Читать книгу: «Альбертик, Виттили, Педро и Метроне в Республике Четырёх. Из романа «Франсуа и Мальвази»», страница 3

– Бофаро, вы опять?!

– Дражайший Монсеньор! Вы не правильно понимаете значение моих слов. Я нисколько не желаю настроить вас к опале сеньора Метроне, но согласитесь пожурить его слегка просто необходимо. Хотя бы создать видимость, пусть поездит немножко, исправит то, что не предотвратил. Пусть сделает хоть одно полезное дело. На самом же деле сеньор Метроне как прежде останется все тем же Метроне и деньги будут ему начисляться как коменданту.

– Я считаю с Педро будет лучше послать кого-нибудь другого, поосведомленней, чтобы точно знал, что ему нужно делать… Но черт с ним, идемте займемся настоящими делами, а не делишками. – направился маркиз Спорада на выход. Двери тотчас открылись на обе створки, все кто находился возле них расступились, пропуская его и склонились в поклоне.

Первым вслед за маркизом последовал Бофаро, он же растворил ему вторые двери прихожей и дверь кабинета. Сидевший там с поклоном бросился к столу ложить на видное место только что просматриваемые бумаги.

– Вот, – произнес Бофаро копаясь среди них, пока наконец не нашел то, что было нужно. – …письмо из ювелирного дома Венцингеммеров. Они согласны за эту партию, что вы осматривали.

– Ах, Бофаро, значит.. Я мельче сделками не занимаюсь. Добавьте на крайний случай какую-нибудь безделицу.

– Можно было поторговаться и натянуть цену. Это же самое говорит и наш сметчик. – указал мажордом на третье лицо, находившееся в кабинете, с бесстрастным поклоном отнесшегося к обращению на себя внимания.

– Не надо, время уйдет, а оно тоже стоит денег. Я хочу чтобы обозначенную сумму мне выдали имперскими и отложи к еврею поглавней.

– Будет сделано и разумеется в полной тайне. Еще один такой вопрос. Я собираюсь пригласить к нам одного известного в прошлом огранщика, ныне он занимается оценочной практикой и вообще может во всем. А это как раз то, что нам подходит, ведь вы собирались заводить собственную гранильную мастерскую. Без ума ее не заведешь. И еще я забыл показать вам образцы ожерелий, которые предложил он. Он так же курирует Венцингеммеров. Вот взгляните: они несравненно лучше заказываемых нами. Посмотрите какое изящество. Они несравненно дороже и камня сэкономят куда как больше.

– Им?

– Взамен они обещались возместить множеством самых различных драгоценностей и украшений.

Бофаро поочередно показал три листка исписанных и изрисованных представлением самых различных золотых художеств.

– Ну да! все что у них залежалось.

– Обоюдная выгода.

– Не согласен. Придется вводить вторую моду. В провинции еще в ходу пресыщенная роскошь.

– Так, я вам не досказал про ювелира сильно меня интересующего. Я наводил о нем справки: он состоятелен и заманить его будет не так-то просто. Помимо больших денег, я считаю следует удовлетворить и иную струнку деятельной души. К предложению обустроить во дворце маленькую мастерскую в самый раз подошло бы в придачу ему комендантской должности.

– Тогда не пойму зачем нужен будет этот сметчик? /указал/. И библиотекаря ему еще?

– Что вы?! Монсеньор, он неоценимый знаток в тканях и яствах. Умы следует всячески поощрять и лелеять. Платить за знания всегда выгодно! Нужно только преодолеть в себе предубеждение!

– Делайте что задумали, и все как можно быстрей…

– Наверное. Делайте что задумали и все как можно быстрей…

Темп – наш современный чародей!

…Идемте за стол и бога ради не докучайте мне деловыми разговорами хоть там. Я уже от них устал. Вы меня сегодня заставляли так много снимать. Так вот извольте получить: я снимаю с должности и вас… до конца этого дня.

Они вышли присоединяясь к кучке людей, ожидавшей в галерее. Маркиз шел впереди наслаждаясь белым светом из окон, кои сулили желанный свежий день, как вдруг заметил впереди себя вышедшего из-за угла знакомого и всем известного типчика… на стадии шарханья от встречи с ними. Он не успел разобрать кто это был, но сама сцена шарханья с его пути, ровно как и от него лично, подобно той как бывает заслышав вас ваш любимый кот вышмыгивает навстречу вам и чего-то пугаясь на бегу делает резкий заворот в сторону, до того резкий, что теряет сцепление с полом и некоторое время бежит скользя когтями на одном и том же месте, затем уносясь как от какой собаки, сцена достойная этой, но не с котом, а с человеком и произошла перед Монсеньором, оставляя в нем ошеломительный след непонятной выраженности, скорее неприятный.

