Купчиха. Том 2

Не знаю, где ты и где я.

Те ж песни и те же заботы.

Такие с тобою друзья!

Такие с тобою сироты!

И так хорошо нам вдвоем:

Бездомным, бессонным и сирым…

Две птицы: чуть встали – поём.

Две странницы: кормимся миром.

Марина Цветаева

Корректор Владимир Викторович Мартынов

Идея обложки Евгения Владимировна Беляева

Идея обложки Владимир Викторович Мартынов

Дизайнер обложки Алиса Дмитриевна Оськина

© Анна Юрьевна Приходько, 2023

© Алиса Дмитриевна Оськина, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-9041-5 (т. 2)

ISBN 978-5-0060-7214-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Иван шёл по знакомой улице.

«Узнает ли? – думал он. – А может, она уже и не живёт там?»

Дома никого не оказалось.

Соседка выглянула из-за двери.

– Чего надобно?

Иван не ответил.

Она повторила:

– Чего надобно? Квартиры тут не сдаются. И нечего стучать настойчиво! Ирина Георгиевна приходит поздно. Если вы к ней, то дома она не принимает. В больнице тоже не принимает. Карантин.

«Ирина Георгиевна» из уст пожилой женщины прозвучало как-то торжественно, уважительно.

Кузнец удивился. Улыбнулся. Ему хотелось сказать Ирине приветственные слова, поговорить. Посмотреть, как она будет удивлена, что он больше не немой.

А после Иринки отправиться к Стёпке и остаться там, если примет его юный друг.

Иван вышел на улицу. Присел на лавочку под начинающей желтеть липой. Провёл рукой по гладкому серому стволу. Упёрся в него лбом.

Пока добирался сюда, много думал о том, как жить дальше. Как-то быстро растворилась любовь к Евгеньке. Стала она противна, невыносима. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать её, закрыть глаза, чтобы не видеть. Об одном лишь жалел, что не забрал с собой дочь.

Был уверен, что сам о ней позаботился бы, жалел, что слишком поздно об этом подумал.

Начало смеркаться, накрапывал мелкий дождь. Иван поёжился от прохлады.

Вдруг услышал из окна крик:

– Ирина Георгиевна, голубушка! До вас приходили! Будьте осторожны.

Иван заметил, как к дому приближается молодая женщина.

На ней была длинная прямая юбка, белая блузка с рюшами, накинутый на плечи плащ.

В ней с трудом можно было узнать Ирину.

– Я ему сказала, что вы поздно возвращаетесь, – опять выкрикнула из окна женщина.

Ирина подняла голову, помахала приветственно и прокричала в ответ:

– Спасибо, Мария Адамовна, за вашу бдительность!

Поравнявшись с Иваном, остановилась. С интересом посмотрела на него. Он поднялся со скамьи, поклонился.

– Вы ко мне? Чем могу быть полезна?

– Не узнаёшь? – хрипловато спросил Иван.

– С трудом, – ответила Ирина и засмеялась. – Ну не будем же мы загадки отгадывать. Мне очень рано на работу. Когда вспомните, зачем я вам пригодилась, постучите.

Ирина махнула рукой и пошла дальше.

Иван шёл следом за ней. Она обернулась.

– Я умею кричать, – спокойно произнесла Ирина. – Но не хотелось бы пугать людей.

– Я Иван, – ответил кузнец. – Помнишь: церковь, Стёпка?

Ирина изменилась в лице. У неё задрожал подбородок.

– Не может быть, – прошептала она.

Иван кивнул.

– Пойдём же, дождь сильнее пошёл, ты весь намок, – сказала Ирина Ивану, когда немного пришла в себя.

В квартире всё изменилось с того дня, как Иван последний раз там был. Чувствовал он себя неловко. Стало как-то стыдно за то, что пришёл вот так незваным гостем.

Ирина хлопотала у стола, поставила чайник.

– Садись же, – позвала она гостя к столу. – Что же ты молчишь? Рассказывай, как сложилась твоя жизнь? Ты притворялся, что не можешь говорить?

