалась кровать. Растрёпанные волосы были едва прикрыты чепчиком.

– Мариша, что ты делаешь?

– Готовлю платье к работе. Какому-то господину нужна служанка.

Женщина нахмурилась.

– Служанка? ― в голосе едва скрывалось раздражение. ― Зачем тебе это? Ты никуда не пойдёшь! Можно ещё немного поискать, и тогда ты точно получишь место получше. Конечно, работа гувернантки не соответствует твоему положению, но скажем, если детям герцога Олдена понадобится воспитательница, это будет почти соответствовать твоему статусу.

Матушка закашлялась и задёрнула занавеску. Эльза возвела глаза к небу, но, поймав строгий взгляд сестры, потупилась. Мари уже давно привыкла к странным речам матушки. Было похоже, что разум её пребывает в каком-то неведомом иллюзорном мире, и никакие логические доводы не способны переубедить и вырвать её из этих видений. В самые тяжёлые дни матушка возвращалась в прошлое и уверяла всех, что вот-вот придёт Луни и заберёт их. Возможно, Мари поверила бы в это, если бы самолично не видела тело отца, повесившегося в собственном кабинете.

Отбросив ненужные мысли, Мари вернулась к куда более насущным делам. Просидев больше половины ночи за шитьем, она проснулась ранним утром невыспавшейся и уставшей. Тем не менее, настроение впервые за много лет было приподнятым.

Из-за занавески послышался кашель матери. Её удалось покормить теплой овсяной кашей с неприятным металлическим привкусом. Эльза раскапризничалась, размазав кашу по тарелке, но быстро успокоилась, усыпленная болезнью и слабостью. Уложив ее рядом с матерью и укутав обеих в одеяла, Мари отправилась на собеседование.

***

Весь берег Ничейного залива от Фриотских гор до границы с Фальтурой был усыпан небольшими бухтами. Некоторые казались совершенно непригодными для кораблей из-за подводных рифов, но их очень любили всякого рода контрабандисты. В одной из таких бухт, где рифов было совсем немного, и расположился городок Рейне. По всей видимости, только благодаря незаконной деятельности он и появился. Правда, лет эдак сто назад король Артрина Вильям I устроил знатную чистку, но помогло это мало: всякие дельцы хоть и поутихли, но довольно быстро восстановили прежние связи. Порт Рейне использовали для дешёвой зимовки немногочисленные торговцы, что вели дела с рудниками в Фриотских горах, хотя находились и дороги получше, и порты почище.

Оттого Рейне слыл маленьким провинциальным городком, где можно было провернуть нечестные делишки. Поэтому Фени́ и выбрал его для своей самой авантюрной, как его сподвижники считали, идеи. Найти человечка с деньгами оказалось довольно просто. Зигмунд Орѐн не понравился Фени́ с первого взгляда ― высокий красавчик с глуповатой улыбкой, но именно такой и был способен на афёру.

– Раз всё оговорено, значит, можно ударить по рукам, ― Эдди протянул руку для пожатия, но Зигмунд не обратил на это внимание.

– Раз на этом всё, я буду ждать результатов. Когда, кстати?

– В сентябре придёт первый корабль, ― ответил Фени. ― А следующий в ноябре. Как только сделка будет заключена, мы передадим вам чеки и векселя.

– Я предпочитаю более надёжный… как его там, ― Зигмунд сделал несколько странных движений руками. ― В общем, либо золото, либо любой другой физический аналог денег.

Эдди улыбнулся, показав золотой зуб:

– Не переживайте, мистер Орен. Векселя – крайне надёжные бумаги. Вы сможете получить выплату по ним через месяц после подписания.

– Да? Так быстро? Ну что же, если вы даёте мне своё слово…

– Даю, ― улыбка помощника стала ещё более открытой.

Когда Орен покинул их комнаты в гостинице «У Кита», Фени́ расслабился и даже позволил себе улыбнуться. Всё складывалось лучше некуда.

– Как ты думаешь, Эдди, мы закончим всё до Бейтрина?

– Думаю, что нет, ― протянул помощник, поправив клетчатый шарф. ― Ближе к весне.

– Вот и ладненько. Товар погрузили?

– Да, а я уже договорился с одним человечком с рудников. Он будет готов принять товар и распределить его.

Фени откинулся на стуле и прикрыл глаза.

Что ж, игра началась.