– Это Виттили, – проговорил Руччини и выступая вперед, взяв в руку ножны чтобы не создавать шуму на носочках понесся вперед по мягкой красной дорожке настигнуть тихоню, но не совсем обычно, как это делается, а соответствующе.

Подбежав к углу он остановился и осторожно выглянул, после никуда более не устремляясь. Дождавшись подхода остальных и главным образом Монсеньора он подвел его к самому шкафчику, тянувшемуся вдоль стены, в котором до этого им слышалась возня.

Взявшись рукой за ручку крайней дверцы Руччини не стал открывать ее сразу, желая обострить курьезную ситуацию..затем внезапно открыл.

Лицо Виттили виноватое и стесняющееся своего нахождения, вровень с сапогами Монсеньора с глупым унынием взглянуло на них, а что в его обнаруженном положении можно было сделать еще?

Ну, а этот дополнит партию.

Глава XXXIX. Опала

Альбертик в спокойной задумчивости лежал под одеялом пиликая на струнах в тон своим вялотекущим мыслям… И может быть поэтому не сразу заслышал, но все более почувствовал людей за дверьми. Буквально сразу же вслед за этим для больного грянули три или четыре резких и самых ошеломительных в жизни Альбертика секунды, начавшиеся мигом когда дверь распахнулась словно от удара пушечного ядра и этим ядром пред беззащитно лежащим Альбертиком предстал свирепый барон д’Танк с рапирой в руке и настолько свирепый и разъяренный, что указывая рукой на двери первое время от переполнявшей его ярости не мог ничего сказать. Наконец:

– Бро-сок!!!…!!!

И не успевший и пошевелиться, застывший от ужаса Альбертик подхваченный за шкирку в мощном броске могучей баронской руки вылетел с постели в направлении дверного пролета, добавляя свой ход ногами выносясь за порог прямо на распрекрасную троицу своих друзей: Педро, Метроне и Виттили, встречу с которыми он не чаял такой, но ожидал, почему оказался перед ними совсем не в разоблаченном виде. Под одеялом он лежал в обуви.

Вслед за ним вылетело его верхнее довольно пышное оперение и шляпа с настоящим петушиным хвостом, которую на кровати неудобно было надеть и которую подхватил Виттили и напялил на свою голову, когда как остальные два друга, которым было не до веселья в горести своей принялись выручать попавшего в такую же беду беднягу, помогая тому одеваться.

Но задержки, даже самые необходимые не входили в планы барона, намеревавшегося при исполнении служебного приказа не останавливаться ни секунды, погнал весь собранный им квартет прочь и вон, угрожая кончиком рапиры. Благо что до этого Альбертик уже кое что успел и с первыми бегущими шагами умудрился-таки завязать на себе штаны. В кинутые д’Танком наперед по пути пару его сменной парадной обуви с высокими языками ботфортов влазить было уже и вовсе легче – вприпрыжку прямо во внутридворцовой лёгкой обуви, не заплетаясь словно в мешке, тем более у Альбертика имелся большой опыт влазить в сию легконадеваемую и очень удобную обувь с разбегу – в прыжке.

Далее на бегу, который барон д’Танк все развивал по мере их приближения к выходу из дворца и на открытом воздухе, одеваться становилось вовсе легче, застёгиваясь на пуговицы. В конце концов осталось только нахлобучить на голову шляпу и сделать бег надобным, правда не хватало для этого шпаги на боку, она была в руках у барона.

Как не был граф Альберто ошеломлен и подавлен свалившейся как снег на голову прошедшей минутой гона, он все же оставался все тем же неунывающим Альбертиком: заметив свою шляпу на Виттили он погнался за ней, а точнее за ним – придурком, так как Виттили, исходя из естества своей натуры, конечно бы так просто ее не отдал. Он и не отдал, увильнув сначала в сторону, но затем видя что за ним бросился не только Альбертик, но уже и барон, кинулся во всю прыть своих легких ног, давать стрекача.