Хозяйка заняла стул напротив, закурила.

В комнате воцарилось длительное молчание.

– Ну вот опять играем в тишину. Мне и впрямь некогда вести долгие беседы. Я работаю на износ, сплю мало и ухожу рано.

– А муж-то где?

Ирина опять закурила.

– Нет больше мужа, – голос Ирины задрожал. – И дочки нет.

Женщина промокнула платочком глаза.

– Живу я одна. Мой агроном провалился под лёд позапрошлой зимой, а дочь заболела сильно. Похоронила её полгода назад.

Ненавижу себя за то, что не смогла её спасти. Врач, который не смог спасти свою кровинушку… Я поэтому полностью теперь в работе. Если прихожу раньше обычного, вою от тоски.

Вдруг послышался громкий настойчивый стук в дверь.

Ирина пошла открывать.

Кузнец слышал, как она объясняла кому-то:

– Не могу сегодня, я не одна.

Слов мужчины Иван разобрать не мог.

– Я сама приду. Да успокойся же ты наконец-то!

Мужчина что-то виновато бормотал.

Ирина громко захлопнула дверь, вернулась за стол.

– Ну а ты? – Ирина пристально посмотрела на Ивана. – Как ты жил все эти годы?

– А Стёпка как? – спросил Иван, не торопясь рассказывать о себе.

Услышав о Степане, Ирина улыбнулась.

– Стёпка продолжает кузнечное дело. Звала его в город, он – ни в какую. Тебя часто вспоминает. Видимся раз в две недели. Он приезжает сам. У него есть ключи от квартиры.

Я в день его приезда освобождаюсь раньше, прихожу домой, а он меня встречает. Стёпка – единственный человек, с которым я забываю о своём горе. И я даже не представляю, что было бы со мной, если бы не он.

Ирина улыбнулась и очень быстро спрятала улыбку.

– Ну расскажи, Иван… – Ирина задумалась. – Как интересна жизнь. Я хорошо помню, каким ты был раньше, а сейчас как будто другой человек передо мной. У того молчаливого солдата были добрые счастливые глаза. А сейчас в твоих глазах что-то тревожное, ты как будто не рад.

– Рад, – буркнул Иван, – рад видеть тебя. Вот уж не мог я подумать, что из той Иринки ты превратишься в такую.

– Не нравлюсь? – Ирина вдруг встала со стула, покрутилась перед Иваном.

Расстегнула верхнюю пуговицу на блузке.

Иван уставился на оголённую грудь.

Ирина вдруг засмущалась, застегнула пуговицу обратно.

Закурила опять.

– А ты мне нравился, – прошептала она. – Ещё тогда в церкви я в тебя влюбилась. И пошла за тобой без страха. Часто думала: «Он скоро заговорит! Он расскажет о себе, он будет шептать слова любви…»

Я была глупой. Даже смешно сейчас об этом вспоминать.

Когда я поняла, что не нужна, решила назло связаться с кем-нибудь, чтобы сделать тебе больно. А сделала только себе.

Спасибо моему агроному, он вытащил из меня любовь к тебе. Он сделал из меня уважаемого человека.

С вами в кузнице я так и осталась бы придурковатой Ириной.

Иван опустил голову. Он и не знал, что Ирина так страдала. Стало стыдно перед ней.

– Я так поняла, – громко возмутилась Ирина, – ты не будешь рассказывать о себе. Ну и чёрт с тобой. Выгнать я тебя не могу. Ложимся спать. Мне уходить рано. Я постелю тебе тут. А завтра решим, что делать с тобой дальше. Неспроста ты решил вернуться через столько лет.

Ночью Иван не спал. Было слышно, как за стеной ругаются соседи. Вздрагивал от звука разбитой посуды.

Оставшись в одиночестве, всё рассмотрел в квартире.

Жила Ирина богато. Иван любовался мебелью. Похожая стояла в доме Полянского. Два кресла были обтянуты золотого цвета парчой, переливавшейся от солнечного света. Резной туалетный столик тоже привлекал внимание. На нём были вырезаны лесные животные, устроившиеся вокруг костра. А сверху красовалась надпись: «Дружба».

