Читать книгу: «По моему хотенью», страница 5

Глава 5. Пакет с кетчупом, гнилой кабачок и что-то в целлофане

2 июля 202.. г. Москва

В мозг прорывался омерзительный звук будильника. Я с трудом разлепил опухшие веки, сгреб в кучу обрывки вчерашнего дня и, наконец, вспомнив, кто я и где, дотянулся рукой до разрывающегося смартфона. На экране горели цифры “7:00”. Сегодня у меня был выходной, но я снова забыл отключить автоматический будильник, и это орудие пыток безжалостно меня разбудило. Я вырубил звук, швырнут телефон на тумбочку и, развернувшись, уткнулся носом в стену. Уснуть не получилось. В голову подгружались мысли, с ними же я не мог уснуть накануне вечером. Поняв тщетность попыток снова забыться сном, я вылез из-под одеяла и потащился в ванную. Из зеркала на меня глянул помятый, небритый урод с грязными волосами. Выдавив на поредевшую щетку последнюю каплю зубной пасты, я почистил зубы. В голову пришла мысль, что было бы неплохо принять душ, но сразу накатила лень и нашлось несколько причин этого не делать. Однако, вид сальных волос и кислый запах от подмышек убедили в актуальности этой процедуры. Я скинул двухдневные трусы и залез в ванну, включил воду, задернул штору, покрытую черной плесенью, и долго отмокал под теплыми струями. Ни геля, ни шампуня не оказалось, поэтому пришлось отмываться растрескавшимся куском мыла. Окончив водные процедуры и почувствовав себя немного лучше, я отдернул штору и понял, что в ванной нет ни полотенца, ни тапочек. Внутренне состояние вернулось к прежнему. Я прошлепал в комнату, оставляя за собой крупные лужицы, и отыскал в шкафу застиранное полотенце. Промокнув только лицо, руки и торс, я обмотал его вокруг паха и направился на кухню. Под потолком горела с вечера непотушенная лампочка. Я щелкнул выключателем и открыл холодильник: скрюченный пакет с кетчупом, гнилой кабачок и что-то в целлофане. Я закрыл дверцу холодильника. Взял чайник, налил в него воды из-под крана и поставил на газовую плиту – отец не любил электрические чайники. Спичкой зажег комфорку и сигарету, которую не заметил, как успел выхватить из пачки. Затянулся и открыл холодильник: скрюченный пакет с кетчупом, гнилой кабачок и что-то в целлофане. Закрыл дверцу холодильника. Плюхнулся на скрипнувший стул и стал ждать, пока закипит чайник.

За окном, казалось, было приятно. Свежее безлюдное утро выходного дня, детская площадка перед домом еще не заполнилась визгливыми детскими криками, а дорожная техника еще не занялась заменой и без того неплохого асфальта. На деревьях не шевелился ни один листок, зацветала липа, посаженная вместе с отцом в моем глубоком детстве. Наверно, тогда я ему только мешал, несколько раз подряд падая в приготовленную под саженец ямку, ломая на нем веточки и проливая воду из лейки. Но отец всегда говорил, что посади мы это дерево вместе.

Раздался свист булькающего чайника.

Я кинул в чашку пакетик черного чая, залил кипятком, нитка от пакетика ускользнула внутрь чашки. Обжигая пальцы, я выудил разбухший пакетик и швырнул его в раковину. Отыскал в шкафах пачку сухариков со вкусом хрена и сел завтракать. Сочетание во рту было омерзительным, но я все равно доел, даже высыпал в рот и остатки крошек, запив их дешевым чаем.

Идея оставаться дома пугала, и я пошел в комнату одеваться. На стуле нашлось все необходимое: мятые черные джинсы, чуть менее мятая футболка и вчерашние носки. Я натянул джинсы, а футболку и носки решил все же заменить на свежие. В коридоре надел старые красные кеды и черную джинсовую куртку, забыв про смартфон, прошел, не разуваясь, обратно в комнату, забрал его с тумбочки и направился прочь из квартиры.