Если смотреть со стороны от дворца, то картина представлялась примерно нижеследующей: сначала из выхода на лестничную паперть прыжком, игнорируя нормальный сбег, выскочил резвый малый, мельтеша ногами так что не возможно было различить на нем плотноматерчатое трико, в которых бы щеголять, а не являть две загогулины облегаемые синим, чуть развивающемся сзади… За ним, через некоторый промежуток времени, заметно отставая, но казалось несясь с такой же быстротой выбежал вдогонку Альбертик, при всей своей малоподвижности и неуклюжести полноватого тела вытворявшего бесподобное, когда за своё…

За ним через промежуток куда меньший выбежали еще двое, даже трое, но не столько за ним, сколько как раз от третьего, пыхтя и отдуваясь от старающегося догнать гонимых собой, поддать хоть для виду. Но не будь дураками высоковатый Метроне в сравнении с утолщенным и грузноватым Педро не давали сему случиться, наоборот еще более отрываясь от задыхающегося уже барона, оставляемого в неожиданной роли догонять, или хотя бы поспешать, что впрочем нисколько не изменяло сути выполняемого приказа, хотя быть может было все слишком не так…

Ибо навряд ли до того, к чему привела агрессивность барона д’Танка можно было додуматься в представлении, не то что бы суметь выразить этой устной речью, отдавая словесный приказ, и при чем на полном серьезе. Мы же пользуясь авторской возможностью различного рода описания попробуем хоть в какой то степени и хоть какой-то степенью попытаться представить на образ представления нашего читателя, картину происходящего, постараясь как можно выразительней и многообразней передать второй и срединный акт комедии «Опала», являющейся целиком лишь первой частью первого акта большой трагикомедии, каковую им неподражаемо придется сыграть в нашем повествовании.

Итак, возвращаясь к обещанному застать драпающую четверицу мы уже сможем на понижающейся главной лестнице, похожей больше на дорогу, по которой бежали в некотором разрыве между собой известные лица. И первый из них – Виттили, который находился в таком отрыве от ближайшего преследователя, сейчас заметно сдал: у него на бегу с ветерком сняло шляпу и поэтому много времени было потеряно на исправление допущенной ошибки и разбегаться по новой пришлось уже перед самым носом Альбертика, точнее перед самыми языками ботфортов, которые слышно бились об носочек и в обратном направлении.

Но, конечно же больше всего от Альбертика были слышны время от времени изрыгаемые им проклятия и обыкновенный псих, который нервными звуками заполнял все остальное время и когда он отставал и когда нагонял. Последнее скорее всего зависело не от него, а от того кому было не прочь побольше подразнить и без того уже доведенного Альбертика.

Вторая пара бегущих бежала в основном молча и без эмоций, лишь изредка переговариваясь, но часто оглядываясь на грозного бугая с рапирой в руке.

Вся уморительность всей несущейся когорты бегунов, пожалуй и заключалась в частичном понимании при непонимании общего: кто тут от кого бежит? И куда? И почему? А также и остальной весь набор врассыпную: как такое могло случиться??? В чём дело? Что случилось?

Составленность когорты представлялась самой пестрой, действия производимые должностными лицами, гостем и любимчиком ошеломляли представления не сведующих и каждый не сведующий мог бы с недоумением почесать голову, если прежде всего частично не догадался о происходящем по свирепо-запыхавшемуся барону д’Танку.

Те же немногие у ворот кто знал ухахатывались до упаду.

Струйка стремительно скатилась с лестницы и самым кончиком углубилась в открытое пространство створа ворот. Приостанавливаясь за ними Виттили дождался когда и Альбертик пересечет четко обозначенную железной реей черту, пустил шляпу в лет обратно в ворота.

Пролетая перед ним шляпа заставляла поворачивать за собой голову и в то же время остановила Альбертика, но слишком сильно он устал и запыхался, что проделал это с большой долей инерции и направился назад самыми мелкими и спокойными шажками в отдохновении. Он догнал свое.

Педро и Метроне видя куда их выгоняют приостановились сами собой: у них имелись в их личном пользовании собственные кони и только с ими они согласны… но завидев барона в непосредственной близи от себя все прежним решительно настроенным с оголённым лезвием наперевес, решили не искушать провидение, а выскочить за черту, дальше которой их гнать было некуда, или вернее незачем.

Альбертик пропустив последних, как уже говорилось снова направился за своей шляпой, но заместо получил от д’Танка в кидке вослед на вылет свою шпагу с ножнами и ремнем со словами.