На столике лежало золотое кольцо. Иван взял его, примерил. Еле снял, положил на место.

Кровать Ирины тоже была резной. И он вдруг вспомнил, что уже видел эту кровать у архитектора, который был хозяином дома.

В резном шкафу стояли два чайных сервиза. Рисунки на одном из них были такими же, как на парчовой ткани кресла.

– Вот, значит, как, – прошептал Иван. – Одним ничего, другим всё.

Стало как-то не по себе. Вспомнил убранство дома, в котором жил с Евгенькой, хоромы Полянского и затосковал по тем временам, когда удалось вкусить богатую жизнь.

Вспомнил Петра Николаевича. Представил, как сидит тот в своём кресле и смеётся над Иваном, который свататься пришёл.

На всё это Иван смотрел как будто сверху.

События проносились стремительно.

Вот увидел себя лежащим на поле боя, послышался вдруг грохот пушек и запах крови. Холодок пробежал по телу. Когда очнулся от своих воспоминаний, понял, что грохот пушек – это стук в дверь.

Подошёл к двери.

– Открывай, Ирина, ну не томи, – услышал он. – Я же не уйду, пока не откроешь.

– Да что ты туда ломишься? – послышался теперь уже знакомый голос соседки. – Нет её дома, ну знаешь же, что работает.

– Я сам знаю! – ответил ломившийся в дверь.

Иван взял ключ, оставленный Ириной, и открыл дверь.

Гость явно не ожидал такого поворота. Потерял равновесие и упал на пороге. Поднялся, потёр лоб.

– Ты кто? – спросил он, глядя на Ивана.

– Муж!

Паренёк вдруг стал креститься.

– Да как же так? Неужто воскрес? Божечки…

Он попятился назад, пробормотал:

– Я случайно мимо проходил. Дай, думаю, с Ириной Георгиевной поздороваюсь. Хороший она человек. А тут вот какая неожиданность.

Парень продолжал пятиться назад и натолкнулся на соседку.

Повернулся к ней и прошептал:

– Мать, ты чего мне раньше не сказала, что муж вернулся? Чего же я тут позорюсь?

– Нет у неё мужа, – пробормотала соседка, – иди уже домой, бесстыдник.

Потом обратилась к Ивану:

– Вы простите, он контуженный.

Иван кивнул, закрыл дверь.

– Сказано было тебе, будь настойчивее! – услышал Иван, прислонив ухо к двери. – Этот, видать, понастойчивее тебя был, что даже домой позвала. Всему тебя учить надо. Никогда не женишься! Свалился на мою голову, бестолковый!

– Ну ма-а-а-а-а-м, – было слышно, как парень всхлипывает.

– Ну дела, – удивился Иван, когда голоса ругающихся соседей стихли.

Ирина вернулась ещё позже, чем вчера.

Кузнец рассказал о дневном происшествии.

Женщина рассмеялась.

– Мария Адамовна хочет засватать за меня своего сыночка. Он постоянно ломится в дверь, даже когда меня нет дома. Очень забавно, мне нравится твоя находчивость.

Ирина смеялась очень долго.

Потом подошла к Ивану, дотронулась до его щеки.

– А вот тебя я впустила бы всегда, – прошептала она.

Иван взял её руку в свою и губами коснулся ладони.

– Ва-а-а-ня-я-я, – голос Ирины задрожал.

***

– Дети есть? – спросила пожилая женщина у Марии.

– Есть, – кивнула калмычка, кутаясь в одеяло.

– Много?

– Пятеро.

– Привыкнешь и к холоду, и к голоду, – пожилая женщина приподняла своё одеяло и произнесла: – Давай ко мне, вдвоём теплее.

Мария покачала головой.

– Спасибо, я согреюсь.

– Не согреешься, тут все по двое спят.

– Тише вам, – послышался недовольный голос. – Спать ложитесь уже…

– Ну как хочешь, – прошептала женщина, – замёрзнешь, сама придёшь.

Привыкнуть к холоду было сложно.