Лифт не работал. По дороге вниз по лестнице я вспомнил, что три дня не выносил мусор, но не стал возвращаться, ведь в зеркало было только в ванной, а заходить туда в обуви как-то не хотелось. Первый этаж встретил запахом прокисшего мусора и соседка-пенсионерка с прокисшим лицом. Я не поздоровался, молча прошмыгнул мимо и вылетел из подъезда. Наверно, она проводила меня злым осуждающим взглядом.

Я направился в продуктовый магазин, располагавшийся на первом этаже моего дома, и взял бутылку дешевого пива. До времени, когда можно было пробить алкоголь оставалось еще десять минут, и я бродил по магазину: стащил пару конфет, продававшихся на развес, поменял местами несколько ценников, сложил из одного длинного огурца и двух помидор детородный орган, в общем, вспомнил детство. Недовольная кассирша пробила покупку, сразу скомкав и выбросив куда-то под прилавок мой чек. Я спрятал бутылку во внутренний карман куртки и побрел в сторону леса. Стоило в голове промелькнуть мысли, что жизнь налаживается, как я тут же наступил на развязанный шнурок и улетел прямиком на асфальт, серьезно ободрав запястье.

– Подорожник приложи! – крикнула группа хихикающих недорослей, пробегавшая мимо.

Интересно, чем в этой ситуации может помочь пыльный, обоссаный местными кобелями сорняк? Разве что, занести инфекцию, чтобы началась гангрена, и мне ампутировали руку. Тогда она хотя бы не болела бы так ужасно, как сейчас.

Бутылка, несмотря на падение, осталась целой – жизнь все же налаживалась.

Лес был огорожен высоким решетчатым забором, но в месте, где он примыкал к территории детского дома, была прореха, и далеко ко входу идти не пришлось. Я пролез через дырку в решетке, по тропинке прошел мимо мужика, справляющего малую нужду возле дерева, и мимо клаТбища домашних жЫвотных – местные жители закапывали тут своих котов, собак и хомячков, на могилах которых иногда встречались даже кресты и пластиковые цветы. Я устроился на лавочке напротив допотопной спортивной площадки, где обычно разминались пенсионеры по пояс голые в любое время года. Открыл пиво, зацепив крышку о край лавки и ударив по ней кулаком. Горло намочил первый глоток божественного напитка. Сейчас бы сухариков с хреном, но довольствоваться приходилось только хреновой отрыжкой. На площадке крутил тазом пузатый пенсионер в одних шортах с плеером, заткнутым под резинку. По дорожке пробежал незамеченный молодой человек в салатово-черном спортивном костюме. Через несколько минут в обратную сторону пробежали две девушки, их я проводил со вниманием. Одна была немного полноватая в синих легинсах и розовой майке, натянутой на крупной подпрыгивающей груди, вторая совсем тощая в крохотных шортах и топе, не оставляющих простора для воображения. Обе на прощание помахали мне развивающимися хвостами волос, будто лошадки.

В лесу было тихо и умиротворенно. В дали над лужайкой сохранялась легкая дымка, распевались птицы во главе нагловатых ворон, пахло соснами. В общем, было еще хуже, чем в квартире. Я достал смартфон и набрал номер Киры.

– Алло, – раздался сонный хрипловаты голос.

– Кирюха, привет! Спишь еще что ли?

– Сплю…

– Так просыпайся, труба зовет!

– Угу… – прозвучало невнятное мычание, и послышался шорох одеяла.

– Слушай, можно я зайду к тебе сейчас?

– Заходи, – ответила Кира, зевая.

В трубку ворвался мужской голос, спрашивающий “Кто это?”

– Кто это там у тебя? – удивился я.

– Коля.

– О-о, наконец-то провели ночь вместе?

– Ничего не было, – твердо буркнула Кира и повесила трубку.

Я снова набрал ее номер.

– Алло, прости, что разбудил. Так я зайду?

– Ага, давай… Пока.

Я посидел еще немного на лавке, допил пиво и с размаху бросил бутылку в урну. Она крутанулась в воздухе и с грохотом влетела прямиком в мусорку – день прожит не зря. Я поднялся и направился к выходу из леса по тому же маршруту. Мужика у дерева уже почему-то не было.