– Получишь свою Мальвази когда убьешь француза Альборана!

Под раздавшийся с обоих сторон смех и позади, и впереди него, заскрежетал пущенный в действие механизм, ставший стремительно закрывать едущую на роликах по черте воротину.

Но у него еще за ней оставалась шляпа?! И Альбертик резво кинулся вправо в обход барона за уходящий край в промежуток… из которого ему эту шляпу и выпнули.

Ворота закрылись и все стихло.

Завернувшись за тем чтобы поднять головной убор, сбивая пыль и сдувая ее с перьев снова обернулся представ лицом перед глухой коричневой дощечатой стеной. Буквально меньше трех минут назад он не о чем еще не подозревал.

Стукнул кулаком.

– Вассал!…? Выйди сюда, подлый трус, я тебя папишу!…?

Только сейчас Альбертик понял, как много потерял за эти три минуты и сердце его заныло по потеряному и попеняло на себя за растерянность, которую сейчас тщетно пытался исправить словословя на барона и чем удивляя троицу позади, знавших д’Танка совсем другим.

Находясь под пристальным наблюдением своих друзей Альбертик очередным своим выкриком просто напугал и вывел из себя Метроне, подозревавшего что если барон сейчас вылетит, то им всем достанется.

– Дуралей, ты видел у него какая рапира в руке была?

– Ну?! – презрительно усмехнулся Альбертик в руках у которого была шпага!

– Он выйдет тебе ей по пипиське надает! – мерзко повыкрикивал Виттили, подняв за воротами хор смеха.

Виттили истошно выхахатываясь стал загинаться в обассыкающейся манере приседаний.

– Пошел ты!… И Комендант, и все вы пошли…

Он еще и насмехался!…по его вине, по крайней мере только благодаря его приезду они втянулись, даже не по собственной воле, а по просьбе и по другой просьбе невольно влипли с этим дураком в большую дурость, каковой всегда становилась обстановка вокруг Альбертика. Воистину говорят: «c кем поведешься – того и наберешься», да и: «что с дурака взять?»

Метроне уже не сердился на него и на его посыл подальше, предложил лучше проехаться, указав ему на четверку коней, уже заранее приготовленно стоявших скученно в стороне, что само за себя говорило о неслучайности принятого в отношении их решения.

Если кому изгнание из дворца и могло принести хоть кое-какие дивиденды так это только Виттили, состоявшему на неизгоняемой должности молочного братца на втором этаже и посему ничего не потерявшего, так как и до этого вполне добровольно накладывал на себя самоизгнания, а теперь пусть и насильно, но зато с конем и друзьями попутчиками. А главное же с отмазкой за коня, что мол его с ним выгнали вместе со всеми, а там уж сами виноваты за то что случилось – то что случилось. Он ещё не знал что именно, но не сомневался даже в том. Это была узнаваемая его служебная лошадь, которая чисто формально ему предоставлялась и сразу же отбиралась. Теперь же в произошедшей неразберихе и машинальности определения она наконец-то ему отходила и уже навсегда. Сами виноваты что доверительно не уследили. Нужно только было скорее скакать отсюда, пока там не спохватились.

Потому он первым и с радостью бросился к копытным высматривать своего; коней Педро и Метроне он знал, об Альбертике догадался, ему же досталась его лошадка, но черт с ней, она была отлично взнуздана и била копытом; главное она была его! Виттили не вскочил – взлетел на широкий ее круп, увенчанный седлом, воссев на которое почувствовал себя превосходно. Низка и как раз что ему надо: по его хрупкой фигуре!

Выглянуло солнце, еще ярче осветив земное пространство ярким отблеском, заиграв на довольном лице весельчака. Как бы не были тяжелы сердца изгнанников, перед которыми наглухо закрылись ворота прежней привычной жизни, нынче потерянной, умы их прояснились и сердца заиграли при виде сияющего Виттили. Впереди у них лежала дорога и она звала на совместный путь.

Альбертик вынужденно подчинился общему устремлению. Он не знал что делать, с воротами в его недалеком воображении закрылся и доступ к ней, белокурой и нежненькой девушке, думая о которой… вместо страданий Альбертик потух.