Работали по 10 часов с раннего утра до темноты. Работали и в метель, и в сильный мороз. Женщины валили лес. Мужчины строили бараки, возводили хозяйственные постройки.

Пожилая женщина, которая звала к себе погреться, рассказывала:

– Я тут с двадцать второго года. Одна из первых прибыла. Работала учительницей в гимназии. Кто-то из учеников рассказал дома, что я на литературе поверхностно коснулась жизни командиров белого движения. На следующий день меня вывели прямо с уроков.

Две мои дочки и сын учились в одном классе. Их тоже забрали. Мне повезло здесь больше, чем всем остальным. Мои дочери живут со мной в одном бараке. Но мы как бы не знаем друг друга. Тут родственников не селят вместе.

Все знают, что они мои дети. Но я не могу к ним подойти. Спасло лишь то, что у нас фамилии разные.

Они молодые. Быстро привыкли к тяжёлым условиям. Тут к сильным относятся по-другому. На них, по сути, всё держится. Я тоже вроде ничего. На место любого мужика встать могу. А девчонки мои и того сильнее.

А вот о сыне ничего не знаю. Шесть лет пытаюсь узнать. То там, то тут спрашиваю. Надсмотрщицы тоже люди, матери. И не от хорошей жизни они тут бабским царством руководят. Всем досталось. Всех перемололо, перекрутило и разбросало на тысячи вёрст. Благодарю бога, что жива осталась. А ты-то как сюда попала?

– За мужа посадили. Он якобы на председателя напал. Но он не нападал. Не мог он. Вот меня сюда и отправили, – оправдывалась Мария.

– Мог, не мог, какая уже разница. Теперь тут надо привыкать. Ты из простых или побогаче?

– Из простых, – ответила Мария.

– Врё-ё-ё-шь, – недовольно пробормотала женщина. – Ты вдова купеческая. А потом замужем за бухгалтером была. Где ж тут простота?

– Из простых, – опять произнесла Мария. – Не кичилась я богатством, жила по любви. А жизнь сама так повернулась.

– Если я спрашиваю, говори правду. Иначе в случае чего помочь тебе не смогу. А случаи разные бывают.

Ночь после этого разговора была очень холодной. Мария замёрзла сильно.

Подошла к кровати своей пожилой соседки и спросила тихо:

– Спите?

– Нет, – ответила та. – Надумала?

Мария кивнула, забралась под одеяло. Сверху накрылись ещё одеялом Марии.

От горячего тела женщины исходило тепло.

Это были для Марии три самые спокойные и тёплые ночи с момента нахождения в ссылке.

Она кроме этой женщины ни с кем не общалась. Знала всех по имени, но разговоров не заводила. Мало кто болтовнёй занимался. Некогда было и рот открыть.

Четвёртую ночь под одним одеялом Мария запомнила надолго.

– Пятеро, говоришь, – вдруг услышала она сквозь сон и почувствовала, как под её рубашкой скользит влажная дрожащая рука.

Мария дёрнулась, женщина придавила её собой и продолжила лезть под рубаху рукой. Марии нечем было дышать.

– Пятеро, говоришь, – опять произнесла соседка, – а так и не скажешь. Упругая как девица. Уж очень давно таких не встречала. Только у студенточек такие были.

Соседка сильно сжала правую грудь Марии. У калмычки брызнули слёзы из глаз. Она не могла ни крикнуть, ни выбраться. Не получалось даже пошевелиться. Потом почувствовала, как обидчица рукой скользнула вниз.

Калмычка повернула голову набок, и ей с трудом удалось завизжать.

Тут же соседка вскочила с кровати и злобно пробормотала:

– К себе иди, недотрога. Я по-бабски хотела, с нежностью. Доиграешься. Бараки мужские рядом построят, не спасёшься. А тех, кто подо мной ходит, их не трогают.

Мария тяжело дышала, схватила одеяло. Вернулась на свою кровать.

Болела грудь. Болело сердце, колотилось так сильно, будто бежала Мария от кого-то.