Кира жила в соседнем доме, Колян тоже где-то недалеко. Их я знал несколько лет, считал друзьями, если можно было так назвать ребят, с которыми иногда устраивались совместные попойки. Впрочем, иных кандидатов на эту роль у меня не находилось. Я добрел до квартиры на первом этаже, стрельнул сигарету у прохожего и выкурил у подъезда, швырнув бычок в палисадник местной пенсионерки.

– О, Вано, приветствую! – воскликнул Коля, открывая дверь квартиры.

– Здорово, Колян.

Мы крепко пожали друг другу руки.

– Какими судьбами? – поинтересовался он.

– Да так. Просто…

– А, ну, проходи, садись. Сорри, все вчера сожрали – угостить нечем, – Коля махнул рукой на стол с остатками вчерашнего пира.

– Смотрю, знатно посидели, – я кивнул в сторону пустой бутылки из-под водки. – А Кира-то где?

– Умывается, сейчас выйдет.

Я молча смотрел на Колю.

– Не было ничего! – громким шепотом запротестовал он.

– Я вообще молчу! – засмеялся я, примирительно подняв обе ладони вверх.

Кира вышла из ванной и сонно окинула меня взглядом:

– Привет, Ваня.

– Привет!

– Ты в порядке? Зачем пришел?

– Так, просто… Выходной у меня.

– Выходной – это прекрасно, это нужно отметить! – Коля радостно хлопнул в ладоши.

– Так, стоп! – подбоченившись, возразила Кира, – пьянки заканчиваются, у меня сегодня дела.

– Какие такие дела? – удивился Коля.

– Не твоих собачьих дел, вот какие!

– А-а, секретики, понятно. Ну что, Вано? Нам так тонко намекают, что нечего рассиживаться и пора валить.

– Сидите, если хотите, но не долго, – буркнула Кира, насыпая сухой корм для Морика, посетившего кухню.

– Да, ладно, я правда пойду. Не вовремя напросился. Кирюх, извини. Вечером может…

– Ваня, сиди. Я просто по утрам раздражительная.

– Да, все нормально. Правда пойду, я вспомнил тут, мне надо… – промямлил я, почесав Морика за ухом, и направился к выходу, даже не попрощавшись с Колей.

– Что это с ним? – удивился тот.

– Понятия не имею, – ответила Кира, проследив, что я захлопнул за собой дверь. – А ты чего расселся?

– Ладно, ладно, не бузи. Так, я тебе, помню, денег должен.

– Вот это уже другой разговор.

Коля похлопал по карманам брюк, осмотрел стол, затем всю кухню. Когда он обыскивал комнату, подключилась и Кира. Они обрыскали все закоулки квартиры, денег не было.

– Вот, что он так быстро свалил – спер!

– Колян, не говори ерунду, он бы не стал.

– Спер, спер, зверюга…

***

Денег я не крал. Я бы правда не стал. Они их найдут потом под кроватью – пачка ночью вылезла из заднего кармана брюк Николая и свалилась на пол, а Морик, тронув ее пару раз лапой, не нашел в ней ничего интересного и загнал подальше под кровать.