Но прежде чем садиться следовало бы подпоясаться шпагой и занявшись этим, а потом усадкой, Альбертик почувствовал себя что называется в седле, начав размышлять над тем как ему добиться Клементины и вариантом: добраться до Клементины. Однако ж все его мысли сводились к словам сказанным напоследок бароном д’Танком: убить француза…

Его он хорошо помнил и при всяком воспоминании негодовал. Хорошо бы если это удалось, за обидчика ему бы отдали Клементину. Просто славно что он есть! Разыгравшееся воображение подстегнуло Альбертика сказать:

– Не ссыте, я знаю что надо делать!

– Что ты знаешь, что надо делать? – в строго вопросительном тоне спросил Метроне, переглядываясь с остальными с озадаченным покачиванием головы.

– Надо убить француза… шакала! Ты же слышал, что барон сказал?

– Подожди, Альбертик, объясни народу, как ты его собрался убивать?

– Я куплю пистолеты!

– Ах, пистолеты!? Хорошо, – проговорил Метроне зловеще, так что даже Альбертик понял, что как раз ничего хорошего тон его ему не предвещал.

– Сейчас мы отъедем подальше от стен с ушами и глазами, там и поговорим с тобой на эту тему наедине.

Четверка ездоков верхом ехала единым рядом, перебрасываясь словами о том о сем, и под шумок завязавшегося разговора Альбертик стал уже забывать таившуюся угрозу в словах рядом едущего, как вдруг получил сильный удар в бок, что означало они отъехали от стен дворца достаточно далеко. Еще для Альбертика это означало что сейчас на нем будут сильно вымещать все то, что у них про него накипело, то есть бить. И правильно поняв ситуацию он правильно выбрал политику того как нужно вести себя в данной обстановке, начав орать сначало не сильными вскриками, потом все больше и больше, как от расходящейся боли, тем сильно подавляюще воздействуя на души не умелых еще в деле битья робкими тычками дружков. Изподтишка как со стороны Виттили начинавшим и натореть, и набивать руку. Но вот от Педро специально подтянувшемуся к нему через коня Метроне, ему по уху достался настолько ошеломительный удар, что зазвенело в обоих ушах и так звучно, что свой собственный голосок ему почудился слабеньким и далеким, как не его.

Потеряв единственную свою фоновую защиту: голос, который так усмиряюще действовал на неискушенного Метроне, почувствовал что получил от него сокрушительный подзатыльник и решил свалиться, потому что если так и далее будет продолжаться, он и в самом деле свалится, а так, держась за возжи, это обязательно, нагинаясь медленно стал вываливаться из седла со всеми предосторожностями и упал аккурат спиной на землю раскинув руки, проделав это настолько медленно и надуманно неестественно, что казалось перед тем как от чего-то плюхнуться в пыль он обыкновенно слезал.

Выявив всю тщетную намеренность прикинуться избитым, пинки ближайших еще не успевших как следует слезть тот час достали Альбертика и там. Хорошо еще его не стали затаптывать конскими ногами. Вообще тошно, и более пыльно с горестью напополам Альбертику сделалось когда подошел и пнул его широкой стопой сеньор Педро.

– Вот тебе за убить, бандит!… – Вот тебе за пистолеты! – Вот тебе еще, кретин!… – А вот тебе от всех нас! – пинали его друзья приговаривая и без приговоров. А слезный Альбертик валялся под их ногами и ногами коней несчастно выл по любимой. C пинками рушились последние его скудные надежды и сей плачь по Клементине сначало расценивался как продолжение придуриванья и еще сильнее стараясь поддать симулянту, особенно Виттили, которому нечего было приговаривать, но которого трогало в особенности то обстоятельство, что упал Альбертик, но шляпа его не слетела с головы как следовало бы ей, а оказалась подушкой подстелена под голову и шиворот. И пользуясь возможностью стараясь как можно более испортить костюм опрофанившегося графа, доведя манжетики рукавов до истинной серости.

Долго издеваться им над ним стало невмочь, видя что Альбертик неподдельно мучается душевно, а не столь даже телесно, они оставили его одного по настоянию Метроне, рассевшись по коням, давая тому время проплакаться, и прохныкаться, сами, тем временем, находясь наверху и заведя такой разговор:

– Он там падая опять себе ничего не сломал? А то как мы будем без предводителя-наводчика и его пистолетов?

– Будьте спокойны, сеньоры, – поспешил заверить их Виттили, – Он так падал что Монсеньор будет еще долго питать относительно нас надежды. Надеюсь он не проговориться о своих коварных замыслах, а то нам действительно придется покупать пистолеты.