– Ну что, Дуся? – сказал кто-то из темноты. – В армии твоей не прибывает? Плоха ты стала, неубедительна.

– Я своё сама найду, – ответила Дуся. – Не один день нам тут вместе… Найдётся повод и новеньких попробовать, и стареньких приручить.

Мария дрожала.

Ночь без сна сказалась на работе. Невыполненная норма лишила её ужина. Уставшая, замёрзшая, голодная она прилегла на свою кровать.

Пока никого не было, тихонько запела:

– Счастье в доме, ветер в поле,

Плачу я от женской доли.

И от счастья тихо плачу,

Вихры детские взлохмачу.

Помолюсь, пока все спят,

За своих родных ребят.

Помолюсь и отпущу,

С ветром в поле погрущу!

Закрыла глаза и уснула. На следующее утро еле поднялась с постели.

Не выполнив норму второй раз, опять осталась без ужина. А потом решила схитрить. Подумала, что, если так и не будет норму выполнять, станет возвращаться в барак раньше остальных.

Пока все будут в столовой, она поспит подольше. Но такая хитрость работала недолго. Стали лишать и обеда. И пришлось Марии прикладывать много усилий, чтобы укладываться в нормы.

За почти две недели «облегчённого» труда она хорошо отдохнула, и стало намного проще.

Пожилая соседка Дуся больше к ней не подходила. Как-то ночью, проснувшись от чьего-то хихиканья, поняла, что Дуся положила с собой новенькую из недавно прибывших.

Молоденькая девочка тихонько смеялась ночами, а днём опускала глаза и краснела, когда к ней кто-то обращался.

Когда мужчинами были возведены первые хозяйственные постройки, из женщин, валивших лес, стали набирать добровольцев для работы на пилораме.

Мария оказалась в числе первых. И была очень счастлива, что теперь будет жить в другом бараке.

Дусю туда не взяли, а вот её дочек перевели вместе с Марией.

Работа в срубах была божьей благодатью.

Не мешал ветер, за во́рот не сыпался снег, еловые и сосновые иголки, щепки.

Правда продолжительность рабочего дня увеличилась до 12 часов. Но Мария при таких условиях была готова работать даже без сна.

За невыполненную норму еды не лишали. Просто недоделанную работу прибавляли к следующему дню. А потом вообще давали список работ на месяц. Сделаешь за две недели – остальные две недели отдыхаешь с сохранением питания.

На отдых мало кто соглашался. После двух недель сложно было вернуться в обычный ритм. Поэтому отдыхали передовики пару тройку дней и заново трудились, перевыполняя планы.

Через полгода Мария познакомилась с водителем грузовика. Паренёк привозил в поселение продукты. Звали его Максим.

Однажды он украдкой сунул Марии в рукав кусок хлеба и ломтик вяленого мяса. От запаха мяса у Марии закружилась голова.

– Пойди поешь в кабине. Я, если что, прикрою.

Вкуснее этого мяса, казалось, не было ничего на свете. Вывернув рукав, собрав с него каждую прилипшую крошку, Мария впервые за много месяцев улыбалась.

***

После отъезда Ивана Евгении стало как будто легче. Их жизнь вместе казалась теперь какой-то вынужденной. Из-за жалости друг к другу и общих воспоминаний они перепутали любовь с чем-то другим. Мысленно Евгения благодарила Ивана за помощь. А ещё за то, что он всё время молчал.

Думала и о том, что не стали бы они мужем и женой, вернись он говорящим.

Смотря теперь на дочек, которые остались на её плечах, не верила своим глазам. Как быстро из беззаботной лисоньки Евгенька превратилась в мать-наседку.

Дочки Марии называли её мама Женя.

Они часто вспоминали о своей матери, особенно старшая.

Девочки были очень находчивыми. И однажды устроили для Евгении испытание.

София неожиданно заболела. Её воротило от еды и воды. Евгения места себе не находила.

– Отравление, – заверил доктор.

Привёз баночки с микстурами, но легче девочке не становилось.

София начала бредить.