А почему я так нелепо ушел? Я и сам не знаю, не могу объяснить…

Я направился в сторону остановки. Дождался трамвая номер 11 и плюхнулся на место возле окна, предварительно пробив билет – обычно я этого не делал, пристально наблюдал за наличием контролеров на каждой остановке, но сегодня хотелось спокойно наслаждаться видом из окна. Маршрут мне очень нравился: трамвай проезжал по живописным спальным районам, нырял в зеленую аллею, где располагался парк аттракционов, соединял несколько станций метро, где сначала исторгал, а затем всасывал в себя новую топу людей. Я глазел на улицы, дома и автомобили, на прохожих и пассажиров. Несколько остановок со мной проехал древний дедушка с набитыми старыми бумагами карманами пиджака, кажется, это были письма. Листы изрядно пожелтели, а их края напоминали бахрому. У станции метро в трамвай вошел парень с огромной охапкой воздушных шариков синего, красного и белого цвета, покрытых и связанных сеткой. Триколор занимал довольно много места и вызывал недовольство пассажиров рядом, вынужденных прижиматься к шарикам щеками. Довольно долго рядом со мной сидела молоденькая девушка, почти подросток, она усердно что-то зубрила, то ли стихи, то ли текст для роли. Ее волосы падали на лицо склеенными прядями – прямо как мои сегодня утром – девушка рассеяно поправляла их и беспрестанно беззвучно шевелила губами. Неподалеку от парка в вагон погрузилось целое семейство такс во главе с хозяйкой, закатившей коляску с двумя седыми псинами внутри – те, видимо, уже были лишены возможности передвигаться самостоятельно в силу возраста и надменно смотрели на своих соплеменников сверху. Это зрелище весьма оживило публику: многие разулыбались, обращались к хозяйке таксиного роя с вопросами, кто-то тайком фотографировал, меня же изрядно повеселило, что одна из собак незаметно справила нужду под креслами, а один из пассажиров в это вляпался.

Где-то через час я доехал до ВДНХ. Вышел из вагона немного сонный и раскисший и почувствовал, что страшно голоден. Долго не раздумывая, я пошагал в сторону вкуснейшей точки города.

Денег было в обрез, но я решил наесться досыта, даже объесться: выбор пал на гигантский бургер, самую большую картошку, коробку жаренной курицы и огромный стакан апельсинового сока, на десерт взял вишневый пирожок и мороженное. Пока я томился в ожидании заказа, живот стало болезненно скручивать и к горлу подступила тошнота. Наконец, забрав поднос с яствами, я устроился на уличных столиках под тентами, чтобы во время обеда развлекать себя подкармливанием воробьев.

Я в самом деле объелся, даже дышать было трудновато. Но зато был рад, хоть и ненадолго. После еды энтузиазм поубавился – я планировал пройти весь выставочный центр и ботанический сад прямиком до кладбища – но направился в сторону метро. Я поехал домой, не имея более идей, чем заняться и куда идти. Поездка по метро не отличилась чем-то особенным, от станции я дошел пешком, ввалился в квартиру в середине дня и рухнул в постель, не раздеваясь.

Проснулся я уже вечером, разбитый, раскисший, уставший. Еще было довольно светло, но местные алкаши уже стучали бутылками на лавочках возле подъезда, начиная ночную попойку. Я взглянул на экран смартфона – три пропущенных от Киры и один от Коляна. Я не перезвонил. Доплелся до ванной, посмотрел на неприятное лицо в зеркале, умылся. Прошаркал на кухню, открыл холодильник: скрюченный пакет с кетчупом, гнилой кабачок и что-то в целлофане. Заварил чай. Сухариков больше не было, сахара – тоже, пил так. Внезапно я понял, что на столе передо мной лежит идеально-белый листок бумаги и идеально заточенный карандаш – предметы, которых давненько не водилось у меня в доме. Но я не стал удивляться, придвинул их к себе и начал писать. Сначала рука не слушалась, с непривычки выводя кривоватые буквы, но постепенно привыкла. Я припомнил некоторые правила орфографии и пунктуации, кое-что перечеркнул и переписал, и в результате получилось довольно сносное послание. Сложив листок вчетверо, я засунул его в карман джинсов и допил остывший чай.

Примерно в двадцати минутах ходьбы располагалось излюбленное место моего детства – высотный дом с общими балконами, на которые можно было попасть через лестничные пролеты. С балкона на последнем этаже открывался потрясающий вид на лес и город. Туда я и нацелился.

Это был ничем не примечательный день моей жизни. Я проснулся утром в собственной квартире, мне не нужно было идти на работу. Я был волен пойти, куда вздумается и делать, что захочется. У меня были друзья. Я мог наесться до отвала, прошагать половину города и спать, сколько пожелаю. Вещи в моем доме появлялись сами собой. Тем и странно, что я провожал этот день, сидя на парапете балкона на последнем этаже излюбленного с детства высотного дома.