– Ладно, хватит болтать, давайте думать, как нам дальше быть? – задумался Педро.

– А и дальше нам все так же придется быть с Альбертиком. И не только быть, но и жить с ним. Он нас набрал в свое войско, пистолеты грозился купить, пускай и содержит, жалованье…

– Эй, ваше сиятельство, берёте нас к себе на службу?

– Ни шиша вы от меня не получите! – раздалось зарёвываемо снизу.

– Ублюдок ты после этого. Завел людей на такую крайность, обязал приказом и бросить собираешься. Такой подлости еще не знала Сицилия.

Изо всех четырех у одного Метроне пожалуй было на уме давно задумано то, к чему события сегодняшнего утра могли бы послужить коренным поворотом к собственному делу. Но в слишком безмятежном периоде своей жизни находился нынешний Метроне, слишком долгий бездеятельный срок сопутствовал ему до нынешнего утра, что он не чувствовал в себе никаких потенций к чему-либо кроме как к желанию возвратить тот прежний размеренный ход жизни на круги своя. Оборвался он почти только что и еще свеж был на ощущение, а чувство сытости и обеспеченности не покинуло его и по сию пору, оставаясь как источник питавший в нем намерения во что бы то ни стало вернуться, не сейчас, так потом, и разобраться в том, что все же произошло… К тому же совсем скоро должен был уплыть Бофаро.

Пока Метроне сидел, размышлял, закрывая глаза от света полами своей шляпы, Аьбертик уже встал, отряхиваясь и отряхивая свою шляпу, которая уже не выглядела так ярко не смотря на все усилия прилагаемые владетелем сего, но тем не менее была водружена на полагающееся место.

Еще раз кругом отряхнул себя, а особливо серые накрахмаленные манжетики. Постучав по ним он с трудом залез на седло и как следует разместившись в нем тронул коня.

Остальные тронулись за ним, что не без удовольствия дало возможность Альбертику оглянуться и по-настоящему почувствовать себя предводителем потянувшейся за ним шайки.

– Ну, так что ты?… Больше не собираешься нас в засады засаживать?…Поди один что-нибудь задумал?…

– Пошел в задницу!

– Семнадцать лет – а ума-то и нет! Ты слушай нас, воскресное дитя, мы одно уже хорошее дело сделали: отбуцкали тебя от преступного замысла. Теперь и ты сделай хоть одно полезное дело… возьми свою шпагу…

– Ну? – не удержался он.

– И затупи о первый же попавшийся придорожный булыжник; чтобы даже не думать о ней. А то же ты такой буйный, как я погляжу, а сноровки то у тебя и до восемнадцати лет дожить не хватит.

На счет этого и другого относительно их самих, Альбертик сильно и звучно усмехнулся, подгоняя коня быстрей оторваться от сопутствующих.

– А ты не усмехайся, дорога домой-то тебе закрыта.

– Как закрыта? – удивился Альбертик.

– Обыкновенно!… Тётка-то твоя узнает о том позоре, что ты облек на ее голову, – тебя на порог не пустит!

Очевидностью и ясностью довода изреченного Педро, Альбертик был сражен и не найдя чем возразить, утих, давая себя добивать.

– Теперь тебе только нас держаться нужно… А это всё-о! Если она уже узнала, она всеми силами постарается отправить племянничка такого. Обратно в Испанию. – уверял Метроне взади, не столько даже его. – Зачем он нужен ей, ну скажите мне на милость, неужели она станет его держать при себе, чтобы потом узнать он тайно обвенчался с простушкой? Спровадит!…Это только такой же дурой нужно быть.

Альбертик подумал, что так и нужно будет сделать. Там в Испании – война! Там интересно.

– Оставьте вы его в покое! – настоял Педро, кончающаяся дорога которому не сулила ему из поперечного выбора ничего кроме неизвестности.

Все вчетвером они взъехали с дорожного прогиба на большую дорогу и встали на распутье, в какую сторону податься: вправо-влево?

Тишина на всем обозримом пространстве стояла абсолютная и тем более всеполная, что ничто кругом не могло ее нарушить, кроме как редких звуков звона уздечки, еще более выявляющие и усиливающие эту тишь.

– Что задумались?! – резво спросил Виттили, – Тогда за мной! Здешние места мне знакомы как мои пять пальцев. Полагайтесь на меня, я вас пристрою к тутошней обстановке!