– Дю-ю-ю-ша, – кричала она ночами, – брат! Прощай, Дюша! Прощайте, матушка Мария и папенька, прощай, мама Женя!

Евгения рыдала, сидя рядом с больной Софией.

– Дюша, – шептала девочка, – Дюша… Где же ты, мой любимый брат? Умру, не повидавшись с тобой!

Купчиха решила переступить через себя и поехала в детский дом за Андреем.

Но в тот день, когда она туда прибыла, группа детей под предводительством Андрея сбежала. Их искали долго. Потом один из мальчиков вернулся и сдал остальных.

Когда спросили у него, зачем же он вернулся, ответил, что не смог вытерпеть столько дней без еды. Дети скрывались три дня. За организацию побега Андрея наказали. Посадили в изолятор на месяц. Евгения просила заведующую детским домом, чтобы та отдала ей мальчика.

– Вы, дамочка, в своём уме? – парировала заведующая. – Как я отдам вам провинившегося ребёнка? Вы представляете, какая в этих детских сердцах будет обида?! Многие дети стараются, помогают, не устраивают побегов, а забирают того, кто становится преступником? Есть больше трёх десятков других детей. Подберите кого-то из них.

– Мне не нужны другие, – Евгенька повысила голос. – Вы всё равно отдадите мне его!

– Ни за что! Он сбежит от вас, кого-нибудь убьёт по пути, а я буду виноватой. У всей этой семейки преступные замыслы. Старшие братья в бегах, мать в ссылке. Девочкам повезло больше. Но девочек я не советовала бы брать таких. Сложные дети, очень сложные. И тут дело не в том, что наша страна пережила столько горя. Это преступники от рождения! И нечего мне угрожать! Покиньте помещение!

Евгения ушла.

Несмотря на то что Андрей просил к нему пока не являться, решила навестить его.

Он не был удивлён приезду Евгеньки.

– Не выдержала? Ну-ну, муж-то бросил, вот и мужик потребовался.

– Не потребовался, – Евгенька решила не продолжать бессмысленные речи, – мне помощь нужна.

– Что опять? – Андрей зевнул устало. – Я под домашним арестом. Помощь моя в плену. Проходи, расскажешь.

Евгения вошла в квартиру Андрея.

Жил он довольно скромно. Всегда говорил, что шик и красота привлекают лишнее внимание.

Поэтому в квартире не было ничего кроме письменного стола, кровати и двух стульев.

Поскольку почти всё время Андрей проводил на работе, квартира казалась временным убежищем.

– Мне мальчика нужно забрать, не отдают!

Андрей аж присвистнул от удивления.

– О сыне вспомнила? Удивила ты меня, Евгения Петровна! Да кто же теперь тебе его отдаст? Ещё немного и его будут искать как старших детей. Живёшь себе с девчонками, живи дальше. Скажи спасибо, что хотя бы тех удалось спасти.

– Мне нужен Андрей, – повторила Евгения. – Нужен прямо сегодня!

– Раньше надо было думать, сейчас я бессилен.

– А если так? – Евгения расстегнула пуговицы на кофте.

Андрей отвернулся и пробормотал:

– Не стыдно? Оденься немедленно! Если бы мне от тебя это было нужно, я и без твоего предложения воспользовался бы тобой. Не могу я.

Евгения вдруг заплакала.

– Не нужен он мне! Он нужен сёстрам! Старшая при смерти. Всё время его зовёт, а у меня сердце разрывается.

– Ах, вон оно что, – сказал Андрей, – а потом обратно его повезёшь? Так не пойдёт!

– Не повезу, будет жить у меня. Мария вернётся, хотя бы этих удастся сохранить.

Андрей встал, подошёл к столу. Что-то быстро написал на бумаге, свернул и отдал Евгеньке.

– На вот, заведующей отдай. Она упрямая, но добрая. Вместе с ней ходим по лезвию. Поможет.

Евгения подошла к Андрею, поцеловала его в щеку.

– Спасибо, дорогой мой человек! Я благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал!

Андрей засмущался.

– Не я сделал… Он… – указательный палец Андрея был направлен в потолок.